Чистый (Драмиона)

Дни после того инцидента между Гарри и Малфоем были буквально пропитаны напряжением. Гарри был дисквалифицирован, и на глазах у скромной публики, состоявшей лишь из шести и семикурсников, пришлось столкнуться Тео Нотту и Кормаку МакКлаггену. Победил Кормак, но к тому моменту большинство уже утратило интерес к Турниру; Гермиона едва смотрела.

Она почти три дня не слышала о Малфое ни слова. Весь следующий день после Турнира ее повсюду преследовали шепот и обвинения, но она ничего не говорила — держалась от сплетен в стороне, надеясь, что слухи рано или поздно смолкнут. По крайней мере, никто вроде бы не подозревал ее в связи с Малфоем — Пэнси Паркинсон безукоризненно играла роль преданной подружки, да и прочие были немногим умнее. Гермиона смотрела на то, как Пэнси рыдает над Малфоем, и пыталась игнорировать мучительную боль, что терзала ее собственное взволнованное сердце — понимая, что если бы ситуация повернулась другим образом, она бы тоже поверила Пэнси.

С тех пор, как это случилось, Гермиона ни разу не плакала. Иногда ей казалось, что если она хоть немного отпустит себя — если даст хоть какой-то выход своим эмоциям, — то, вероятно, сможет жить дальше и как-то взять себя в руки. Но она слишком устала для слез; у нее на сердце было слишком тяжело, а бремя ее тайны было слишком неподъемным.

Она три ничего о нем не слышала.

Большую часть времени она проводила с Гарри, чье чувство вины снедало его почти так же, как ее — чувство опустошенности, — и с Роном, который почти не разговаривал. Она не возражала — вообще-то, ей это даже нравилось. Она начала вспоминать того Рона, которого, как ей казалось, любила — тот тихий, нерушимый якорь поддержки, что был рядом с ней на протяжении всех невообразимых потерь и боли. Она не могла рассказать, что именно ее терзало, а он и не спрашивал — теперь это было нормально. Она, в свою очередь, создавала собой защитный барьер против гнева Лаванды Браун, которую нисколько не тронули события последних дней. Гермиона, следуя примеру Рона, держала свои вопросы при себе.

Она остановилась у двери в больничное крыло, пытаясь заставить себя идти дальше. Там был лишь один пациент — бледно-серебристая голова покоилась на белоснежных простынях, но она не могла разглядеть его лица. Ее взгляду мешало присутствие большого числа слизеринцев, беспорядочно расположившихся вокруг его постели. Впервые за все время, что она себя помнила, она могла представить себя среди них — среди эти красивых, безупречных людей, которым было позволено делить с ним жизнь.

Ей не хватало его взгляда в те моменты, когда он о чем-то размышлял — того, как его руки мягко зарывались в волосы и как сияли его серые глаза. Ей не хватало его раздражающей ухмылки, его внешней невозмутимости, его тонких черт. Ей не хватало того, как он смотрел на нее перед тем, как поцеловать, жадно приоткрыв губы — так, словно жаждал этого поцелуя. Жаждал ее. Ей не хватало осознания того, что она в любую минуту могла поднять глаза и наткнуться на его взгляд, устремленный на нее с другого конца зала.

Ей не хватало его — сильно, отчаянно. Настолько, что если прежде у нее были вопросы, то теперь их не осталось. Она бы приняла любую пытку — за исключением его отсутствия.

Возможно, с ее стороны это было по-детски.

Она слишком долго стояла в дверях. Блейз Забини поднял на нее взгляд и сузил глаза; Пэнси обернулась и тоже уставилась на нее.

— А ты что здесь делаешь? — прошипела Паркинсон, встав. Дафна Гринграсс тоже поднялась в знак солидарности, и они обе полностью загородили собой Малфоя от взгляда Гермионы.

— Ничего, — тихо сказала она. — Я лишь...

— Никто не желает тебя здесь видеть! — выкрикнула Пэнси, оборвав ее на полуфразе. — Тебя не должно быть здесь — он не хотел бы, чтобы ты была рядом!..

