Про белые розы...

Минуя аллею перед женским общежитием, Маша почувствовала, что сил до поста вахтёрши ей едва хватит. Ноги ныли от долгого бега на каблуках, но это было не так страшно. Лёгкие пекло, жар колющей болью стягивал грудь, лишая гибкости тело. Хотелось согнуться, остановиться, глубоко и часто дышать, пропуская холодный октябрьский воздух через себя. Нет, нет, нет. Не сейчас, нельзя. Сквозь шум гудящей в ушах крови, пульсирующей неистово от сердца и по всему телу, девушка слышала широкие шаги за своей спиной. Как бы она не старалась, её девичья трусца не могла прилично увеличить расстояние и дать шанс оторваться, передохнуть и продолжить бег. Голова кружится, чёрт. В затемнённом морозными сумерками пространстве дворов сложно ориентироваться, не хватает ещё зернистой черноты от кислородного голодания. Холодная Москва безучастно следила за маленькой бегущей фигуркой студентки своими холодными глазами-окнами. Их жестокий свет едва радовал Комарову.

Дыхание учащается. Клубы пара, вырывающиеся изо рта, затуманивают глаза. Ещё чуть-чуть, вот длинная стена общажного забора. Дверь как всегда открыта. Маша запинается мыском сапога о неровную плитку. Не падает. Слегка балансирует.

Он близко, слишком близко. Нельзя останавливаться. Скорее к торцу, к входу в общежитие. Скорее, скорее, скорее. Сердце неистово колотится, холодный воздух, жадно глотаемый на бегу, режет горло.

Слабый свет фонаря у тяжёлой деревянной двери выхватывает фигуру. Высокая девушка вышла на крыльцо. Маша вглядывается в черты. «Пелагея!»

Последний рывок, и руки Комаровой обхватывают талию подруги. Скользя по подмороженному бетону, она скрывается за спиной Пелагеи, как за единственной защитой.

– Маша, ты чего? – девушка оборачивается на запыхавшуюся Комарову. – Что-то случилось?

Та едва поднимает трясущуюся руку, указывая в сторону тёмного двора, откуда в жёлтоватый свет фонаря врывается... испуганный Хосе.

– Он меня домо... – Маша обрывает саму себя на полуслове. У неё нет доказательств настолько громкому заявлению. – Он меня преследует!

– Мария, я всего лишь хотел пригласить вас на танцы, – с лёгкой отдышкой от бега, мягко произносит Морозов, с этим его колоритным лёгким акцентом, по-джентльменски беря указывающую на него девичью руку в свою. И неловко улыбается.

Пелагея переводит взгляд с одного на другого, прежде чем легко и светло рассмеяться. Атмосфера не разряжается, только добавляется смущение, подсвечивающее яблочки щёк румянцем. Она слегка приобнимает Машу, не выпуская из-за спины и ободряюще улыбаясь:

– Вот видишь, он всего лишь хотел пригласить тебя на танцы. А ты боялась? Неслась как от маньяка.

Шестерёнки туго ворочаются в голове Комаровой. Танцы? Какие ещё танцы? Это шутка какая-то? Хосе просто хочет обмануть и её, и Пелагею. Нет, нет, нет. Она не пойдёт с ним. Ни за что! Нельзя доверять этому бабнику! Мало ли что эта хитрая морда придумала.

Собираясь с духом, чтобы отказать, Маша не успевает сказать и слова, как начинается беседа между подругой и «преследователем». Совершенно непринуждённо Хосе справляется о делах Пелагеи, подмечая события, известные лишь небольшому кругу людей. Девушка отвечает просто, но открыто, легко и буднично, словно подобные разговоры у них происходят регулярно. Комарова тихо слушает, всматриваясь в лицо Морозова: «Да что у него на уме».

– Танцы случаем не пятничные? – Пелагея возвращает беседу в начало, чувствуя сжатые пальцы подруги, теребящие тонкий пояс от пальто. – Не те, что Константин упоминал на неделе?

