Вредные привычки

Виттория улетела утром второго дня после вечеринки. В голове был полный вакуум, но она помнила, что должна была сделать. Должна. Странное слово, которое теперь казалось чем-то обязательным в ее мире.

Всю жизнь Риччи говорила, что никому ничего не должна, разве что себе. Каждое действие сквозило абсолютным безразличием к мнению окружающих. И все было в порядке.

Сейчас это слово было единственным, что осталось. Она не должна. Она обязана. И уже не перед собой. Риччи обязана была показать всем, что все так и осталось, что ничего не изменилось.

И она улетела. Вещи были собраны за несколько дней до Нового года. Девушка даже не проверяла содержимое сумки. Ей было важно только не забыть заживляющую мазь и забыть телефон.

Ее встретила Элиза. Годы тренировок не прошли даром, и она ничего не заметила. И начались две недели ада. Виттория никогда не думала, что ей придется потратить все силы, все мастерство и терпение, чтобы естественно притворяться. Это было сложно, чудовищно трудно, когда каждый твой шаг сопровождается мыслью вести себя максимально непринужденно.

Но Риччи привыкла. К боли в ногах, мышцах, в голове. Привыкла к тому, что нужно носить кофты с высоким горлом и длинные штаны. Привыкла к тому, что каждый вечер горит горло, когда приходится запивать таблетки алкоголем.

Риччи снились кошмары. Не было лиц, не было пространства. Был голос, от которого сжимались органы, грозясь навсегда прекратить свое существование в этом теле. Был запах алкоголя и крови. Забавно, учитывая, что этот запах Витторию сопровождал все две недели каникул. Алкоголь вечером и тошнота с кровью утром.

Но девушка не могла не пить. Это единственное, что помогало ей сократить часы кошмаров. Единственное, что позволяло ей не чувствовать отвращение во сне слишком долго. Виттория плохо спала.

Наутро болела голова, и девушка бежала в ванную, чтобы оставить в унитазе все то, что она съела за предыдущий день. Ее тошнило кровью. Риччи слишком мало ела. Желудок давило спазмами, от которых темнело в глазах. Руки дрожали, пока Виттория давилась воздухом, которым, в конце концов, ее начинало тошнить.

Она пила таблетки, чтобы прекратить боль. Запивала их алкоголем, чтобы прекратить кошмары. Притворялась, чтобы казаться прежней. Она была похожа на уроборос. Чертов замкнутый круг без возможности найти лазейку.

Музыка ушла. Элиза первые два дня спрашивала, почему из ванной Виттории не слышно песен. Было легко убедить сестру в том, что она хочет максимально расслабиться от всего шума вокруг. Тем более, затруднительно было слушать музыку, когда телефон лежал на столе на кухне в Италии.

Ничего не стоило уверить Элизу и Корделию в том, что девушке нужна передышка ото всех. Никаких контактов, сообщений, звонков. Никаких чужих голосов, перед которыми нужно было изображать счастливую и отдохнувшую.

В горах было холодно, поэтому Элиза не обратила внимания на то, что Виттория ходит в закрытых вещах, к тому же, все знали, что она постоянно мерзла. Риччи вдыхала морозный воздух по утрам, пока кузина собиралась на очередную лыжную прогулку. С самого начала планирования отдыха они решили, что Виттория не любитель экстремальных развлечений, где с легкостью можно переломать ноги с ловкостью пингвина. Поэтому девушка смотрела, как солнце переливается на заснеженных шапках деревьев. И ей этого хватало. По возвращении Элиза слышала о том, что ее сестра плотно поела. И она верила.

Виттория понимала, что рано или поздно, ей придется столкнуться со всеми стадиями, которые проходят... и здесь ее мысль всегда обрывалась. Кто она? Жертва? Это было даже смешно, учитывая, что ей всегда легко удавалось избегать подобных ситуаций, в которых она была бы пострадавшей. Было всегда наоборот.

