Вредные привычки

- Корделия сказала, что ты не поехала с ней, - сказала Элиза, рассматривая Витторию.

Уже около часа Риччи находилась под молчаливыми пытками своей сестры, которая исследовала ее вдоль и поперек. Вот только Элиза все еще молчала.

- Да, - поджав губы, ответила Виттория. – Я решила, что не все сразу.

Это был сложный разговор, но Виттория смогла его выдержать. По большей части из-за того, что сама Корделия видела состояние племянницы, которая находилась в шаге от нового срыва. Поэтому и было решено, что на кладбище женщина поедет одна.

Виттория согласилась только на ужин, который закончился пару часов назад. Девушка никогда не придавала годовщине смерти своих родителей такого значения, как это делали остальные члены семьи. Она всегда предпочитала, если не игнорировать этот день, так хотя бы не вспоминать о нем.

В прошлом эта дата была связана у Виттории только с собственной аварией и с теми событиями, которые ей предшествовали. Сегодня Риччи впервые почтила память родителей. Это оказалось правильно.

И больно. Было тихо. Но Корделия понимала, что им это необходимо. А Виттория просто старалась научиться жить дальше.

- Что ты имеешь в виду? – спросила Элиза, слегка нахмурив брови.

- Тебе, возможно, Корделия рассказывал про мой срыв? – Виттория говорила вкрадчиво, но уже более уверенно, чем могло бы быть.

- Да, она мне позвонила тем вечером, - ответила Элиза напряженным голосом.

Риччи глубоко вздохнула, понимая, что в последнее время она была слишком открытой для всех. Она так думала. Но на деле оказалось, что она оголила душу только перед теми, кто был с ней рядом. Точнее, перед теми, кого она хотела видеть рядом. Бекка до сих пор ничего не знала. Паола вела себя так же, как и до всего того, что случилось в Новый год. Корделия смирилась с тем, что ей не расскажут ничего, поэтому ей оставалось только быть рядом и постараться забыть все предыдущие месяцы.

Марко и Пабло были единственными, кому Виттория позволила приблизиться. Единственными, кому девушка разрешала видеть себя настоящую. Теперь настал черед Элизы.

- Я была в доме родителей, - на выдохе произнесла Виттория. – Это был день рождения папы, - девушка возвела глаза к потолку и медленно их закрыла. – А я забыла. Поэтому тогда я пришла в дом родителей.

Виттория даже не спрашивала себя, почему называет тот дом, где она родилась и где прошли ее самые счастливые годы, не иначе как «дом родителей». Это не ее дом, больше нет. Это было пристанище ее детского сердца. Колыбель ее души, которая еще не успела прогнить. Именно на полу дома родителей Виттория умирала, захлебываясь в крике.

Риччи больше не принадлежала к тому дому. Там она закончила свою игру. Навсегда.

Это оказалось легче говорить, чем она думала. Но Виттория видела, как в глазах Элизы блестят слезы. Да, никто не ожидал, что Риччи сможет решиться на это. Поэтому Элиза и не кинулась сейчас с расспросами. Она прекрасно видела состояние своей сестры все это время. Хоть ей и самой было страшно, но она не лезла, понимая, что Виттория этого не потерпит. К тому же, всегда были звонки Марко, которые не заканчивались ничем хорошим.

Но сейчас Элиза видела, что Виттория приходит в себя. Медленно, сложно, болезненно, но у нее получается. И такой большой шаг, что она решила поделиться подобным, дал Элизе понять, что кузина окончательно отпустила себя.

- Ты похудела, Тори, - Элиза больше не могла держать свои страхи в себе.

Виттория вновь вернулась в нормально положение, согнув одну ногу в колене. Да, как назло это была правая нога. И Риччи не могла не заметить округлившихся глаз сестры.

- Да, наконец-то мне это удалось, - с легкой иронией произнесла Виттория.

- Что это такое? – Элиза кивнула на шрам, который все еще затягивался и иногда болезненно ныл по ночам.

Виттория потеряла все хорошее настроение. Это так глупо, но она продолжала это делать. Это гребаная привычка, которая была хуже никотина. Черт, да даже от алкоголя Виттория отказалась намного легче, чем от притворства.

Риччи по-прежнему носила маски. На людях, чтобы никто не пытался лезть в душу. При разговорах, чтобы никто не распознал ее дрожь в голосе и усталость в глазах. И Виттория продолжала это делать, даже когда разговаривала с близкими. Она ведь пообещала сама себе. Но на деле все оказалось сложнее.

Виттория понимала, что так нельзя, что нужно перестать терзать себя. Но и притворяться она уже привыкла. Поэтому Риччи буквально заставляла себя срывать с себя всю пелену вранья, которой она окутывала окружающих.

- Это новая история, - ответила Виттория, закусив губу.

- Новый год? – спросила Элиза.

А Риччи только кивнула. Она знала, что Элиза волнуется, что, возможно, ждет объяснений. Но Виттория знала, что не расскажет. Сестра всегда была слишком эмоциональной и импульсивной.

Виттория до сих пор помнила истерику Элизы, когда девушка сообщила о намерении вернуться в Италию. Тогда кузина связала это решение и тот самый срыв Виттории после выпускного. Доля правды в этом была.

В день смерти родителей Виттория поняла, что в Бога она не верит. А в вечер своего выпускного из девятого класса Риччи поняла, что тот самый Бог не верит в нее. «Бог любит троицу, но, похоже, не любит меня», - подумала девушка в этот Новый год.

У Элизы осталось слишком много вопросов. Виттория была в этом уверена. Но Риччи знала, что сестра не станет давить. Это было слишком глубоко внутри. Все еще болело. Раны кровоточили, причем в прямом смысле.

Горло теперь навсегда уже повреждено, как сказали врачи. Виттория до сих пор злилась на Марко, что он отвез ее в больницу, когда услышал непрекращающийся кашель девушки. Риччи буквально выплевывала душу все эти месяцы, поэтому расплатилась рубцами.

Все тело покрывали шрамы, которые горели на плохую погоду. Иронично, но именно ее Виттория всегда любила больше всего. Но, кажется, нужно привыкнуть, что все, что девушка любит, отдается болью.

И эта мысль не покидала Риччи последние дни. Ровно с того момента, как закрылась за Моретти входная дверь ее дома. Виттория поняла, что что-то не так. Что то успокоение, которое он ей дарил, было неправильным. Хотя те чувства, которые Виттория при этом испытывала, были самыми нужными.

Нет, бабочки чудесным образом не воскресли. И на седьмое небо Риччи не отправилась. Не было и пресловутой дрожи в коленях, смущенного взгляда и всей той чепухи, которую пишут романтики.

