Глава I. Паразит.
« И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдохнул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою...»
(Быт. 7 — 9)
Цилиндрическая капсула под завязку наполнилась чёрной густой слизью, будто занятно щупающей подобием присосок стеклянный герметичный барьер. Ремни, стискивающие запястья, насмерть затягивались парой белых халатов, хирургических шапочек, масок, перчаток и бахил, переливающихся голубизной ультрафиолетовых ламп. Опутанная капроновыми поясами Пози, давящими на мосластые конечности, грудную клетку, словно противень, обтянутый папирусной кожей, недавняя жертва химиотерапии сглотнула ком, спирающий зоб. Холодный липкий пот тёк по надбровным дугам, теряясь в дебрях косматых бровей, жалобно сведённых к переносице.
Неумолимый бег повторяющегося проблеска по зеленой зубчатой линии, разделявшей плазменный монитор электрокардиографа с числами артериального давления и пульса, приковал к себе мраморные очи подопытного. Острая игла, как по маслу, проникла в толстую вену, бегущую с локтевого сгиба вниз по иссушенному предплечью, ветвясь на узелки, гроздья, исчезая в дрожащей кисти.
— Премедикация завершена, — выхолощено буркнула хирургическая маска с надвинутой на лоснящийся в свете операционных ламп лоб голубой прозрачной, словно батист, шапочкой.
Руководящий процессом за сенсорной консолью бегло отдал машинам команду — невидимый купол дугою навис над ложем костлявого, пленённого ремнями мужчины, тихо постанывающего из предвкушения всепроникающих мук, присущих борьбе с раком. До слуха дирижера, заканчивающего канонаду выстрелов утонченными пальцами по чувствительной клавиатуре, донёсся глухой однократный удар.
— Камера закрыта, — женским голосом произнёс он, — объект изолирован. Начинаем инфицирование симбиотом.
Герметичную колбу подсоединили к изголовью купола. Вращением стеклянного цилиндра в круглой нише открылся шлюз. Чертова дюжина чёрных щупалец нырнула к заключённому капроновыми путами, нервно озирающемуся и дергающему бритой налысо головой. Тентакли мглистой субстанции, ползущей к макушке худощавого бедолаги, присосались к плечам и ключицам, немедля пустив корни дальше — вглубь измученного бледного тела, параллельно окутывая непроницаемой чернильной оболочкой торс, руки, пальцы, вскарабкиваясь по скулам и влезая в разинутую от безжалостного чувства расчленения ротовую полость, извергающую неистовый вопль.
— Адгезия, — констатировал тот же женский голос, — колонизация, инвазия.
***
В соседней комнате, подернутой футуристическим сумраком, парящим на пару с бирюзовым сиянием компьютеров и голографических экранов, переговаривались высокие саны науки и бизнеса. Первое слово взял коренастый мужчина, давно распрощавшийся с юностью женских тел и покорностью эрекции, отчего ворчливость и деспотичность, таящиеся в морщинистых брыльях, как у бульдога, припорошенных седой бородкой, скрывали нетерпимую злобу.
— Как успехи на научном поприще? — с высокомерной ноткой и язвительной ухмылкой осведомился он, качаясь с носков лакированных туфель на каблуки, убрав большой палец за, а оставшуюся четвёрку — на лацкан пиджака цвета берлинской лазури, и вглядывался в голограммы.
С почтительным поклоном ему ответил рослый и сухопарый молодой человек с двоякими чертами овала лица, сочетающими человеческий аутизм и инопланетную гениальность, прикрытые неопрятной челкой:
— Доктор Гарнье старается изо всех сил. Эксперименты углубляют наши знания о симбиоте. Это феноменально! Но из-за малых сроков допускается много ошибок, мистер Фишер.
Недовольная гримаса отвлеклась от мониторов, транслирующих ход опыта, переведя слепой взгляд солнцезащитных очков на молодого человека с длинными конечностями, который либо сбежал из Зоны 51, либо нёс бремя синдрома Марфана.
— Послушай, Джимми, — пренебрежительно заговорил старик, обнажая добродушный оскал и скрежеча зубами от нестерпимой жажды огреть паренька по тупой и невинной физиономии.
— Но меня зовут Алистер!.. — осмелился поправить юноша.
— А мне насрать! — грозно прервал его стареющий бизнесмен, подойдя максимально близко. — Как на твоё имя, так и на сроки! Мне и компании нужны результаты! Новые образцы, а не оправдания мальчишки и огрехи бабы!
Однако пыл мгновенно стих.
Положив ладонь на короткую шевелюру и почесав голову в задумчивости, седобородый воротила сипло проговорил:
— Даю ещё сутки. Не справится ваша пресловутая Гарнье — справятся ребята из Рейвенкрофта, — и похлопав по плечу парня не от мира сего, чьё сердце бешено колотилось, обронил, — ну бывай, Джимми.
И бизнесмен Карл Фишер покинул комнату, оставив Джимми-Алистера наедине с растоптанным эго.
***
Казалось, писк электрокардиографа бесконечен. Числа обнулились. Хаотичные судороги ещё напоминали о себе: мосластые конечности били по стеклянному куполу, запятнанному, как и руки замерших в машинальной скорби сотрудников, кровью, вяло текущей из уголков рта подопытного.
— Регистрация смерти, — возвещала женщина, сохраняя видеоматериалы и текстовые данные на сервере, — раковые клетки ликвидированы. Причина смерти — обширный некроз головного мозга и сердечной мышцы. Синдром отмены. Самопроизвольное отторжение.