– Они самые! – воодушевлённо ответил Хосе. От широкой улыбки золотисто-карие глаза щурятся, на удивление красиво.

«Константин? Ох, там будет Константин!» – фейерверк эмоций взорвался в груди Маши при упоминании этого имени. Он будет на этих танцах, а значит, у неё есть шанс увидеться с ним. Потанцевать! И поразить в самое сердце. А потом Костя позовёт её в кино и у них получиться встречаться чаще. Может они попадут в театр ближе к каникулам? А к следующей весне... Что ж, в свете таких перспектив можно смириться на какое-то время с компанией Хосе.

– Мария, так каков Ваш ответ? Составите ли Вы мне компанию в эту пятницу? – баритон Морозова вернул девушку из мира солнечных фантазий в реальность. Маша готова на скрытую сделку. На её условиях.

– Только на один танец, – она почувствовала, как горячая рука Хосе мягко накрыла её и слегка тряхнула, словно закрепляя уговор.

– Я зайду за Вами.

– Нет-нет, я сама приду! – тут же парировала Маша, едва не вырвав руки. Видя удивление в глазах юноши, она немного смягчается и кокетливо добавляет. – Я не хочу испортить эффектное появление.

– Тогда буду ждать нашей встречи, – он вновь обезоруживающе улыбается, а затем поворачивается к Пелагее: – до свидания!

– До свидания, – одновременно отвечают девушки. Высокая широкоплечая фигура сначала исчезает в тени, а затем силуэт, пританцовывая, растворяется в вечерних дворах.

– Идём домой? Я ватрушек сегодня купила, – Пелагея приоткрывает тяжёлую дверь.

– Да, скорее идём! – силы снова вернулись к Маше, она впорхнула в тёплые стены родного общежития. Мило обсуждая с подругой предстоящие танцы и какое платье следует сшить к этому дню, девушка почти позабыла о большой и крайне важной детали, способной разрушить все её облачные замки. Озарение громом ударило девушку за один лестничный пролёт до блока с комнатой. Комарова остановилась, и отчаянье захлестнуло её:

«Я же не умею танцевать!»

***

Шура Брюсов вылетел из дверей института со счастливейшим лицом – день скучных пар и пресных лиц нелюбимых преподавателей закончился! Скорее в тёплую комнату общежития, к домашним пампушкам от родственников Фили! И поменьше времени на холоде, а то дублёнка как-то не очень греет. Его глаз цепляется за активно жестикулирующую фигуру. Машка Комарова? А она что тут забыла? Саша помахал ей в ответ и пошёл на встречу. Если она приехала в другую часть не самого маленького города, то что-то случилось.

– Привет, Шура! Не буду отнимать много времени, скажи, не можешь ли научить меня танцевать вальс?

– С чего такие вопросы? Разве его не все на выпускном танцуют? – юноша был удивлён вопросом. Через всю Москву ради вальса ехать?

– Ой, ну, мы же из маленького посёлка, там парней раз-два, и всем не хватило... вот я и не танцевала. Да и не особенно-то хотелось, – соврала на голубом глазу. Ей очень хотелось станцевать вальс на выпускном! Очень! Но Мария Комарова – девушка гордая, и давать слабину не собиралась. Нет пары и нет пары, что уж. Не вешаться же на малолеток или птушников из совхоза, пропитых и прокуренных. Партнёр должен быть достойным. Настоящим кавалером, как сказала бы бабушка.

Сияющие то ли от надежды, то ли на холоде от слёз, девичьи глаза искали поддержки. Шура замялся, помочь-то хочется подруге, да только:

– Тут такое дело, Машка... Я сам не танцевал – забрал документы и сразу поступать. Так что... прости, с танцами я не помощник.

Комарова поникла. Больше-то просить некого. У Пелагеи много занятий и подработка, хоть они и соседки, но злоупотреблять дружеской добротой не хотелось. А танцевальный кружок – это долго, не успеет к пятнице подготовиться.

– Хотя... знаю я одного танцора, да ты видела его – сокурсник мой, Филька! – просиял Шура.