Было спокойное озеро. Виттория давно поняла, что коснулась ногами дна. Но только недавно она заметила, что на расстоянии вытянутой руки был якорь. Это ведь странно. Это не то, что ощущают девушки, когда тот, кто пытается в тебе вызвать тягу к жизни, лежит рядом с тобой. Это явно не то, что чувствуют девушки, когда их нежно целуют в макушку. Не было чувства окрыленности. Конечно, их же оторвали. Была земля. Твердая, которая заставляла поверить в то, что рядом с ним безопасно.

Виттория, безусловно, ощущала сексуальное желание. Это никуда не делось. Это чувство было с ней всегда. Но почему желание просто ощущать его рядом с собой было сильнее? Почему Риччи снова и снова позволяла ему вытаскивать ее из-за грани, когда ее собственные демоны все еще рвались на свободу? Иногда все еще было больно.

- Ты слишком громко думаешь, - произнесла Элиза, вырывая сестру из потаенных уголков мыслей.

Виттория мягко улыбнулась. Ведь можно не называть имен, да? Хотя Элиза прекрасно знала о нем. Но Риччи должна была поговорить об этом хоть с кем-то. Иначе ее разорвет. Уже начало.

- Ты любила когда-нибудь? – спросила Виттория.

Элиза растерялась от такого прямого вопроса. Они никогда не разговаривали об этом. Виттория всегда говорила, что ее натурально тошнит от подобных пафосных тем. Элиза и сама знала, что ее сестра далека от всей этой романтики и вообще подобного рода отношений.

Но сейчас Виттория заговорила сама. И Элиза поняла, что она упустила слишком много.

- Скорее нет, чем да, - осторожно ответила Элиза. – Симпатии, влюбленности. Но ничего того, что могло бы напоминать любовь.

Виттория на секунду нахмурилась. Ей была чужда вся эта тема, но она чувствовала, что это именно то, о чем она должна поговорить.

- Что для тебя любовь, Элиза? – Риччи старалась скрыть в голосе тоску.

- Когда ты чувствуешь, что это правильно, - ответила Элиза, не смотря на сестру. – Когда ты понимаешь, что свободна рядом с этим человеком. Когда вы оба не пытаетесь загнать себя в рамки.

Элиза сорвалась на придыхание на последних словах. А Виттория думала. Было ли это похоже на то, что она чувствовала рядом с ним?

Было безразличие. Раздражение. Синяки на лопатках от холодных стен. Синяки на горле от крепких пальцев. Был лидокаин от взгляда и касаний. Была ненависть к тому, что именно он все это дает. Была та пара минут в незнакомой комнате, после которой все пошло наперекосяк.

После этого была необходимость. Нужны были его руки на талии. Его губы на шее. Была жгучая идея насолить Марко. Была дрожь, после которой приходилось собирать себя из кровавой мозаики.

А потом был его запах. Был его хриплый голос, который заставил Витторию все забыть. Были его отпечатки на ее теле. Был его образ в голове, который зачем-то стал спасением.

Потом стало больно. Невыносимый ад, который, как оказалось, был всегда рядом. То тепло, которое Виттория чувствовала рядом с ним, на деле оказалось пожаром преисподней. Тогда пришла необходимость собирать ошметки своей души, чтобы казаться нормальной.

А потом он ушел. Она его оттолкнула. И появились кошмары. Не было того успокоения. Не было безопасности. Его не было.

Пришли взгляды, полные непонимания и тоски. Пришли нежные ноты его голоса, которые зашивали Риччи изнутри. Пришли его руки, которые провожали ее в сон. Пришло тепло его тела, которое не ощущалось ожогами до мяса. Были его поцелуи в макушку.

Была его ладонь на щеке Виттории, когда она закрывала за ним дверь.

Это было правильно? Это было то, что Элиза называла свободой?

Риччи знала только то, что рядом с ним ей спокойно. Что он единственный помогает ей справиться с этим. И она до сих пор не понимала, почему это был он.

С самого начала это был только он. Никто другой так не мог. Виттория пыталась найти что-то подобное в других. Но это не работало. Только ему Риччи позволяла видеть себя такой. Почему?

- Что с тобой происходит, родная? – голос Элизы сквозил горечью. Она совершенно не знала, чем помочь сестре.

Виттория не подняла глаз. Она просто не знала ответа на этот, казалось бы, простой вопрос. Каждый день она себе его задавала. А таблички в голове все не было. Может, ее и не должно быть?

Риччи пожала плечами и услышала тяжелый выдох сестры. Да, это сложно. Это ведь ненормально пережить изнасилование в, скорее всего, наркотическом состоянии, а потом заливать чудовищную боль алкоголем, от которого тебя выворачивает каждый день. Нет, это не норма.

Ничего не было нормального. Все то, что случилось с ней здесь, было похоже на извращенные фантазии сказочника, которого забыли забрать в комнату с мягкими стенами. И вместо этого он решил отправить туда Витторию.

Девушка не знала, что с ней происходит. Но она точно решила, что с этим делать.

Рядом с ней были люди, которые ее любят, которые хотят помочь. Она решила позволить им быть.

- Какие у тебя планы на лето? – спросила Виттория холодным тоном, переводя взгляд на сестру.

Элиза встрепенулась от резкой смены темы и от голоса девушки.

- На месяц к родителям, - ответила Элиза. – А потом хотела съездить на море. Пока еще не решила, куда именно.

Виттория кивнула и собрала в себе все мужество, которое имела. Черт, она никогда не думала, что это будет так сложно сказать.

- Когда наступит май, - начала Виттория, окончательно понимая, что она права. – Я хочу на луну, Элиза.

Голос Риччи был тверд. А в глазах сестры появились слезы. Черт, никто из них не ожидал, что этот день настанет.

Тишина становилась все осязаемее. Она давила на виски, а две сестры смотрели друг на друга, пытаясь понять, что им делать дальше. Виттория видела, какой неверящий взгляд Элизы буквально отражает весь ее внутренний шок. А сама Риччи не закрывалась. Она позволила Элизе прочитать себя: боль, тоска, усталость, нотки радости и всеобъемлющее желание вновь начать чувствовать.

Адская смесь чувств, которые не подходили друг к другу, но Виттория уже этого не боялась. Она позволила себе чувствовать боль. Она должна через это пройти, чтобы, наконец, вдохнуть полной грудью. Риччи была обязана пропустить всю боль через себя. Иначе бы ее накрыло позже. И не было уверенности, что позже она бы выжила.

