Глава 8
Как только Локви понял, насколько здесь холодно, следы страха смерти без следа исчезли из его бесцветной головы, уступив место возмущению.
Каким бы огромным везением не казалась изоляция от всех, кто хотел бы и вполне имел основание задать ему по заслугам... слишком сильный холод.
Он него съеживалась, покрываясь старческими морщинами, кожа.
Локви с удивлением уставился на первые алые пузырьки, вылупившиеся сквозь треснувшую коросту на костяшках посиневших пальцев.
Когда Джек пригрозил ему, заставив выдать Мёрфи, он, не раздумывая, согласился.
Кто бы поступил не так на его месте?
Он фыркнул - не фыркнул, а чихнул; это прозвучало странно и пугающе в глухом маленьком коробке, так что захотелось обернуться.
И почему-то наиболее жутко было никого не обнаружить там, позади...
Локви несказанно обрадовался, что принесли обед - иначе его праведному гневу не было бы предела, и беспрекословно опустошил всю принесенную сестрой посуду под строгим ее надзором.
Однако когда оживляющего тепла от еды он не почувствовал, то ему стало не по себе.
-Мне... очень холодно, -сказал он заискивающим голосом, но белый комбинезон больше и головы не повернул в его сторону.
Все привыкли, что термометры отказываются работать на нем на общем контроле.
Тогда мальчик бессильно ударил кулаком захлопнувшуюся дверь, а потом прислонился к ней спиной.
В его голове ожила тень Мёрфи, которого вели оттуда.
Неужели можно было голыми руками избить до такой степени?
Крайне тяжелое, странное чувство охватило его.
Он вспомнил, как стоял под дверью, пока из нее не выскочил, как ошпаренный, Джек, как растерялся, поскольку остальных с ним не было, и как было уже слишком поздно бежать - потому что отряд санитаров поднимался наверх.
Пришлось снова сдаваться.
И тут Локви словно ударило по голове; ведь ему придется рано или поздно вернуться в палату к четырём эталонам.
Он схватился за свои белые пряди, припоминая, с каким лицом Джек катился по лестнице, словно там, откуда он смотал, происходили ужасные вещи - а если уж он испугался...
А он испугался.
Как нелепо он выглядел!
Локви в целом имел практичную голову, и потому, обнаружив, что мысли начинают терять последовательность, попытался сосредоточиться на возможности выхода из положения.
Логично, что его первой мыслью было сделать нечто, по причине чего его оставят здесь на как можно больший срок - а он и правда был бы готов не видеться ни с одной живой душой при беглой оценке ситуации.
Однако скоро он понял, что здесь самое холодное место из всех, что он знал во всем Санатории.
Наверное, потому что нормальные человеческие тела все-таки должны были источать какое-то тепло, находясь рядом с ним.
А что, если попросить перевести себя в палату к кому-нибудь другому?
Потирая ушибленную от удара в дверь руку, Локви с упавшим сердцем припомнил, что было… не к кому.
Холод превращался в жестокий мороз.
Мальчик с удивлением посмотрел на свои онемевшие руки с высушенной морозом кожей, испещренной красными трещинками.
Как это он не чувствовал, что они тряслись?
Он набрал в грудь побольше воздуха и закашлялся, словно проглотил чей-то коготь, который полоснул по горлу и грудной клетке. Ни облачка пара не отлетело от его бескровных губ.
Доктор Иллингтон положил трубку своего телефона, отирая пот со лба, но в это время снова раздался звонок.
Заведующий Первым корпусом невольно вздрогнул, не глядя быстро ответив: "да?" и озадаченно сдвинул брови, услышав утробный голос Денжера, очевидно, неожиданно для себя.
-Доктор Иллингтон, -сказал сноб. -Можете мне помочь?
-Пожалуйста, доктор, -ответил Иллингтон, глядя искоса на голографическую карту, занимающую огромное пространство справа от него там, куда был направлен луч проектора на потолке кабинета.
-Местонахождение номера ноль семьсот пять засекли на вашей территории. У него сейчас гемотрансфузия. Мы не можем допустить пропуска.
