глава 8
Мне казалось, я стала меньше в собственном теле. Как будто сердце сжалось, мышцы осели, позвоночник больше не держал форму. Я не могла поднять голову. Не могла даже взглянуть в его сторону.
Но я знала — он смотрит. Его тень будто висела надо мной, как потолок, который в любую секунду может обрушиться.
Что он хочет? Сломать меня? Убедиться, что я никогда не встану? Что мне останется только подчиняться — из страха, из бессилия, из усталости?
А может… он просто получает от этого удовольствие.
От моего страха. От моего молчания. От того, как я сжимаюсь от одного его взгляда.
Я чувствовала, как под кожей снова медленно ползёт холод. И в глубине — ещё один, самый страшный вопрос:
Когда он решит сделать следующий шаг?
И сколько я ещё выдержу?
Дверь за ним тихо захлопнулась. Тишина, наконец, вернулась в комнату, и я почувствовала, как напряжение в теле постепенно спадает. Он ушёл. Просто ушёл. И в этот миг моё сердце наконец-то разрешило себе дрогнуть — слабый вздох вырвался из глубины, а губы дрогнули в беззвучной попытке плакать.
Слёзы текли сами, горячие и горькие, смывая накопившуюся усталость и страх. Я позволила себе раствориться в этом коротком моменте слабости, словно это была моя последняя свобода.
Но она длилась слишком недолго.
В ту же секунду дверь отворилась снова — и он вернулся, тихо, но с неизменной уверенностью. В руках он держал стакан с водой и маленькую таблетку.
— Пей, — сказал он спокойно, садясь на край кровати так близко, что я почувствовала тепло его тела, но не могла поднять взгляд.
Я молча взяла стакан, едва прикасаясь пальцами, и отпила. Горечь лекарств проникла в горло, но вместе с ней пришло странное облегчение.
— Ты слишком чувствительна, Ванесса, — его голос был ровным, почти ласковым, но каждый звук звучал как приговор. — Я не тронул тебя, а ты уже едва стоишь на ногах от страха.
Он наклонился чуть ближе, глаза не отпускали меня.
— Мне приходится быть терпеливым с тобой, — продолжал он, — но не думай, что это будет длиться вечно. Если ты не будешь провоцировать меня, я смогу сдерживаться.
Он сделал паузу, и в его взгляде мелькнула холодная искра.
— Но в некоторых вещах у меня нет терпения. Ты должна принять это сейчас, пока не стало слишком поздно.
Я сидела, слушая его слова, чувствовала, как внутри всё сжимается и растягивается одновременно — страх, боль, горечь и слабая искра отчаяния. Мне оставалось только молчать, запоминая каждый оттенок его голоса, каждый холодный взгляд — будто это была инструкция выживания.
Горло слегка саднило от таблетки, но дыхание выровнялось. Сердце всё ещё билось быстро, но уже не срывалось в панике. Усталость, словно волна, медленно накрывала, как мягкое, но неумолимое наваждение.
Я не помнила, как легла. Не помнила, как закрыла глаза. Только тепло под кожей, тяжесть век и странное чувство — будто спускаешься в воду, не сопротивляясь, позволяя себе тонуть. Тишина внутри, полная, глухая. Ни мыслей. Ни слёз.
Проснулась я резко. Что-то вибрировало рядом, как тонкий звоночек в другой реальности. Телефон.
Я села, резко, почти судорожно — и сразу почувствовала, как голова пошла кругом. Всё тело было ватным, будто не моё.
Экран мигал: София.
Время — 8:24 утра.
Пальцы дрожали, но я провела по экрану, поднесла телефон к уху.
— Алло? — прошептала я.
— Ванесса?! — Голос Софии был испуганным, напряжённым. — Господи, ты жива?! Что происходит?! Что это было за сообщение?! Где ты?! Скажи хоть что-нибудь!
Я сжала телефон крепче. Пауза. Тишина на секунду пронзила меня изнутри. Потом — выдох.
— Он… он меня держит, — прошептала я. — Это тот мужчина с вечеринки. Бизнесмен. Я... я не знаю, где именно я. Мне очень страшно, София. Он всё контролирует.
— Чёрт... — шепнула она, потом громче: — Слушай, я сейчас же приеду. Или вызову кого-то. Надо что-то делать. Мы тебя вытащим, ты поняла?
— Нет! — я вскрикнула тише, чем хотела, но всё равно слишком резко. — София, не делай этого. Пожалуйста. Не надо никуда ехать. И никому не говори.