Элиза молчала, боясь поверить в произнесенные сестрой слова. А Виттория думала, что это единственный вариант. Слишком много проблем, слишком много боли, слишком много закрытых дверей внутри.

- Мы полетим туда вместе, - срываясь на шепот, ответила Элиза.

Виттория улыбнулась и положила голову на согнутые колени. А Элиза видела, что в глазах ее Тори пылает маленький огонек. Риччи страдала. Слишком долго, слишком мучительно. А сейчас она вновь старается жить.

Виттория понимала, что ее любят, что ей стараются помочь. Они были ластиками в ее жизни. Девушка мысленно усмехнулась этой мысли. Видимо, пришел их черед спасать ее.

Была ли Виттория свободной рядом с ним? Или он делал все, чтобы Риччи почувствовала себя свободной? Что он сам терял при этом? И почему он сам все это так просто принял? У нее есть время, чтобы узнать это.

А пока она вдыхает его запах, которым пропиталась подушка. Видимо, это навсегда.

***
Она скучала. Слишком много времени прошло с тех пор, как они вот так просто сидели рядом. Виттория не знала, что творится в его жизни, не знала, что мучает его по ночам. Она слишком давно не звонила ему. Только недавно она набрала в ночи его номер вновь и услышала неверящий голос родного человека. Он словно не спал все это время, - таким бодрым казался его голос. Словно ждал ее звонка.

Они не разговаривали, нет. Они вновь молчали, но ей хватило тяжелого дыхания на том конце провода, чтобы убедиться в том, что он все еще рядом с ней.

Виттория была виновата перед ним. Впервые в жизни девушка ощущала вину в таких масштабах, словно расплата за все годы. Но Риччи понимала, что это оправданно. Она оттолкнула его, ударила по больному, заставила волноваться. Он был слишком дорог ей, и девушка не хотела подвергать парня такой боли.

Но Виттория вновь оказалась неправа. В который раз она находилась в неведении, за что ей достались такие люди рядом. Почему они все еще с ней после того, что она сделала и наговорила? Почему они продолжают за нее бороться? Оставалось только поверить в перерождение душ и в то, что в прошлой жизни Риччи была все-таки хорошим человеком.

Собственно, именно это она и ощущала сейчас, сидя на заднем дворе, закутавшись в плед. Марко сидел напротив нее, поставив рядом шезлонг, развернув его так, чтобы облокотиться на его спинку и смотреть в глаза Виттории. Пока что они просто молчали, но Риччи чувствовала, как ее вновь окутывает знакомое тепло, которое только Марко мог подарить ей. Та самая связь, которую никто не мог понять, вновь возвращалась.

Было тепло. Было легко. Виттория была счастлива? Это называют безграничной радостью? Если да, то она вновь убедилась в своей правоте. Счастье не ощущается как наплыв волны, как стая бабочек в животе или что-то стихийное, что захватывает тебя с головой. Счастье было тихим, спокойным, успокаивающим потоком тепла, от которого в солнечном сплетении, прямо на том новом островке жизни, воскресало что-то важное. То, что в дальнейшем поможет Виттории жить.

Девушка заметила лукавый прищур Марко и не сдержала смешка.

- Что? – спросила она.

Губы Марко изогнулись в улыбке, полной щемящей нежности. Он почти потерял надежду на то, что его принцесса вернется.

- Ты слишком громко думаешь, - сказал Марко, выпрямляясь на шезлонге и скрещивая ноги.

Виттория ухмыльнулась, понимая, что Марко уже второй человек, который говорит ей это. Но сейчас ее это не особо беспокоило. Им она могла открыться.

- Я скучала по этому, - произнесла Виттория, отзеркаливая позу парня.

Улыбка слетела с лица Марко, и он тяжело выдохнул. Риччи знала, что ее слова понесут за собой. Собственно, она знала и то, что ее приглашение было не отнюдь привычными посиделками.

Между ними была недосказанность. Между ними была пропасть, которую Виттория самолично вырыла. Она утопила себя в этом рву, наполненном черной магмой, которой захлебывалась все эти месяцы. Как она выбралась живой? Как она смогла оттолкнуться ногами от дна, чтобы нащупать чью-то руку? Видимо, в этом была заслуга именно этого человека, который сейчас мягко взял ладонь Виттории в свою руку.

- Мне не хватало тебя, принцесса, - с горечью в голосе проговорил Марко. – Я слишком скучал по твоим звонкам и шуткам.

Виттория впервые открыто смотрела на парня, не боясь того, что он сможет прочитать ее. Он и так уже все знал. Теперь можно было не бояться. Все, что она должна сделать, это попытаться вновь вернуть его.

- Я знаю, родной, - ее голос граничил с шепотом. – И я благодарна, что ты дождался меня.

Ком в горле мешал говорить, но Виттория понимала, что эта тяжесть в груди необходима. Она не хотела плакать, но глаза увлажнились сами собой. А она даже и не хотела останавливать те слезы, которые были готовы потечь по щекам в любую секунду.

- Я не мог иначе, - хриплый голос Марко дал понять, что он тоже еле сдерживается. – Ты всегда была рядом со мной, всегда была моим светом. Прости меня, что я не помог тебе.

-Эй, не нужно, - слезы все-таки покатились, а на губах Виттории застыло эхо больной улыбки. – Никто бы не помог. Я сама всех оттолкнула. Вы бы все равно не смогли.

Марко покачал головой, упираясь лбом в руки Виттории, которые до сих пор сжимал. Но парень понимал, что она права. Как бы они не хотели, как бы не старались докопаться до правды, Риччи всегда отходила от них дальше.

Они бы не смогли ей помочь, пока она бы этого не позволила. И Марко не мог себе простить то, что упустил тот момент, когда он еще мог вмешаться. Вот только этот момент он не мог найти. Как и причину того, почему Виттория решила справляться сама.

- Почему? – спросил Марко, вытирая большими пальцами мокрые дорожки со щек девушки. Сам он был не в лучшем состоянии и точно бы последовал за Витторией, вот только ради нее он обязан быть сильным. – Почему ты решила, что должна все это пережить сама? Зачем ты терзала себя?

Виттория обреченно улыбнулась, потираясь щекой о ладонь Марко. Простые вопросы. Старые, как мир. Они всегда были рядом с ней. Но ответа на них не было. Она не знала. Так было с самого начала.

- Потому что это я, - ровным голосом ответила Виттория, словно эти слова решали все. – Потому что по-другому бы не получилось. Мне бы не дали все это вынести. Мне это было нужно.

