16. Откровение
Мое наказание подошло к концу, и сегодняшний вечер будто заранее пахнет тревогой — ведь завтра я возвращаюсь в школу. Возвращаюсь в удушливые коридоры, на бесполезные занятия, к ненавистным одноклассникам. К Тайлеру. К Дэну.
Мы так и не общались после той фееричной сцены, которую устроила Кира. Только перебросились парой вялых прощаний, когда отец Тайлера развез нас по домам — мужчина отчаянно пытался разбавить гнетущую атмосферу, царившую в салоне минивэна, шутками и историями из жизни, но ничего не получалось. У меня даже не было сил на вежливую улыбку.
День спустя Кира позвонила. Горячо, срываясь на полусловах, извинялась за то, что вмешалась. Призналась, что ее взбесила не столько я, сколько собственная беспомощность — страх за то, что ее брату сделают больно. Я слышала в ее голосе неподдельное раскаяние и жгучую разочарованность самой собой. И я не злилась. Я простила. Как могла не простить, если сама чувствую себя так же?
Сижу на кровати в полутьме, кутаясь в одеяло, хотя в комнате совсем не холодно. Просто так безопаснее. На коленях старый фотоальбом. Наверное, найденная в «Легендах Пайнвуда» фотография пробудила во мне ностальгию. На первых страницах альбома — детство. Я смеюсь с мороженым в руке, папа держит меня на плечах. У него такие светлые глаза, немного уставшие, но полные жизни. Я подношу пальцы к фотографии, провожу по ним. Сколько лет прошло с тех пор, как он умер? А все еще щемит.
Дальше — я постарше. Появляется Тай. Он все время рядом: с гитарой, на велосипеде, в бассейне, на кухне с пиццей. Касаюсь его лица. Он на этих фото — бесконечно родной и живой. Настоящий. А теперь...
Теперь все, что от него осталось, живет в копии. И я ненавижу себя за это слово.
На последней странице — снимок, сделанный прошлым летом. Мы сидим на ступеньках у школы. Я посередине, улыбаюсь. Слева — Тай, он засмеялся в тот момент, и на фотографии видно, как уголки его глаз украсила сеточка морщин. Справа — хмурый Дэн. Как будто знал, что все идет не так. Я глажу это фото так осторожно, будто оно может порваться под моими пальцами.
У меня было время подумать. Когда первая волна истерики схлынула, я заставила себя посмотреть правде в глаза. Принудила мозг стоять на одной простой мысли, от которой он так отчаянно убегал все эти дни.
Я люблю Дэна. Как лучшего друга, как родную душу и самого близкого человека. Без приукрас и розовых очков. Я знаю, что он не идеальный — вспыльчивый, лукавый, всегда себе на уме. Но для меня он как якорь. Без него я бы не выдержала этот год. Он был рядом, всегда. Но чем больше я думаю о наших отношениях, тем больше понимаю — я часто перешагивала ту границу, где дружба заканчивается. Мне казалось это естественным — держать его за руку, ложиться рядом на траву, позволять себе лишнюю близость. Он был моим домом.
Когда он меня поцеловал, то зажег во мне что-то потухшее — и я ринулась в это пламя без раздумий. Его прикосновения вызывают страсть, желание быть близкой. Они опьяняют, лишают рассудка. Мне хорошо с ним — господи, как же мне хорошо. Но в глубине души я знаю, что кроме этой мимолетной страсти, я ничего не могу ему предложить. Не потому что не готова к большему — конечно, я и правда не готова, но это не основная причина. Я просто использую его. Чтобы пережить боль, чтобы забыться. И если бы я не любила его по-настоящему, то позволила бы себе прыгнуть в этот омут с головой. Мне было бы все равно, к чему все это приведет.
А потом пришел Тайлер.
Он не Тай. Не совсем. Его голос похож, интонации знакомы, но внутри — другое.
Когда он берет меня за руку — я чувствую все, кроме уверенности. Но рядом с ним, все как-то становится тише. Меньше вопросов, меньше боли. Однако есть еще вина. За то, что иногда, глядя ему в глаза, я жду другого. За то, что хочу, чтобы он был настоящим, но не знаю, кого из них я имею в виду. За то, что я боюсь, что если полюблю его — то предам воспоминание.
Он восхищает меня. И я боюсь это чувство. С каждым днем Тайлер становится... живее. Он срывает с себя замки, которые поставили его родители — ограничения, прописанные в протоколах, чтобы оберегать его от собственных эмоций. Чтобы он не знал, что значит злиться, не испытывал стыда, не чувствовал одиночества. Но он чувствует. Я это вижу. Иногда в его глазах вспыхивает что-то слишком человеческое, слишком неуправляемое. Не знаю, к чему это приведет и мне страшно за него — потому что если кто-то узнает, что он выходит за рамки, одному богу известно, что с ним сделают.