-Постойте, -произнес Иллингтон. -Разве палаты объектов на очереди не закрываются заблаговременно за пять минут?
-Да, но его отводили к доктору Берингви еще до того, как в Лабораторию вызвали нас, а теперь он в изоляторе на вашем цокольном этаже. Если вы рядом со Стейшей, напомните ему об этом.
-Да... -Проронил заведующий, напряженно потирая лоб. -Но...
-Мистер Иллингтон?
-Дело в том, что у меня на изоляции числятся лишь восемь моих эталонов, доктор. -Объяснил тот, выходя из-за стола вместе с телефоном и приближаясь к голограмме. -Если Беренгви и отправил семьсот пятый туда, то сделал это без моего ведома... Где, еще раз, вы сказали, пятый сейчас?
-Ноль семь ноль пять, мистер Иллингтон - мой номер. Изолятор два.
-Чепуха какая-то, -прошептал доктор, вперив взгляд в систему подвалов своего голографического корпуса, перевернув его для удобства вверх дном.
В восьмом изоляторе четко высвечивались две нумерованные точки: тринадцать и семьсот пять.
-Сэр?
-Сделаю, что смогу, -сказал Иллингтон. -Или он окончательно выжил из ума, или еще не дорос до взрослых игр.
Бросив трубку и телефон на первую попавшуюся горизонтальную поверхность, он вышел из кабинета, хлопнул дверью, и стукнул в соседнюю, с табличкой: С.Берингви.
Ответа не последовало; тогда доктор Иллингтон рванул дверь на себя.
Она была заперта.
-Что там произошло, в конце концов? -Воскликнула Тома, вскакивая на ноги, едва сестра, помешавшая началу рассказа, вышла с пустой посудой. -О Маквел, -сказала она, покачав головой. -Я ведь видела вас из окна!
Мальчик едва заметно нахмурился.
-Все это лишь несчастный случай, -сказал он, хмуро протягивая ей пористый глютеновый батончик. -Это правда.
-О, снова! -возмутилась Тома, тряхнув локонами, вновь отверная последнюю до вечера трапезу. - Стало быть, Мёрфи сам вышиб себе глаз! Признавайся, Маквел, -девочка почувствовала, что пылает, -вы подрались с бандой Пираньи. Только подумай, к чему бы это привело, если бы вас не образумили?
-Так это ты рассказала о нас, -сказал Маквел без тени возмущения, кусая санаторное подобие хлеба.
-Да! -Крикнула Тома. -Да, потому что я думала, что вы переубиваете друг друга. Так, если хочешь знать, это выглядело.
Жуя, Мавкел закрыл глаза, и его лицо приняло странное выражение, более мрачное, чем могло казаться порой.
-Кто-то загорелся, Маквел, -продолжала Тома; в ее глазах застыл ужас. -Мне многое могло померещиться... конечно, -хотела бы она надеяться на это! -Но скажи мне, что с ним случилось?
-С кем?
-С Мёрфи!
Взгляд всегда грустных серых глаз Маквела потеплел; он словно невесело улыбнулся чему-то про себя.
-Горел не он, -сказал мальчик с длинными волосами, и стряхнул с себя крошки.
-Вот как? -Проронила Тома после молчания и не узнала своего голоса - настолько ледяным он был. -Уж не хочешь ли ты сказать, -сощурила она глаза, сверкающие отчаянным гневом. -Что Мёрфи мог поджечь кого-то др…
-Он тут не причем, -повторил Маквел настойчиво, словно уже жалея о том, что этот разговор зашел так далеко.
-Но...
-Не думай, пожалуйста, что тот взгляд в окно сделал тебя Шерлоком Холмсом, -с внезапным раздражением сказал мальчик. -Все было совсем не так.
-Но ты сам сказал, что там происходило что-то ужасное, и про Тайлера... -Тут Тома запнулась и побледнела, как полотно. Словно камень рухнул ей в живот, едва у нее в голове появилась эта страшная мысль. -З-начит, он все же был там, и-и... Господи, Маквел!