Взгляд Гермионы затуманился; она болезненно сглотнула.
— Я не... я лишь...

— Знаешь, что он думал о тебе? — спросила вдруг Пэнси неожиданно спокойным голосом, шагнув к Гермионе. Дафна пыталась остановить ее, но Пэнси смахнула ее руку, надвигаясь на хрупкую гриффиндорку. Паркинсон была выше и использовала это в качестве преимущества, вынуждая Гермиону вжаться спиной в дверь. — Драко считал тебя раздражающей, самонадеянной волосатой всезнакой! — процедила она сквозь зубы. Гермиона выдержала ее взгляд, но ничего не ответила, надеясь, что ее лицо не выдаст тот внутренний хаос, что безжалостно заносился в сердце от этих слов. — Он считал тебя всего-навсего отвратительным, жалким подобием ведьмы — поганой грязнокровкой!..

— Мисс Паркинсон. Мы не используем это слово в стенах этой школы.

В дверях позади Гермионы материализовалась фигура Снейпа, облаченная в мантию. Его низкий тембр тут же прервал тираду Пэнси.

Пэнси выпрямилась и отступила.
— Прошу меня извинить, профессор, — проговорила она неискренним тоном, гордо вздернув подбородок.

— Вам не передо мной следует извиняться, — ответил он негромко. Глаза Пэнси сузились.

— Я... но она сама меня спровоцировала! — крикнула она в отчаянии, тыча пальцем в Гермиону. — Ее вообще не должно быть здесь! Она пыталась привлечь к себе внимание! ...

— Студенты факультета Слизерин не прибегают к такой детской мере, как тыканье пальцем, мисс Паркинсон, — выплюнул Снейп, безжалостно ее прерывая. — И хотя вас едва ли это волнует, это я попросил мисс Грейнджер зайти.

Гермиона обратила на него ошарашенный взгляд, но вместо нее заговорила Пэнси:
— Что?! — возмутилась она. — Зачем?!

— Мисс Грейнджер продемонстрировала великолепную работу с продвинутой магией, пытаясь исцелить мистера Малфоя, — объяснил он невозмутимо. — Проявив тем самым мастерство, которое несомненно спасло ему жизнь. — На короткую секунду взгляд Снейпа метнулся к ней — это был знак того, что по крайней мере это утверждение было правдивым. — Я попросил ее прийти, чтобы мы вместе проанализировали использованные заклинания и выяснили, какие из них были бы наиболее эффективны.

Пэнси застыла и поджала губы.
— Но...

— Мисс Паркинсон, мисс Гринграсс, мистер Забини — полагаю, вы не будете возражать, если мы изучим заклинания, наложенные на мистера Малфоя?

Пэнси подозрительно сощурилась, но, нехотя кивнув, указала Дафне и Блейзу идти за ней.
— Пошли. — Она вздернула голову, окинула Гермиону очередным колючим взглядом и скорчила гримасу в немом предупреждении.

Я за него поборюсь, подумала Гермиона с горечью, глядя на то, как они медленно выплывают из комнаты.

Она нерешительно шагнула в помещение и подняла взгляд на Снейпа; тот молча закрыл за ними дверь.
— Профессор, я правда...

— Спасли ему жизнь? Да. — Он жестом указал ей войти.

Она собрала в кулак всю свою волю, чтобы не броситься к Малфою и не вцепиться в него, никогда больше не желая отпускать. Вместо этого она медленно — словно во сне — приблизилась к нему, мысленно впитывая безупречные черты его лица. Он был слишком бледен — его будто заморозили и лишь недавно вернули к жизни; дыхание его было глухим, почти несуществующим. Он все еще был без сознания, и она поймала себя на мысли, что отчаянно надеется, что хотя бы в чертогах своего отдыхающего разума он обрел покой.

Она робко присела на краешек кровати, стараясь не касаться его. Она не глядела на Снейпа, который, как и она, был всецело поглощен лицом Малфоя — впрочем, если бы она взглянула на него, то поняла бы, как превратно он истолковал ее действия.