И это еще одно доказательство того, что все перевернулось. Не изменилось, определенно нет. Ведь все оставалось на своих местах: она все еще была Витторией, которая проводит каникулы с сестрой, она все еще была той девушкой, которая несколько раз поругалась с парнями из класса. Она все еще была собой. Ей так казалось, просто одна вещь стала другой. Прибавилось еще одно определение, которое Риччи не могла принять.

Это не было похоже на стадию отрицания. Абсолютно наоборот, Виттория как раз принимала, что с ней произошло. Она не блокировала в сознании тот вечер. Она все помнила, насколько позволял ее мозг воспроизвести тот туман в голове. Риччи помнила запах, помнила звуки, помнила тяжесть рук. Но не помнила ощущений. Их просто не было.

Виттория не плакала. Ни в первый день, ни во все последующие. Единственные слезы она проронила в машине по дороге до дома Паолы. Риччи была уверена в том, что ее телефон разрывался от звонков, хотя все прекрасно знали, что она не берет его с собой на вечеринки. Но девушка знала, что Паола поможет. Просто потому, что... просто.

Синяки под глазами стали темнее, руки тоньше, а выпирающие ребра причиняли боль, когда Виттория ложилась спать. Но она к этому привыкла. Ей требовалось только наложить консилер, прежде чем выйти из спальни. Ее раздражал солнечный свет, поэтому Виттория плотно запахивала шторы, неосознанно продлевая ночь, которую провела в бездумном наблюдении за потолком.

Единственным, что заставляло ее улыбаться, было присутствие Элизы. И в последний день их отдыха Риччи насторожилась. Ее улыбка была слишком натянутой, и Элиза могла это заметить. Но объятья в аэропорту дали понять, что Виттория справилась. Хотя бы с этой задачей.

Ей не претили касания, нет. Риччи с удовольствием держала Элизу за руку, обнимала ее. Но Виттория натянулась как струна, когда случайно дотронулась пальцев парня на стойке регистрации, забирая свой паспорт. Стало холодно, и заболела голова. Вечером пришлось выпить вдвое больше таблеток, запивая тремя бокалами вина.

Элиза не могла не заметить, как быстро опустошается алкоголь в доме. Но она тактично молчала, один раз объяснив это тем, что понимает, что Виттории нужно отдохнуть от всего стресса. А Виттории не нужно отдыхать. Ей нужно забыть хоть на час.

Риччи старательно гнала от себя злорадный смех кого-то внутри. Она и без этого знала, что поплатилась за слепую надежду, что этого не произойдет. Не было нужды постоянно об этом напоминать. Но, видимо, кто-то в небесной канцелярии решил, что это довольно искусная пытка.

Новый шрам на колене напоминал луну и болел всегда по ночам, когда Виттория проваливалась в сон. Резкий электрический разряд пробивал ее ногу, и девушка шипела сквозь зубы, открывая глаза. Но она не обращала внимания. А наутро отмывала кровь в ванной. Шрам стал еще одним мазком в истории Риччи. Новым клеймом очередной истории ее спасения. Хотя, нет. Выживания.

Старые шрамы теперь жгли сильнее, и кожа вокруг них багровела. Виттория думала о том, что это плата. Дань ее окончившимся свободным дням без физической боли. Таблетки стали появляться в организме все чаще. Алкоголь уходил все быстрее.

Синяки начали сходить на тринадцатый день. Приходилось стискивать зубы, втирая мазь в больные бедра и живот. Но Риччи к этому привыкла. Просто нужно было сильнее тереть руки мылом, чтобы смыть неприятный запах.

Виттория не думала о плохом. Старалась этого не делать, понимая, что Элиза сможет почувствовать. Но в голове засела одна мысль, которая как мантра отбивала молотком нудный счет. Все в этой жизни делится. Каждый новый этап чем-то предзнаменован. Жизнь делится на «до и после». Но это не совсем так. Риччи поняла это, когда открыла глаза в день отлета в Италию.

Ее жизнь разделилась подобным образом почти пять лет назад. Тогда, действительно, ей пришлось справлять с тем, что осталось после некогда счастливой семьи. Пришлось учиться жить с тем, что в «после» нет того, что приносило свет. Риччи была вынуждена стать собственным источником тепла для своего хрупкого сердца, у которого отобрали детство.

