Глава 7
-Все готово, доктор Стейша!
-Отлично, -произнес главный доктор, надевая халат и размашистой походкой поднимаясь на мостик с панелью управления диагностическим аппаратом. -Ждали меня?.. -Продолжил он голосом, который казался разморенным на полуденном солнце в летнюю жару.
-Да, сэр, -сказал человек в белом комбинезоне, вставая у его правой руки, кивнув остальным. -Начинать?
-Добрый день, -раздался громкий голос сзади - и на мостик вошли еще три человека в белом.
Один из них, кому принадлежала реплика, был очень толст, так что брыли лежали чуть не на плечах, второй - что называется, ни рыба, ни мясо: типаж таких людей нельзя определить потому, что его нет, а третий - очкастый сноб в бороде.
Все трое тоже были в халатах, без масок, перчаток и с непокрытой головой, как и доктор Берингви.
Стейша закатил глаза, скрежеща зубами, и повернулся к ним с сияющей улыбкой.
-Добрый день, доктор Баганова, и вам, мистер Денжер, мистер Иллингтон, -он по очереди поздоровался с каждым за руку. -Мы вас ждали.
Сноб воззрился на пустой экран, бликующий на очках, которые никогда не давали рассмотреть его глаз. Остальные отделались сдержанными выражениями вежливости.
-Что ж, я думаю, пора начинать, -весело сказал Стейша, который уже давно хотел приступить к делу.
-Начинайте, -кивнул сноб, пожав плечами. Он всегда смотрел, запрокинув голову - не то под очки, не то над оправой, как-то вытягивая нижнюю часть лица.
Толстяк кивнул, порыскав глазами по приборам и экрану.
Главный доктор кивнул лаборантам и нажал на кнопку.
Дисплей начали чертить первые оси будущих графиков и диаграмм, и пока он интригующе пестрел, отображая процесс сбора данных, Стейша вовсе отвернулся от него, разглагольствуя с коллегами.
-Уже второй раз... за месяц, если можно так выразиться, м? -Приподнял он одну бровь, постукивая пальцами по панели, на которую опирался спиной.
-Это происходило с предыдущим зелёным с самого начала, -сказал мрачный человек, стоя между толстяком и снобом.
-Доктор... Иллингтон, -встрепенулся Стейша, словно припоминая его имя. -То, что, вашими словами говоря, происходило, должно нас с вами радовать.
Он встал, оттолкнулся от панели, и прошелся между всеми тремя, остановившись позади и сунув руки в карманы.
-Это ничто иное как доказательство того, что естественный отбор... -Он сделал эффектную паузу, бросив пару взгадав на их затылки. -Работал на нас!
-А что насчет того, что происходит сейчас? -Поинтересовался мрачный человек довольно хладнокровно, не поворачивая головы. Двое его коллег переглянулись между собой, почувствовав себя некомфортно. -Единственный зеленый, последнее звено - все меньше выдерживает работу, которую проделывает его ДНК. Что это за естественный отбор, который ничего не оставляет, доктор? Это называется вымирание.
-Послушайте... -Начал Стейша.
-Доктор Берингви, -произнес незаметный человек звучным голосом, подходя к нему и кладя руки в карманы своего халата одновременно с тем, как Стейша их вынимал, скрещивая на груди. -Я реалист.
-Ну хорошо, -скривился тот, пожав плечами, что означало: "Я вас слушаю".
Сноб и толстяк упорно смотрели на экран.
-Поскольку на мне, помимо руководства первым - самым важным, так как он содержит то, без чего весь Таймлапсис бы пустым местом, корпусом, лежит еще обязанность, которую вы сами поручили мне, выразив готовность прислушиваться к моим докладам, -сказал человек, глядя на Стейшу, -и сейчас я имею действительно весомые доводы.
Стейша смотрел на него.
-С момента исчезновения Семерки в поле неоднократно наблюдалась деформация, -заявил человек громогласно, поворачиваясь на каблуках ко всем присутствующим. -И не просто деформация, мистер Берингви, -сказал он, снова глядя на него. -В нем появляются бреши.