— Что? Но… ты же сказала, что он тебя похитил! Чёрт, мы должны что-то сделать!
— Я уже пыталась, — голос сорвался, стал хриплым. — Я звонила. И знаешь, что они сказали? "Мы не можем вам помочь". Он… он влиятельный, София. Очень. Даже полиция боится его. Или… служит ему, не знаю. Это не тот случай, где просто звонят и всё заканчивается. Он сказал, что если я попробую сбежать ещё раз или доставлю проблемы... он сделает всё, чтобы я пожалела.
Молчание. София будто окаменела на другом конце.
— Ты знаешь, кто он? Как его зовут? — спросила она уже тише, будто интуитивно поняла: это другой уровень.
Я застыла.
Имя.
Оно всплыло в голове, как клеймо. Я не произнесла его. Не осмелилась.
— Нет, — сказала я. И соврала. — Не знаю.
— Ванесса…
— София, — я перебила, глядя в стену перед собой, стараясь говорить спокойно. — Пожалуйста. Не делай ничего. Не зови никого. Не говори ни слова. Ты не понимаешь, он… он везде. Он может узнать. И тогда — тогда я правда не выберусь.
— Но ты...
— Обещай, София, — прошептала я. — Просто… обещай. Пока ничего. Только... будь на связи. Пожалуйста.
Она долго молчала. И только потом, почти еле слышно:
— Хорошо. Но если хоть что-то изменится — ты сразу говоришь мне. Слышишь? Обещай.
Я кивнула, будто она могла это увидеть.
— Обещаю.
Экран погас. Комната снова наполнилась тишиной.
Я опустила телефон на кровать и уставилась в одну точку. Внутри что-то стыло. Ни облегчения, ни спокойствия. Просто знание: ещё один круг замкнулся.
Я долго сидела на кровати после разговора с Софией, уставившись в одну точку. Мысли расползались, тело всё ещё было под действием таблетки — будто мир двигался медленно, а внутри всё вибрировало на какой-то незаметной частоте. Но нужно было встать. Прийти в себя. Хоть как-то.
Я поднялась с кровати, подошла к двери, осторожно открыла её. Захлопнув за собой дверь, сразу уцепилась за раковину, тяжело выдыхая. Зеркало выдало отражение, от которого захотелось отвернуться: растрёпанные волосы, тени под глазами, след от слёз и... страх, вбитый в каждую черту лица.
Промыла лицо холодной водой, долго, как будто пыталась смыть с себя остатки сна, слабости, бессилия.
Когда вернулась в комнату, меня встретил взгляд.
Алессандро стоял у окна, в полной тишине. Он посмотрел на меня с головы до ног — оценивающе, без намёка на эмоции. Как на вещь, которую проверяют перед выходом из дома.
— Переоденься, — сказал он, сухо. — И спускайся. Завтракать.
Не дожидаясь ответа, развернулся и вышел, дверь за ним мягко закрылась.
Я осталась стоять, прижав ладони к бокам. Его слова всё ещё висели в воздухе. Не просьба. Не предложение. Приказ.
Я открыла шкаф. На одной из вешалок висело простое платье — ничего вызывающего, но по-прежнему непривычно аккуратное. Я оделась молча, каждое движение казалось чужим. Потом подошла к зеркалу, провела руками по волосам, выпрямила спину.
Спустилась. Дом встретил меня тишиной и лёгким ароматом кофе. Стол был накрыт: белая скатерть, посуда в идеальном порядке, еда аккуратно разложена. Он уже сидел на своём месте, как будто ничего не произошло, как будто вчерашний вечер — всего лишь забытое недоразумение.
Я молча села напротив. Посмотрела на тарелку — тосты, яйца, немного зелени. В другой день это могло бы даже показаться аппетитным. Но не сегодня.
Ложка скользнула по краю тарелки, пальцы машинально двигались — ковыряла еду, не притрагиваясь. Внутри всё было стянуто тугим узлом, в горле — будто комок.
Он отложил чашку.
— Ешь, — сказал он ровно. Но в его тоне уже проступала сталь. — Я не люблю повторять.
Пауза.
— Или будешь голодать неделю.
Я вздрогнула. Взгляд скользнул вверх — его глаза были спокойны, но внутри этого спокойствия таилась угроза. Не громкая. Не демонстративная. Но настоящая.
Я опустила голову, взяла вилку и медленно поднесла кусок к губам. Еда казалась безвкусной, как вата. Но я жевала, потому что знала: иначе — будет хуже.
**********