***

Филипп сосредоточенно вглядывался в конспект Брюсова: формулы уже в глазах двоились, но он должен подготовиться к коллоквиуму по ним во что бы то ни стало! Живот с голодухи выл как кит, хотя половина булки и пол-литра кефира уже съедены по дороге от универмага к кампусу. Заняв насиженное место на лавочке у входа, Маков продолжил поглощать знания и не случившийся ужин. Вдруг у самого бока его хрустнула ветка, и тёмный силуэт всплыл из ниоткуда. Рефлекторно дёрнувшись, юноша повернулся, поначалу не заметив, как недопитый кефир залил страницы.

– Мать твою... – белёсая жижа уничтожала ровные узоры из букв, цифр и всяких символов. «Шура из меня всю душу вытрясет за это», – безрадостно подумал Фил, переводя взгляд на испуганную девчушку. – Тебе чего?

– Я... эм... Шура сказал, что ты можешь мне помочь.

– Мне бы кто помог, – теперь конспект висел как не самая живая тушка, прихваченный пальцами за края, чтобы вся молочка стекла со страниц. – За этот конспект Шура меня убьёт, я еле выцыганил его!

Видя полное отчаяние парня, такое же как собственное, Маша не нашла ничего лучше, чем пообещать:

– Давай, ты мне поможешь, а я скажу ему, что случайно по неуклюжести пролила ряженку...

– Это кефир. Не надо, я шо – не мужик, с чего девушке за меня заступаться? Сам разберусь. Что у тебя за дело?

– Ты ведь во ВГИК собирался поступать? Умеешь танцевать?

– А то. По-всякому могу, – гордо заявил Маков, на его лице даже улыбка проступила. Отложив испорченную тетрадь, он театрально поднял руки, словно вот-вот подхватит партнёршу в танце.

– Не мог бы ты научить меня танцевать вальс? Мне самой базы хватит, я много времени не отниму...

– Да без проблем! Сегодня вечером, часам к шести, подходи к спортивному залу. И чтобы без опозданий!

– Х-хорошо! – Маша старалась запомнить весь поток бойкой речи Филиппа. Как пройти, что взять, про разминку не забыть – Маков будет суровым учителем, по настрою ясно.

Предвкушение и сильное волнение словно машина времени в один миг сменили ясный день на сумеречный вечер, Мария, утеплившись, зажав подмышкой свёрток со сменной одеждой и чешками, спешила к назначенному месту в назначенное время. Немного поплутав среди корпусов, она заметила знакомую фигуру (и услышала характерные чертыхания). Приободрившись, выпрямив спину, как настоящий профессиональный танцор, стараясь максимально легко ступать, подошла к Филиппу, борющемуся с тугим замком.

– Добрый вечер!

– Добрый, добрый, – бухтел Филя, проворачивая массивный ключ в громадной, проржавевшей металлической коробчонке.

– А то, что ты делаешь – законно? – сейчас Маша корила себя, что раньше не задумалась над тем, как они попадут в спортзал. Если там пары – слишком много лишних глаз, а когда всё закрыто – за взлом можно из комсомола вылететь, да в каталажку попасть. На годик другой. Бррр, аж мурашки по коже.

– Не паникуй, не со всякой тучи гром, – щелкнул замок и Маков лёгким движением снял все запоры. Он торжественно открыл двери. – Я в честном споре у физрука нашего, Валерия Валерьича, получил ключ и право тренироваться в зале в любое время. Так шо мы тут до баскетболистов главные.

В помещении было прохладно, хотя батареи и жаром горели, но в таком громадном месте этого едва хватало – бетонные стены уже остыли, а холодный воздух проникал со всех щелей видимых и невидимых. Комарова нисколько не пожалела, что не сменила шерстяные колготки и сразу поверх них натянула трико. Правда ноги это не спасло: тонкая подошва чешек любезно делилась холодом деревянного пола.