Даже толстяк и сноб оторвали глаза от проявляющихся графиков и диаграмм со всеобщим вздохом, пронесшимся по лаборатории.
Стейша стоял на удивление спокойно и смотрел прямо, не опуская ровного, непроницаемого взгляда, как палочник, слившийся с окружающей средой.
И в связи с этим мрачный ожидаемо начинал все больше прибегать к жестикуляции и мимике.
-Некоторые петли путались уже давно, -продолжал он. -И с каждым разом, когда в концентратор энергии, находящийся внутри, поступает все больше составляющих, они начинают смещаться.
-Почему мы этого не видим? -Выдавил Баганова.
Доктор Иллингтон даже принялся ходить по мостику.
-Потому что наше сознание не способно воспринимать частичное смещение петель, -проскандировал он. -Когда мы поймем, что происходит, будет уже поздно.
-То есть, вы хотите сказать, -подал голос сноб, -что в один прекрасный момент мы вернемся в настоящее, а все, что находится под полем...
-К тому времени эксперимент подойдёт к финальной фазе, -процедил Стейша. -И в Зоне уже не будет нужды. Концентрация, как и разъединение купола, продолжает идти строго по плану, благодаря своевременному принятию необходимых мер, - повысил он голос. -Повода волноваться нет; мы уже уменьшили трансфузионный объем.
-Но это не значит, что процесс не идет, хотя и по другим параметрам, -возразил Иллингтон. -Отдаляем мы разрушение Зоны или приближаем - это случится... И вряд ли кто-нибудь вообще может знать, где мы окажемся наверняка после коллапса - но прекрасным, по примеру доктора Денжера, этот момент точно назвать будет нельзя. Не говоря уже о том, что верить вам после того, что вы скрывали от нас все, что только мы должны были знать безопасности ради - безумие.
-Покажите карту, доктор, -сказал Стейша.
Иллингтон пристально посмотрел на него.
-Вы же готовили основания для собственных доводов? -Улыбаясь, уточнил Берингви.
Доктор повернул электронный браслет на руке - и на глазах всех троих в воздухе возникла пульсирующая и вращающаяся сфера из множества постоянно рисующихся в разных плоскостях восьмиобразных петель.
Было бы их больше - и они образовали бы плотный шар, но метрике подлежало лишь определённое восьмикратное их количество, которое и рассматривалось при каждом мониторинге, где имело место эта странная фигура.
В ее сквозных границах был виден весь санаторий, как на ладони, и за пределами - небоскрёбы, башни и хитросплетение дорог между ними.
Это был движущийся город.
Под фундаментом рукотворной буквы Т среди елового леса та его часть, которую заполняла верхняя половина шарообразного поля, переворачивалась вверх ногами в нижней полусфере, за пределами которой не было ничего.
Доктор Иллиннтон коснулся голограммы - и ее картинка остановилась. Сфера обрела законченную структуру.
Там, где лес соприкасался с городом, стало отчетливо видно, что не одна петля вынута (хоть на малое расстояние) из правильной системы, преграждая путь световым частицам, движущимся по контуру других, оставшимся на своем месте.
В ячейках их переплетений изображение исчезало.
-Господа, -поспешно заговорил Стейша. -Внимательно посмотрите на то, что у вас перед глазами, и запомните хорошенько. Дело в том, что сдвиг заранее просчитан с расчетом того, что электронная кардиограмма концентратора обретает оформленность обратно пропорционально - и сейчас вы это увидите.
-Доктор Берингви, -сказал сноб, который был потрясен до глубины души. -Почему мы не знали об этом?
Стейша закатил глаза.
-Коллеги, я и так сказал вам больше, чем нужно.
Все трое переглянулись.
-Полагаю, мистер Райден наградил вас подобными полномочиями? -Проговорил толстяк.