Марко неверящим взглядом уставился на девушку. Она лишь мимолетно улыбнулась, убеждая его в своей правоте. Все, что она пережила, было необходимо для того, чтобы Виттория вновь вернулась к жизни. Ей была нужна эта боль, чтобы понять, чего она хочет. Чтобы окончательно убедиться в том, где ее дом, где ее якорь.

- Кто еще об этом знает? – спросил Марко, решив не трогать эти болезненные душевные терзания.

- Только вы втроем, - ответила Виттория.

- Да, и это самая странная часть всего происходящего, - сказал Марко с нескрываемым недоумением. – Никогда бы не подумал, что в такое личное можем быть втянуты все мы. Ладно я. Но Пабло, а тем более Паола.

Виттория пожала плечами, выражая точно такое же отношение к этому факту. Этого никто не мог ожидать.

- Поверь, ничего не изменилось, - легкая усмешка в голосе девушки привела Марко в небольшой ступор. Кто бы мог подумать, что о подобных вещах можно разговаривать в таком тоне. – С Паолой мы не стали лучшими подружками, боже упаси. Как она меня и раньше ненавидела, так и я ее не перевариваю.

- А Пабло, - испытующим тоном произнес Марко. – Что с ним? Что изменилось между вами?

Виттория не отводила взгляда от глаз Марко, словно пыталась высмотреть в них его душу. На деле же девушка хотела, чтобы парень залез в ее собственную. Она не хотела произносить этого вслух. Это бы значило бесповоротно подтвердить то, от чего Риччи отрекалась все это время.

Но Марко ждал. Он видел внутреннюю борьбу Виттории. Но он понимал, что она сама должна произнести это. А Риччи просто устала бежать от себя. Она бежит от всего этого уже пять лет. А дыхалка все еще работает. Почему бы не остановиться на краю обрыва. Резко и навсегда. Там, где ее ждут, чтобы повести дальше - в нормальную размеренную жизнь.

Виттория чувствовала, как сердце заходится в бешеном ритме, как ее дыхание становится все более тяжелым, как начинают болеть виски.

- Я не знаю, что изменилось, - это был единственный правильный ответ, который был пропитан горечью и теплом. Странное сочетание. – Не понимаю до сих пор, но...но и отрицать всего того, что было, не могу. Уже не могу, устала. Скорее всего, изменилось все.

Марко с печалью смотрел на Витторию, поглаживая тыльную сторону ее ладоней своими большими пальцами. И девушка понимала такое его состояние. Он так старался оградить ее от всего этого. Марко сделал все возможное, чтобы отстранить Витторию от общения с Моретти. А на деле оказалось, что все бесполезно.

Сердце болезненно сжалось, а в груди гулким звуком отдалось эхо отчаяния. Это было больно признавать, но Виттория не могла отделаться от этого чувства. Ведь все началось именно с желания насолить Марко, с желания убавить его рыцарский порыв защитить названную сестру от, практически, брата.

И Виттория не хотела расстраивать Марко. Он был единственным человеком в этом мире, который знал ее полностью. Почти. Но точно лучше всех остальных. Марко был единственным человеком в этой жизни, с которым Виттория могла не прятать своих чувств. Риччи не хотела, чтобы Марко винил себя и в том, что он него не зависело никогда.

- Как давно? – спросил Марко, а Виттория от его голоса прикрыла глаза. Черт, он все-таки чувствует вину.

Как давно? Когда вся эта ненависть и откровенная неприязнь переросли в необходимость касаться? Когда его фантомный запах стал ее защитником от ночных кошмаров? Когда его прикосновения стали единственным средством, которое спасает ее от натуральной боли? Когда он стал первым и единственным, кто смог научиться читать ее как любимую книгу? Когда он стал якорем, который сам вызвался вытащить ее с собственного дна своих лазурных глаз? Когда его присутствие стало необходимостью?

- Я не знаю, - Виттория помотала головой, дабы показать правдивость своих слов. – Я, правда, не знаю. Просто в один момент все стало по-другому.

- Забавно, - хмыкнул Марко. – Он мне сказал то же самое.

Глаза Виттория округлились, и Марко шумно сглотнул. Судя по такой реакции, он не собирался этого говорить. Но это было их негласное правило на этот вечер. Словно так и было задумано. Они оба решили поговорить по душам. Оба решили ничего не утаивать.

- Мы разговаривали, - глухо произнес Марко. – В тот вечер, когда нашли тебя в доме родителей, мы...

- Погоди, - Виттория выставила вперед ладонь, перебивая парня. – Как вы меня нашли? Как вы узнали, что я именно там?

Этот вопрос мучил Витторию все время, но у нее не было возможности задать его. Просто так подойти и спросить она не могла. Все еще болезненными были те воспоминания. Но Риччи построила слишком много версий событий того вечера, что почти буквально свела себя с ума снова.

- Тебя не было в школе ни в понедельник, - начал Марко. – Ни во вторник. В понедельник я позвонил твоей тете, она сказала, что ты спишь. А во вторник я решил уже приехать сюда. Пабло поехал со мной. Корделия была уже дома, и по ее виду я понял, что что-то не так.

Марко остановился, переводя дыхание. Его челюсти были настолько напряжены, что казалось, он еле держится. Виттория понимала, что не одна она тогда теряла свои нервные клетки. Она пыталась сопоставить рассказ Марко со временем и поняла, что на том моменте, где он остановился, девушка как раз входила в дом родителей. Именно в тот момент ее накрыло.

- Она тогда выбежала со второго этажа, - продолжил Марко. – А мы на кухне нашли записку, которую она тебе написала. Всю мокрую, чернила поплыли, и мы мало что разобрали. Корделия была почти в истерике и сказала, что ты забрала ключи от дома своих родителей, - Марко судорожно выдохнул и зажмурился. Виттория сжала его ладонь и поднесла к своим губам. – Она хотела поехать туда, но мы отговорили. Было трудно это сделать, но мы выпросили адрес. Корделия пообещала, что дождется нас, и мы все объясним ей.

- Мне кажется, она до сих пор ждет, - на грани слышимости произнесла Виттория.

Марко медленно поднял на нее глаза, и его сердце перестало ломать его грудную клетку. Риччи выглядела спокойной, а в ее глазах Марко не увидел и тени какой-либо отрицательной эмоции. Его словно ударили. Черт, его принцесса такая сильная. Как она смогла пережить такое? И что ей пришлось отдать взамен, чтобы сейчас быть в относительном равновесии.

- Да, скорее всего, - согласился с ней Марко. – Но мы сказали, чтобы она тебя не трогала. Тогда я и увидел Пабло в твоей спальне, - голос Марко стал ниже, словно он боролся сам с собой. А Виттория поняла, что он перешел к самой сложной части. – Мы поехали ко мне, мамы как раз не было дома. Выпили тогда полбутылки виски, но так и не успокоились. Все думали над тем, кто это мог сделать...