— Если бы вас там не было, — проговорила она, нервно сглотнув, — он бы умер, да?

— Да, — ответил Снейп. Она вздрогнула. — Впрочем, если бы не вы, он бы умер еще до моего появления.

Она качнула головой, все еще не в силах оторвать взгляд от Малфоя.
— Мне кажется, я ничего не сделала. — Она быстро подняла глаза на Снейпа. — Почему же зелье не сработало?

— Оно сработало, — медленно проговорил он, обдумывая свои слова. — Но Санаре Пура не предназначена для борьбы с подобными заклинаниями. Раны оказались слишком глубокими — и слишком многочисленными.

Она испустила нервный, хриплый смешок.
— Тогда какой был смысл его готовить? — Она фыркнула и скорчила гримасу.

Он строго на нее покосился.
— Не стоит недооценивать значение вашей роли в его спасении, мисс Грейнджер, — проговорил он натянутым голосом. — На областях его тела, исцелённых при помощи зелья, не останется шрамов.

Она нахмурилась.
— Но его грудь... зелье не сработало, я пыталась зашить ее заклинаниями... я ведь сделала только хуже?

Он пожал плечами.
— Я предполагаю, что мистер Малфой не будет против боевого шрама.

Она слабо улыбнулась, представляя, как Малфой приглаживает волосы, поправляет форму, крутит в пальцах кольцо.

— Я об этом не подумала, — тихо сказала она.

Гермиона снова взглянула на Снейпа, подмечая то, каким взглядом он смотрит на Малфоя. Она совсем забыла, насколько предвзят был Снейп к юному слизеринцу, и впервые спросила себя, каково пришлось ему — видеть, что один из его учеников оказался так близок к смерти.

— Профессор, — поговорила она еле слышно, — почему вы сказали мисс Паркинсон, что попросили меня зайти?

— Мисс Паркинсон перешла черту, — сказал он сурово. — К тому же, с моей стороны было бы неразумно не позволить вам его увидеть. — Он помолчал. — Полагаю, я не ошибусь, если скажу, что между вами и мистером Малфоем что-то изменилось?

Она закусила губу — трудно было быть настолько прозрачной, — и вновь поглядела на Малфоя.
— Это так очевидно?

— Сказать по правде, нет. — Он небрежно склонил голову набок. — Ничего, что заслуживало бы что-то помимо слухов. Вашу реакцию во время Турнира очень скоро забудут, я не сомневаюсь.

Она вздохнула.
— Мне в это верится с трудом.

Он усмехнулся.
— Мой личный опыт показывает, что юным людям не свойственно долго держать что-либо в голове, — сказал он с прохладцей. — Что касается концентрации их внимания, она ещё более ненадежна — если такое вообще возможно.

— Что правда, то правда, — согласилась она.

Какое-то время они оба молчали.

— Малфой ведь... очень талантлив, правда? — спросила она задумчиво.

Снейп кивнул.
— Крайне одаренный волшебник, — сказал он не без гордости. — Впрочем, и определенно тот, кто доставляет неприятности.

Она мазнула по Снейпу быстрым взглядом.
— Он не все мне рассказал.

Он пожал плечами, словно речь шла о чем-то тривиальном.
— И, тем не менее, что-то вы знаете, не так ли?

Она сглотнула.
— Да, — призналась она.

Между ними снова повисло молчание.

— Я сожалею о том, что мне приходится говорить это, но я настоятельно рекомендую вам держать ваши отношения в тайне. — Снейп встал. — Уверен, нет нужды говорить вам, что Драко предстоит столкнуться с определенным заданием, и ваше в нем участие может быть для вас опасным. — Он перехватил ее взгляд, пытаясь найти в нем согласие. — Я надеюсь, вы не забыли о моем предупреждении?

Она разочарованно кивнула и тоже поднялась на ноги.

— Нет. — Он протянул руку, останавливая ее. — Вы останьтесь.

— Что?