Филипп напустил на лицо серьёзную мину и стал показывать базовые движения, заставляя Машу повторять их раз за разом, пока не выходило что-то дельное. Холод уже не чувствовался, а вот то, что лицо раскраснелось – очень даже. И воздух как будто спёртый стал.

Все эти квадраты, повороты, пируэты, ровные руки и вытянутая по струнке спина только со стороны кажутся простыми. Как же! Попробуйте их повторять битый час и всё будет болеть. Особенно когда твой тренер только добавляет элементов.

– Ну вот, гарно выходит! – Филя похлопал Комарову по плечу. – Давай ещё вот что добавим...

И он стал напевать под нос набор звуков, очень похожих на какую-то популярную песню или песни, или вообще в целом мотив из тех, что звучит со всех утюгов. Маков сменил движения и стал показывать что-то из... рок-н-ролла? Степа? Во всяком случае, она не разбиралась в танцах, но это было весело и тело само начинало двигаться в такт напеву. Да, движения были ещё более нескладными, неуверенными, а душа так и тянулась в пляс!

– Ну вот! Отлично выходит, – довольно отметил Филя и, выполнив ещё несколько па, сделал паузу: – Так, когда твои танцульки будут?

– В пятницу, – ответила Маша, а потом, несколько замявшись, тише и менее уверенно добавила: – В эту.

– Что? А раньше сказать? Мы кеди-мукеди выучили базу, а ещё тебя на каблуки поставить нужно! За три-то дня?

– Ты ж сам сказал, что я быстро учусь. Мне не нужно идеально, не на соревнования иду, в конце концов. Просто с мальчиком потанцевать хочу...

– А ну-ка. Шо за хлопець, россказуй, – Маков подтащил стулья и тут же оседлал один. Тема его раззадорила, что родной кубанский говор так и рвался наружу. – Сделаем перерыв, побалакаем. Если знать цель – проще учёба пойдёт.

– Ох, как бы объяснить... Я иду на танцы ради одного замечательного человека, но пообещала пойти с другим. Потому что мне нравится первый – он такой, такой галантный, интеллигентный, статный. Мы хотя и не общались толком ещё, но я обязательно поговорю с ним на танцах! И если хорошо станцую... может быть понравлюсь. А с Хосе я только раз компанию составлю и сбегу, мутный он какой-то...

– Погоди, красуня, ты сказала Хосе? Который сын дипломата Морозова? Итальяшка залётный?

– Морозов. А что, ты знаешь его?

– Да лучше бы не знал! Як біс спритний!

– Мне... лучше не идти туда?

Маков помолчал немного. Да, не любит он этого пижона хорохорящегося, но и лишнего наговаривать на человека не хочется. Некрасиво получается, нехорошо:

– Та не, ничего плохого он не делал... так, личные счёты. С поступления. Ладно, у нас три дня. Нельзя терять ни секунды!

Хлопнула дверь, потом ещё раз и ещё. Низкий гул прокатился по пустому залу. Это университетская сборная по баскетболу пришла на тренировку.

– Эх, ладно. Сегодня повторяй всё, что учили. Завтра к пяти сможешь?

– Да, у меня пары до половины второго.

– Харашо, завтра будет сложнее. Три дня, прости хосподи...

***

Прядку за прядкой густых огненно-рыжих волос бережно накручивали на плойку (взятую не за спасибо у одной из общажных модниц) и укладывали заботливые пальцы Пелагеи. Сама она хоть и предпочитала короткие стрижки, но всегда следила за модными веяниями и помогала подругам выглядеть как с обложки. Кто журнальчик принесёт, кто через знакомых фарцовщиков или из комиссионки притащит вещицу, которую потом пустят по всем рукам, кто по размерам подойдёт. А Машка с её зорким взглядом и работающей головой раскройку нарисует и вуаля! – хоть дом мод в общежитии открывай. Вот и сейчас себе платье пошила.

– Моя красавица, – с нежностью обращалась к Маше, убирая от лица непослушные завитки, Пелагея, – на танцах будешь блистать. Хосе от тебя взгляда отвести не сможет. Даже думать забудет смотреть на других девушек. Такая красота рядом!

