Глава двадцать один.
Чонгук
Чьей гениальной идеей было поужинать в модном ресторане на другом конце города — с аперитивами, основным блюдом, десертом и танцами?
— Очень красивый ресторан, — похвалила Дженни, осматриваясь. — Ты здесь уже бывал?
Я покачал головой.
— Ты подобрала волосы повыше для меня?
— Ты это часто делаешь, между прочим.
— Что?
— Я задаю тебе вопрос, а ты переводишь разговор на другую тему.
— Когда я рядом с тобой, мысли у меня идут только в одну сторону.
— Тогда да, — она улыбнулась.
Я не сразу понял, что Дженни отвечает на вопрос о прическе.
— Спасибо. Теперь я весь вечер буду рассеянным.
Сегодня Дженни выглядела еще роскошнее, чем обычно.
Она выбрала красное платье с лямкой на шее и огромным, мать его, декольте. Платье не скрывало ее плечи, которые я так любил, и мой взгляд скакал теннисным мячиком то к круглым полным грудям, то к пухлой шее.
Я держал меню, но не прочел ни одного слова. Когда официант подошел принять заказ, я не знал, что выбрать.
— Я буду сибаса в фисташковой панировке, — сказала Дженни.
— Мне то же самое, — сказал я, складывая меню и отдавая официанту.
Когда он отошел, Дженни пригубила свое вино, скрывая усмешку.
— Ты не смотрел меню?
— Как правило, мне нравится то, что выбираешь ты.
— Что за увлекательные раздумья клубятся в твоей голове, Чон?
— Ты уверена, что хочешь услышать ответ?
Она хихикнула, и, клянусь, волна жара залила мою грудь. Я раньше встречался с хохотушками, но Дженни была не из их числа.
Днем она ходила в строгих, консервативных костюмах и очень старалась, чтобы женственность не заслоняла ее деловые способности. Она смеялась за деловым ланчем и носила туфли на каблуках — фи то и другое я находил чертовски сексуальным. Но когда она переключилась в режим свидания, что-то изменилось. Ушла ее настороженность, и вся томившаяся под деловой броней женственность вырвалась наружу. Да, меня тянуло к Дженни и на работе, но эта красавица на романтическом свидании, позволяющая себе смеяться, когда ей смешно, — от нее глаз нельзя было оторвать.
— Я очень хочу услышать ответ, — подтвердила она.
Я взял свою воду и выпил сразу полбокала.
— Так и быть. Ты знаешь, как я люблю твою шею?
— Знаю.
— Сегодня ты еще и с невероятным декольте, поэтому глаза никак не могут решить, куда смотреть. Дженни ты просто красавица.
Она улыбнулась.
— Спасибо. Честно говоря, твои мысли гораздо пристойнее, чем я ожидала.
Я подался к ней над столом:
— Я не закончил. Глядя на твои прелестные груди и белую шею, я представляю их покрытыми моей спермой. Вот сижу и соображаю, достаточно ли будет кончить один раз или придется разрядиться дважды, чтобы тебя как следует смазать.
У Дженни даже челюсть отвисла. Она нервно засмеялась.
— О боже...
Единственное, что мне нравилось больше женственной Дженни на свидании, — это возбужденная Дженни с приоткрытым ртом. Я двумя пальцами поддел ее подбородок и чуть нажал вверх.
— Ты подведешь меня под арест за нарушение приличий, если не будешь держать этот красивый ротик закрытым.
К счастью, подоспел официант с нашими закусками. Несколько минут он распространялся о десертах — некоторые надо было заказывать за час. Я обрадовался, когда Дженни выбрала суфле, потому что намеревался полакомиться своим десертом в приватной обстановке.
Когда официант удалился, пришел черед Дженни жадно пить воду со льдом. Поставив опустевший бокал, она схватила коктейль и осушила половину.
Я засмеялся:
— Мне даже завидно, что я не могу снять волнение чем-то подобным.
— Еще бы! Представляю, как напрягает такая фигня в мыслях.
