1
«Избранница богов, о великодушная пророчица Сивилла! — воззвал Эней. Он благополучно достиг обращенного на запад берега Италии, а оттуда добрался до города Кумы, чтобы разыскать знаменитую прорицательницу. — Прошу, проводи меня в обитель праведных, светлый Элисий. Там обитает тень моего отца. Он явился ко мне недавно и сказал, что ждет меня там, а моим провожатым должна быть ты».
Сидящая на золотом треножнике Сивилла внимательно осмотрела Энея с ног до головы, и ответила:
«Путь в Элисий лежит через Аид. Спуститься в подземное царство не составит большого труда, но для того, чтобы вернуться назад, отыщи в темном лесу Персефоны золотую ветвь. Для царства мрака она послужит напоминанием о солнечном свете и поможет тебе вернуться из мира мертвых к живым. Приходи ко мне с этой ветвью, и я провожу тебя».
Долго бродил Эней по лесной чаще Персефоны. Может, и не нашел бы он эту ветвь вовсе, но Афродита смилостивилась и подсказала герою путь. Эней возвратился к Сивилле, и направились они к смердящему озеру мрака неподалеку от храма в кипарисовой роще. Рядом с озером, в окружении замшелых валунов они отыскали провал. В него и повела Сивилла Энея, и чем глубже спускались они, тем сильнее сгущалась тьма.
Через сонмы человеческих теней Эней и Сивилла пробирались к лодке Харона. Лодочник подземного царства перевозил тени умерших через реку Стикс, первую из пяти рек Аида. Эней удивился, что Харон одних охотно пускал на лодку, а других отгонял с бранью.
«Нет равных среди мертвых душ, — ответила Сивилла. — Харон не пустит на челн того, кто не сможет заплатить».
Энея и Сивиллу Харон тоже не собирался пускать, однако стоило лишь показать ему золотую ветвь, как путники тут же смогли отыскать место в лодке и отправиться в путь к царству вечной темноты...
Так говорили легенды. В них верил каждый из тех, кто теперь оставался в городе, огороженном экспериментом. В мире пробуждавшихся от тысячелетнего сна божеств тьма сгущалась над нашими головами, заставляя утрачивать все то человеческое, что еще цеплялось за наши сердца.
Он впервые повстречался мне на причале.
— Великий дар человека — забывать, — услышала я его тихий шепот и подняла голову. Игнорируя мое присутствие, он отвел взгляд от собственных ладоней в сторону водной глади.
— Простите, что вы сказали?
Я была совсем рядом, стояла за его спиной. Почему меня так тянуло к нему? Почему так хотелось опустить руки на его ссутулившиеся плечи? Почему так хотелось скинуть его в воду с бетонной насыпи, на которой мы стояли теперь?
Я хорошо расслышала его слова. Более того, они отпечатались у меня на подкорке, потому что ранили особенно сильно, потому что в этом безумном, кишащем людьми, но таком одиноком мире никто не мог понять эти слова лучше.
Но он сделал вид, что меня нет, полностью проигнорировав вопрос. Резко отошёл в сторону, даже не подняв на меня головы. Но по напряжению в его спине, плотно обтянутой тканью черного пальто, я поняла, что должна быть с ним. Должна вести его сквозь темноту.
Чего бы мне это ни стоило.
Свою историю он расскажет мне после. Ещё дольше он будет решаться поднять на меня взгляд. Но чуть меньше — прикоснуться. Мои пальцы будут переплетаться с его пальцами, нас обоих будет бросать то в жар, то в холод. Будут дрожать руки, потеть ладони...
Ключевое: как у людей.
Но этого ещё не случилось. Все это я видела сразу, большой и статичной картиной, как и всегда, предрекала будущее в своей голове. Заканчивалось предсказание темнотой: черными мазками краски и бурыми разводами на них, прячущими волны. Кромешная темнота ночи, бесконечная река на границе жизни и смерти. И самый одинокий призрак в обоих из двух миров.
— Великий дар человека — забывать, — повторил он, и я вздрогнула, приходя в себя.
Слова вырвались сами собой:
— Но проклятие бога — помнить.