Две недели назад Виттория пришла к бетонной стене. Серая ржавая табличка скрипела в пустыне, и только ветер поднимал вверх песок, заставляя Риччи жмуриться. Это ведь новый этап, с которым придется жить. Вот только двух недель крайне недостаточно, чтобы научиться. Чтобы выбрать маску.

«Не так как раньше».

Лаконично. Сухо. Жестоко.

Вот только Виттория не знала, какая маска подходит к этим словам. Летя в самолете, Риччи прокручивала то, что ей сказала Элиза.

«Позвони мне в любой момент. Одно твое слово и я приеду. Заберу тебя».

Виттория не могла. Не решилась бы. Это была их кодовая фраза еще из детства.

Риччи тогда насмотрелась фильмов про космические путешествия. И залезла на дерево на заднем дворе, представляя себя космонавтом. Ей было почти девять. Но она испугалась. Подул сильный ветер и ветка, на которой сидела девочка, покосилась, грозясь ее уронить. Виттория закричала, и Элиза выбежала на улицу. Страх на ее лице был, наверное, больше, чем у самой Виттории.

Элиза тогда потянулась руками к сестре, но Риччи крепче схватилась за ветку. С одной фразой, которая стала воплощением их помощи друг другу. Слова, которые Виттория произнесла со слезами на глазах.

- Хочу на луну.

Девочка понимала, что больше не может сидеть одна, что ей сложно, ей нужна помощь. Но и отпустить самостоятельно ветку была не в силах, все еще надеясь, что у нее получится. Но нет. Она бы не смогла.

- Мы полетим туда вместе.

И Виттория разжала руки, падая в объятья сестры. Детское обещание, но Элиза всегда была рядом.

Риччи не могла сказать этого сейчас. Это сложно. Это значило бы признать, что ей нужна помощь. А это значит рассказать.

Элиза догадалась. Виттория была уверена, что сестра что-то заметила. Но они обе знали, что не время и не место. Когда наступит тот самый час, Риччи не знала. Но сейчас она возвращалась. Она летела домой. К прошлому. К семье. Чтобы во всем разобраться. Чтобы, наконец, отпустить кошмары.

Но это сложно сделать, когда ты пустой лист. Черный, обгоревший.

Боль прошла быстро, но чувства не вернулись.

***
Крик. Первый раз кошмары были осязаемыми. Виттория почувствовала жесткие руки на ногах и обуглившуюся до мяса кожу под пальцами. Услышала голос, который растекался по венам тошнотворным месивом, отравляя кровь. Красные капли текли по колену, пачкая простынь.

Крик. Оглушающе громкий, грудной. Ребра начали вибрировать и трескаться от напряжения. Руки дрожат с такой силой, что Виттория случайно оцарапала шею, добавив только новую порцию боли. Риччи не могла подумать, что ноготь врежется в кожу настолько глубоко, но она почувствовала, как из раны начала сочиться кровь.

Крик. Связки горят. Пальцы ног замерзли и почти перестали двигаться. А руки по-прежнему дрожат и только сильнее впиваются в одеяло. Виттория не раскрывает глаз. Не может, не получается. Ее не отпускают. Ночной кошмар слишком реальный, слишком яркий, будто все происходит здесь.

Крик. Уши уже заложило, но Виттория не может прекратить разрывать в кровь свое горло. Она чувствует, как под языком собирается металлический вкус. Противно. Но это то, к чему она привыкла.

Крик. Чужой. Стук в спальню и дергающаяся ручка. Виттория распахнула глаза, пытаясь глотнуть воздуха, но в глотку налили раскаленную ртуть. В спальне темно, но Риччи точно видит, что никого нет. Только голос за дверью.

- Виттория! - Корделия пытается докричаться до племянницы на всей возможности своих легких, попутно стараясь выломать дверь. – Девочка моя, открой дверь!

Виттория почти не слышит. Звук словно из-под толщи воды, где девушка сидит на самом дне, обхватив руками колени.