Один из сотрудников стянул белоснежную маску и шапочку, распустив пышные соломенные волосы, ниспадающие до ключиц. Раскосые глаза с печалью созерцали исчезающую агонию окоченевшего трупа, вывалившего глазные яблоки.
Курносую блондинку из благих намерений приобнял широкоплечий коллега:
— Фелисия, — утешал он её, — не вини себя. Летальный исход был ожидаем всеми. Будь симбиоз удачным, то мы начали бы верить в чудо, но, увы, наука есть наука. Попроси у Смайта отгул на пару деньков. Ты заслужила.
Изможденное личико светловолосой девушки осветилось скоротечной улыбкой, больше похожей на спонтанный спазм мимических мышц. Фелисия хотела сбежать из камеры пыток, пафосно именованной лабораторией, заплакать навзрыд, забыв кинопленку ужасов, стерев её долой из архивов памяти, — но шоу продолжалось.
Симбиот отделился от окаменевшего мертвеца. Чёрная клокочущая масса цеплялась за стекло купола псевдоконечностями, щупальцами, как спрут, присасывающимися к изогнутой поверхности, абсолютно гладкой. Растекаясь по ней, как жидкость, но плотной и вязкой консистенции, паразит истончался, расширяя охват тентаклей. Субстанция сродни нефти или чёрной желчи оформилась в слово, веявшее проклятием:
«МЕСТЬ», — обещал симбиот потерявшим дар речи сотрудникам, ощутившим затылком дуновение крадущегося холода, свистящего по обыкновению на забытых могилах в самую беспроглядную ночь.
— А в чудо ли нам верить? — пролепетала Фелисия, но её благодетельный коллега онемел.
***
Шнурованные высокие военные сапоги чеканили вышколенный шаг по персидскому ковру, простертому от отворившихся дубовых дверей до круглого стола, слепленного из вишневого дерева умельцами на заказ: инкрустации в виде спиралей ДНК выдавали пристрастия заказчика. Просторный кабинет сиял антиквариатом, картинами Брейгеля, холстами Босха, греческой лепниной, плакатами с иллюстрациями эволюции — дизайн характеризовал обитателя либо как многогранного человека, либо как безвкусного выскочку.
Наташе Романофф, наемнику, вызванному в пентхаус Алистера Смайта для «деловой беседы», нравились оба умозаключения. Вечно сдержанная, вечно пленительная, вечно загадочная Романофф кончила дефиле напротив спинки кресла, обитого кожей аллигатора, сложила руки на груди, молвив с очаровательной и дурманящей хрипотцой в мелодии сексуального тембра:
— Хотели меня видеть?
Кресло совершило оборот. Смайт лениво читал свежую газету, потягивая виски со льдом и закинув ногу на ногу. Подняв горделиво подбородок и выпуск россказней желтой прессы, Алистер с актерским жеманством декламировал:
— Чудовищные изыскания корпорации «ВирНет Текнолоджи»! Скупка смертельно больных людей ради изуверских опытов не оправдывается благими целями! О как! — и безумно осклабившись, швырнул кипу напечатанных статей к аквариуму.
Вопреки импульсивному нраву молодого человека наёмник сохраняла спокойствие. Сглотнув порцию ирландского пойла, Смайт пригласил девушку сесть рядом или на колени.
Наташа наотрез отказалась, чем подстегнула юношу ощериться и методично разглядывать себя с весьма и весьма непристойной подоплекой. То-то и оно. Грешить в грезах с хладнокровной убийцей — отвратное извращение, но если эта убийца — рыжеволосая и кучерявая Романофф, то извращение становится запретным плодом, сулящим наслаждение. Желавшие тепла её фактурного тела, налитых грудей, стройного стана, округлых бёдер, наивно полагали, что чёрная военная униформа, обтягивающая женскую фигуру в облипочку, — для отвода от пылкой, страстной и любвеобильной натуры.
И они поголовно ошибались.
В серо-зеленом калейдоскопе девичьих глаз поселилась вечная зима, оставляющая профессионального киллера с холодной головой и, разумеется, жестоким расчётом.
Смайт прежде тщился соблазнить Наташу. И всякая из попыток оборачивалась кровопролитным полосованием его эго сталью её бесчувственного взгляда.
— Ладно, — неохотно пропуская мимо ушей отказ, Алистер, усмиряя обиду и злобу, поджал губы, — есть работёнка. Довольно легкая.
— Ну и какая же? — с победоносным блеском в изменчивых, как и сама Романофф, глазах, встряла наёмник, чьи рыжие кудри горели в свете аляповатого кабинета.
— Нашей корпорации не нужны обнародования дел, — разгневанный строптивым поведением Наташи и выговором Фишера, Смайт рывком вскочил и понёсся с виски к оконному полотнищу позади его кресла, к полотнищу огней спящего города. — Поезжай в Сан-Франциско. Привези сюда этого зарвавшегося писаку любой ценой!
Романофф игриво спросила:
— А есть особые пожелания?
Алистер вытаращил зенки в полночный горизонт, упиваясь мыслью с привкусом садизма:
— Да! — заверещал он. — Избей его до полусмерти! — и отхлебнул напиток. — Его имя — в конце статьи.
Следуя подсказке, как Тесей за нитью, рыжеволосый душегуб подошла к аквариуму, присела на корточки и подобрала с шоколадного паркета газетный лист.
Наташа Романофф, прослывшая как Чёрная Вдова, нашла имя следующей жертвы:
«Эдди Брок».