Мы посмеялись, и это несколько ослабило опасный сексуальный накал.
— На выпускном ты тоже была в красном, — сказал я.
Дженни нахмурилась:
— Да? Вообще уже не помню того платья.
Я откинулся на стуле и прикрыл глаза.
— С открытыми плечами, чуть светлее, чем то, в котором ты сейчас. Серебристый сверкающий пояс, похожий на ленту. — Я описал пальцем круг. — Серебристые босоножки с ремешками вокруг щиколоток. Ты еще пыталась их снять, когда мы пошли к тебе домой, но я заставил тебя идти в них.
Дженни просияла.
— Ой, точно! Как ты все это запомнил?
— Нельзя забыть платье женщины, на которую полжизни украдкой поглядывал, когда тебе наконец выпадает случай ее раздеть.
— Ты на меня поглядывал?!
— При каждой возможности. Я думал, ты знаешь, хотя по твоему лицу вижу, что ошибался. Значит, я хорошо маскировался.
— Я была уверена, что ты меня терпеть не можешь.
Я усмехнулся.
— О да! При этом мне хотелось оттрахать тебя до полной неподвижности.
Дженни засмеялась:
— Ну, тогда мало что изменилось.
— Да нет, теперь я могу только мечтать относиться к тебе с неприязнью. Тебя невозможно не... — Я вовремя остановился и поправился: — Ты не можешь не нравиться.
Дженни вроде бы не заметила оговорки. А если заметила, то не стала допытываться.
— Ну, раз у нас вечер признаний, я на тебя заглядывалась всю старшую школу, — она улыбнулась. — А может, и среднюю.
— А у меня еще до выпускного руки чесались навалять тому козлу, с которым ты гуляла.
— Об этом и так кто-то позаботился. Ты, наверное, не в курсе, но, когда я ушла с выпускного, он ввязался в драку и ему сломали нос.
— Я в курсе. Моей семье обошлось в двадцать тысяч, чтобы его родители не подали в суд.
У Дженни округлились глаза:
— Так это сделал ты?! Почему ты ни разу ничего не сказал?
Я пожал плечами.
— Подумаешь, большое дело. Он давно нарывался. Да мы с тобой и не были на дружеской ноге.
— Ну, пожалуй. — Дженни помолчала с минуту, водя пальчиком по запотевшему бокалу, и вновь поглядела на меня: — А теперь мы друзья?
— Ты мне скажи, Дженни?
Она подумала и кивнула.
— Когда я думаю о друге, я представляю человека, на которого можно положиться, доверять и уважать, а еще проводить время вместе. Так что да, мы друзья. Забавно, я почти два года была с Лиэмом, но не чувствовала, что могу на него рассчитывать. Однажды я «поцеловала» другую машину — ерунда, «жестянка», но подушка безопасности сработала, и я испугалась. Я позвонила Лиэму в надежде, что он приедет, но он ответил, что у него генеральная репетиция в разгаре, и предложил мне позвонить Лиме.
Я покачал головой.
— Этот тип просто сволочь.
Она грустно улыбнулась.
— Да уж. Вы очень разные. Я почему-то не сомневаюсь, что, позвони я тебе, ты бы примчался, бросив все дела. Ты по натуре защитник.
Я кивнул.
— Да, я бы приехал, даже в старшей школе. Конечно, потом ты бы не знала, куда деваться от моих насмешек, но я бы тебя не бросил.
Дженни улыбнулась.
— Ну, тогда это делает нас... кем? Друзьями с привилегиями? Наши семьи отреклись бы от нас, если бы узнали.
— Пошли они к черту, — сказал я.
— Ах, так ты у нас храбрец? — она приподняла бровь. — Может, твои в курсе, что мы спим друг с другом и даже подружились?
Я покачал головой:
— Нет, но личную жизнь я с ними отродясь не обсуждал. И отец, и дед на это плевать хотели.
— Тебе обидно, что они не делают шагов к сближению?
