Глава VI
В 06:00 прозвенели будильники во всех комнатах разом, но никто из учеников к тому времени уже не спал, ночь была тяжелой. Собирали вещи, принимали душ, а кто-то забился в угол и просто молчал. Напряжение, страх уехать и не вернуться. Они так привыкли к этому дому, к тому, что завтра уже давно спланировано. Это сводилось к тому, что за пределами расписания в мире идеальной организации ничего и никогда не выходило, поэтому теперь неустойчивость привела к панике. Никто не понимал, как это так произошло, что вместо уроков, кружков и секций они потратят целых два дня на дорогу и сутки на реабилитацию.
Придется покинуть особняк, потерять драгоценные часы. Почти все они только машины, практически лишенные эмоций - все вытравлено, выбито, вычищено. Они двигаются по команде, исполняют задания, тренируют интеллект, тело, но души нет. Они, словно породистые собаки. Родители гордятся ими как достойным отражением их материального состояния и компетентности в вопросах воспитания.
Упорядоченный, универсальный мир. Мир, в котором все по времени, по расписанию. Растущие в нем дети не знают ничего другого. Не хотят знать ... да и зачем? Они словно механизмы, часы, которые тикают, потому что их завели, машины, которые выполняют алгоритмы, по заданной программе.
В 6:30 все они спустились в столовую, где каждый получил свой завтрак и сухой паёк в рюкзаке на время переезда. Пятьдесят студентов, все одинаковые, одетые в синюю форму с красной эмблемой на правом рукаве. Ученики высыпали в коридоры, но без толкотни и гомона. Тишина и синхронный марш ног. Вещи в чемоданах внизу. На мониторах, висевших абсолютно в каждом коридоре, светились новости, заметки о том, сколько рецидивов произошло за ночь, сколько было убито человек, схемы эвакуации, анализ ситуации на дорогах, отсчет времени, оставшегося для выезда.
Было самое начало июня, тем не менее на улице резкие перепады температуры от 10 градусов ночью, до 35 днем.
***
Рано утром к особняку стали подъезжать черные машины, достаточно защищенные, чтобы перевозить детей правящей верхушки. По несколько учеников садились в салон, и машины уезжали одна за одной, образуя колонну.
Леда и Рената эвакуировались одними из последних по расположению комнат.
- Ты готова? - Спросила Ра, оглядывая комнату на предмет забытых вещей в последний раз.
- Идём. - Коротко бросила ей подруга.
В огромном городе они ехали около часа, чтобы только достичь аэродрома на окраине, зачищенного за ночь. Эвакуация проходила абсолютно скрытно, сто километров до границы, два тысячи по воздуху до портового города, еще тысяча по нему. Города сливались воедино последнее столетие, поэтому достигали протяженности до нескольких тысяч километров, к тому же были сильно удалены друг от друга, что затрудняло бегство.
Сквозь наглухо затонированные окна машин не было разрухи, оставшейся от города за последние несколько месяцев. Раньше этот город в глубине материка был процветающей столицей, он пал последним, культурная столица стала пустыней.
***
Леда и Рената сидели рядом в кожаном салоне машины, смотреть в окно было бесполезно, поэтому Леда в наушниках уткнулась в планшет, а Рената решила не отвлекать подругу, поэтому сначала оглядывала салон, где кроме них больше никого не было, а затем пыталась вглядываться в черноту тонировки, от чего в итоге задумалась.
Да, ей тоже было страшно, но не от того, что они уезжали, а от того, что раз их эвакуируют сейчас, значит случилось что-то серьезное .
"Почему нужно было скрывать город? Мы не выходили из школы, но неужели город так сильно отличается от того, что было не так давно?"
Немного тревожно она прощелкала пальцы на обоих руках, а потом повернулась к Леде.
Они никогда особо и не разговаривали. Могли не говорить друг другу ни слова, просто сидеть вместе. Почему тогда продолжали общаться?
Может, просто по привычке. С самого детства родители свели их, не понятно, почему, но свели.