Корделия волнуется. Риччи видела обеспокоенный взгляд тети, когда та забрала ее из аэропорта. Элиза позвонила. Служба поддержки на расстоянии, мать их. Но Корделия не придавала особого значения состоянию племянницы, списывая это на усталость в школе, стресс. На встревоженные вопросы о своем здоровье, Виттория ответила лишь то, что у нее не было времени нормально поесть, пока она гуляла в горах. Вранье, но ей поверили.

Было легче скрывать свое тело под мешковатой одеждой. Виттория не хотела показывать свои выпирающие кости и истощенные руки. Учитывая, что синяки до сих пор не прошли, налившись желто-зеленым цветом, Риччи не знала, сколько еще будет прятать всю эту радугу на своем теле. Но у нее есть хотя бы еще пара недель, чтобы хоть немного поправиться.

Вот только Виттория слишком устала. Воспоминания почти больно ударили ей в грудь, когда она вошла в спальню. Это напомнило ей о том, что она должна делать. Как именно должна себя вести. Подушки лежали на своих местах, домашние штаны и длинная кофта на кровати – все как прежде. И эта маска натянулась сама собой, сплетаясь с клетками кожи без права на второй шанс. Риччи должна быть такой как прежде.

Гребаный парадокс, который сносил крышу. Табличка на бетонной стене и эта маска. Чертовы несовместимые вещи. Но ей придется научиться с этим жить.

Виттория все еще слышала, как Корделия зовет ее, как дергает ручку двери. Но девушка была слишком слаба. Она забыла выпить таблетки на ночь, уснув, как только голова коснулась подушки. Даже адская боль в коленях и ключице не были достаточным основанием, чтобы повторно спускаться вниз за вином. И Риччи поплатилась. Впервые проснулась с криком. Впервые дала слабину.

Виттория смотрела в пустоту. Она даже не пыталась сосредоточиться на одной точке или одной мысли. Ни того, ни другого просто не было. Конечная остановка, можно отправляться в комнату с белыми стенами.

Есть два вида гнева: сухой и мокрый. Мокрый гнев, в основном, - это, когда ты разрываешь горло в неконтролируемой истерике, слезы стекают по щекам беспорядочным потоком, и ты чувствуешь себя слабым. Сухой гнев ты переживаешь с каменным лицом. Голос резкий, практически глухой. Из эмоций только чуть вздернутая бровь. Мокрый гнев наступает тогда, когда ты обеспокоен чем-то настолько сильно, что просто не можешь все удержать. Сухой гнев кричит о том, что с тебя хватит.

Виттория дышала через раз, моргала, когда от недостатка влаги начинали гореть глаза. Она прекрасно слышала, как Корделия все еще пытается дозваться до нее, но уже менее эмоционально. Риччи понимала, что ей будут читать нотации и вновь лезть в душу. Не только тетя, но и Марко, когда девушка придет завтра в школу. И первый раз Виттория не подготовилась к этому. Но это было не важно. Риччи предстояло встретиться с другим человеком, которого она старалась задвинуть максимально далеко в своем сознании.

Виттория откинулась на подушку. Она хотела спать. Горло все еще саднило, и девушка была уверена, что наутро ее голос будет хрипеть. За все время каникул Риччи похерила свое здоровье настолько, что ее организм просто отказывался принимать ее саму. Горло - девушка была уверена - в микротрещинах, желудок сжался до размера грецкого ореха, тремор в руках стал постоянным спутником. Риччи только и делала, что глотала обезболивающие таблетки и запивала их алкоголем. Как усиленно она защищала и как дорого продала свою жизнь. Каламбур вышел из-под контроля.

Звуки за дверью утихают, а Риччи мечтает только о том, чтобы и шум из головы тоже ушел. Ей надоели постоянно зудящие мысли, обрывки воспоминаний, которые вместе не имели никакого значения. Виттория хотела спать. Она адски хотела забыться в пустых снах. Но девушка знала, что ей это не позволено. Она не заслужила.

Виттория, наконец, поняла. С самого начала ей был заказан путь сюда. Все то, что она переживала все эти месяцы, было просто обычной подготовкой к настоящему котлу в аду, который кипел, выплескивая наружу зловонный яд. Было бы весело, если бы не оказалось правдой.