Собирался ли Стейша отвечать вообще - осталось неизвестным, так как внезапно голографическое поле - единственный источник света в лаборатории, погасло и выстроилось по частям в картинку, на которую Бирингви вылупился бегающими глазами.
Огромная сфера посреди множества других двухмерных графиков рисовалась из видимых обрезков восьмиобразной траектории световых частиц с заметной невооруженному глазу несосотыковкой.
Некоторые потоки двигались с запозданием, и хвосты медлящих фотонов слабо мерцали, утратив меткость, с которой остальные пересекали друг друга, как и на голограмме, воспроизведенной устройством в браслете доктора, но только...
Стейша стукнул по панели - и картинка остановилась, дорисовав векторы до восьмерок.
Ему не нужно было сверяться с картой, что бы понять: соцветие петель на большом экране было собрано в большей степени, чем разрознено на голограмме из рукава доктора.
Стейша снял очки.
-Что за сумасбродство, -прошептал он.
-Это несостыковка, сэр, -сказал Иллингтон. -В целостности кардмограммы Концентартора Энергии на стадии оформления и родственного поля вокруг, целостность которого должна быть ей прямо пропорциональна.
-Ты врешь! -Закричал Стейша, хватая его за шиворот и тряся вместе с голографической картой, показывая на нее пальцем. -Это не трансляция! Вы все понимаете, что это не настоящая модель!
-То есть модель будущего состояния поля? -Оскалился толстяк, отирая пот с лица.
-Да! -Закричал Стейша. -Вы совершенно правы, он нас обманывает!
-Вы завираетесь, доктор, -сказал Баганова с маниакальным огоньком в бульдожьих глазах. -Мы в будущем прямо сейчас.
-Но это невозможно, -хрипел Берингви, отпуская доктора. -Это был точный расчет, я.. я клянусь! Я покажу все вычисления! В прошлый раз вы даже не заметили...
-Нет нужды, -сказал Иллингон, поднимаясь и отряхивая комбинезон. Он выключил голограмму.
-Есть и другой вариант, -подал голос сноб. -Выплеск энергии Концентратора во внешний континуум мог кратковременно сказаться на разнице в деформации.
-Уж не хотите ли вы сказать, что мальчишка на досуге просто повернул время вспять? -Истерически хохотнул Стейша.
-Но, сэр, тогда это и правда необъяснимо, -сказал сноб, подходя к Иллингтону, чтобы спросить, не ушибся ли он, и покосился своими невидимыми глазами на главврача.
-В-вы что, -прошептал Стейша, задыхаясь. -Сговорились?
-Послушайте, мистер Берингви, -прошамкал толстяк. -Работа с... паранормальными явлениями не терпит двусмысленности. Или вы закрываете глаза на то, что с нами может произойти шут знает что - или принимаете последние меры.
Стейша застонал, царапая лицо руками, и сел в позу пьяницы под панелью.
-Если это и правда обусловлено внешними раздражителями, сказывающимися на организме-носителе, -продолжал толстяк. -Вы знаете, что предписано в подобном случае.
-Думаете, почему мы не сделали этого с самого начала? -Процедил Стейша. -Мистер Райден... -Он поднялся, шатаясь и шаря крючковатыми пальцами. -Целью мистера Райдена изначально было управление непосредственно нейронными процессами человекоподобного организма! Как мы будем использовать то, к чему стремились, если не будем знать, что вообще делать?!
-Вы довольно наивны, -сказал толстяк холодно. -Можно сетовать о том, что после этого мы окажемся не у дел, и нас вероятнее всего все постараются зачистить, включая государство, с кем у вас, с вашего позволения, имеются свои тёрки. Но этого еще можно избежать - будто это в первый раз, доктор. Играть же с необратимыми процессами я с этого момента отказываюсь, и, как руководитель Третьего корпуса, складываю свои обязанности.
-Я присоединяюсь к доктору Баганова, -додавил мистер Денжер, вставая рядом с ним, скрестив руки.
-Это шантаж? -прохрипел Стейша.