-Хватит, -воскликнул тот наконец. -Никто из нас его не убивал, как и кого-то другого. Мы все искали Мёрфи, потому что он пропал - и увы! каждый слишком поздно догадался вылезти на крышу; ведь обычно дверь всегда была закрыта. Он попался в ту отвратительную ловушку, но Альфред пришел первым и спас ему жизнь...
-Ты все же знаешь, кто загорелся! -Крикнула Тома снова. -Скажи уже, как это случилось!
-Есть вещи, -сказал Маквел, -которые можно воспринимать по-разному. Можешь ты наконец мне поверить? - никто из всех нас не был виновен в случившемся, иначе я бы давно заявил, что говорить со мной опасно и все такое.
-Но... где Тайлер? -Выдавила Тома, тяжело дыша.
-Если бы не он, пламя бы не погасло, -проронил Несчастливый номер глухо после молчания. -А его унесли.
-Если он отключился в очередной раз, ему помогут, -заверила Семьсот Пятая товарища не совсем обычным тоном. -А что происходит с Мёрфи сейчас... Я выясню, что там происходило, -пообещала она, пытаясь говорить спокойно, несмотря на то что вся дрожала. -Рано или поздно.
-Ты прямо как Каламинго, -пожал Маквел плечами с видимой невозмутимостью, за которой все же можно было услышать, что слова девочки откликнулись в его душе гораздо пронзительней, чем можно было предположить.
Тут дверь снова распахнулась ("не сильно смахивает на изоляцию" - успел подумать Маквел машинально), и вошли двое белых комбинезонов.
-Я говорил тебе, что это очередной дурацкий сбой, -сказал первый, кивая на голограмму, которую воспроизводил браслет на правой руке. -Здесь до сих пор есть вторая точка.
-Ты все это время был один, Тринадцать? -Обратился к Маквелу второй.
-Н-да, -пробормотал тот.
-Повтори: ты был один?
Его взяли за локоть, что бы вывести.
-Я был один, -сказал Маквел, напрягшись, и внезапно услышал, что двери соседей из первой палаты тоже открываются. -Нас выпускают?
-После процедуры ты вернешься, -заверил его первый и повел к лифту.
Все произошло так быстро, что Маквел не успел даже оглянуться, что бы убедиться в том, что Томе ничего не угрожает.
"Один ли я был...'' подумал он. ''Они спросили, был ли я один…''
Оставалось наедятся, её просто выследили…
Ведь в изоляторе даже сам Маквел так и не был оделен возможностью её увидеть.
От Семьсот Пятой оставался лишь запах.
С самых первых дней этого заточения наиважнейшим среди эталонов было решение держать свои способности от комбинезонов в секрете.
Они даже поклялись в этом друг другу. Чтобы, если все это окажется ловушкой, у них ещё были козыри.
Тогда бдительность ещё жила в каждом из них, на чьей шкуре ещё осталась шрамы от дротиков охоты, которая отлавливала их в мегаполисе.
Прямо сейчас одно обстоятельство могло заставить Маквела мыслить трезво снова.
Он был больше не в четырех стенах - но относительно на свободе, где всегда найдётся множество щелей, прорех и брешей и хоть какая-то надежда разрешить мучительное необъяснимое беспокойство за Восьмого или подтвердить, что из этого ужасного места пора уносить ноги всем вместе.
Ничто на свете не могло ослабить его пристального внимания к деталям и неусыпной готовности к худшему - и, на самом деле, Несчастливый Номер сам никогда не смог бы простить себе гибель Тайлера.
Едва Мёрфи начал пытаться открыть глаза - он увидел лицо Томы.
Оно напомнило ему кое-что, поэтому легче было снова провалиться в тяжелый сон, но тут носилки, на которых он лежал, подняли - и понесли.
-Идем, -схватили Тому за обе руки, повертев бирку на ухе с разных сторон - и она вспомнила, что сейчас должна была оправляться на капельницу...
Значит, и о Мёрфи позаботятся. Теперь, когда она поняла, что многое накрутила себе в отношении белых комбинезонов, то могла сказать себе расслабиться - но возбуждающее чувство непричастности к жизни друзей вновь вызвало тупую, пошлую досаду.
