Глава 5
После того, как боль при введении игл прекращается, начинается мир после наркоза.
Тук-тук, гулко и ровно стучит сердце внутри безвольного тела.
Тук-тук.
Спокойно, как часы, отсчитывающие секунды, абстрагированные от всего, что только делает человека живым.
Странно было не чувствовать ничего, но вдвойне - глубоко осознавать все происходящее со своим телом, и Тайлер, не отдавая себе отчета в том, что делает это во сне, открыл глаза.
На ресницах вспыхнул поток ослепительно белого света; морщась и смаргивая, мальчик разомкнул их снова не сразу, а когда зрение наконец-вернулось, Восьмой увидел то, что пробрало его до глубины подсознания.
Сверху на него уставилось призрачное лицо, возникшее из пустоты.
Лицо было залито мертвенной белизной, очерчивающей каждую впадину в истощенных чертах, и, быть может, поэтому Тайлер не сразу рассмотрел в этой мумии себя, от чего испугался куда сильнее.
Сердце не прекратило своей размеренной пульсации, и в потусторонних чертах не отразилось ни малейшего движения, но ужас разлился глубоко внутри - где-то там, где все находило первозданный отклик.
Половина лица мальчика была закрыта маской со снотворными парами. Он знал, что ему под кожу впущены смертоносные при малейшем сдвиге шприцы капельницы. Шевельнись он на миллиметр - и пути кровоснабжения были бы травмированы.
Но он не мог больше смотреть прямо в эти неживые, вперившиеся в самих себя глаза, обведенные сине-красными кругами, как и не мог перестать их видеть. Они не закрывались.
Все отчетливее и отчётливее он видел, как выступают из контуров лица глазные яблоки, и потом - очертания черепа, внутри которого была пустота.
Он бы потрогал свое лицо, что бы убедиться, что не превращается в скелет на самом деле - но это было невозможно!
Внезапно до него дошло спасительное осознание того, что вокруг что-то меняется - а именно гаснет свет, рисующий это мерзкое зрелище.
Действительно, его отражение начало бледнеть одновременно с тем, что он понял, чем это было на самом деле. Он лежал под стеклянным куполом, в котором мог видеть себя, пока лампы вокруг не начали гаснуть.
Тогда на стекло лег новый блик.
Над ним из пустоты возникли мерцающие сферические очертания, вращающееся вокруг своей оси в проецируемой невидимым лучом голографической координатной системе.
В темноте хвосты инертных световых частиц, в погоне друг за другом хлещущих через собственные дуги, синхронно выстегивали крестообразную сердцевину соцветия рисующегося хитросплетения петель.
Как завороженный, мальчик поглощал глазами течение это странного фокуса.
Тук-тук! Стучало сердце.
И лучи ниспадали навстречу друг другу.
Тук-тук! Призрачные оси многомерной фигуры бесконечно двоились и троились у него в глазах, переплетаясь внутри проекции.
Тук-тук!
Тук-тук!
Он понял каким-то уголком сознания, что именно биение в его груди рисовало мерцающий шар - гипнотически размеренно.
Удар за ударом, сфера увеличивается в размерах, и все большая ее часть отсекалась границами голограммы.
Боковым зрением рядом с собой он видел привычное нагромождение стеклянных резервуаров, только прозрачных, так что внутри была видна жидкость темно-красного цвета, которой едва оставалось в каждом - она вливалась в его вены до дна.
Не отдавая себе отчета в том, что сердце его равнозамедляется с пульсацией светящейся сферы, которая росла с каждым ударом все сильнее, он почему-то всмотрелся в маркировку на резервуарах.
Три нуля девять.
Три нуля девять.
Тайлер неожиданно ощутил боль в груди, которая поднималась все реже.
Он едва не отключился, как вспомнил, что эти четыре цифры на что-то похожи.
Новый вдох ничем не предвещался, но спазм не проходил.
"Постойте!" Шевельнулось в голове Восьмого с напрягом.
Едва-едва заметное движение в ребрах - и пронзительный укол в сердце; он знал, что скоро все пройдет, и, почему-то повинуясь навязчивой идее не потратить время впустую, рылся и рылся в пустотах своей головы.
Три нуля девять.
Не сейчас...
Он в растерянности блуждал глазами по темно-алым резиновым трубочкам и электродам, тянущимися отовсюду к его распростертому телу.
Рассудок все менее подчинялся ему, слишком хотелось уснуть обратно, туда, где не было жестокой боли, стискивающей левую сторону груди. Сопротивление было бесполезным.