— Можете остаться, — повторил он. — Я проконтролирую, чтобы вас не беспокоили. Двадцати минут будет достаточно?

Нет, подумала она раздраженно.

— Да, — сказала она.

Он коротко кивнул.
— Хорошо. Двадцать минут. После этого советую вам не возвращаться, дабы избежать очередного столкновения с мисс Паркинсон.

— Профессор, — начала она осторожно, — почему... вы это делаете? Почему помогаете мне? — В ее голосе сквозило отчаяние — чуть ли не мольба. — Разве не разумнее было бы посоветовать мне держаться от него подальше?

Он поджал губы, обдумывая ее слова.
— Он не рассказывал вам о своем задании?

Она качнула головой.
— Нет. Он сказал, что пытается меня защитить.

Он наклонился к ней, и выражение его лица будто бы смягчилось.
— Придет время, когда ему нужно будет быть сильным, — произнес он. — А еще ему нужен будет кто-то сильнее его — кто-то, кто поможет с этим справиться.

Он снова выпрямился и приготовился уйти.
— Даже я не настолько бессердечен, чтобы полагать, будто кто-то может справиться с подобным в одиночку. — В его голосе звучала странная пылкость.

— Может, он вообще не захочет иметь со мной дела, — проговорила она вдруг дрожащим голосом. — Вдруг он...

Он прервал ее резким движением головы.
— Вы не можете контролировать чувства других, мисс Грейнджер, — ответил он. — Единственное, что вы можете контролировать — это как с ними быть. — Он кивнул в сторону часов. — Двадцать минут. — Дверь за ним захлопнулась.

Она с минуту подождала, пока щелкнет замок, а потом вновь приблизилась к Малфою и сжала его ладонь.

— Прошу тебя, очнись, — проговорила она с непривычной нежностью — и тут же нахмурилась. Если бы она сказала ему это, когда он был в сознании, он бы ни за что ее не послушал.

Но какая-то часть Гермионы ждала, что он сядет в постели и взглянет на нее с любопытством.
— Грейнджер, — сказал бы он с усмешкой, как всегда, не восприняв ее слова всерьез. — Тебе бы только покомандовать.

— Малфой, — произнесла она чуть громче. — Я знаю, что тебе очень трудно очнуться, но я считаю, что заслуживаю капельку внимания.

Он оставался неподвижен.

— Знаешь, я ведь спасла тебе жизнь, — сказала она. — Как это похоже на тебя — быть неблагодарным!

— Вот уж не думаю, — закатил бы он глаза. — Я и так максимально любезен.

Она перевернула его руку ладонью вверх и заскользила кончиками пальцев по линиям на ладони.
— Может, оно и к лучшему? То, что ты меня не слышишь.

— Грейнджер, ну что ты как ненормальная — разговариваешь с полумертвецом! — ответил бы он ей, делая вид, будто занят своими ногтями.

— Знаешь, я тебе не завидую, — продолжила она негромко. — Если бы вокруг меня вечно вилась Пэнси, я бы тоже предпочла оставаться без сознания.

Он бы фыркнул.
— Лучше уж она, чем Уизли, ты так не думаешь? И определенно лучше, чем Поттер — он у нас вообще, оказывается, убийца.

Она протянула руку и пригладила его волосы — ей не хватало этого ощущения на своей коже, когда он терся о ее ладонь носом; это был один из тех удивительно ласковых его жестов. Обычно он был невероятно сдержанным и по своей натуре прохладным, но время от времени, когда он сжимал ее в объятиях, она вспоминала, что он одинок, испуган, не уверен. Раньше она думала, что лишь позволяет ему брать у неё все, что ему нужно, и даже не задумывалась о том, сколько всего брала у него сама. Она и теперь не могла сказать наверняка, чья нужда была сильнее — может, это было и неважно.

— Я не понимаю, почему ты не победил Гарри так же, как меня. Что пошло не так? Почему ты не увидел, что тебе грозит?

Он бы хмуро на нее уставился.
— Какая же ты дотошная, Грейнжер.