Виттория притянула Марко к себе, видя нехороший блеск в его глазах. Риччи обвила шею парня руками, зарываясь пальцами в его волосы, слегка поглаживая. Она сама не хотела этого вспоминать, потому что та ночь навсегда останется мерзким клеймом в ее памяти и на колене.

Ей до сих пор было больно от ощущения полного безволия и неспособности что-либо сделать. Она не винила себя. Она не винила никого, кто так или иначе считал, что мог что-то сделать в этой ситуации. Она лишь хотела, чтобы у нее был шанс сопротивляться. Чтобы у нее была надежда на то, что она могла хоть как-то дать отпор.

- Перестань, родной, - шептала Виттория, сдерживая слезы. – Не нужно себя так терзать. Не вини себя.

Ее касания помогали Марко выравнивать дыхание. Он чувствовал тепло Виттории. Он чувствовал ее тревогу за него. И это было последнее, чего он хотел.

Мягко отстранившись, Марко глубоко вдохнул и продолжил:

- В общем, мы решили, что начнем хотя бы с самых очевидных людей, с которыми ты ссорилась. Но потом я заметил, как Пабло готов был разорвать все к чертям. Его останавливало только то, что мы были у меня дома. Так бы он разнес все...хотя, я уверен, что у себя он так и сделал.

Виттория тяжело выдохнула. Она до сих пор не могла понять, почему они так делают. Почему они так остро реагируют друг на друга. И почему они до сих пор об этом не поговорили.

Все это между ними не было похоже на что-то привычное. Поэтому каждый день в школе рядом с Моретти был похож на русскую рулетку. Только недавно она стала более-менее безопасной, и Риччи уже не боялась кровавого месива вместо сердца.

Но это молчание и постоянное желание быть рядом с ним не давали ей покоя. Виттория понимала, что и сам Моретти не знает, что делать. Ему тоже сложно.

- И ты просто решил задать ему этот вопрос в лоб? – спросила Виттория.

- Да, - спокойно ответил Марко. – Не было смысла все это оттягивать. Я просто устал гадать, что между вами происходит.

Виттория отвернулась от пристального взгляда Марко. Черт, это было сложно.

- И что он ответил? – голос девушки звучал почти лениво. Но внутри у нее все дрожало от предстоящего ответа, который она и так знала.

- То же самое, что и ты, - практически скороговоркой проговорил Марко, чем заставил Риччи удивиться. – Да, я тоже в шоке. Но он сказал, что тоже не знает, когда все изменилось.

Марко пытался в глазах Виттории найти отголосок хоть какой-то эмоции, которая могла убедить его в том, что это не имеет значение. Что все не настолько далеко зашло, чтобы волноваться. Но он не нашел. Не смог. Риччи медленно закрыла глаза и, шумно выдохнув, запрокинула голову.

Виттория удивилась не тому, что слова Моретти совпали с ее собственными, хотя это и могло быть почвой для размышлений. Ее гораздо больше покоробило то, что Пабло так просто ответил на вопрос Марко. Он был явно не тем человеком, который станет открывать душу, даже лучшему другу.

Это было странно, но тугой узел в солнечном сплетении, который образовался внутри девушки после разговора с сестрой, ослаб. Виттория сомневалась в правильности своего решения. Но сейчас, услышав рассказ Марко, девушка поняла, что все сделала верно.

Пабло устал. Он настолько запутался в том, что происходит, он настолько долго находится в этом напряжении, которое давит на него со всех сторон, что срыв Виттории стал последней каплей. Он просто не мог держать все это в себе. Поэтому решил открыть хотя бы маленькую часть этой стороны его жизни.

Это было так похоже на нее саму. И Риччи поняла, что теперь ей необходимо с ним поговорить. Чтобы окончательно уверить себя в том, что она права. Что она не зря сказала сестре эти слова.

Прочистив горло, Виттория откинулась на шезлонг, выпрямляя ноги. Марко последовал ее примеру и тоже лег, накрыв ноги пледом.

Это было сложно. Этого было недостаточно. Но первый шаг был сделан. И Виттория чувствовала, что эта невидимая нить между ними возвращается. Оставалось надеяться, что Марко ее простит.

- Как ты справлялась все это время? – тихий, но твердый голос Марко прервал тишину.

Виттория внутренне сжалась, а горло начало першить. Ее тело будто почувствовало прежнюю угрозу и по инерции оказывалось в том состоянии, в котором девушка пребывала все это время. Руки она решила спрятать под плед, чтобы Марко не заметил их дрожь. Но желудок сжался в предупредительных спазмах. Горечь под языком уже была привычной.

- Обезболивающие таблетки и алкоголь, - ответила Виттория, в упор смотря на Марко.

Она совершенно не хотела ему врать, тем более, кажется, Марко догадывался об этом. Но обреченный выдох парня и то, как он помотал головой из стороны в сторону, заставили девушку сжать челюсти. А дрожь внутри только усилилась.

Да, Риччи подтвердила его худшие опасения.

- Почему ты спросил? - голос девушки звучал резко, и Марко приложил ладони к вискам.

- Как ты справляешься сейчас? – ушел от ответа парень.

Нервная дрожь внутри перерастала в раздражение. Но Виттория видела, что Марко чем-то обеспокоен. Он словно пытается найти решение какой-то проблемы. Вот только суть его вопросов Риччи не могла понять.

Но не ответить тоже не могла. Марко смотрел на девушку выжидающе, а через несколько мгновений Виттория увидела в его глазах мольбу. Он отчаянно хотел знать, что сейчас она не прибегает к прошлым средствам, которые помогали ей забыться.

- Чай, - ответила девушка. – Таблетки я уже не пью. И ем я нормально, не бойся, с голоду не помру.

На последних словах Виттория не смогла сдержать поток сарказма. Марко пытался скрыть облегчение в глазах, но Риччи слишком хорошо его знала. И ее раздражение теперь граничило с недоумением.

- Марко к чему эти вопросы? – надавила Виттория.

Марко замялся на несколько секунд, но все-таки решил ответить:

- Я уезжаю на сборы на неделю, - в его голосе можно было распознать нотки вины, и Виттория поджала губы. – И я должен быть уверен, что с тобой все будет в порядке.

Да, спасибо. Теперь нервный тремор и волнительная дрожь прошли. Пришли задатки злости.

Виттория ненавидела, когда ее пытаются контролировать. Хоть она и понимала беспокойство Марко, но и по-другому чувствовать себя она не могла.