Когда он почти забыл про четыре цифры, трубки капельницы стали прозрачными. Последний неуловимый поток воздуха проник в легкие, и в этот момент боль в грудной клетке достигла апогеи.
Не успел Тайлер закричать, как его разорвало изнутри беспощадной взрывной волной.
Вокруг образовался вакуум, и тогда...
Восьмой.
Вот оно!
Слишком, слишком поздно!
-Нет! -Закричал Тайлер в никуда. -Нет, нет!
В о с ь м о й.
Сквозь колеблющиеся измерения прошла череда сверхзвуковых дуг - это сфера, внутри которой он оказался, завращалась в обратную сторону со страшной скоростью.
Незаконченные очертания траекторий преследующих друг друга двояковыпуклых лучей начали вырисовываться вокруг с ослепительной ясностью, принявшись множится, сливаясь друг с другом, и необратимо кромсать микроостанки физического тела на квантовые частицы, которые стали космической пылью.
Разрыв внутри едва различимого среди сверхточно нагнетающегося хаоса контура восьмиподобных дуг исчезал.
Кокон все уплотнялся, и когда наконец кометообразные фотоны врезались друг в друга в его сердцевине, то в сознании мальчика раздалась вспышка миллиардов солнц.
Все кончилось.
Тайлер подскочил, заставив всю конструкцию вокруг кушетки покачнуться. Руки, отстраненные от мальчика на мгновения, как по сигналу ухватили его за плечи.
-Не смейте трогать меня, -закричал Тайлер, обезумев и порываясь выдернуть катетеры из вен. -Не смейте!
-Обездвижьте его! -воскликнул кто-то. -Быстрее!
Мальчика в пустой палате схватили за руки, и спустя старания не применить чрезмерную силу, на что он упорно нарывался, уложили обратно на кушетку, повыше от безжалостного к падениям кафеля, застегнув на руках и ногах пластиковые фиксаторы.
Тайлер весь дрожал. Ведь прямо сейчас Альфред идет на охоту за Маквелом, а Мёрфи...
Он ни за что не выберется отсюда, как бы ни пытался. Оставалось собрать всю свою волю в кулак, положившись на собственную находчивость.
Поэтому, сделав вдох, Тайлер закрыл глаза на как можно большее время, а потом вяло приподнял веки, словно только проснулся, и томно посмотрел на медсестер.
-Что это было? -Спросила одна другую шёпотом.
Вторая пристально всмотрелась в бескровное лицо двух нулей восьми.
-Все хорошо? -Проговорила она железным тоном, не взирая на напарницу.
-Да, -выдавил Тайлер с видимым усилием. -Да.
-Оставить Объект здесь мы не можем, -сказала вторая. -На очереди огромное количество.
-Тогда пусть его снова обследуют, -воскликнула первая, вскидывая брови. -Мы не имеем права оставлять это просто так. Это же он, и я не представляю, что будет, если...
-Если что-то случится, то первым делом обвинят нас, -отрезала вторая резонно, поворачиваясь к напарнице, и смерила её холодным взглядом из-за блеснувших очков. -..в том, что процедура вышла из под контроля. Не начинай мы лезть не в свое дело, когда опыт пойдет не по плану - будет не до этого...
Первая опустила глаза и раздражённо дернула застежку на руке Тайлера, делая вид, что ломалась.
Ему помогли встать.
-Все в порядке? -Спросила вторая снова, с безукоризненной педантичностью следуя букве предписания, по которому этой фразой полагалось окончательно завершать процедуру.
Но Тайлер не услышал обычного эха от соседних кушеток, где всегда одновременно с ним находились его друзья.
-Да, -повторил он глухо.
Он бросил взгляд на резервуар капельницы и запомнил четыре цифры маркировки: две тысячи восемьдесят семь.
Два, ноль, восемь, семь.
Восьмой вышел, и первым, что бросилось ему в глаза, был опустевший оконный проем напротив процедурного кабинета.
За железные решетки внутрь холла врывался поток завывающего ветра, вместе с которым вокруг распространялось запустение.
На мгновение Тайлеру показалось, что весь Таймлапсис - огромный брошенный остов, в котором он застрял один одинешенек, осужденный навеки бродить внутри остывших зеленых стен, и что медперсонал, и его товарищи по несчастью давно сталь лишь плодом его воображения.
В эту ужасную минуту мальчик больно ущипнул себя за ухо - но холод уже подсказал ему, что перед ним не очередная галлюцинация.
Это значило, что кто-то разбил здесь окно.
По коридору первого этажа медленно двигалась тень гладкоголового мальчика.