Я пожал плечами.
— Раньше раздражало, но я слишком много лет из кожи вон лез, чтобы они меня заметили. Я долго верил, что я насквозь токсичный, но постепенно начал понимать, что токсичным можно вырасти только в змеиной семейке.
Дженни сейчас казалась удивительно нежной и беззащитной. Положив руку на стол, она понимающе кивала — и я верил, что она меня понимает. По крайней мере, отчасти — вряд ли она представляла, на что способно мое семейство.
Я взял ее за руку и долго смотрел на наши переплетенные пальцы.
— У тебя есть планы на День труда?
Дженни покачала головой, но тут же спохватилась:
— Слушай, вообще-то есть. Я обычно хожу на благотворительный вечер в детскую больницу. Вся моя семейка там собирается. Твои ведь тоже, да?
Я подался вперед и поднес ее руку к губам, поцеловав запястье.
— Ты пойдешь со мной?
Она явно удивилась:
— Ты хочешь, чтобы я пошла как твоя девушка?
Я кивнул.
— Притом что там будет присутствовать твоя семья в полном составе?
— Ну и что? Забавно будет глянуть на их лица.
Некоторое время Дженни покусывала нижнюю губу и вдруг решилась, просияв:
— Я согласна.
Я улыбнулся.
— Отлично. Значит, у меня есть новый друг — и спутница для благотворительного вечера. — Я убрал руку и взялся за вилку. — А теперь ешь своего сибаса, пока не остыл, и поехали в гостиницу, чтобы я мог разукрасить твою шею.
***
— Как ваши дела? — осведомилась доктор Хэл, положив свой блокнот на колени, а руки на блокнот.
— Прекрасно.
— Хорошо спали?
Я недоуменно нахмурился.
— Как обычно, а что?
— У вас несколько изнуренный вид.
Я даже не попытался спрятать широкую улыбку.
— Поздно лег. Но не волнуйтесь, к моему деду вам бежать не придется — я не пил и не безумствовал.
Впрочем, это как посмотреть. Моя семья единогласно решила бы, что провести целую ночь с Ким Дженни — верх безумия.
— Понимаю. Значит, вы с кем-то встречаетесь?
Я не решался говорить с доктором Хэл о Дженни, хотя доктор и клялась — за исключением моего общего эмоционального состояния, ничего в ее отчет не попадет. Врачебная конфиденциальность — сущий пустяк, когда у тебя неограниченные ресурсы, как у моего деда... Однако мне хотелось кое-что обсудить.
— Да, встречаюсь.
— Расскажите мне о ней.
Я подумал, как описать Дженни.
— Она красивая, умная, сильная и правильная.
— Вы считаете, она слишком хороша для вас?
— Не думаю, а знаю. Она, несомненно, слишком хороша для меня.
— Что заставляет вас так думать?
Я пожал плечами.
— Это правда.
— Давайте вернемся к вашему описанию. Вы сказали, она умна. Вы считаете себя ниже ее по умственным способностям?
— Нет, мы примерно наравне.
— Далее, вы сказали, что она красива. Вы считаете себя непривлекательным?
Я знал, что это не так, и дело тут было не в этом.
— Я сэкономлю вам время, док. Неравенство в нашей правильности.
— Потому что вы склонны к адюльтеру, а она нет?
Пока я в постели с Дженни, шальная мысль об измене боялась ко мне даже приближаться.
— Нет, к сексу это отношения не имеет.
— Значит, она не сможет на вас положиться, если дело не касается физических сношений?
Я печально, тяжело вздохнул.
— У меня недлинный список людей, которые считают, что на меня можно положиться. К тому же... Скажем так, наши отношения начались не вполне честно.
Доктор Хэл взяла блокнот и что-то записала.
— Как вам кажется, кого вы подвели в своей жизни?
Я фыркнул.
— Легче сказать, кого я не подвел.
Помолчав, она кивнула.
— Предположим, что все, что вы сказали, правда, хотя я уверена в обратном. Почему эта женщина не может стать первой, кто узнает нового Чон Чонгука?