-Довольно, доктор, вы ведь не клоун, -ледяным голосом произнес человек, мрачной тенью протянув руку к панели. -Мы поступаем так ради собственной безопасности. Вы доложите мистеру Райдену - или кто-то из нас?
-Я. -Сказал Стейша замогильным голосом.
Его глаза стали похожи на глаза стервятника.
-Позвольте мне сделать это за вас, -проговорил Иллингтон и спустился с мостика.
Толстяк и сноб пошли за ним.
Стейша остался стоять, глядя себе под ноги, в кружке шарахнувшихся от него лаборантов.
Когда поочередно захлопнулись три двери в три луча, в цилиндрическом узле которых стоял главный доктор, он поправил халат и одел очки.
-Вот кем вы меня выставляете, господа, -процедил он, глядя на экран с предательски несанкцианированно деформировавшейся сферой.
-Отключать систему, сэр? -Осмелился спросить молодой лаборант, услужливо подвинувшись к панели, полагая, что гроза прошла; но в этот момент Стейша размахнулся и изо всех сил ударил по ней, так что ультратонкое стекло лопнуло в крошку.
Луч, удерживающий сферу, начал кренить ее вниз, пока замороженная картинка сменялась с транслируемой по биологическим сигналам, распадаясь на трехцветные контуры.
Наконец все потухло.
-Роберт! -Позвал Стейша недрогнувшим голосом.
-Д-да, сэр?
-Сколько препарат можно держать под наркозом?
-Девять часов, доктор, без угрозы для нарушения обмена веществ.
-Сколько времени прошло с начала действия паров?
-Т-тридцать две минуты, сэр.
-Хорошо! -Сказал Стейша, хрустя суставами. -Перетащите его ко мне. И - внимание! -Он постучал пальцами по периллам мостика. -Все причастные не будут иметь права разглашать производимую операцию, всем ясно? Нарушение будет приравниваться к научному, государственному... военному... короче говоря, преступлению любого рода.
Тома вместе со всеми оказалась в чистом и светлом длинном помещении с рядом пронумерованных дверей. Здесь было очень холодно, и она прижалась к Мёрфи, который незаметно постарался, что бы девочка могла согреться.
Обе схваченные с поличным враждующие банды непроизвольно переглянулись друг с другом. Даже беспомощный Джек бросил взгляд на покрытого кровоподтеками от его собственных кулаков рыжего мальчика.
Только Локви не переставал нести чушь, словно разговаривая сам с собой.
-Мой отец... -можно было различить в обрывках сбивчивых фраз,-вы знаете, он разберётся со всем этим. Он заберет меня, он не позволит... подождите!!!
Его подвели к открытой двери с единицей и одним нулем и водворили туда со словами:
-Штрафной изолятор до ночи. Вы все наказаны.
За Двенадцатым захлопнулась дверь - его закрыли на электронный кодовый замок.
Остальные приглянулись снова, с одинаково возросшим изумлением - ведь среди них к тому моменту не оставалось ни одного, кто бы ни готовился к худшему.
Их ввели одновременно.
Мёрфи, делая шаг за вторую дверь, успел заметить безумное облегчение на лице Джека, и с тревогой бросил взгляд на Альфреда, но тут за ним самим с писком защелкнулось запирающее устройство.
Оглядываться было не нужно; это были четыре зеленые стены - больше ничего, но когда он посмотрел на Тому, которая стояла спиной к двери, глядя на него глазами с мокрыми ресницами, вся опустошенность из его души исчезла.
-Ну и чем вы все занимались? -Выдавила Тома, тщетно стараясь, что бы слезы не катились по щекам и подбородку, щекоча шею.
Ее хрупкие черты исказились; брови поднялись домиком, а губы опухли под воспаленной ямочкой, но для Мёрфи она была очень красивой, потому что на самом деле была ему рада, и пришла сюда ради него, и чувствовала то же самое, что и он.
Поэтому вместо того, что бы начать оправдываться, он осторожно приблизился к ней, убрав пушистую прядь, выбившуюся из спутанной стрижки и - сам не понимая до конца, что делает, поцеловал ее.