- Марко, - предупреждающе начала девушка. – Я не маленькая, и нянька мне не нужна.

Что-то в глазах девушки заставило парня расслабленно выдохнуть и широко улыбнуться. Виттория не поняла такой смены эмоций и выгнула левую бровь.

- Теперь я точно уверен, что с тобой все будет в порядке, - насмешливым тоном проговорил Марко. – Ты говоришь так же, как и раньше: злая, нервная, ядовитая. Моя принцесса возвращается.

Виттория прикрыла глаза и мягко улыбнулась. Как раньше. Все действительно изменилось. Все действительно повернулось в другую сторону. Вектор поменял направление.

Это было сложно принять, но Риччи смогла. Как бы то ни было, но она переживет это. Пока у нее есть рядом те, кто готов делиться светом, она сможет вновь научиться жить.

Она возвращается? Виттория задумывалась об этом в последние дни. Она всю жизнь бежала. А сейчас она оказалась на краю пропасти. Сюда ли вели ее все эти дороги? Сюда ли она должна была вернуться?

Она не знала. Но Виттория была уверена в одном. Она закрыла гештальт. Она, наконец, открыто посмотрела своему главному кошмару всей жизни в глаза. Она теперь не боялась.

***
Он предполагал, что тишины он не дождется. Слишком все спокойно было, когда он переступил порог дома. Тот тип спокойствия, при котором каждый мечтает, чтобы что-то взорвалось, дабы удостовериться в реальности происходящего, иначе все кажется иллюзорным представлением действительности.

Он предполагал, что его не оставят в покое. Мама видела, что в последнее время он на взводе. Мама видела, что несколько дней подряд он просто закрывается в своей спальне, даже не выходя ужинать. Мама волновалась, и он это видел.

Тишины и спокойствия не было и не привиделось еще очень долго. Поэтому ему оставалось только закатить глаза на стук в дверь.

- Да, - выдохнул Пабло.

Дверь приоткрылась, и парень услышал осторожный голос матери. Он даже не повернул голову в ее сторону. Никто кроме нее бы не посмел постучать.

- Пабло, - произнесла Франческа. – Тебя ждет отец в кабинете.

Пабло удержался от того, чтобы усмехнуться. Он только кивнул и опустил ноги на пол, поворачиваясь спиной к двери.

Звук удаляющихся шагов, и Моретти резко сжал волосы на затылке, чтобы хоть как-то унять цунами внутри. Невыносимо. Изо дня в день. Эта заезженная пластинка, которая прорезала его черепную коробку ржавым диском. Уже было не больно. Ему просто надоело.

Встав с кровати, Пабло попрощался с надеждой на то, чтобы структурировать свои мысли. Сейчас ему будут капитально выносить мозг. Он закрыл дверь на ключ и отправился в кабинет отца.

Там он был не частым гостем. По правде говоря, он вообще не горел желанием оказываться в обители отца, где у Пабло не будет никакой уверенности в том, что хоть какое-то действие подвластно его контролю.

Как бы то ни было, но та детская дрожь в нем все равно была, даже не смотря на всю выдержку и годы тренировок в построении ментальных стен, чтобы не выдавать своих эмоций. Где-то в глубине того, что когда-то было душой, Пабло чувствовал страх перед отцом. Нет, за свою жизнь он не боялся. По прошествии стольких лет от отца он вытерпел все. Моретти боялся за маму, которая каждый раз теряла десятки нервных клеток, когда ее сын разговаривал с мужчиной.

Только ради мамы он до сих пор сжимал кулаки и запихивал свой гонор куда подальше. Но то самодовольное лицо Виктора, которое появлялось при этом, Пабло ненавидел всей душой.

Парень прекрасно знал, какую тему будет поднимать отец, но от этого легче не становилось. Ребра начинали трещать от концентрации злости и раздражения. Пабло никогда не думал, что это чувство может возрастать в геометрической прогрессии по мере приближения к кабинету. Было ощущение, что он спускается на самый последний круг ада.

Пабло тяжело выдохнул и постарался выровнять маску хладнокровия на своем лице. Давно он ее не носил. Постучав два раза, парень распахнул дверь.

Виктор даже никак не отреагировал на посторонний шум. Он как сидел с видом черта над свои златом, так и продолжал искать в своих бумагах хоть еще одну каплю выгоды.

- Отец, - твердым голосом произнес Пабло. – Ты хотел меня видеть.

Виктор отложил ручку и откинулся на кожаную спинку кресла. А Пабло думал, как бы его не стошнило от пафоса отца, который волнами буквально сносил все вокруг.

Было время, когда Пабло ощущал жесткий нрав и мощь, которую нес его отец через всю жизнь. Все в образе Виктора было этим пропитано. Свой кабинет он обустроил чуть ли не по подобию своему: темные стены; панорамное окно с левой стороны от двери, из которого виден задний двор и сад Франчески; напротив окна во всю стену находился полностью закрытый шкаф черного цвета из матового материала, и Пабло за столько лет так и не узнал, что там хранит отец; но венцом всего этого царства черни и ненависти был черный стол, на котором не было ничего, кроме ноутбука и стопки документов.

Пабло подсознательно впитал любовь отца к минимализму. Вот только в его воспитании был явно виден отпечаток Франчески. Единственный просвет в его жизни. Поэтому Моретти по душе были пастельные тона. Хотя по своей сути он был слугой черного.

- Присаживайся сын, - Виктор кивнул на стул напротив стола.

Пабло сжал челюсти от тона отца. Да, ничего хорошего его точно не ждет. Хотя осознание одной вещи заставило его дышать хоть на десять процентов свободнее. Мама дома. А значит, крови не будет. Пока что.

- Мама мне рассказала, что в последнее время ты ведешь себя по-другому, - начал Виктор поучительным голосом. – Ты слишком отдалился, и все чаще запираешься в своей спальне.

Пабло давно выучил правило – взгляд отводить нельзя. Его дрессировали как чертову собаку столько лет, что уже тошно от самого себя, что он продолжает следовать этим правилам.

Поэтому сейчас парень пытался выстоять под испепеляющим взглядом отца. И Пабло понимал, с чем он связан. Виктору было плевать на сына, а точнее на его проблему и душевные переживания. Только не это, увольте. Виктор куда более был обеспокоен тем, что Франческа каждый день волнуется за своего отпрыска. Плохое настроение любимой жены он никому не прощал.

- Она преувеличивает, отец, - ответил Пабло. Первый этап он выдержал. – Мама всегда слишком сильно переживает.