Рената жила в полной хорошей семье, единственное что ее не устраивало - ее полное имя. Ее отец, выходец из низов, пробивший дорогу наверх упорным трудом, питал слабость ко всему пышному, поэтому единственную дочь назвал Рената-Андромеда. В свое время он разбогател на ряде открытий, но то, что он вышел из низов, несмотря на природную деликатность, давало о себе знать. Все люди делятся на два сорта, это не вопрос денег или образования, воспитание также не влияет, разве что сглаживает острые углы. Кто-то с рождения имеет чувство прекрасного, не вписывается в обстановку убогой роскоши, вульгарности, а кто-то стремится окружить себя золотом и бриллиантами на бархате. Отец Ра был таким именно человеком, однако у него было сердце.
Семья Ренаты могла называться семьей, отец любил мать, а в доме всегда звучала музыка, всегда жило счастье, всегда находились слова утешения и похвалы, там всегда можно было получить помощь. С детства она росла с песнями, книжками, окруженная чутким родительским вниманием и заботой. Она любила природу и все, что с ней связано, собирала гербарий, вместо богатых приемов с радостью уезжала на экскурсию в рекреацию или заповедник.
Леда была дочерью юриста, она с самого детства привыкла к своему положению, к тому, что она всегда получала то, чего хотела. Но семья была не такой как у Ра. Брак по расчету, ребенок – наследник, официальные отношения напоказ. Не было семейных поездок, сказок на ночь...родители откупались от дочери техникой, позволяли ей гулять по торговым центрам и тратить, что стало ее любимым занятием. Леда была достаточно груба с людьми, с которыми не хотела общаться, часто в разговоре сразу била по больному, она не привязывалась ни к кому, была своенравна, цинично просчитывала людей. Никого не подпускала, удивительно, что при таком поведении она общалась с Ренатой, казалось, почти полной своей противоположностью.
Отцы встретились на каком-то приеме и оказались выгодны друг другу настолько, чтобы поддерживать «дружеские» отношения. Было принято совместное решение отправить детей в пансион, как залог будущего сотрудничества между семьями.
С Ледой их познакомили на приеме в доме Ренаты. Им было по восемь лет. В честь Нового Года состоялся званый ужин. В то время отец Ренаты заключал успешную сделку с отцом Леды. Они разговаривали на площадке лестницы, ведущей в бальный зал.
- Это ваша дочь, Александр?
- Да, Рената-Андромеда.
- Это моя дочь Леда. Познакомьтесь!
- Да, давайте, девочки.
Коваль старший подтолкнул дочь вперед.
- Привет, я Леда Коваль.
- Привет, я Рената. Давай дружить?
Рената протянула руку такой же маленькой девочке перед ней. Леда немного помялась, но потом протянула Андромеде руку в ответ. Рената бережно взяла ее ладонь в свою и потянула вниз.
- Пойдем, я покажу тебе мое любимое место.
И Леда ей поверила. Рената была спокойной, никогда на нее не кричала, ничего не требовала. Да, она могла ощериться на других, но не на Леду. И она не требовала разговоров, проявления эмоций. Они смотрели в одну сторону.
Конечно, Леда никогда с ней не говорила о том, что чувствует, постоянно оставалась загадкой, но Ренату она любила по-настоящему, хоть и не была к ней привязана.
Иногда, они говорили. Но любого нормального человека из разговоры точно смутили бы.
- Ра, а что такое любить?
- Это дорожить, беречь ...
- А в фильмах они говорят люблю до гроба, но расстаются ...
- Это привязанность, я думаю.
- А любовь? Я не понимаю.
- Это ты и твоя мама ...
- ... - Леда непонимающе взглянула на Ренату, показывая всю иронию, на которую только была способна.
- Это я и ты!
- Да?
- Я тобой дорожу, мне без тебя будет грустно.
- А я к тебе не привязана, ни к кому вообще наверное? - Леда подняла взгляд на облака в панораме окон.
Рената тогда задумалась.
"Да, я тоже не привязана. Но если ее вдруг не станет, то мне не будет больно или плохо, но я ее никогда не забуду."
***
До места посадки на теплоход добрались к половине третьего дня, на удивление без проблем, но вот быстро организовать её не удалось. Дети устали, учителя нервно выдыхали, а вооруженное сопровождение с красными шеями в бронежилетах на жаре едва сохраняло доброжелательность.
Последняя машина наконец остановилась. Леда и Рената переглянулись. Дверь открылась, выпустив их на голую земляную площадку.