– Да... Хосе... – тихо, словно только вспомнив про юношу, протянула Маша. Все её мысли были посвящены эффектному выходу перед Константином. Она ведь специально выбрала крой и цвет платья сдержанней, чтобы выглядеть подобающе. Литератор, редактор, критик! Начитанный и интеллигентный, нужно обязательно выглядеть достойно. Один танец, обещанный Хосе, и потом сразу найти способ провести вечер с Костей. И ещё раз поблагодарить за пиджак. Да, обязательно нужно поблагодарить. Подобрать больше слов, чем в прошлый раз.

Поправляя юбку платья, Маша мысленно заклинала себя не лажать. Филипп гонял её как сидорову козу со всеми этими бальными квадратами. Его грубый, чеканный счёт такта до сих пор эхом гудит в голове. Раз, два, три... Раз, два, три... «И зачем я на это подписалась», – начала было она, но прекрасное, спокойное лицо Константина, всплывшее в памяти, словно придало сил – «Да, я туда иду ради него».

Дом культуры был нарядно украшен, струился серебряный дождик вдоль стен, кто-то принёс и поставил прожекторные установки, собранные на технологии, ребята даже подвесили дискошары, чтобы неофициальные танцы больше походили на дискотеку, чем на скучное партийное мероприятие. На сцене уже стояли ударные и новенький синтезатор, а музыканты внизу шумно обсуждали кто кого подменит во время танцев. Зал был едва заполнен людьми: то тут, то там неловко переступая с ноги на ногу, ютились маленькие группы институток и не самых уверенных парней. Знакомых лиц в толпе Комарова не видела, что неприятно кольнуло. «Рановато пришла», – мрачно отметила самой себе, покачиваясь на каблуках.

– О, Машка, пришла?

– Нет, ушла, – привычно огрызнулась девушка, чтобы потом дружески обнять подбежавшего к ней Шурика. – Как я рада, что ты здесь. Хоть одно знакомое лицо!

– Волнуешься?

– Да, немного, – Маша окинула взглядом помещение. – Шур, а не знаешь, Хосе не приходил ещё.

Брюсов просто развёл руками. Этого ответа ей хватило. Ещё немного поболтав, Саша побежал приветствовать других знакомых, которыми успел обзавестись за пару лет учёбы. Комарова отошла в сторону и, чтобы хоть чем-то себя занять, стала анализировать, присматриваться и запоминать одежду всё прибывающих, прибывающих людей. Кто в фирме или фарце, тех сразу видно. Маша мысленно подмечала фасоны, которые раньше не видела, и как-то само видение вещей начало трансформировать пёстрые наряды в фантазии. Более смелые формы, чёткие линии, чистые цвета. Вот тут запах можно более резким сделать, складки выразительнее и ткань другую подобрать... А эта джинса в таком крое могла бы выглядеть лучше в другом цвете... Как перекрасить их?

И вот блуждая от края зала, к краю, Комарова в мире тканей, ниток, иголок и лекал пропустила начало дискотеки. Очнуться помог возникший как из-под земли Шура. Брюсов широко улыбался, он положил ладонь на плечо подруги и внимательно прошёлся взглядом по танцующей толпе:

– Ну, Машка, твой кавалер уже где-то тут бродит, давай пробираться.

«А я ещё Константина поищу», – добавила про себя Маша, повинуясь направлению друга, лавирующего в волнах танцующих тел. Играло что-то бодрое, медленных танцев ещё не звучало (так бы кавалер сам явился, искать не пришлось). Случайные толчки, то бедром, то локтем, растолкали приятелей, группа громко смеющихся студентов внезапно преградила девушке путь. Комарова тщетно старалась их обойти, она всё дальше и дальше была от Шуры, пока окончательно не потеряла его за высокими головами и пышными причёсками. «Зато можно не искать Хосе», – стрелой пронеслось в голове, – «и можно сосредоточиться на другом человеке. Найти бы его в такой толпе». Маша случайно толкнула кого-то локтем.