- Да, - отрезал Виктор. – И ты прекрасно знаешь, как мне не нравится, когда ее что-то расстраивает. Особенно, когда это делает собственный сын.

Пабло потребовалась вся выдержка и терпение, чтобы не фыркнуть и не закатить глаза. Он только сжал кулаки. Появилась горечь под языком. Его злость просто не вмещается в его организме.

- Это мои проблемы отец, - вторил голосу своего отца Пабло. – И я решу их сам. Перед мамой я объяснюсь и извинюсь, чтобы она больше не волновалась.

Переведя взгляд на отца, парень выгнул бровь, и в его глазах читался немой вопрос: «это все, или я могу послать тебя к черту и уйти?»

Вот только Виктор подался вперед и сложил пальцы в замок. Нет, это точно не все.

- Мне плевать на твои проблемы, - прошипел Виктор. – Ты не имеешь права забывать о том, что ты должен сделать. Ты должен помнить о том, что важно на данный момент.

Он не удержался. Пабло зло ухмыльнулся и взъерошил свои волосы, откидываясь на спинку стула и расставляя ноги в стороны. Ему надоело строить из себя смиренность.

Такие действия сына Виктор расценил как акт неповиновения, но он понимал, что еще не время. Это знал и Пабло, поэтому в данный момент он ходил по острию ножа. Было даже забавно, учитывая, что этот нож был заточен со всех сторон. В любом случае он выйдет отсюда, пожертвовав кровью. Оставалось только гадать – понадобятся ему салфетки или образ в голове той, за чьи касания он бы сейчас отдал все.

- Как ты меня любишь, отец, - голос Пабло сочился ядом. – Прямо родитель года.

- Не паясничай, щенок, - Виктор ударил ладонью по столу, а Пабло упивался чувством, что отец выходит из себя. – Ты не в том положении, чтобы разговаривать со мной в подобном тоне. Ты прекрасно знаешь, что я могу уничтожить тебя.

- Только все эти слова я слышу уже лет десять! - взорвался Пабло. – И ни разу ты еще ничего не сделал, чтобы сдержать это свое обещание. Не надо пугать. Я привык.

Пабло видел в глазах отца всемирную ярость. И он понимал, что впервые ему не хочется поскорее покинуть общество родителя. Моретти ощущал нездоровое наслаждение от того, как Виктор теряет контроль. Сейчас пожар внутри парня горел синим пламенем, сжигая к чертям любой намек на повиновение.

Но Виктор вдруг расслабился. Он хмыкнул и, отодвинув кресло, пошел в сторону окна. Пабло наблюдал за напряженной спиной отца, и в его голове сейчас играл оркестр. Видимо, где-то он потерял важную нить. Но у отца просто не осталось рычагов давления.

- Возможно, ты прав, - проговорил Виктор крайне спокойным голосом, отчего Пабло напрягся еще больше. – Знаешь, мне тоже подобные разговоры надоели.

Виктор развернулся и сложил руки за спиной. Черт, закатное солнце освещало фигуру мужчины в кровавом цвете, и Пабло окончательно убедился в том, что Виктор – его персональный дьявол. Да, и сделка с ним ему точно будет стоить жизни. Вот только нужна ли она ему? И про что именно спрашивал у себя Пабло, он так и не понял.

- Чего ты хочешь от меня, отец? – не скрывая напряжения в голосе, спросил парень.

- Мои цели тебе известны, Пабло, - ответил Виктор. – Вот только средства я использую не те. Ты бесполезен в этом деле.

Пабло сжал челюсти, но продолжил буравить отца ненавистным взглядом. Когда они перешли черту? И когда подобные слова перестали иметь хоть какое-то значение для Пабло? Собственно, само присутствие Виктора в его жизни перестало иметь вес.

- Тогда какого черта ты продолжаешь говорить об этом со мной? – с напускным безразличием Пабло закинул ногу на ногу.

Вот только лучше бы он смотрел на свои сложенные в замок руки, а не в глаза отца. Там не было ничего хорошего. Губы Виктора растянулись в подобие усмешки, но это было больше похоже на оскал. Под красными отблесками солнца во взгляде мужчины Пабло увидел неприкрытую усталость. Вот только она не имела ничего общего с моральным измождением.

Виктору просто надоело играть честно. Пабло был уверен, что сейчас настало время тяжелой артиллерии.

- И опять ты прав, - голос мужчины сквозил фальшивым одобрением. – Ты уже не сможешь здесь помочь. Ты можешь идти. Мне придется зайти с другой стороны.

Если Пабло и был насторожен, то этого он не показал. Весь этот разговор был бессмысленным. Вопросов в его голове было еще больше, и он вообще не представлял о какой другой стороне говорит отец.

Но и оставаться Пабло здесь больше не хотел. Поэтому он резко встал со стула, поправив брюки, и направился к двери. Он только успел дотронуться до ручки, как голос Виктора ударил по барабанным перепонкам:

- Или лучше зайти с другого человека.

Как кувалдой по голове. Но Моретти натурально ощутил, как его ноги подкосились. Внутри что-то оборвалось. Виктор ведь не мог этого сказать, да?

Пабло на секунду потерял способность дышать. Или не на секунду. Но ему точно показалось, что ручка двери под давлением его пальцев начала крошиться. Прямо как сейчас осыпается на пол вся уверенность парня. Внутри в прах превращается его сердце. В легких точно вкручены болты, иначе почему так трудно дышать. Почему кровь стала выжигать в венах дыры.

Черт, Пабло никогда не думал, что у него потемнеет в газах от нескольких слов.

Медленно развернувшись, Моретти встретился с высокомерным взглядом отца, который даже сидя в кресле, смотрел свысока. Наивный идиот. Пабло действительно на секунду задумался, что Виктор сможет оставить его в покое.

- Что ты сказал? – со злостью прошипел Пабло. Ему даже показалось, что воздух в помещении стал гуще.

Невозможно было представить ненависть в материальном виде. Но нет. Вот она. До нее можно было почти дотронуться. И Пабло никогда не думал, что такое возможно между ним и его отцом.

- Ты прекрасно слышал меня, сын, - растягивая слова, произнес Виктор. – Я думаю, другой человек точно справится с этой задачей.

Дыхание Пабло участилось, но он старался контролировать работу сердца, чтобы оно не вылетело из грудной клетки к чертям. Он так и стоял посреди кабинета, прожигая отца невыносимой концентрацией злости в глазах. Но мужчина именно этого и добивался.

А Моретти хотелось кричать от бессилия. Хотелось вырвать трахею человеку напротив. Хотелось стереть ему память. Но Пабло мог только лихорадочно думать, как бы выкрутиться.