Это было странное, пронзительно-щекотливое ощущение, но впервые за долгое время он осознал, что теперь у него может быть кто-то, близость которого обусловлена чем-то большим.
Когда он отстранился и робко посмотрел на нее, на мгновение сердце ухнуло куда-то.
Тома стояла пораженная, но постепенно в ее широко распахнутых блестящих глазах и на дрожащих губах, на которых осталось красное пятнышко, потому что губы Мёрфи были окровавлены, появлялось выражение восхищения - это тепло Мёрфи окончательно разлилось по ее продрогшему телу.
Она улыбнулась, и по ее щеке скатилась последняя слеза.
В этот момент Мёрфи понял, что пришла его очередь сходить с ума, но не пожалел об этом.
-Знаешь, я... -Начала Тома сбивчиво. Жалкая улыбка - она только сейчас поняла, что отвыкла улыбаться, - блуждала по ее влажному лицу, но она чувствовала почти счастье, потому что словно уловила отблеск некой надежды поверить в то, что они оба просто накрутили себе шут знает что. Но вдруг лицо девочки переменилось. Она должна была признаться. -П-послушай, Мёрфи, -проговорила она с тревогой, шмыгая носом. -Ведь это я... я рассказала про вас на крыше. Мне... показалось, это было опасно, ты... понимаешь, но когда я подумала, что с вами могут что-то сделать... -Она зажмурилась. -Пойми, я хотела, как лучше, и... -Девочка уронила голову, и стриженые пряди упали на лицо.
-Все это действительно оказалось к лучшему, -проговорил Мёрфи поспешно, поднимая ей подбородок и пытливо заглядывая в лицо. -Правда?
-Наверное, -сказала Тома машинально, и улыбнулась уже естественней.
-Может быть, все в общем не так страшно, как мы думали, -продолжал Мёрфи, и лицо его прояснилось. -Может быть, нам просто нужно подождать...
-Подождать? -Переспросила Тома, садясь к стене, поджав ноги.
-За нами придут в свое время, -сказал он, тоже опустившись на пол рядом. -Тогда мы узнаем, что будет. И если кто-то из нас с тобой будет выписан раньше... я бы очень хотел встретиться снова.
И Мёрфи пристально посмотрел на нее, словно ожидая ответа на подразумеваемый вопрос: "а ты?"
-И я, -выдохнула Тома, изучая его изуродованный глаз, который не раскрывался, сочась тёмной жижей. Ее лицо выражало острую жалость и гнев - а ещё ей было страшно смотреть туда.
Можно ли было залечить эту омерзительную для такого же юного, как и её, лица, рану?
-Кто это сделал? -Прошептала она, дотрагиваясь до кровоточащей рассеченной скулы. -Расскажи мне уже, что там произошло?
Она уже догадывалась, что Тайлера там не было. Но Мёрфи прав - все к лучшему.
Теперь она окончательно убедилась в том, что Восьмой, который все же бросил их всех, не желая нарываться на подобную участь - ни что иное, как одна лишь самомнительность во плоти.
-Это... просто несчастный случай, -пробормотал Мёрфи.
-Нет, правда, -воскликнула Тома, припоминая подробности увиденного. -Вы все сошли с ума, выпрыгивая там из шкуры - я ведь все видела! Я чуть не умерла от страха! Я... -Она вдруг запнулась с открытым ртом, вспомнив что-то, и посмотрела на него пристально. -Я видела... огонь?
Мёрфи побледнел уже со словами о том, что девочка засвидетельствовала происходящее, и сидел, скрестив на груди руки.
-Что ещё ты видела? -Спросил он сухо.
-Кто горел, Мёрфи, -сказала она громко. -Кто?
-Это... -Открыл он рот, собираясь уверить ее, что в этом не было его вины, но бессильно захлопнул его, пораженный внезапной мыслью о том, что Альфред не сделал того, что сделал, если бы он, Мёрфи, не был так беспомощен.