– Прости! – громко обратилась она к темнокожей девушке. Та мило улыбнулась и, наклонившись, тоже громко ответила ей с акцентом:

– Ничьего! Не будь зажата, beautiful girl, танцюй! – и игриво повела плечами и бёдрами.

Комарова неловко повторила движение.

– Good! – африканка снова повернулась к своим друзьям, группе других иностранных студентов, а Маша, слегка пританцовывая, продолжила искать взглядом Константина.

Она не сразу обратила внимание, что рок-н-рольные звуки притихли, чтобы смениться на музыку для влюблённых. Центр зала внезапно опустел, словно море движения отступило, подняв на всеобщее обозрение скрытые чувства. Несколько пар словно и не заметили смены музыки: глаза в глаза, с руками на плечах и талиях, с игривыми и нежными, флиртующими и страстными улыбками, они продолжали двигаться только в их особенном ритме. «Пора валить», – сказала голова. «Как бы не так», – сказали ноги.

Один неправильный шаг и Мария Комарова подворачивает лодыжку, из-за этих бесполезных, совершенно неудобных, но таких красивых туфель на шпильке. Время замедляется вокруг, и брызги солнечных зайчиков от зеркальных шаров замирают, и мелодия затухает, и не слышно ничего. Ничего кроме нарастающего шума гудящей в ушах крови, передающей бешенную пульсацию сердца, заведённого адреналином. Надо поймать баланс, не упасть. Удариться спиной будет больно. А как же стыдно. Вот так из-за собственной неловкости выглядеть позорищем на глазах всего студенчества.

– Неужто сам ангел упал с небес мне в руки? – широкая ладонь с мягкой силой легла на спину чуть выше талии, останавливая полёт девушки к полу. Хосе. Высочил как чёрт из-под земли. Так вовремя, так кстати.

– Спасибо, – промямлила Маша, оправляясь от оцепенения. Её словно перинку вернули на ноги, не ослабляя рук. Она даже не заметила насколько крепко сжимала чужую ладонь.

– Весьма эффектное па, Вы меня покорили, – Морозов делает шаг, чуть прижимая к себе девичью фигуру. – Весь ваш образ прекрасен, Мария. Я сразу заметил голубку среди вороньей стаи.

– Эм, спасибо?.. – разговор не вязался, а танец наоборот – с огрехами и оступками, понемногу затягивал в общее кружение.

Спокойные звуки нарастали, и вот «обнималка» перешла в настоящую вальсовую музыку. Квадраты ускорялись, ноги Комаровой едва успевали касаться земли. Это же называют «ходить по облакам», да? От быстрых поворотов голова не кружится, совсем не так было на тренировках с Филей, касание ладони Хосе было совершенно невесомым, и невесомость эта была сильнее любого импульса: тело Маши сразу реагировало и следовало за направлением юноши. Хорошо, что она не танцевала с одноклассниками на выпускном, никто из них не смог бы вот так непринуждённо погрузить в танец. Кружить, поддерживать, направлять... Ещё и ещё. Огибать другие пары на пути. Без сухого напряжённого лица напротив. Только искорки в янтаре и смешинка в ямочках в уголках губ.

– Мария, Вы – прекрасная партнёрша, – Опять играет диско? Так быстро всё закончилось. – Как жаль, что мы условились только на один танец. Может, я могу ещё покружить вас?

Комарова не заметила как в центр зала хлынула волна людей, заполнив всё пространство.

– Спасибо за танец, Хосе, но я пойду, – она чуть уклонилась от чужого локтя и медленно убрала руку с плеча недавнего партнёра по танцу. – Хорошего вечера. Было классно.

Хосе явно хотел переубедить её, но девушка, следуя совету незнакомой иностранной студентки, слилась с толпой, поддавшись волне. Может быть в другой раз она составит компанию Морозову на одну песню больше, а сейчас нужно найти Константина.