— Это было ужасно, — призналась она. — Видеть тебя таким. Ты должен понимать, каково это — ты сам видел, как я истекаю кровью, а тогда это был лишь сон! Тут все было по-настоящему, и я была там, с тобой! Я не могла поступить иначе. А теперь я даже не могу быть рядом и вынуждена лгать всем вокруг...

Она вдруг ощутила ярость.
— Это несправедливо! — крикнула она, стискивая его руку.

Он ничего не ответил.

— Несправедливо, что я должна справляться с этим в одиночку! То, что я сейчас чувствую — самое трудное, с чем мне когда-нибудь приходилось сталкиваться. И хоть ты понимаешь это — ты понимаешь, я знаю! — ты все равно мне не доверяешь, все равно не впускаешь меня! Ты же знаешь — тебе нужна моя помощь!

— Я говорил тебе, — напомнил бы он ей. — Я говорил, что это плохая идея, Грейнджер.

— Тебе нужна моя помощь, — повторила она, пробегая подушечкой большого пальца по его губам. — А мне нужен ты. Ты нужен мне.

— Пожалуйста, — взмолилась она тихо, наклоняясь и касаясь лбом его лба. — Прошу тебя, вернись ко мне.

Какую-то секунду она молчала, осознавая, как глупо выглядит со стороны, говоря с ним в момент, когда он был за мили от нее.

— Вернись ко мне, — прошептала она, невесомо касаясь губами его щеки.

***

— Я слышал, сегодня Малфоя выписывают, — сказал Рон, явно пребывая в хорошем расположении духа. Гермиона попыталась не дать промелькнуть на своем лице любопытству и медленно перевернула страницу.

Она не слышала о нем пять дней.

— Да ну? — отозвалась она, не поднимая головы. Гарри тоже не поднял глаз, погруженный — или притворяясь погруженным — в книгу.

Рон громко вздохнул.
— Пора бы вам двоим забыть об этом! — настаивал он. — Гарри, это была просто ошибка — ты ведь не знал! Что касается тебя, Гермиона, я понимаю, как тебя травмировали попытки исцелить его. — На секунду он смолк, позволяя между ними повиснуть молчанию, но вскоре продолжил: — Наверняка это трудно — все так спешат с выводами, — добавил он, неуклюже похлопав ее по спине. — Для вас обоих, в смысле.

Гарри после этой дуэли с Малфоем страдал от той же ответной реакции, что и на втором курсе, когда он якобы натравил на Финч-Флетчли змею. Все единодушно вынесли вердикт, что он намеренно попытался убить Малфоя, и в результате они оба — и он, и Гермиона — оставались в тени, пытаясь избегать возможных сплетен; с ними был и Рон. Это был неожиданный возврат к их обычной жизни — ну или хотя бы к той, что когда-то была обычной.

— Все равно рано или поздно вам придется это отпустить, — повторил Рон, пытаясь глядеть им обоим в глаза. — Он очень скоро вернется в спальню Слизерина — ничего страшного ведь не случилось...

— ... ты что, серьезно?! Ничего страшного?!..

— ... в каком смысле, в спальню Слизерина?!..

Гарри с Гермионой переглянулись, перебив и Рона, и друг друга. Гарри прокашлялся и произнес первым:
— Как ты можешь говорить, что ничего страшного не случилось, Рон? — Его глаза округлились. — Ты же видел, что с ним было! И учебник Принца исчез...

Гермиона ощутила, как к ее лицу приливает краска — она-то знала, что это было не совсем так. Последние несколько ночей эта книга стала ее чтивом перед сном. Теперь она понимала, почему Гарри так сильно к ней тянуло — каждое пустое поле было заполнено умными пометками и заклинаниями, и читать ее было словно погружаться в гениальный, по-темному изощренный мозг. Впрочем, если бы Гарри узнал, кому принадлежит книга, он бы вряд ли так хотел ее вернуть.

— Да не нужна она тебе, старик, — успокоил его Рон, хлопнув Гарри по спине. С тех пор, как Рон отдалился от них, он стал гораздо более чутким — впрочем, порой он был и радостным не к месту.