Он повел плечами, но больше никак не отреагировал на мои слова. Кровь хлынула к лицу, заставляя щеки раскраснеться, и я отвернулась. Было ли это очередным предсказанием? Или простой выдумкой на фоне человеческого сумасшествия? Я не знала. Но дрожь била по рукам.
— Извините, — бросила я, уходя быстрым шагом и оставляя его так и стоять у причала.
Внутри росла твердая убежденность: мы ещё встретимся. Сегодня. После захода солнца.
Я быстро удалялась от берега, но резкий порыв ветра ударил в спину и заставил обернуться. На причале не было людей, поэтому только лишь мы двое могли наблюдать летящее с далёкого моста в воду тело. Удары сердца отпечатывались на подкорке: ни закричать, ни выдохнуть. Я обернулась к незнакомцу, но его уже не было рядом со мной.
Харон и смерть во веки веков оставались связаны. Непреложной печатью богов.
***
Они всегда были рядом, но их связь не откликалась тысячелетиями. Не то, что во мне. Во мне печать богов была слабой, похожей на тень, но я несла ее как непосильную ношу, уродливое клеймо, толкала в гору как Сизиф — свой камень. Я могла лишь принимать знаки, а они посылали их. Провиденье — это проклятие. Кара за каждый вдох в мире живых.
Я не могла найти себе места, когда связь просыпалась и взывала к себе сквозь тысячелетия. Ныло у основания шеи, было невыносимо больно даже повернуть голову, отчего я корчилась в позе эмбриона на кровати. Мысли обуревал страх, резко накрывало слабостью. Но в тот день было не очередное пророчество, не смазанная картина будущего, но что-то иное. И смерть на причале никак не выходила из головы...
Я резко села на кровати, так что в глазах потемнело и потребовалось еще несколько мгновений, чтобы голова перестала наливаться свинцом. Слабое человеческое тело... как же я его ненавидела. Я взяла планшет и опустила его на колени: слишком сложно было удержать в дрожащих руках. В темноте пальцы беззвучно бегали по клавиатуре. Ровные чистые черные буквы, взгляд то и дело упирался в гравировку «Deus ex machina». Связь нематериальна — мы все это знали. Только то, что нельзя было потрогать, невозможно было разрушить временем, нельзя было обратить в пыль. Сигнал — вот в чем выражался наш язык общения.
Открыв новую вкладку, я перешла по ссылке в чат. В течение нескольких минут комната наполнялась невидимыми гостями. Теми, кто существовал во веки веков.
Ни одного сообщения, тишина была абсолютной. В ней раздавались громкие удары моего сердца. Я закрыла глаза. Пять минут, десять, пятнадцать. Потом наконец услышала тихий одиночный сигнал:
«00:29 Aphrodite: ссылка».
Перешла по URL, и на экране появилась нарисованная золотая ветвь. Я не понимала, что это значит, и других сообщений не было. Но еще через несколько минут сигнал раздался снова:
«00:34 Charon вошел в чат»
«00:35 Charon: что это значит? Кто назначает никнеймы?»
Комната поплыла перед глазами. Я отшвырнула планшет на кровать и снова притянула колени к груди: сильно тошнило. Предсказания всегда приходили по-разному: порой выбивало землю из-под ног, порой начинало лихорадить, порой — и вовсе не происходило ничего.
Но тогда меня выворачивало наизнанку. Рвота капала на ковер, в глазах темнело, и смердящая жидкость вливалась в реку Стикс.
***
Ходили слухи о мужчине, покончившем с собой, сбросившись с моста. Говорили, у него никого не было. Говорили, от этого и дошел до ручки. Одиночество.
— О-ди-но-чест-во, — зубы прикусили язык и губы вытянулись в тихом «о».
Именно на мосту я и встретила его снова. Не знаю, зачем вообще туда пошла, ноги подкашивались, но место смерти всегда заряжало меня особой силой.
— «Из подземного царства Эней возвращался с Сивиллой // Путь обратный, опасный во тьме совершали они...», — прошептала я, и он обернулся, взглянув на меня исподлобья. Его губы чуть тронула улыбка, но она была нервной и полной скорби.
— Эней отправился в подземный мир, чтобы найти тень отца.