— Потому что люди не меняются.
Доктор Хэл скептически поджала губы.
— Тогда моя работа была бы бесполезной, не правда ли?
Я промолчал.
Доктор Хэл рассмеялась.
— Вы хорошо воспитаны и не озвучили свое мнение, за что я вам признательна, но у вас на лице все написано. Есть очень немного вещей, о которых я стану спорить с пациентом, и способность измениться — одна из них. Мы все можем меняться, Чонгук. Пусть не в ДНК, но наше отношение к людям мы в состоянии модифицировать. Это не всегда легко, но первый шаг — осознание. Надо признать, что пора меняться, и захотеть, чтобы все стало по-другому. Правы вы насчет себя или ошибаетесь — это почти несущественно. Важно, чтобы вы верили, что это правда, и чтобы у вас появилось желание измениться.
— Не обижайтесь, док, но это какая-то психология для бедных. Если меняться так просто, почему этого никто не делает? Тюрьмы переполнены рецидивистами, а ведь большинство парней, которые грабят магазины, не выходят из тюрьмы с желанием побыстрее загреметь туда снова.
— Тут я с вами соглашусь. Отбывшим тюремный срок приходится нелегко — у них чаще всего нет денег, а жизнь, которую они знали до тюрьмы, не стояла на месте. Я не говорю, что меняться легко, но если вы готовы взяться за любую работу со скромной оплатой, то у вас хватит на пропитание и крышу над головой. Проблема в том, что труднее работать сорок часов в неделю, моя пол или посуду, чем навести пистолет на продавца и забрать несколько тысяч из кассы. Поэтому человек должен очень захотеть жить честно. — Доктор Хэл покачала головой. — Мы отклоняемся от темы, но принцип все равно один и тот же. В вашей жизни будут возникать ситуации, когда вам захочется свернуть с пути, и порой устоять перед соблазном будет чего-то вам стоить. Все дело в том, насколько вы этого хотите и чем готовы ради этого пожертвовать.
В ее изложении все представало элементарно простым, но я же не сознательно в прошлом запарывал важнейшие вещи! Я до самой развязки не сознавал, к чему дело клонится, пока с размаху не приземлялся на задницу.
— Я не всегда предугадывал последствия своего выбора, пока мне не прилетало ими по башке.
Доктор Хэл кивнула.
— Это можно понять. Но есть определенные вещи, которые вы можете начать практиковать, чтобы двигаться в правильном направлении.
— Например?
— Для начала выражайте свои чувства. Хорошо вам или плохо, постарайтесь быть откровенным. Не лгите и не умалчивайте, что у вас на уме, хотя, простите за каламбур, это легче сказать, чем сделать. Например, ваша знакомая знает о ваших чувствах?
Я покачал головой.
— Я пока и сам не разобрался в своих чувствах к ней.
Доктор Хэл улыбнулась.
— Вы уверены? Очень часто нам кажется, что в душе царит сумбур, но на самом деле в нас говорит страх перед тем, что мы чувствуем.
Черт... Я провел рукой по волосам. Она права. Я влюблялся в Дженни, и не то чтобы медленно и постепенно — я летел в любовь кубарем, стремительно и неудержимо, и это пугало меня до мокрых штанов. Несколько минут до меня доходило очевидное. Голова гудела, угрожая лопнуть, во рту стало сухо, как в Сахаре. Покосившись на Хэл, я увидел, что она наблюдает за эффектом от своих слов.
— Может, вы и не простая шарлатанка, в конце концов, — нехотя признал я.
Она засмеялась.
— По-моему, сегодня наша сессия прошла плодотворно. Я не стану глубже зондировать чувства, которые вы испытываете к вашей новой знакомой, но искренняя привязанность — это улица с двусторонним движением, и она начинается с честности. Теперь, когда вы разобрались, что у вас на сердце, возможно, пришло время поделиться этим с похитительницей вашего сердца.