Его подбородок был приподнят, а ноздри чуть трепетали, будто это сквозняк из форточек больших окон нес с собой возбуждение.
Но запахи хвои и снега, способные перебить пронзительную стерильную вонь, не интересовали его так, как невидимые следы только что побывавших здесь обитателей санатория.
Шел тихий час, и понемногу они выветривались в открытые створки. Все труднее было улавливать аромат гари, что слабо держался в воздухе, щекоча нос.
В одном месте он и вовсе пропал.
Маквел стремительно повернулся кругом, что бы убедиться, что никто его не видит, и устойчиво расставил четыре лапы, прижавшись каждой подушечкой к ледяному полу и закрыв глаза.
Вот оно!
Он нашел маяк, дымно пылающий маяк: Мёрфи покинул этаж по детской лестнице.
Одиннадцатый бежал на последний этаж, обливаясь потом. Мальчик не замечал, что изо рта его валит пар, словно он выскочил на мороз.
Нигде внизу Локви не было - и что бы это ни значило, Мёрфи должен был убедиться в том, что Двенадцатый рассказал белым комбинезонам обо всем.
Чем больше глушишь страх, пока не начнешь думать, что смог его перебороть, тем с большей силой он наносит удар внезапно.
Одиннадатый номер, бегущий прочь от Десятого к Двенадцатому, был во власти страха.
Теперь он наверняка знал, что они все были больны, и Альфред - особенно.
Надежды не было. Еще один с противоположного конца исчезал.
Последовательность менялась, зеркально отраженная.
Теперь зачистка орудовала среди первых.
И снова, снова вырастала перед ним загадка: было ли это в порядке медицинского прогноза?
Неужели раньше со всеми последними случалось то, что происходит сейчас в первой палате? Или все, с кем это случалось, были последними?
Но ведь у тех не было паранормальных способностей.
Они были абсолютно безвредны.
Что за причина была для тех, кому выпало счастье жить и уйти нормальными детьми?..
Альфред боялся Маквела, который был слабее его.
Неужели это ошибка, и от Маквела стоило ожидать большего, и первым должен был уйти он, и все, кого забирали, ломали цепочку?
Почему же средний корпус живет так... спокойно? В отличие от крайних?
Что за дурь творится вокруг?
Ни на один из страшных вопросов не было ответа.
Бояться произвола или бояться системы?
Прямо сейчас Мёрфи боялся бояться.
У него остались лишь инстинкты. Он обнаружил две опасные патологии и не мог рисковать.
Рванув ручку двери на шестой этаж с шумом, который мог привлечь чье угодно внимание, он обнаружил, что за ней стоял Локви, словно беловолосая кукла внутри шкафа.
-Ты сказал им? -Воскликнул Мёрфи, несмотря на то, что Двенадцатый выглядел странно.
-Пойдем, -сказал Локви, давая ему пройти.
Он сделал несколько шагов назад и открыл дверь на служебную лестницу напротив, поразив этим Одиннадцатого, который прекрасно знал, что беловолосый зазнайка никогда не нарушит дисциплинарных правил просто так.
-Что случилось? -Выдавил Мёрфи, машинально взбираясь за ним по ступеням выше. Он забыл, что там кончается корпус.
-Сейчас, -сказал Двенадцатый, и не успел сосед моргнуть глазом, как он открыл дверь на крышу.
-Что за...-Начал Мёрфи - и оказался прямо по ту сторону. Створки захлопнулась за Локви, оставшимся стоять на страже в конце лестницы.
-Привет, -сказал Долговязый Джек, глядя на него, и уперся руками в бока.
-Мерзавец, -прошептал Мёрфи, дрожа, но далеко не от холода. -Конченый дурак.
-Ты про эту размазню? -Поинтересовался Джек бесстрастно, стоя в снегу. -Этого нужно было ожидать. Что скажешь - то он и сделает. Думать, мягко говоря, не по его части... Настоящая амеба. -Он гоготнул и кивнул остальным, выворачивающим Одиннадцатому руки. -Втащите ему хорошенько, ребята - что бы как следует поджарился.
Смертельный ужас охватил Мёрфи, когда он понял, что с ним хотят сделать.
Ему потребовалось очень много времени и сил, чтобы научиться сдерживать то, что в один момент могло перестать находиться под контролем, потому что инстинкт самосохранения напрямую говорил с мехами, которые раздували жар в его грудной клетке.
-Только не это, -прошептал он в гомоне хохота и выкриков, с которым его начинали тянуть в разные стороны, вырывая из рук друг друга. -Пожалуйста, только не это.
