2
Если, возвращаясь к своему древнему существу, менялись люди, то метаморфозы претерпевал и сам мир. С него сходила пыль времени, к нему возвращался блеск солнца, но все эти застывшие в удивлении окна, через которые, как через глазницы, на нас смотрел город, наводили страх и трепет. Мы подошли к воде тогда, когда уже совсем стемнело. На улицы выбирались божества тьмы и ночи. Они все еще не понимали своего существа, но сила тащила их наружу, как только солнце заходило за горизонт. Не все были божествами, отнюдь. Было много и подобных мне - проклятых, гнилых изнутри, но тоже бессмертных.
- И что мне делать? - спросил Харон, глядя на воду.
Я пожала плечами:
- Не знаю.
- Я думал, ты видела. - Он поднял руку и провел пальцем у виска, то ли намекая на то, что я не в себе, то ли имея ввиду мои предсказания.
- Этого не видела, - только и ответила я.
Мы смотрели на городскую реку, где в свете луны мягко качались волны. Но не было никакой грани мира живых и мертвых. Была лишь темнота. Луна заходила за тучи, забирая с собой остатки света.
- Почему ты хочешь найти его? - обернулась я к Харону. Он вздохнул.
- Я его ненавидел. Но еще и сильно любил. Это такая детская привязанность, понимаешь? У меня больше никого не было во всем мире, а он... он жил сам по себе.
- Ты помнишь свою мать?
- Едва ли.
- Скучаешь по ней?
Харон лишь пожал плечами.
- Не знаю.
- Закрой глаза.
Он неохотно подчинился, прежде всего прищурившись и одарив меня неодобрительным взглядом, но потом вздохнул и опустил веки. Я тоже закрыла глаза и нашла его руку вслепую, переплетя пальцы с пальцами так крепко, как только могла.
- Теперь темнота абсолютна. Уроборос уже в тебе. Официально эксперимент длится один год, и все мы здесь по своей воле. Хотели денег, славы и вечной жизни. Мы готовились к этому последние двадцать лет. И все это - наглая ложь. Да, Уроборос в тебе уже триста шестьдесят пять дней. Он изменил твое тело до неузнаваемости, сделал тебя сильнее, выносливее, живее и мертвее одновременно. Ты сейчас где-то между. Но настоящий Уроборос живет в нас испокон веков. С самого зарождения мира он здесь, - я подняла свободную руку и с первой попытки нащупала горячий лоб Харона. - И теперь он проснулся. Он меняет твое сознание, твое прошлое, твое настоящее. Ты другой, к чему тебя тянет?
- К смерти. Но смерти больше нет.
- Тяжело теперь придется богам подземного мира. Но это ли не повод рассмотреть во тьме что-то помимо страха?
Мои пальцы выскользнули из его пальцев. Харон сделал робкий шаг. Еще один. И еще. Вода медленно поднималась вверх по его ногам, размягчая грубую джинсовую ткань, поднимаясь по бедрам, цепляясь за рубашку, покрывая по самое горло. И лишь сомкнувшись над его макушкой, она обернулась рекой Стикс.
Я согнулась пополам от неожиданно накатившей боли. Она ударила меня под дых. Снова начало тошнить. С трудом подняв голову, я увидела в отдаленном блеске луны лодку, в которой стоял Харон. В руках он держал посох.
- Возьмешь меня с собой? - спросила я, улыбнувшись.
Он ответил хмуро:
- Плати.
Я замахнулась, кулак разжался, и вес ветви перестал тянуть руку. Кусок пластика, обернувшийся чистейшим золотом, теперь поблескивал, лежа на дне лодки. Харон даже не посмотрел на него, а я шаг за шагом стала опускаться в ледяную воду, оставляя на берегу все то человеческое, что еще могло быть в нас двоих.
***
- Ты помнишь? - спросил он спустя час пути. Река уходила во тьму, а тьма тянулась до самого горизонта.
- Что?
От холода немела кожа и сводило пальцы, но пока Харон был в лодке, он не подавал никакого вида. Словно бы чем дальше нас уводила река Стикс, тем меньше в нем оставалось человеческого и тем сильнее мрак заволакивал его нутро.
- Ты помнишь, что было до?
- До Уробороса? - догадалась я. Он кивнул и отвернулся.
Я держала горящую свечную лампу, чтобы осветить ею наш путь во тьму. Но теперь протянула руку в сторону своего проводника и ужаснулась тому, как сильно изменилось его лицо. Как морщины глубокими бороздами теперь испещряли его лоб, как синяки под глазами опухли еще больше и потемнели, как кожа приобрела зеленоватый цвет.
- Что происходит? - спросила я, отшатнувшись. В ответ Харон лишь махнул рукой. Всего час назад он был двадцатилетним юношей, а теперь походил на старика.
- Что ты помнишь? Расскажи мне, - сказал он требовательно, и я снова направила свет на воды Стикса.
Странно было теперь погружаться в собственную память. Она словно заросла плотным слоем пыли, затянулась корочкой, которую теперь было не так-то просто содрать.
- Как будто с каждым шагом воспоминания тускнеют... - выдохнула я, и Харон замер, напрягшись. - Ты тоже это чувствуешь?
- Не отвлекайся. Рассказывай, пока еще что-то есть. Иначе никогда больше не сможешь вернуться.