Риччи перевернулась на правый бок, вытягивая руку. Это самообман. Чертово внушение, но оно было так необходимо сейчас. Виттория была практически уверена в том, что это единственное средство быстро уснуть. Она положила руку на соседнюю подушку, слегка сжав наволочку. Девушка вдохнула поглубже, фантомно ощущая запах до сих пор нераспознанного ореха. Это было странно, но Виттория начала закрывать глаза.

Она не понимала, почему именно его образ заставляет ее забыться. Но пока это работало. Оставалось...что? Надеяться? Максимально глупо, если помнить о том, что та самая надежда, которая оставалась единственным якорем девушки, помахала ей ручкой. Риччи кинули, даже не убедившись в том, способна ли она вывезти это одна.

Одна. Забавное слово, учитывая, что рядом постоянно кто-то крутится, пытаясь помочь. Но на краю сознания, перед тем, как заснуть, Виттория решила, что не позволит даже этого. Ее голова раскалывалась, и Риччи хотела лишь тишины возле себя.

Тишины, чая и запаха орехов.

Виттория знала, что сможет сыграть свою роль, чтобы никто даже не предположил, что внутри ничего не осталось, только эхо, пустой фантом. Нет таких условий, к которым она бы не привыкла. Но больше настораживало то, что даже к этому Риччи могла привыкнуть. Когда к концу дня чешутся руки от желания содрать эту лживую личину. Но она понимала, что это можно будет сделать только с выдранной кожей и водопадом крови. А Виттория просто не обладала таким запасом красной жидкости в своем организме. Тем более что по венам начинала струиться черная вязкая субстанция.

Виттория засыпала с одной лишь мыслью, которая навязчивым голосом звучала в ее голове вот уже который год. Только концовка поменялась две недели назад. Любому человеку важно найти то, к чему он будет стремиться, за что будет бороться независимо от обстоятельств. Но как быть, когда единственная причина для борьбы захлебнулась, потеряв веревку от спасательного круга? Как поступить, если последним ее стремлением было полное одиночество. Причем от себя.

Боль ушла. Чувства не вернулись. Нужно было играть спектакль.

***
Она не спала. Виттория проснулась ровно в тот момент, когда ее нога дернулась в спазме. Примерно через минуту после того, как она вновь легла головой на подушку. Было около четырех утра. И все книги врут. Никакой романтики в ночной тишине нет. Там вообще ничего нет, кроме всепоглощающего душного «ничего».

Примерно в шесть утра – ровно по будильнику – Виттория устало поплелась в ванную. Не потому что ей приходилось собираться в школу. Было бы проще, если бы это было так. Но ее подняло уже знакомое чувство подкатывающего кома в горле и немеющих щек. Риччи уже не подрывалась, стараясь как можно быстрее оказаться в туалете. Она просто не могла дать себе такую непозволительную роскошь, как резкие движения. Поэтому она лишь устало пошла в ванную.

Вот только все оказалось намного хуже, чем предыдущие недели. Прилетев вечером, Виттория отделалась тем, что не голодна и слишком устала в дороге. Она и вправду не хотела есть, но только потому, что знала, что в конечном итоге ее вывернет утром. И даже болезненные спазмы в желудке, которые отдавались режущей болью в горле, не были достаточно веской причиной, чтобы хоть что-то засунуть в себя из еды. Лишь таблетки и вино, как только она вошла в дом.

Поэтому утром Риччи поплатилась за это тем, что со слезами на глазах пыталась выхаркать печень и желудок. Это были первые ее слезы за все это время, но она прекрасно понимала, что это ничего не значит. Ей было просто очень больно. Виттория приняла тот факт, что ее собственный организм начал ей мстить. И Риччи даже не удивилась, что пока она пыталась привести в норму свои глаза, в которых вращались темные круги, она успела заметить кровь на стенках унитаза. Ничего нового.