Для них это была просто забава. Они не знали, что могли сбыться кошмары, от которых Одиннадцатый вскакивал посреди ночи с трясущимися руками и ногами.
Они не понимали, что если Мёрфи вспыхнет - они не успеют сделать ничего для того, что бы не сгореть заживо вместе с ним.
Просто за то, что им больше нечем заняться.
-Стойте! -Крикнул он в отчаянии.
Но в этот момент удар по челюсти заставил зубы откусить кончик языка.
"Где же ты?"
Проносилось в воспаленной голове Альфреда, блуждающего по корпусу, придерживаясь за стены зеленого цвета.
Колкие разряды, вспыхивая, пробегали по его телу, и боль от их ударов становилась невыносимой.
Он знал, что сходит с ума, и покоя ему не давала одна единственная навязчивая идея: Мёрфи, Мёрфи, глаза которого с некоторых пор затравленно бестактно следили за каждым его движением.
Что с ним было такого сделать, что бы он перестал мучить его?
Верно, что это было во сто крат хуже Маквела.
Альфред остановился, посмотрев себе под ноги, в ворох колеблющихся теней из окна.
На кафельном полу лежал клочок шерсти.
Глаза Альфреда округлились и вспыхнули белым огнем. Он должен был спасти Мёрфи от смерти, может быть, даже рискнуть собой - но сделать что-то, что возобновило бы доверие Одиннадцатого окончательно.
Тысяча молний зажглись внутри него, грозя спалить заживо, если он не выпустит их наружу.
Девочка с практично остриженными волосами - чтобы не мешали использовать катетер в подключичной вене, смотрела в окно из одинокой палаты, накручивая русую прядь на палец.
Тем, что могло ее успокоить, было зрелище волнующегося моря тяжелых еловых лап, ссыпающихся снежными шлейфами при каждом порыве ветра.
Это зрелище заставляло забывать, что ей смертельно скучно, как и то, что она машинально заглядывала между железных прутьев.
С соседками по палате, полуспящими, полусплетничающими на койках, она не была особенно близка.
Кровать Томы оставалась заправленной.
Какой смысл в отдыхе, когда ничего не делаешь?
Обычно во время тихого часа начиналась жизнь самых предприимчивых на убивание времени компаний, которые только могли образоваться в этих стенах - но Тома знала, что главная составляющая той, к которой она принадлежала, решает свои проблемы без нее.
Мёрфи ушел, ушли и все остальные - они ушли в Первый корпус с таким видом, словно никого больше это не касалось.
Особенно Тайлер.
Она облокотилась на подоконник, нахмурившись.
После того, как Мёрфи и головы не повернул ее сторону с утра, Томе казалось, что Восьмой просто должен был остаться с ними.
А он сделал большее: он отвернулся, усугубив обиду девочки на обоих.
Тома сама себе не признавалась, но к Тайлеру и Мёрфи питала не совсем будничные чувства, род которых отличался в отношении каждого.
Нельзя же было вообще ничем не заботиться.
Поэтому ее занятием на данный момент было дожидаться, пока за ней не вернуться. А пока она смотрела в окно на ели, толкущиеся титанической толпой от конца Первого корпуса в густые пролески, в которых терялась железная проволока.
Внезапно ее привлекло некое движение - быть может, ей показалось, - на соседской крыше.
Если зрение не подводило ее, то там происходило нечто в высшей степени странное; с чего бы им вздумалось выходить играть на такую высоту?
Удар!
Мёрфи наконец-то позволили упасть лицом в окропленный красным снег, холода которого он не чувствовал. Зажмурив глаза, мальчик вцепился в него зубами - и Джек услышал только хруст.
-Где же твои хваленые суперспособности? -Спросил он, поднимая его за шиворот и заглядывая в опухшее лицо. -Испарились?
Мёрфи дрожал, глядя ему в глаза, и Джек был наверху блаженства, ибо нет ничего приятнее вида потерянного лица, которое каких-то полчаса назад светилось непростительной надменностью.
-Холодно тут торчать, -сказал кто-то из его людей, переминаясь с ноги на ногу. -Чего ради?
-Ну уж нет, -процедил Джек, бросая Мёрфи на снег и пиная его ногой. -Что теперь, мы сюда зря тащились? Костер мы разведем.
И он, размахнувшись посильнее, ударил ногой Одиннадцатому в ребра, так что у того помутнело в глазах.
Он вспомнил день, ещё в том мире, когда всех их - переживших ночь Отречения, собрали внутри огромного барака, где были расставлены палатки, сортирующие привезенных со всех уголков города, которым предстояло заснуть транквилизаторным сном, чтобы открыть глаза под четырехзначным номером в стенах пожизненного заточения.