По периметру квадрата стояли охранники с оружием в руках. Все чемоданы отправили уже давно с первым грузовым судном, а детей по порядку машин размещали на теплоходе, стоявшем у ровного, словно отсеченного бетонного края. Синевато-оранжевая вода плескалась, а над ней стелилось апельсиновое небо с облаками цвета беловатой мякоти под цедрой.
Все вокруг выгоревшее на солнце, словно покрытое белым песком или солью. Единственная растительность - мелкая жесткая сухая трава. Она колючая, а земля медно-красная с вкраплениями острой гальки.
Вещи девушек уже погрузили, пришло время взойти на борт. Все дети давно разместились и теперь остались последние Рената и Леда. Каждая думала сейчас о своём, Леда смотрела на землю, Рената на небо. Они подошли к трапу, рядом с ними стояла та самая худенькая учительница с густыми белыми волосами. Морской ветер, единственное, что теперь напоминало о жизни, задувал в лицо, поднимая пряди вверх. Хрупкая учительница вздрогнула. Оправив голубую блузку и строгую юбку карандаш почти того же цвета, она завела белокурую прядь за ухо.
- Девочки, сюда, скорее. Не будем всех задерживать.
Леда пошла вперед, не оглядываясь, а Ра устремила взгляд куда-то в даль моря, судорожно вдохнула солоноватый ветер. Отсутствие хоть какой-то растительности наводило тоску. Не было чаек, а плеск отравленной воды безжизненно стелился по земле.
- Скорее, скорее.
Девочки почти подошли, Леда ступила было на длинный трап, когда за моноблоками, покрытыми иссушенным мхом (лишайники давно погибли) раздался шорох. Двое солдат обернулись, один из них медленно приблизился к источнику звука, когда вдруг началась стрельба.
Ра схватила Леду за руку, они застыли на секунду, вцепившись в поручни, когда молодая учительница с воплем оттолкнула их и кинулась наверх, только бы добежать до палубы, но каблук застрял между досками и она упала, ее маленькое тело полетело вниз, а затем в крови завис хруст сломанной шеи.
Трап заскрипел и теплоход, сдвинувшись с места, стал стремительно отходить от берега, а затем с громким скрежетом арматура скатилась в воду в бетонного обрыва, подняв в воздух фонтан грязных брызг.
Рената отошла от шока первой, она потащила Леду к машине, может, у них удастся спастись, но пока они перебегали площадку, налетевший на них солдат разбил из руки и разбросал девушек в разные стороны. Рената упала на колени. Кругом шла ожесточенная перестрелка. Падали люди в черных жилетах, падали люди в масках за моноблоками. Темная кровь текла в песок.
Ра потерялась в суете. Она не могла ничего понять, испуг застил разум, она поднялась, стараясь забыть о боли, когда увидела белую юбку Леды с черной тонкой полосочкой по краю. Она сегодня решила надеть ее, все равно зная, что она котируется как форма. Леда стояла недалеко от края и, словно оглушенная озиралась вокруг, внезапно ее словно ударило чем-то, она упала на грудь, широко раскинув руки.
Рената хотела бежать туда, она видела, как вокруг падают люди. Но не видела как за ее спиной остался один тяжело раненый солдат и одна маска. Внезапно острая боль пронзила седьмой шейный позвонок. Рената поняла, что тоже падает.
"И это все? Так быстро, очень быстро ... мы не пережили"
Она упала и тяжело свела веки, суматоха смешалась в общий тяжелый гул, голову раздавило медным звоном, воздух вокруг сменился глубиной океана...
***
Рената не видела солдата, а он не видел ее. Он глядел в эту серебристую бесстрастную пустоту стекла, из которого был сделан щиток маски, он не хотел убивать человека, но эта маска, эти холодные и четкие движения убийцы. За маской не было лица, не было человека. Он спустил курок. И маска упала, прохрипев в воздух.
Собственная кровь никогда не пугала солдата, он знал, на что идет, в этом мире люди уже не надеяться. Он ослабил ворот куртки, взглянул еще раз на кровоточащую рану у себя между ребер, и зрачки его застыли, направленные на закат. Что-то сломалось внутри и это была жизнь.