Виттория постоянно смотрелась в зеркало. Это вошло в привычку. Каждый раз, подходя к собственному отражению с видом, словно встречает кровного врага, который дороже любого члена семьи, Виттория выискивала новый оттенок синяков под глазами. Посмотрев в зеркало утром, девушка поняла, что ее грудь и шея чисты. Ни одного намека на то, что когда-то все тело горело огнем, от которого Риччи добровольно плавилась. Ей стало досадно.

Все ощущения перекрывали синяки на бедрах, которые точно издевались, не собираясь сходить с тела девушки от слова «совсем». Новая порция мази и уже даже не чувствуется ноющей боли.

Виттория провела возле туалетного столика около часа. Она просто смотрела на себя, стараясь понять, качественно ли она пришила свою маску. Почему-то это ощущалось именно так: швы по всему лицу, кровоточащие раны от иглы. Риччи не обращала внимания на звонки и сообщения, которые заделались целью разрушить ее нервную систему, которая и так вся находилась в руинах, присыпанная ливерморием. Чтобы наверняка.

Поэтому Виттория просто выключила звук. Везде. Ни музыки, ни пения, ни фильмов. Ничего, что могло бы хоть как-то раздражать слух девушки. Раньше ей нравилась тишина, которая окутывает своим спокойствием, сейчас же Риччи словно отсчитывала часы до момента, когда этот мрак разрежет чей-то грубый голос. Еще одно доказательство того, что все изменилось.

Виттория решила не тратить время на завтрак. В этом не было смысла. Отдаленно она понимала, что будут последствия этого решения, вот только девушка больше не задумывалась над этим. Она перестала волноваться совсем.

Риччи надела белую блузку, расстегнув первые две пуговицы. Ей было душно даже в душе, когда не было ни одного слоя одежды. Холодные капли, стекающие по телу и еще больше приносящие мороз, никак не помогали Виттории остудить себя. Девушка выходила из душа только когда чувствовала, как немеют губы. Но ей было душно. Поэтому она и надела самую легкую блузку. Вот только надеть прозрачные колготки Виттория не могла себе позволить. Фантомное ощущение присутствия чужих рук на ее бедрах все еще оставалось. И Виттория не могла позволить себе, чтобы их кто-то тоже заметил.

До выезда из дома оставалось около десяти минут, а Риччи до сих пор сидела перед зеркалом, наблюдая за тем, как сильно сузились ее зрачки. Это было забавно. Такого с ее глазами не происходило никогда. И Виттория уже успела привыкнуть, что глаза неизменно на протяжении двух недель оставались цвета хризолита. Глаза – зеркало души? Тогда почему, смотря в свои прозрачные, Виттория не видела ничего.

Таблетки не помогли. Риччи выпила их, когда вышла из ванной, складываясь почти пополам. Но впервые они не помогли. Не стало хуже, нет. Просто эта боль уже действовала на нервы. Поэтому Виттория не стала терзать свою печень еще больше.

- Виттория, - голос Корделии звучал вкрадчиво, но в этой тишине он был похож на отбойный молоток. – Девочка моя, спускайся. Ты должна позавтракать.

Эти слова Риччи слышала раз пятнадцатый за утро. И реакция на них оставалась неизменной: прикрытые глаза, вздернутые брови и ровное дыхание. Как медитация, ей богу. Только вот результат совсем противоположный.

«Должна». Это слово было практически вырезано на веках Риччи. И этот список пополнялся с каждым вздохом девушки, вот только то, о чем говорила женщина, Виттория точно не должна делать.

- Я жду тебя внизу, - тихо произнесла Корделия.

Послышались удаляющиеся шаги, и Виттория решила - пора. Нельзя больше тянуть, ее и так ждет крайне нелегкий разговор. Риччи даже не думала, что будет говорить тете, как будет себя вести. Девушка не сдержалась ночью и теперь ей придется разгребать.

Посмотрев в зеркало последний раз, Виттория убедилась, что снисходительная улыбка на месте, глаза слегка прищурены, макияж идеален. Риччи взяла сумку в руки и вышла из спальни, закрыв дверь.

В доме пахло свежеиспеченными вафлями и ягодами. Вот только Виттория почувствовала предупреждающие спазмы в желудке и, слегка дотронувшись до живота, она спустилась вниз.