Все это продолжалось очень долго, много дней.
На протяжении их ожидающие очереди сидели в кучке или спали вповалку под тесными грязными паланкинами.
Он помнил тех, кто говорил, что их вылечат заодно с тем, как будут лечить их родителей, тех, кого немедленно отсылали прочь - очевидно, ложных больных, которые рыдали, потому что у них не было место, куда возвращаться.
Мёрфи помнил, как встретил маленькую девочку с большими голубыми глазами, из которых в три ручья лились слезы.
-Нельзя плакать, -сказал он Салли. -Не плачь.
И пар с шипением просочился сквозь слипшиеся ресницы. Слезы тушили огонь.
Мёрфи открыл глаза - точнее, лишь один уцелевший.
-Хорошо, -сказал Джек, взбеленившись и осмелев окончательно. -Щекотки ты точно боишься.
Он разжал кулак, растопырив пальцы, и Мёрфи своими глазами увидел, что в его ладони распахнулась зубастая пасть, выпирающая множеством бритвенных рядов, насаженных друг на друга.
Вот почему Джека еще прозвали Пираньей.
Принадлежа к числу обладателей мутаций, эталоном которых был Маквел, он был наиболее склонен использовать свои козыри, и сейчас наконец то дождался момента, который ясно давал понять, что Мёрфи не собирается давать отпор.
Он и в самом деле настолько хотел увидеть это своими глазами, что не подумал, какими будут последствия.
Прижав Мёрфи коленкой, он протянул руку к его зрячему глазу.
Мгновение - и снег бы обагрился более обильно, как сам Джек закричал, отброшенный неведомой силой на край крыши семиэтажного здания, с карниза которой нырнули вниз куски сугробов, на которых он поскользнулся.
Пиранья с трудом перевёл дух, отворачиваясь от пропасти за своей спиной, и посмотрел туда, где лежал Мёрфи.
Его тело загораживал кто-то огромного роста, с белыми глазами; треща, под его одеждой мигали молнии.
Джек вспомнил, что это был Альфред под номером Десять, у которого не имелось причины ему сдаваться, и судорожно попытался выказать желание отступить, как молния ударила прямо в него.
Падая, он не успел и понять, что происходит, как между ним и вспышкой промелькнул кто-то, крикнув:
-Стой!
Альфред вытаращил глаза, в которых погас белый свет, и опустил руку с помертвевшим выражением лица.
Мальчик с прилизанными волосами, скорченный молнией, понемногу отклонялся от него спиной назад – туда, где была пустота, словно его кто-то тянул за веревочку головой вниз.
Маквел в последний момент выпустил из спины два огромных птичьих крыла, которые вспыхнули, как спичка, и упал.
-Нет! -Закричали Мёрфи и Альфред, бросившись за ним - и Альфред напряг все магнетические силы, что бы ноги Маквела не оторвались от края.
Он рухнул в снег на крыше, не переставая гореть, как попавшая на фонарь птица. Два длинных огненных крыла далеко разметывали пламя, поджигая снег.
-Тушите огонь, -заорал Мёрфи не своим голосом, и Альфред с безумным выражением лица удержал его.
-Это невозможно, -прохрипел он.
Десятый встал с колен и попятился назад, закрыв лицо руками, как и Мёрфи, который отскочил, не выдерживая этого зрелища, как кто-то маленький кинулся к Маквелу, невзирая на открытое пламя.
Все, кто присутствовали здесь, увидели как два горящих костяных остова снова превратились в жаркое опахало. В следующую секунду огонь начал утихать. Языки пламени становились меньше и прозрачнее, тая на нетронутом оперении - и наконец два крыла сложились целыми и невредимыми.
Потом по нетронутому, (что было невозможным), телу Маквела пробежали разряды, уходя в прижатые к нему кончики дрожащих пальцев Восьмого.
Тяжело дыша, Тайлер смотрел на распростертого перед ним Маквела в неопаленной униформе, с бледным лицом и закрытыми глазами.
Добрая дюжина немигающих глаз вперилась в обоих, пока через какое-то время Маквел шевельнул запястьем, что увидели все, содрогнувшись.
Он открыл глаза, посмотрев на Тайлера, а Восьмой бросился к нему на шею, не давая выбраться из снега - и Маквел встал, держа его, потерявшего сознание, на руках.
-Альфред!
Крикнул Мёрфи - и схватил его за рубашку, не позволяя оступиться.