— Он прав — она тебе не нужна, — согласилась Гермиона неуверенным голосом, прежде чем вернуться к своему вопросу: — А почему Малфой вернется в спальню Слизерина? Почему не в комнату префектов?

Рон пожал плечами.
— Не знаю, — сказал он неясно. — Видимо, потому что в слизеринской спальне больше народу — вдруг ему понадобится помощь. Помните, как на третьем курсе после того случая с Клювокрылом он заставлял всех делать за него домашнюю работу?

Она скорчила гримасу, почти благодарная за это напоминание о прежнем Малфое — вот по кому она точно не скучала.
— Верно, — ответила она — прекрасно понимая, что те времена остались далеко в прошлом. Малфой, которого она знала, ненавидел просить о помощи.

— А знаете, что? — громко заявил Рон. — Нам надо прекратить говорить о Малфое. Думаю, все это время Гермиона была права.

— Как обнадеживающе, — пробормотала она с сарказмом, поджимая губы.

Гарри задумчиво отхлебнул чай из своей чашки.
— Наверное, ты прав — сейчас-то он в любом случае не ведет себя как Пожиратель Смерти, когда все так пристально за ним наблюдают.

И Рон, и Гермиона кивнули — Рон кивнул с чуть большим энтузиазмом.

— А вот у меня возникли кое-какие трудности с заданием, которое дал мне Дабмлдор, — добавил Гарри как бы невзначай — так, словно речь шла о чем-то неважном.

— Что?! — воскликнула Гермиона, тут же выпрямившись на стуле — секунду назад она сидела, склонившись над своими книгами. — И что тебе нужно сделать?

— Ну... я же говорил вам, что он поручил мне раздобыть кое-какие обрывки из жизни Волан-де-Морта. — Оба кивнули. — Он показал мне одно воспоминание... но оно ненастоящее.

— Ложное воспоминание? — спросила Гермиона задумчиво. — А с чего ты взял, что оно ненастоящее?

Гарри качнул головой.
— Оно ощущалось иначе. Когда заглядываешь в воспоминания другого человека...

— ... чувствуешь то же, что и он... — закончила она за него, вспоминая.

Рон восторженно захлопал в ладоши.
— Да вы взгляните на себя — такие умники! — сказал он с довольной ухмылкой.

— Не перебивай, Рональд, — нахмурилась Гермиона. Она снова повернулась к Гарри. — А что это было за воспоминание?

— Волан-де-Морт в нем был студентом Хогвартса. Он спросил Слизнорта об одном темном артефакте, и ответ профессора был... каким-то мутным.

— Что за артефакт?

— Крестраж, — проговорил Гарри, слегка споткнувшись на непривычном слове.

— Крестраж? — Гермиона нахмурила брови. — Что это?

— Не знаю — и, если честно, сомневаюсь, что кто-нибудь знает, — признался Гарри. — Мне показалось, это некое... табу, что ли.

— Но дело ведь не в значении слова крестраж, верно? — настаивала Гермиона.  — Дамблдор-то должен знать, что это — ну или уже успел это выяснить.

Гарри пожал плечами.
— Сейчас трудно понять, что на самом деле происходит с Дамблдором, — сказал он неуверенно. — Его часто не бывает в школе.

— Я тоже это заметил. — Впервые за весь разговор Рон нахмурился. — Его даже на Турнире не было.

— Как и Снейпа, — добавил Гарри. — МакГонагалл пришлось идти искать его, когда... ну, сами знаете. — Он смолк.

Гермиона разумно смолчала и решила оставить эту маленькую деталь до лучших времен, когда сможет продолжить изучение этого пока не ясного пазла, который она собирала по крупинкам последние недели, не боясь при этом выказать лишние эмоции.

— А что было в настоящем воспоминании — как, по-твоему? — спросила Гермиона, пытаясь отвлечь Гарри разговором, пока он вновь не впал в свое апатичное состояние.