«Да начнется шоу», - про себя сказала Виттория, встретившись с встревоженными глазами Корделии.

- Доброе утро, - с легкой улыбкой произнесла Риччи, садясь за стол.

Корделия, слегка замявшись, вымученно улыбнулась и села рядом, во главе стола.

- Доброе, - с напряжением в голосе ответила женщина. – Почему ты не спустилась раньше?

- Я не голодна, - ответила Виттория, притягивая к себе стакан виноградного сока.

Виттория понимала, что Корделия находится в крайней степени недоумения. Риччи напрямую посмотрела в глаза тети, и та слегка вздрогнула. Но девушка увидела все, что ей требовалось: бегающие глаза женщины, слегка пульсирующая вены на виске, дрожащие губы. Это был первый раз, когда Риччи видела тетю в подобном состоянии, стало даже неуютно. Но и к этому ощущению девушка успела привыкнуть.

И, видимо, Корделия тоже поняла, что ее внешний вид выдает ее нервозность с потрохами. Женщина, неслышно прочистила горло и отпила глоток кофе. Ходить вокруг да около не было никакого смысла.

- Что произошло ночью? – спросила Корделия, старательно вглядываясь в лицо племянницы.

Витторию начало тошнить. До сжатых на максимум зубов, до темноты в глазах. И оставалось непонятна причина: то ли от запаха еды, то ли от картинок ночного сна. Возможно, все вместе, чтобы наверняка.

Вот только Риччи совершенно не хотела прямо сейчас разложиться на полу, подавляя мучительные спазмы, разбрызгивая кровью. Поэтому ей пришлось затолкать все ощущения и чувства куда подальше, чтобы не сделать хуже.

Буквально дотронувшись губами до сока, Виттория отставила стакан в сторону и повернулась к тете, непринужденно откидываясь на спинку стула.

- Кошмар приснился, - сказала Виттория.

Движение рукой, будто ничего страшного не случилось, слегка нахмуренные брови, показывающие, что разговор не совсем к месту. Виттория сделала все правильно, чтобы Корделия поверила ей. И это был максимум, на который Риччи способна в данный момент.

Виттория была крайне не настроена разговаривать сейчас, да и вообще не хотела это делать ближайшее время. Сколько? Всю жизнь? В данную секунду она хотела спать. Глаза не пытались закрыться, словно на них упала ноша всех миров. Риччи внешне выглядела очень бодро. Вот только она нещадно заставляла себя оставаться в сознании прямо сейчас. Она устала. Она хотела спать. Она хотела не видеть снов.

Виттория почти закрыла сознание от происходящего, но ее отвлек от этого увлекательнейшего занятия голос Корделии. Не судьба, видимо. А когда она наступит? Когда Риччи заслужит минуту тишины?

- Мне звонила Элиза, - женщина говорила так, словно ждала какую-то неконтролируемую реакцию племянницы. Очень самонадеянно. – Она сказала, что в последний день каникул ты была напряженной.

Виттория аккуратно потерла глаза, стирая усталость, и мягко улыбнулась Корделии. Главное, не перестараться.

- Мне кажется, что это оправданно, - произнесла девушка слегка удивленным тоном. Словно она не понимала, как Корделия могла задать такой простой вопрос. – Последний день. Очень не хотелось, чтобы каникулы заканчивались. Ты как никто другой знаешь, что из меня никудышный школьник.

Усмехнувшись последним словам, Виттория поднесла ко рту стакан в попытке создать образ уже слегка уставшего подростка. Корделия кивнула и вернулась к томному поглощения кофе.

Не было даже предположений о том, что Элиза может не позвонить. Конечно, вокруг все только и делают, что волнуются за Витторию. Все кроме нее, очевидно.

Почему она позволила сестре увидеть ее состояние в аэропорту? Виттория мысленно сматерилась, послав себя в далекое пешее. Она не позволила, она просто не успела проконтролировать. В последний день Риччи просто задолбалась настолько, что ее маска скатилась вниз, обнажив часть того, что девушка старательно закрывала.