Тащиться в свой корпус, не успеть поговорить с остальными, остаться не у дел - и все это потому, что комбинезоны думали: их не должно и не может быть не у нее, ни у остальных.
Чувство, которое она испытала, осознав ответственность за Мёрфи и свою вину в том, что он сбежал из столовой тогда, то, как она обидела его снова - все это тяжелым грузом легло ей на душу, которую мучил вопрос: неужели и он, и Маквел окончательно решили скрыть от нее правду того, что произошло?
Когда Локви вывели из изолятора, ему захотелось съежиться, что бы стать незаметным - но похоже, в этом не было нужды.
На него никто не смотрел, даже Альфред, который едва не спустил его с лестницы, прорвавшись на крышу перед тем, как мимо ошарашенного происходящим Локви на своем сторожевом посту пронеслась целая толпа – сначала белых пижам, потом белых комбинезонов.
Пиранью и остальных не выпускали. Очевидно, их очередь еще не пришла.
К лифту его вели следом за огромной спиной Альфреда; опасливо поглядывая на него, Локви был удивлен, когда понял, что тот и не думает расправить плечи.
На глазах потрясенных оставшихся обитателей первой палаты из изолятора номер три вынесли и поставили, дожидаясь, пока кабина опустеет, спустившись обратно, носилки с избитым Мёрфи.
Смотреть в его сторону Локви избегал уж разумеется из не страха - а почему, не знал.
Он слышал краем уха, как Маквел шепнул Десятому, переставляющему ноги подобно огромному мертвому луноходу:
-Альфред?
Тот не ответил.
Внезапно Локви, уже в закрывшемся лифте, непроизвольно отвернулся от створок к задней стенке в толпе остальных - и вздрогнул, встретив посреди непривычно яркой белизны взгляд огромных, пронзительно-голубых глаз на маленьком лице.
Салли, преследующая его по пятам, нахмурив брови, сверлила его недобрым взглядом. Локви пробрало.
Смотреть назад все время он не мог, но чувствовал, что в нем прожигается дыра.
"Ну чего ты уставилась на меня?"
Взмолился он и споткнулся, когда лифт подбросило в воздух, потому что голос внутри него сказал:
"Это ведь все ты."
Мальчик стремительно повернул голову в кабину, где оставался последним, удерживаемый санитаром за локоть, пока выводили остальных - она была пуста.
Локви вздохнул с машинальным облегчением, не отдавая себе отчёта в том, что противное ощущение комка в сдавленном горле только усилилось.
Все время, пока Маквела вели по седьмому этажу, он ничем не выдал своего волнения, а оно так и пульсировало в жилах мальчика. Шестое чувство играло на нервах тарантеллу.
Стоило огромных усилий сдерживать сокращения в конечностях, готовых бежать или обороняться.
Сигналы им подавал властный рецептор, с некоторых пор действительно не дающий мальчику покоя - обоняние.
Запах, которым сам он пропитался насквозь за столько времени пребывания в этих стенах - пронзительная вонь антисептика, бил в ноздри, раздувая в дыхательных путях костер.
Глядя на толпы нумерованных детей в униформе, Маквел каждый раз все отчаянней пытался отличить их запахи, как и их самих, друг от друга.
Но в целом это становилось невозможным; все и вся здесь было стерильно, и он сам.
Вероятно, неплохо было бы не чувствовать этого.
От волнения он сковырнул заусенец - весь палец окунулся в липкую жидкость, от которой заструился возбуждающий железистый аромат.
Ноздри Маквела дрогнули. Он приоткрыл рот, позволив запаху распространиться на небе, и под ложечкой тревожно засосало.
Что это было за чувство?
Слишком много соли, слишком хочется пить. Сердце бьется чаще.
Маквел приложил руку к губам и почувствовал приторную кислинку на языке, начав высасывать кровь.
Чем больше он пил ее, тем быстрее уходила жажда, и тем сильнее...
Он едва не вскрикнул, выдернув палец из стиснувших его зубов.
С безумным лицом он огляделся по сторонам. Ему показалось, все белые комбинезоны видели это, и не только они... но и другие их заложники.