Неужели он был способен лишь на крайность? Ведь прямо сейчас он согревал Тому тем же огнем, который мог, в чем он убедился, творить ужасные вещи?
Почему именно Альфреду было суждено побывать в его шкуре, почему пострадали куда больше не те, кто это заслужил?
Почему же, почему он сам ничего не сделал?
Ведь он собирался пожертвовать собой, он не хотел гибели Джека и его друзей, потому что...
Мог стать её причиной.
Он содрогнулся, поняв, что в тот момент был способен лишь на две вещи.
Либо себя - либо их, потому что в глубине его души оказалось что-то, не способное к примирению.
То, чего он не ожидал.
За секунды, прошедшие с момента, когда Мёрфи снова нырнул в последние события, как в ледяную полынью, от которой его стремительно отнесло мощным черным потоком, Тома снова начала чувствовать холод, потирая ладонью о ладонь.
Прошло очень много времени, пока Мёрфи думал над всем этим, хотя для него оно остановилось.
-Что-то не так?.. -Проронила Тома сбивчиво, заметив, как единственный зрячий глаз принял настораживающе сосредоточенное выражение; морская дымка внутри подергивалась кромкой льда.
Мёрфи медленно поднял голову - но тут до обоих донеслись звуки шагов, и Тома едва успела слиться со стеной, как дверь открылась и на ее пороге появилась медсестра в комбинезоне с аптечкой в руках.
-Я просто промою раны, -сказала она детским голосом, закрывая за собой дверь снова.
Мёрфи был рад тому, что она избавила его от разговора с Томой; больше же всего он не хотел оставаться наедине с собой.
Прямо сейчас Два Нуля Две Единицы с новой силой жаждал слепо довериться чему-то бездушному, тому, что не будет вынуждать его вновь в вновь пытать себя.
Сестра даже не спрашивала, откуда у него эти синяки и ссадины.
О, если бы Тома не вспомнила всех проблем их сосуществования, если бы они правда могли быть просто морскими свинками или попугайчиками, сосуществующими в одном загоне без нужды причинять боль тем, кто с ними одной породы!
Почему их вид - человеческий детеныш, оказался так кровожаден?
Мёрфи почувствовал смертельную слабость, когда каждая его рана, подвергающаяся дезинфекции, начала рассказывать о том, что за виды боли существуют на свете, однако жжение понемногу утихло под прохладными бинтами, закрывшими половину его лица.
-Глазу понадобиться время, -предупредила медсестра, глядя на то, как он пытается переменить позу, устраиваясь возле ледяной стены. -Не сиди на полу, схватишь воспаление легких!
И она подняла его под мышками.
Мальчик вскрикнул, словно его пронзило невидимым остриём, и перебинтованная голова откинулась назад. Поспешно расстегнув рубашку с красной цифрой один, девушка увидела черное пятно, растекшиеся во все двенадцать ребер, выпирающих из-под кожи с левой стороны.
-Интересно, где ее носит, -сказал Каламинго, потягивая кисель из запотевшего стакана за опустевшим столом. -Где носит всю компанию. Пропустить такой обед - это же кощунство!
И он стукнул стаканом о столешницу; две тарелки, одна из которых пустовала, а другая была полна нетронутого непонятного сублимированного содержимого, подскочили на нем.
Рено, сидевший напротив, поморщился, пытаясь вытрясти протяжный звон из ушей.
-Как-то поздно ты начал жаловаться, -заметил он. -Ни разу еще не подавился - за столько-то времени, а тут вдруг на тебе. В следующий раз напомни, что заказывал черную икру с трюфелями.
-Ты еще помнишь, что такое нормальная еда? -Спросил Минго без тени улыбки.
-Учитывая то, что ни того, ни другого я в жизни не пробовал, -кивнул Рено с готовностью. Он снова поморщился.
-...Как и свое полное имя? -Поддел его Минго.
Рено посмотрел на него с устало-критическим выражением лица, которое могло означать: "Ничего более остроумного придумать не мог? ".