И тогда она столкнулась с еще одной проблемой. Черт, нужен новый вагон, а то в старый все не помещается. Виттория не до конца понимала, как она будет все выдерживать. Две недели наедине с сестрой, которую девушка не видела около половины дня, показались слишком долгими и сложными. Выходя из своей спальни, Риччи уже чувствовала, что устала. Но она все равно продолжала играть заинтересованную в рассказах о горных трассах личность.

А сейчас Виттория собирается туда, где собраны все главные раздражители. Девушка с самого пробуждения попрощалась с призрачным ожиданием того, что ей даны еще минуты тишины. Их не будет. Будут только постоянные взгляды, шепот и мимолетные прикосновения. Глаз Риччи дернулся от мысли о последнем.

Она не знала, как ей вытерпеть хотя бы один день в школе в окружении знакомых лиц, которые только и будут гудеть о проведенном отдыхе. И Виттория была уверена, что ее избавят от этих разговоров. Вместо них начнутся причитания и лекции о ее ненадлежащем поведении. Она ведь всех заставила переживать. Удивительно, но Витторию это вообще не волновало. Ей было занятно, но не волнительно.

- Значит, - вкрадчивый голос Корделии заставил девушку дернуть рукой. – Про алкоголь я тоже могу не спрашивать?

Нотки осуждения проскользнули в голосе женщины, но Виттория была к этому готова. Было бы странно, если бы Корделия вообще не коснулась этой темы. Больной вопрос в этом доме, как же она его обойдет. Даже иронично, что для Риччи это был, действительно, больной вопрос.

И прямо сейчас девушка почувствовала горечь во рту. Она почти приложила ладонь к горлу, чтобы попросить свое тело сдержаться. Но за это можно не беспокоиться. Ее организм не способен на этот подвиг, у него просто не осталось внутри ничего, чем бы могло стошнить Витторию. Она даже к соку не прикоснулась.

- Я просто дорвалась до мини-бара, - со смешком ответила Виттория, разведя руки в стороны.

В этом не было ничего нового, поэтому Корделия лишь поджала губы.

- Поехали, а то мы опоздаем, - немного резким голосом произнесла женщина, вставая из-за стола.

Виттория поняла, что все сказала и сделала правильно. Тетя ей поверила, сестра всего лишь слегка обеспокоена. Не было ничего такого, с чем бы Риччи не справилась.

Вопрос о школе оставался открытым, и девушка понимала, что избегать никого не получится. Виттория лишь хотела более-менее спокойной реакции своего сознания и тела на предстоящие нападки Марко и Бекки, которые до сих пор разрывают телефон.

Риччи перестала обращать внимание на сообщения, она даже не старалась бросать на них взгляда. Содержание их оставалось неизменным: «Почему ты не берешь трубки?», «Когда ты приедешь?», «Ты в порядке?». Просто все надоело.

Выйдя из дома, Виттория поняла, что это будет сложнее, чем она могла предположить. Даже неяркое солнце, которое было почти полностью закрыто серыми тучами, слишком сильно раздражало глаза девушки. Она хотела темноты. Но должна была выйти на свет.

Это странно, но раньше Виттория принимала только такую погоду, чувствуя защищенность. Сейчас же она ехала в школу с полным пониманием того, что за все время, с наступления нового года, она не почувствовала ничего. Самым сильным ощущением было отвращение, когда Виттория выворачивала себя наизнанку после очередного кошмара.

Странички одной из книг по психологии пронеслись в ее голове. Она ведь читала об этом когда-то. И думала о том, что, возможно, это самое страшное, что может с ней случится. Это называется алексимитией – психологическое состояние личности, при котором человек, потеряв способность к проявлению своих эмоций, вынужден стараться выглядеть нормально в глазах других. Человек просто не способен описать собственное состояние и чувства. Страшное состояние, граничащее с потерей себя.

Виттория как можно незаметнее стиснула зубы от нахлынувшей боли в правом шраме. Это точно не та тема, которую стоит обдумывать, направляясь в место, где подобную роль нужно играть с куда большим энтузиазмом.

Боль ушла. Чувства не вернулись. Нужно было играть спектакль. Слова для роли никто не выдал.