Множество взглядов, полных ужаса и злобы, как взгляд Альфреда - не тогда, когда он кричал от страха, умоляя о пощаде, а после, когда вышел на охоту, ведомый подозрительностью, нарисовало его воображение.
Впервые он подумал о том, что переборщил, когда приводил Альфреда в чувство, и о том, помогло ли это.
Маквел поспешно тряхнул головой, дабы дать себе протрезветь, выбросив из памяти психоделическую вонь. Он не смел отдать себе отчета в том, что снова жаждет оживить ее призрак.
"Сохраняй спокойствие", прошептал мальчик вслух, дабы удостовериться, что язык ему повинуется - и судорожно оглядел пустынный этаж. Комбинезоны следили за тем, что бы здесь дети не слонялись здесь без нужды.
Взглянув на часы, Маквел сделал подсчёт, из которого выходило, что в изоляторе пока они были лишь час. До вечерней - третьей и последней капельницы спустя этот раз оставалось еще семь часов.
Мёрфи внесли на капельницу на носилках, Маквел же и Альфред еще постояли перед знакомой дверью - как всегда, но и на этот раз они были частью не того состава, что прежде.
И почему-то комбинезоны вели себя так, как будто ничто не нарушало штатного режима, и зеленого чипа вовсе не существовало.
Волнение Маквела стремительно росло. Ему хотелось съежиться и улизнуть прочь, на поиски - но он держал себя в руках, зная, что нет самоубийства глупее, чем выдавать себя прямо сейчас.
А Альрфед так и не поднял на товарища взгляда.
Восьмой проснулся на своей нижней койке, с трудом разлепив ресницы.
Палата была пуста, а за окнами стояли сумерки. Наступил короткий момент, когда еще не включили света в корпусах и даже прожектора над всей постройкой, и только огромные призрачные хлопья снега неясно белели в сени высокого черного леса.
Момент между днем и ночью, момент гробовой тишины, не нарушаемый даже эхом или лязганьем в кафельных коридорах за дверью.
Тайлер сел в холодной несмятой кровати, потирая виски, и потрогал катетер под ключицей. Значит, он пропустил свои бесчисленные капельницы...
Мальчик встал и побрел в ванную, дверь в которую находилась в крошечном углу между койкой Маквела и Мёрфи. Там не было окна, и царил мрак, но нащупать кран с водой не составило труда - и ледяная струя заструилась по высохшим губам.
Перед ним, в зеркале, чернел его силуэт, и, закрыв кран, что бы не плескалась вода в раковине, Тайлер надолго уставился в свое невидимое лицо, не заметив, что кто-то вошел.
-Привет? -Сказал Маквел сбивчиво, нащупав в темноте дверной косяк.
-Привет, -ответил Восьмой. -Прости, что меня снова не было так долго.
В это время зажегся свет прожектора, и в ванной посветлело. Жмурясь, Тайлер не сразу разглядел в зеркале себя.
-Что с тобой делали? -Прошептал в ужасе Маквел, тронув его за плечо.
Поперек лица Восьмого - там, где прижималась маска с парами, проходила опухшая вмятина. Выше нее, под глазами, кожа посинела и провисла. Зрачок глаз, которые Маквел привык видеть дерзкими и веселыми, потерял четкость очертаний, а губы опухли, словно Тайлер спал наяву.
И внезапно внутри Тринадцатого номера впервые в жизни здесь поднялось отчаянное возмущение, потому что что все тревоги, которые он испытывал, были бесполезны.
Все вокруг должно было способствовать тому, что бы он смотрел на все эти вещи так, словно такой и должна быть его жизнь, но вид такого же мальчика, как и он, со своими эмоциями, мыслями и чувствами, привыкшего к тому, что его используют, как вещь, неожиданно поразил его до глубины души - все из-за того, что Маквел вспомнил так живо, как только было возможно, Тайлера в первый день их знакомства - уже больше года назад.
Разве время должно было так влиять на них обоих? Все они... они старели! Не успевая вырасти.
Тайлер пошатнулся, и Маквел поймал его, поразившись тому, что мальчик словно стал еще невесомее.
-С тобой все в порядке? -Спросил Тайлер, восстанавливая равновесие.