— Ну, — произнес он медленно, — Волан-де-Морт спросил Слизнорта о крестражах, и в том воспоминании, что я видел, Слизнорт ответил, что ничего не знает. Но это неправда. — Гарри нахмурился. — Это явно была ложь. Видимо, он сказал ему...

— Значит, важен не сам крестраж, а то, что сказал ему Слизнорт, — заметил Рон. Гермиона от удивления выпрямилась на стуле.

— Очень проницательно с твоей стороны, Рон, — согласно кивнула она — и добавила как бы между прочим, на этот раз обращаясь к Гарри: — Он прав. Хотя если мы сами попытаемся узнать, что такое этот крестраж, ничего страшного не будет.

Гарри расплылся в широкой улыбке.
— Вижу, ты уже предвкушаешь поход в библиотеку, Гермиона.

Он был прав. Она мысленно прокручивала в голове новые слова: крестраж... противодействующие заклятиям зелья... исчезательные шкафы... Причин зайти в библиотеку становилось так угрожающе много, что порой она спрашивала себя, зачем вообще оттуда уходит.

Она рассмеялась.
— Да, так и есть.

Рон все так же рассеянно улыбался.
— Знаете, мне этого не хватало, — проговорил он, забрасывая руки на плечи друзей.

— Вот и чудно, — ответил Гарри. — Тогда может и дальше будешь думать головой...

— Эй! — возмутился Рон. — Я ведь просто...

— Все в порядке, Рон, — встряла Гермиона. — Правда, все в порядке.

— Как бы там ни было, мне жаль, — проговорил он, обращаясь к ней — и добавил со смешком: — Поверить не могу, что мог заподозрить тебя в каких-то связях с Малфоем. Это было так глупо с моей стороны!

Гермиона внутренне ощетинилась. Она привыкла быть пострадавшей стороной и понимала, что эти неожиданные изменения никак с ней не вяжутся. Она гордилась тем, что в целом была честным человеком, и не очень представляла, как отвечать за свои собственные позорные поступки в их отношениях с Роном. И хотя она никогда не хотела, чтобы все дошло до такого, но она целовала Малфоя и по-прежнему думала о нем — нашла бы она способ рассказать об этом Рону, если бы он не ушел от нее к Лаванде? Ее тревожило то, что она не могла с полной уверенностью ответить на этот вопрос.

Оценивать собственную нравственность было трудно. Если Рон и Гарри руководствовались эмоциями, Малфой был прагматиком. Он редко позволял эмоциям затуманивать свои решения — стоит вспомнить, как он сказал ей не дать Рону одержать победу или как обманул ее даже несмотря на свои чувства. Она гордилась своей способностью быть максимально рациональной, но при этом всегда поступала в соответствии со своими основными принципами и привязанностью к другим. Малфой с этой своей слизеринской хитростью был расчетливым манипулятором — все эти качества она ассоциировала с темнотой, даже злом. Но были в нем и черты, которые она находила ужасно привлекательными — черты, которые придавали ему силу, которой она так восхищалась, и которые были нужны и ей. Он не тянул ее назад, не наступал ей на пятки, но он тянул, подталкивал ее вперед. Он вынуждал ее брать все в свои собственные руки — принимать те решения, которые были правильны для нее.

Такой способ мышления был не свойственен их маленькому трио. Теперь, когда Малфоя не было рядом, ее переполняло чувство вины — она задумалась, можно ли считать ее плохим человеком после того, что она сделала и что пыталась скрыть. Она не могла определить, что ей больше соответствует — нерушимые представления Гарри о добре и зле или малфоевская способность окрашивать мир оттенками серого.

Надо было мне и для себя оставить немного этого бальзама, подумала она, скрепя сердце. Подобные мысли обещали ей бессонную ночь.

— Все в поряке, Рон, — повторила она наконец. — Давайте больше... не будем об этом, ладно?

— Ладно, — сказал он все с той же жизнерадостностью.

Она попыталась не вслушиваться в оглушающие удары собственного сердца.

Пожалуйста... прошу тебя, вернись ко мне.

Она не слышала о нем пять дней.