Мало кто знал, что его звали Реннокио.
Что-то противно-тоненькое, но до леденящего чувства пронзительное звенело в барабанных перепонках.
Он снова принял напряженный вид.
-Но ведь и тебя эта окрошка из отходов коробит, -заметил Каламинго, пытливо глядя на товарища.
-Всё же до твоих кулинарных изысков мне ещё далеко, -сказал Рено, приложив ладонь к уху и посерьезнев.
-Готов поспорить, она шляется где-нибудь по Красному с Восьмым, -вздохнул мальчик с двухцветной шевелюрой, думая о своем. -Как ни крути, он все-таки фигура повиднее нас, -заверил он себя с комичной внушительностью и тут же фыркнул. -Ну и достанется же им всем за пропуск приёма пищи!
-Я тебя спрошу кое о чем, Реннокио, -начал он, облокачиваясь на стол, что бы быть ближе к .... -Если бы ты...
-Постой, -сказал Рено, нахмурившись и немного побледнев.
Он отнял ладонь от уха, изучая ее внутреннюю сторону.
-Эй, ты издеваешься! -Воскликнул Каламинго и лицо Рено внезапно перекосила гримаса; он втянул воздух сквозь стиснутые зубы и прижал ладони к ушам.
Каламинго наморщил нос, думая: "Погоди же!" и снова крикнул ему в лицо:
-Эй!
Рено свалился со стула.
Каламинго перегнулся через стол и встретил взгляд, от которого не просто опешил.
-Не ори, -прошипел Рено, протягивая ему окровавленную ладонь. Минго похолодел, когда увидел, что из правого его уха по шее протянулась красная ниточка.
-Вс-все в порядке? -Одними губами прошептал он, обходя столешницу и садясь рядом с Рено колени.
Тот кинул на него гневный взгляд.
-Я не шучу, -пролепетал Каламинго, у которого внутри все оборвалось. -Я не знал, что это так работает.
Рено молчал, положив окровавленную руку на одно колено и глядя в одну точку.
-Может, стоит к кому-нибудь пойти, а? -Спросил Минго, которому становилось не по себе.
-Нет, -сказал Рено нормальным голосом, вставая. -Не стоит.
-Что это было? -Воззрился на него Минго с тревогой.
-Понятия не имею, -раздраженно ответил Рено, ставя тарелку в тарелку, а в нее стакан и выходя из под стола, перешагнув через стул, который Каламинго поспешил поставить на четыре ножки за его спиной.
Семьсот Второй почувствовал на себе чей-то взгляд, и, обернувшись, встретился глазами с малышом, который сидел напротив, открыв рот и сердито пялясь на него.
Минго показал ему кулак, покровительственно предупредив о воронах, которые залетают куда не попадя, и бросился догонять Каламинго в опустевшей столовой; сегодня они сидели до последнего, ожидая оставшуюся восьмёрку, и остались с юным соглядатаем втроем.
-Я правда не знал, -крикнул он Рено в спину и тут же испугался, что снова ему навредит и, бормоча ругательства, ускорил шаг, как ему ни претило извинятся с глазу на глаз.
-Пустяки, -сказал Рено немного тоскливо, дождавшись его у стола для грязной посуды. -Я и сам от себя не ожидал.
-Раньше ты был не так... не так...
-Может быть, я не выспался, -пожал плечами Рено с нарастающим раздражением, и Каламинго поспешил вернуться за своей остывшей порцией, что бы не заставлять его ждать.
-Все точно в порядке? -Переспросил он, оглядываясь, словно беспокоился на предмет свидетелей происшествия из числа санитаров, которые сами устали ждать это странную компанию, давно покинув залу.
Старуха, которая сканировала с некоторых пор входящих и выходящих, поворчала на них, перед тем как пропустить.
-Нет же, -подосадовал Рено нарочито громко, смывая кровяную дорожку под краном теплой воды.-Это мой мозг собрался вытечь из ушей от твоих воплей.