-Со мной!?
-И остальными!
-Ничего нового, -сказал Маквел, думая о том, как вообще что-то может быть в порядке. -Мы отсидели в изоляторе за плохое поведение, правда недолго - нас выводили на процедуры, и к тому же не морили голодом. Вот только... -Он нахмурился. -Мёрфи избили очень сильно.
Тайлер прикусил губу.
-Послушай, -начал Маквел, помолчав. -То, что с тобой и со мной там было... я...
-Меня забрали в самый неподходящий момент, -гневно сказал Восьмой, не понимая или делая вид, что не понял момента, о котором друг завёл речь, и его лицо выразило отчаяние. -Я бросился вас искать, едва закончилась капельница, и трудно было не услышать, как Альф спустил Локви с лестницы... но опоздал.
-Что бы изменилось, Тай, -сказал Маквел. -Что ты мог сделать?
Тот вдруг ещё больше побледнел, что казалось невозможным.
-То, что сделал позже, -проронил он странным голосом и вышел из ванной. -Где все?
- Они... они, наверное, решили побродить по корпусу после капельницы. Но тебя там не было, Тайлер. Мы все... -Он подсел к нему на койку, словно тоже обессилел. -Нельзя не бояться, что кто-то умрет, ведь так и происходит, верно?
Тайлер долго молчал, глядя в дно койки Альфреда прямо над собой, а потом проронил:
-Почему ты решился на это?
Маквел вздрогнул.
-На что?
-Ты ведь знал, что можешь погибнуть, -срывающимся голосом сказал Тай. -Ты жертвовал собой. Тоже... думаешь, что мы больше никому не нужны?
Они никогда раньше не говорили об этом вот так.
Никогда.
Словно та часть их жизни - их детское прошлое, навечно стерлось из памяти...
Но ведь это тем не менее было невозможно.
-У меня... никогда не было семьи, -признался Маквел, протянув ноги рядом и положа руки за голову.
-Что? -Тайлер даже приподнялся на локте.
-Это правда, -устало повторил его товарищ. -До Таймлапсиса я жил точно так же - по приютам и детским домам - пару раз исправительным.
Тайлер смотрел на него в изумлении, не зная, что сказать.
-Я никому не привык доверять... имею ввиду их, -продолжал Маквел, -взрослых разных сортов. Думаю, потому что суть одна. Я сбегал много раз, но это место... -Мальчик сжал губы, глядя на оконную решетку, отличающейся от тюремной лишь ромбообразным переплетение прутьев, тень которых пересекала его протянутую в темноту руку. -Здесь я - это уже не я, Тайлер. И ты, и все остальные тоже. И поэтому мы нужны друг другу.
Восьмой, болезненно хмурясь, откинулся на койку.
-Для какой же тогда цели рисковать жизнью ради других в этих стенах? -Наконец сказал он.
Мавкел закрыл глаза.
-Послушай, -начал он. -Теперь каждому из нас некуда возвращаться.
-В этом и дело! -Воскликнул вдруг Тайлер со злобой, вскочив с места - будь он повыше, расшиб бы голову. -Больше ни у кого из нас... Ничего не осталось! И тебе крупно повезло, потому что не было того, чего... по чему... На кой мы вообще треплемся об этом?
И он уткнулся лицом в подушку, стиснув ее зубами так, что они хрустнули друг об друга.
-Прости, -сказал Маквел, готовясь выслушать заключительную яростную тираду, которая, насколько он знал Тайлера, была бы на деле направлена далеко не в его адрес; но, к удивлению товарища, Восьмой промолчал. -Но ты ведь ты не хочешь вот так закончить? -Поскольку ответа не последовало и на этот раз, Маквел продолжал почти просительно: -Если прошлого нет, разве не может существовать другой, новой жизни? Разве мы не сумеем вырасти сами, сами построить её - общими усилиями?
-Мы просто шпана, -сказал Тайлер отрывая голову от подушки и устраиваясь поудобнее, что бы заснуть. -Признай это.
-Неправда! -Крикнул Маквел, не давая ему сделать это. -Мы не лабораторные крысы, мы люди - мы должны ими стать!