Я закрыла глаза. Неожиданно по телу стало растекаться тепло. Приятное покалывание. Запах свежей выпечки и корицы. Звон посуды, голоса и смех. Все смешалось, и эта общая масса невыносимо больно тянула в области сердца.
- До Уробороса был дом, - сказала я. - Три дочери. Одна ласковая, как свет, другая строгая, но справедливая, а третья тихая и порой мрачнее тучи, - улыбка неожиданно тронула мои губы. - Я была третьей. Нас воспитывали бабушка и дедушка, родителей я никогда не видела. При рождении меня сразу определили в системе как дефектную. Категория А - Уроборос действовал с точностью до восьмидесяти процентов.
- Но этого было достаточно, чтобы попасть в эксперимент.
Я кивнула.
- Система обозначила меня как Atropos. Атропа. Айса.
- Мойра, обрывающая нить жизни.
- Или же сама Смерть? - улыбнулась я.
Этот вопрос и не требовал ответа, поэтому я продолжила, не дожидаясь слов Харона:
- Система определила меня в качестве дефектной. Поэтому вместо богини судьбы и мойры будущего я оказалась предсказательницей. Сивиллой.
- Так вот как ты узнала, как система определила тебя? Я понятия не имею о том, как записан в системе.
Я рассмеялась.
- Нет, я не экстрасенс. Просто одно время мои друзья были хакерами, мечтавшими взломать Уроборос, но все, что им удалось - это выкрасть часть информации, записанной в системе. Так я кое-что узнала о себе.
- А твои сестры, они?..
- Не вошли в эксперимент.
- Почему пошла ты?
- Неприятно было чувствовать себя дефектной, понимаешь? А здесь нам предлагали новый мир, вечную жизнь, богатство и славу. Возможность оставить свой след в истории и изменить всю мыслимую реальность. Слишком заманчивое предложение, не правда ли? За этот год многое изменилось: мало кайфа в том, чтобы быть пророчицей-прислужницей у пробуждающихся от вечного сна богов. Это не благословение и не дар, а настоящее проклятье. Сейчас из-за действия Уробороса на Землю возвращается древнее зло, которое хочет лишь уничтожать и властвовать. Каждый из вас хочет показать, какой он могущественный и непоколебимый, каждый злится на то, что вынужден был ждать так долго. Судьбы людей теряют всякий смысл. Обесцениваются привязанности, чувства, эмоции. Остаются только боги и их власть. Только вечность. Тотальное безличие мира.
Я замолчала, не в силах сдерживать страх и злость, переполнявшие меня. Руки дрожали, и вместе с ними дрожал и свет, качаясь из стороны в сторону. В его колеблющихся полосах можно было рассмотреть посеревшее и отстраненное лицо Харона, который ушел в глубокие раздумья. Лишь его руки продолжали грести.
- Пока ты помнишь свое прошлое, ты остаешься собой, знаешь, кто ты есть. Но как только ты утратишь свою личность, тут же обернешься вечной тьмой, и ничто больше не сможет тебя вернуть.
Харон никак не отреагировал на мои слова, поэтому я потянулась вперед и коснулась пальцами его холодной руки.
- Расскажи мне. Позволь мне тебя спасти.
***
Мальчик был неразговорчив и одинок. Никогда не искал чужого общества, наоборот: чаще избегал его, прятался в темных углах, забывался в книгах. Тогда он еще не знал, как система определила его, но к мифологии тянуло с ранних лет. Старую тяжелую книгу он зачитал до трухи, узнал каждого бога по имени прежде, чем каждого из них стал узнавать в лицо.
«Твоя мама умерла, - говорил отец. - Теперь она живет в темноте».
И юный Харон представлял себе сильную и грациозную богиню мрака Никту в черном летящем платье, чей подол покрывал весь мир.
Все дети боялись темноты в его возрасте, и Харон не был исключением, но под покровом ночи он дрожал и от того, что действительно хотел разглядеть в темном углу комнаты. Он хотел увидеть в нем лицо матери, которая защищала его от ночных кошмаров своими объятиями. Но так его и не увидел.
Долго не замечал Харон и того, как мраком оборачивался его отец. Годами Эреб жил глубоко внутри тихого программиста, пока огонь в его глазах не померк окончательно. Врачи диагностировали клиническую депрессию и предлагали долгое и сомнительное с точки зрения самого Эреба лечение. Временами было лучше, временами - хуже, но, в конце концов, тьма забрала и его, оставив Харона в одиночестве на пересечении жизни и смерти.
- Меня всегда тянуло к местам смерти, - сказал он, и я вздрогнула, но кивнула.
- Знаю. Меня тоже.
- Почему я? - неожиданно просил он. - Их же много таких - обезумевших от действия Уробороса, несчастных и готовых разрушить мир. Почему ты решила помочь мне?
- Я вижу будущее, помнишь? - на моих губах задрожала усмешка, но быстро сошла на нет, потому что к горлу подкатила тошнота.
- И что ты видишь?
Лампа задрожала в моих руках, вместе с ней задрожал и свет. Мое тело повело в сторону, голова кружилась, сознание улетало далеко в темноту. Я закрыла глаза.
Было невыносимо сложно сделать еще один вдох.
- Ничего. Без тебя - ничего.