Но сначала Шуру. Шура знает чуть ли не всю Москву. Шура точно подскажет. Где же его светлая макушка? Где этот гений кибернетических наук? Суетливая девичья фигура выглядывала знакомое лицо в небольших компаниях, ютящихся вдоль стен и по углам, как воробушки на карнизе. Среди пёстрых рубашек, курток и юбок не было его. Но.

Идеальная белизна отглаженной рубашки, пиджак с той самой брошью – греческий крест с цепью. Идеально уложенные иссиня-чёрные волосы. Кажется, это классическая рокабили? Руки скрещены на груди. На бледных пальцах два перстня с крупными бирюзовыми камнями. Спокойное, словно отрешённое лицо. Это же Константин!

Сердце ускоряется, разгоняя волнение по всему телу. Сейчас или никогда. Внутренний шум вновь глушит внешний. Как поздороваться: «Привет!», «Здравствуй!», «Здравствуйте, Константин!»? Его синие глаза такие добрые, мягкие. Приветствует первый. Лёгкий маленький разговор. Шумно, приходиться слова произносить громче. Приподниматься на носках.

Музыка сменилась. «Давай, Маша! Сейчас!»

– Эм, Костя, не хочешь потанцевать?

Лишь бы в этом полумраке не был виден румянец. Лишь бы не запутаться в ногах. Лишь бы...

– Извини, я не танцую. Не моё это.

– А...

Это был вежливый отказ? С мягкой улыбкой. Внутри всё оборвалось. Девушка сжала маленькую складку на юбке платья, неловко переступив с ноги на ногу.

– Правда? Очень жаль... Ну, я пойду, хотела ещё с Шуриком позависать.

Ложь.

– Он был где-то рядом. Хорошего вечера!

– Спасибо. И тебе!

Держи себя в руках, Комарова. Раствориться в толпе. Скорее в гардеробную. Домой. Сейчас хочется вернуться в свою комнату. Послушать зубрёжку Пелагеи. Выпить цикориевый напиток. Наесться булок, в конце концов! Слёзы начали застилать глаза, на холоде аж до неприятного пощипывания. На улице уже темно. И снег пошёл. Крупные хлопья оседали на растрёпанных прядях.

– Маша!

Она стремительно идёт.

– Маша!

Ничего ей не нужно.

– Маша, бисова дивка! Да остановись ты! – Филипп вырывается перед ней. Он хотел что-то сказать, но осёкся. – Будет тебе! Не расстраивайся так.

Медвежьи объятья спрятали раскрасневшееся лицо в потёртом мехе старенького полушубка. Послышались ещё шаги и тяжёлое, как от бега дыхание.

– Маша! Филя! Вы куда рванули? Сейчас разгар дискотеки! – Брюсов наспех застегнул зимнее пальто и на ходу нахлобучивал шапку. – Маша, ты плачешь, что случилось?

В ответ последовал только тяжёлый полувдох, полувсхлип, а Маков лишь крепче обнял девушку и продолжил успокаивающее гладить её по голове, грозно зыркнув из-под нависших белёсых бровей на так не кстати подоспевшего Шуру.

– Ну ты Брюсов! Шо за человек. Мы тут в растройственных чуйствах! – чуть отстранив подругу от себя, Филипп авторитетно и очень серьёзно сказал: – И вообще, Машка, плюнь ты на эту интеллигенцию. Не расстраивайся сильно. Все мужики – му... дураки!

– Да что случилось-то? – негодовал Шура. Он переводил взгляд с одного на другого, широко разводя руками. – Чего вы как угорелые вылетели с дэ-ка?

– Ушли и ушли, чё бубнить? – оскалился Филипп. Смягчившись, обратился к отвергнутой подруге: – Может по мороженому, а?

– В девять вечера? – шмыгнув носом, Маша утёрла крупные слёзинки.

– Знаю место, тут недалеко. Так шо. Идём?

– Идём.

Ребята зашагали в сторону небольшого сквера. Брюсов потоптался на месте, совершенно сбитый с толку, поправил шапку, поднял ворот и поспешил за ними:

– Так что случилось-то?