-Смотать удочки, Маквел? -Прямо обратился к нему Восьмой. -В тайгу, за кучу миль от того проклятого места, где нам выпало несчастье родиться? Ты умрешь от холода, хорошо, если прежде, чем сожрут звери.
-Ничего подобного! -Выпалил Маквел почти торжествующе. -Против холода есть Мёрфи, против диких зверей - я. Тем более дорога куда-нибудь должна быть не так далеко, сюда ведь привозят продукты и лекарства, хотя бы по ночам - поэтому мы не видим, как. Но точно не по воздуху, Тайлер, поскольку у нас нет посадочной площадки. Возможно, здесь налажен подземный транспортный узел.
-Провалиться мне на этом месте, -сказал Тайлер, потеряв терпение. -Ты правда представляешь две тысячи детей, одни из которых избивают других до полусмерти, среди дикой природы, зимой?
-Мы можем быть первыми, -уточнил Маквел серьезно. -А уже потом наладить перебежку.
Тайлер издал вздох.
-Ты живёшь мечтами, Мак, -сказал он. -Ради всего на свете, не обижайся на меня, но как другу, и хорошему другу, я скажу тебе все, что думаю об этом. Я не был бы Восьмым, а ты - Тринадцатым, если бы каждый из нас, вставая на учет, не был бы им необходим. Подумай! Даже капельницы они всегда делали в строгом порядке. Маквел, здесь контролируют каждый вход и выход, а ты сбираешься перемахнуть через колючую проволоку под электрическим напряжением...
-Даже если не сможем воспользоваться подземным ходом - работа для Альфреда! Они сами копают себе яму.
-Прекрати уже! -Сказал Тайлер резко. -Ты только что придумал эту чепуху про метро в лесной чаще, и уже веришь каждому собственному слову! Они отыщут нас везде, где угодно. Я в этом не сомневаюсь.
-Я не знал, что тебе по душе остаться подопытным кроликом, -спустя напряженное молчание проронил Маквел. -Я думал, что ты... будешь уверен в другом.
-У меня больше аргументов. Я просил не обижаться, -напомнил Восьмой устало.
-Нет, -сказал тот, вставая. -Я просто понял, что буду действовать один.
Оба помолчали, и Маквел печально проронил в тишине, наполненной теперь жужжанием электрических ламп, которые придавали стенам ярко-грязный оттенок, отчего казалось, что мрак наоборот сгустился в крошечный палате:
-Спасибо, что спас мне жизнь, Восьмой.
Тайлер закрыл глаза, и Маквелу показалось, что он уснул.
Подойдя ближе, он не удержался и еще раз пытливо взглянул в его постаревшее лицо.
Грудь мальчика вздымалась тяжело, словно этот разговор действительно сильно утомил его.
Пижаму, которая была Тайлеру велика, тот расстегнул, и Маквел подумал, насколько же Восьмой изнеможён - нельзя было смотреть на его тело без пронзительного ощущения под ложечкой, как и на то, как вокруг миниатюрного подключичного катетера, очертания которого выпирали из-под кожи, грудились серые пятна.
Неожиданно Маквел заметил кое-что пониже грудной клетки, ребра которой выпирали из-под желто-белой дряблой кожи.
Что-то темнело под ними, что-то вроде крестообразной отметины. Тринадцатый протер глаза и осторожно принялся разглядывать друга.
Так и есть, черный ''икс'', выглядевший, как свежая татуировка, клеймил опухшую в этом месте кожу мальчика под униформой.
Только накануне утром, когда Восьмой переодевался, Маквел не заметил этой странной отметины, хотя к Тайлеру тогда было приковано внимание их всех.
Расстегнув собственную рубашку, Тринадцатый тщательно обследовал себя, но нет - сам он был чистым листом.
Так и есть: с Тайлером сделали что-то ужасное.
Он не слышал, как, не удержавшись, тяжело вздохнула за дверью Тома - и поспешила исчезнуть, потому что издали с разных сторон начало доносится эхо разрозненной поступи возвращающихся к себе оставшихся жителей Первой палаты.