- Ты настолько бессилен? – шепот Пабло звучал подобно грому в гробовой тишине кабинета. – Ты действительно не брезгуешь любыми способами, да, отец? Чем же тебе так важен этот контракт? Жажда денег сгубила, да?

- Тебя не касается, зачем мне нужен этот контракт, - отрезал Виктор. – Но ты прав. Я пойду на что угодно, чтобы получить подпись Корделии.

- Ее ты не тронешь, - твердость и уверенности. Можешь гордиться, отец. – Риччи ненавидит тебя так же, как и ее тетка. Она не станет помогать тебе.

- Поверь мне, сын, - практически ленивым тоном проговорил Виктор. – У всех есть слабости. У всех есть то, на что можно надавить, поэтому...

- Ты не посмеешь ее тронуть! – Пабло сорвался на крик, вплотную подходя к отцу.

Но, видимо, у кого-то свыше было извращенное чувство юмора. А мозги Пабло прямо сейчас превращались в кисель. Он не мог понять торжествующей улыбки отца. Он не хотел ее понимать.

- Мое зрение и чутье меня никогда не подводят, - сказал мужчина. – Поначалу я думал, что ошибся. Но твоя красноречивая реакция все сказала за тебя.

Придурок. Наивный идиот. Самое безобидное, что Пабло мог сказать в свою сторону. Вот только он уже все сделал. Оставалось только не окунуться на дно этого болота. И не утащить вместе с собой еще кое-кого.

- Умно, - покачала головой Пабло. – Молодец, папа.

- Ты слишком расслаблен, Пабло, - с толикой угрозы мужчина поддался вперед. – Тебя стало слишком легко читать.

Моретти выдохнул и опустил голову вниз, уперев ладони в стол отца. Да, он капитально облажался. Сейчас его затапливало внутри осознанием того, что Виктор, действительно, может пойти на это. Он, правда, может зайти через Витторию. И от этого у Пабло сворачивалась кровь. Жгучая магма вместо серого вещества в голове. Больно.

- Как же ты догадался? – спросил Пабло с язвительной усмешкой.

Но выражение лица мужчины было далеко от веселья. Ему надоело все это терпеть.

- В твоих с Марко разговорах стало слишком часто фигурировать имя этой девушки, а точнее, фамилия, - ответил Виктор. – И я прекрасно помню ваш танец, помню, как ты смотрел на нее в коридоре. Тошно.

Пабло разрывало от желания засунуть в глотку отца один из своих коллекционных ножей. Он сам страшился взывать к своим воспоминаниям. Он сам хранил их как что-то святое. И он не мог позволить отцу вот так просто касаться ее имени.

- И ты решил, что она сделает то, что тебе нужно? – с издевкой спросил парень. – Не надейся. Она не станет.

- Она нет, - отрезал Виктор, и Пабло почувствовал, как внутри что-то оборвалось. Тромб, из-за которого сердце перестало работать? – А вот ты... Ты ведь знаешь, что я могу с ней сделать.

Мир пошатнулся. А Пабло кое-как удержался, чтобы не упасть. Стало тяжело дышать от понимания того, что отец прав. Он сможет ее заставить. Вот только картинки того, как именно он это сделает, вынудили Пабло шумно сглотнуть. Ком в горле перекрывал любые чувства. Моретти не знал, от чего ему страшно.

Шантаж всегда был излюбленным приемом отца. И Пабло давно привык к этому. Вот только до этого дня мужчина ограничивался здоровьем сына. Виктор никогда не переходил на личности.

Всегда единственным родным человеком, о котором заботился Пабло, была мама. Она была единственной женщиной в его жизни, которую он хотел спрятать подальше от всего этого. Поэтому отцу ничего не оставалось, как угрожать самому Пабло. Франческа была всеобщим табу.

Но как же он сильно облажался. В какой момент мама перестала быть единственной? Было уже плевать, когда, смотря в глаза отца, наполненные злость и уверенностью, Пабло увидел зеленые камешки. Он превращается в сумасшедшего, но его мозг подкидывал ему самые страшные картинки. Когда зеленый стал его ненавистным цветом?

Ему было страшно. Ему было больно. Ему было тошно. Его опять ставили перед выбором. Вот только сейчас он был очевидным.

- Да, она тебе не поможет, - выпрямляясь, сказал Пабло, смотря в окно. Он боковым зрением видел торжествующую улыбку отца. – А я тем более, - он перевел взгляд на Виктора. – Я не собираюсь потакать тебе. Ты можешь угрожать мне чем угодно. Ее ты не тронешь в любом случае, потому что она тебе ответит. И тебе это не понравится.

Теперь настал черед Пабло расплываться в злорадной улыбке. Он ведь знал, о чем говорил. Он переживал за Риччи, за ее состояние. Но он видел, что она возвращается, что она приходит в себя. Она сможет за себя постоять. Особенно, если он будет рядом.

- Я не буду в этом участвовать, - продолжал Пабло. – Это твоя проблема, отец. Если не можешь ее решить, то откажись. Потому что у тебя все равно не получится добиться того, чего ты требуешь от меня.

Дернув напоследок бровью, Пабло развернулся и вышел из кабинета. Он и не думал, насколько ему не хватает воздуха. Быстро шагая в свою спальню, он расстегнул и так свободную рубашку. Черт, это было сложно.

Но это того стоило. Моретти понимал, что отец зол. Он знал, что у его выбора будут последствия. Но ему давало силы чувство, что он впервые в жизни поступил правильно. Да, этим можно гордиться. Впервые он выстоял против отца.

Пабло переживал. За Витторию. За маму. За то, что они обе страдают рядом с ним. Но ему впервые выпал шанс позаботиться о них. И он не хотел вот так похерить эту возможность.

За Риччи придется присматривать. И эта мысль разливалась теплом по всему телу Моретти. Он был очень даже не против этого. Вот только проблему составляла сама Виттория, которая ненавидела любой контроль. Но опять же ему сыграл на руку отъезд Марко, который попросил тщательнее следить за его принцессой.

Пабло улыбнулся, вспомнив закатившиеся глаза Риччи, когда она поймала его пристальный взгляд, а он всего лишь развел руки в стороны, кивнув на пустое место Марко. Вот только тогда он увидел еще кое-что. Легкую улыбку, которую Виттория скрыла волосами. Но Пабло заметил.

Отец не настолько был сволочью, но Моретти не мог быть уверенным в том, что мужчина отступится. И одна мысль не давала парню покоя. Он списал это на игру света и жгучую ненависть в своей крови. Но Пабло точно заметил отголоски гордости в глазах отца, когда он проговорил последнее слово.