Его глаза заблестели на солнце, и он отвернулся. Доносившееся до меня дыхание было прерывистым, будто он сдерживал его, не позволял себе вдохнуть.
— Надо же, — прошептала я, взглянув себе под ноги.
У самого края моста лежала тонкая позолоченная ветвь. Она была пластмассовой, кое-где краска уже облупилась, кое-где потемнела.
— Ты не такая, как они, — сказал он, кивая в сторону толпы. — Вчера что-то произошло...
— Человек сбросился с моста.
— Нет, — нахмурился он. — Уже давно никто не умирает здесь.
— Но я видела...
Его плечи дрогнули, он отвернулся и быстро пошел по мосту не оглядываясь.
— Постой! — закричала я ему в спину. — Если этого не было, то что я видела тогда?
Остановился. Между нами была сотня метров, но я чувствовала напряжение в его плечах.
— Воспоминание? — робко предположила я, но он промолчал. — Твой отец?..
— Он спрыгнул с моста год назад. Сейчас это уже не имеет никакого значения.
— Но ты здесь.
— А ты? — он резко обернулся. — Тебя притягивает смерть, и ты видишь чужие мысли. Кто ты такая, черт побери?
Я закусила губу. Уже давно не называла никому своего имени:
— Сивилла.
— И что это значит?
Я покачала головой: не время. Или мне просто не хотелось объяснять все это вслух. Порыв ледяного ветра пронесся между нами, и Харон задрожал, старательно пытаясь скрыть это от моих глаз. Но я отчетливо видела, как сильно его трясло.
— У меня никого нет, — сказал он тихо. — И ничего нет. Уже не будет. Я думал, что будет, я пытался, но... ничего. Тьма. За год ничего не изменилось, стало только хуже.
— Тоскуешь по отцу?
— Порой невыносимо.
Я опустила взгляд на золотистую ветвь и покрутила ее в руках.
— Я бы хотел умереть, — сказал он неожиданно громко, заставив меня вздрогнуть. — Чтобы меня никогда не было.
— Но ты не можешь.
— Вечность оказалась совершенно бессмысленна.
***
Когда появился Уроборос версии 1.0, наш мир изменился. Все интеллектуальные силы и гении человечества стали вкладывать в идею бессмертия. Никаких летающих машин, полетов на Марс и домов, парящих в облаках. Пока. Но будущее уже было здесь, с нами. За год сознание смертных изменилось до неузнаваемости. За тот год, когда в нашем экспериментальном городе испытывали Уроборос, не произошло ни одной смерти, последним был отец Харона. Тот самый мужчина, который сбросился с моста накануне перекрытия границы.
Уроборос — это смерть, кусающая себя за хвост, символ вечности и цикличности жизни. Наш мир начался с богов. Богами он и завершился.
По вечерам я выходила в сеть, и меня тут же выбрасывало в чат, даже если я этого совсем не хотела. Каждый день прибавлялись новые участники. Самой частой их реакцией было удивление и страх. В них просыпалось древнее божество, выталкивало за грани человеческого и открывало невиданную внутреннюю мощь. Они не понимали, что делать с этим новым знанием. Некоторые слетали с катушек и резали вены, бросались с моста, но их тело регенерировало с умопомрачительной скоростью. Уроборос действовал в десяти случаях из десяти, защищал каждую клетку тела, каждый орган, весь организм. Но вместе с этим менял и сознание.
На мой дар он тоже повлиял. Таких, как я, вообще было немало. В нас система сбоила, Уроборос приживался плохо. Иногда это сказывалось на постоянной тошноте и галлюцинациях. Я бы списала на симптомы вживления, если бы эти галлюцинации не сбывались в реальности. Так они стали предсказаниями. Может, Уроборос и делал мое тело неуязвимым, но он изнашивал сознание в труху.
Снова тошнило. Я откинулась на кровати, закрыв глаза и пытаясь сконцентрироваться на собственном дыхании, как раздался сигнал нового сообщения. Оно было не из общего чата, а из личной переписки:
«22:15 Charon: ты мне поможешь?»
Он не понимал, к чему это приведет. Он хотел увидеть отца. Хотел отправиться прямиком в ад. Он был и Хароном, и Энеем одновременно. Поэтому я написала:
«22:16 Sibylla: да».