Он плотно закрыл кран и кивнул на часы, обернувшись:
-Что-то тут не чисто. -За его спиной щелкнул в двери обеденного зала первого этажа замок. -На их месте я бы не стал морить себя голодом до вечера...
-Кто их разберет, -фыркнул Минго, накидывая куртку с опустевшей вешалки на плечи и одновременно засовывая ноги в калоши. -Кому-то необязательно было заниматься самобичеванием, что бы не пересекаться со средним сортом вроде нас.
-О чем ты?
-Не о чем, а о ком, -сказал Каламинго. -Можно ведь просто спрятаться, не поздоровавшись, что бы быстро уйти, если умеешь, даже если другим на это не чихать.
-Ты невыносим, -признался Рено. -На кой ей сдалось вот так усложнять себе жизнь? И вообще, если бы это было так, тебе-то... что?
-Вообще, -заметил Минго довольно резко. -Это минимум невежливо; мы, как-никак, имеем какое-то право на...
-И что теперь? -Поинтересовался Рено. Оба уже вышли на улицу и брели под редким снегопадом. -Заставишь ее хотеть ходить за тобой хвостом? -Не успел Каламинго открыть рот, как предшествующий ему номер с предупредительной хладнокровной улыбкой покачал головой. -Проще тебе положить глаз на подругу Пираньи, если не сидится спокойно. Что до нее... -Реннокио отвел глаза. -Она не такая, как ты думаешь.
В следующую секунду, как Тома слилась со стеной в изоляторе Мёрфи, она отделилась от другой ее стороны и вскрикнула от неожиданности, наткнувшись на Маквела.
Он стоял, глядя на девочку, словно ожидал ее появления здесь больше, чем она сама.
-Привет, -сказал он, улыбнувшись своей обыкновенной безаффектной улыбкой, которая вновь и вновь казалась Томе глубоко печальной. -Я догадывался, что ты здесь, -перехватил Маквел ее мысль, -и, наверное, пойдешь навестить Мёрфи.
-А моё присутствие... всегда так заметно? -Пробормотала Тома.
-Нет, -сказал Маквел, садясь и проводя рукой по волосам, которые все никак не хотели улечься, -просто в последнее время я кое-что чувствую гораздо сильнее, чем раньше.
-Вот как? -Томе было бы неприятно признаваться себе в том, что ее коробит вопрос: о чем он догадывался еще? Она понимала, что должна была выглядеть сгорающей от стыда, перечисляя в памяти сказанное сделанное до и после того, как за ней закрылась дверь. -Что же это?
-Запахи, -сказал Маквел, не понимая или делая вид, что не понимает её очевидного стеснения.
-Что?
Тома нахмурилась, и Маквел вздохнул, поморщившись.
-Это связано с моей мутацией, -объяснил он. -Ты, наверное, понимаешь.
Тому вдруг осенило.
"Ну конечно", -сказала себе девочка с облегчением.
Ведь у него должно быть звериное чутье!
-Не представляю, как это возможно, -невольно призналась она, садясь у стены напротив.
Маквел невесело усмехнулся; его взгляд оставался в одной точке над головой девочки.
-Я тоже не могу понять, почему ты наконец не соберешься по частям, -сказал он.
-О, о чем ты? -Переспросила Тома.
Маквел не ответил.
-Ты должна знать, -сказал он мрачно. -Тайлера забрали.
-Что? -Снова сорвалось с ее губ. Девочка не замечала, что не сказала Маквелу еще ни одного слова, которое бы не было бессмысленным - она словно попала не в свою тарелку.
Без Мёрфи здесь было еще холоднее.
-Ты не разглядела самого главного, -произнес Тринадцатый номер странным тоном. -Потому вряд ли поверишь - я и сам бы отказался верить в такое. Но Восьмой кое-что сделал перед тем, как мы потеряли шанс сделать что-то для него. -Тома слушала, чувствуя, как каждое слово тяжелым камнем падает ей на сердце. Ей вдруг стало тяжело дышать. -Он спас жизнь всем нам.