Иногда мне хочется верить, что душа — это не что-то одно. Что, может быть, она может существовать заново, если достаточно сильно ее ждать. Может быть, это и есть он.
Может быть, я все еще люблю Тая.
А может быть... тогда, у реки, когда он позволил себе открыться, я впустила в сердце новое чувство. Адресованное только ему.
Я вдруг снова чувствую, как к горлу подступает что-то горячее. Слезы? Нет. За последние дни я выплакала, кажется, все, что во мне было. Теперь внутри пусто.
Я хватаю подушку, утыкаюсь в нее лицом и хочу закричать. Громко, долго, с надрывом. Но от мысли о том, что мама может услышать, сразу сдуваюсь. Поэтому просто вжимаю мягкую ткань подушки в лицо, пытаясь вытолкнуть отвратительные мысли из головы. Не помогает. Раздраженно откидываю подушку куда-то в угол. Потом беру телефон.
Я не могу больше ждать. Я должна что-то сказать. Должна быть честной. Даже если я и моя честность уже никому не нужны. Нахожу контакт Тайлера. Минуту зависаю над пустой строкой ввода, а потом набираю:
«Мне жаль. Я была нечестна. С тобой. И с собой. Я все запутала. Если ты больше не хочешь со мной общаться — я пойму.»
Выходит ужасно. Пальцы сами тянутся стереть сообщение, трусливые мысли скачут галопом: «удали», «не отправляй». Зажмуриваюсь, и прежде, чем мозг снова позволит сбежать от ответственности, нажимаю отправить.
Тяжело вздыхаю. Написать Дэну почему-то легче.
«Прости. Я вела себя неправильно. Я причинила боль. Я не хочу тебя терять, но пойму, если ты не захочешь больше быть рядом.»
Сообщения отправлены. Сижу в тишине. Смотрю, как экран тускнеет.
Тайлер отвечает через пару минут.
«Я принял твои извинения. Мне тоже есть, что сказать. Давай поговорим лично.»
Кажется, я чувствую облегчение даже от такого сухого ответа. И все же назойливой мухой в голове вертится мысль: «ты не заслужила и этого». С надеждой сижу еще пару минут, глядя на потухший экран смартфона.
Но Дэн не отвечает.
Я укладываюсь, кутаясь в одеяло, как в панцирь. Закрываю глаза. И чувствую, как снова чего-то лишаюсь. Как будто внутри меня был маленький кусочек души, который я больше не могу найти.
***
Я просыпаюсь среди ночи, и не сразу понимаю, что меня разбудило. А потом тишину прорезает глухой стук. Пам-пам. Пауза. Еще раз, более звонко — пам.
Комната погружена в полумрак, только с улицы пробивается свет фонаря, отбрасывающий на потолок блеклые пятна. Сердце сбивается с ритма. Резко сажусь на кровати, вслушиваясь.
Пам.
Встаю и подхожу к окну, опасливо выглядывая наружу. На улице, у самого дома, стоит Дэн. В руках — пригоршня мелких камешков. Он поднимает голову, замечая меня, и улыбается.
— Что ты делаешь? — спрашиваю, стараясь не повышать голос. — Сейчас середина ночи.
— Прочитал твое сообщение, — отзывается он, чуть громче, чем следует. Шиплю на него, прижимая палец к губам. Не хватало еще перебудить соседей. — Прости. Я получил твое сообщение. Только что. Был... в баре. Немного пил. Но как прочитал — сразу приехал. Прости, что не раньше.
Выдыхаю, с облегчением и болью одновременно. На чем он приехал ночью? Байка поблизости нет, и остается только молится, что он не сел за руль в таком состоянии.
— Я сейчас спущусь, — отвечаю Дэну, собираясь закрыть окно.
— Не-не, ты чего! Я сам, — усмехается Дэн. Отбрасывает камешки и, отряхнув ладони, шагает ближе. — Тай лазил по этой трубе тысячу раз. Я наблюдал. Думаю, справлюсь. Давай посидим на крыше. Посмотрим на звезды.
— Ты пьян, Дэн, — фыркаю я, хотя внутри что-то пляшет от этого безумия, от того, что он вообще приехал, что он здесь.
Он снова демонстрирует нетрезвую улыбку и, пошатываясь, берется за водосточную трубу. Истеричный смешок срывается с губ сам — не могу его сдержать. Как же все это глупо, нелепо. И прекрасно.
— Я... пьяноват. — Саркастично парирует Дэн, окидывая взглядом длину трубы. А потом продолжает резко посерьезневшим голосом: — Но не идиот, Зои. Я знаю, что делаю.
Дэн начинает взбираться по водосточной трубе. Прижимаю ладонь к губам — чтобы скрыть то ли улыбку, то ли страх. Но он лезет уверенно, будто в этом есть какой-то вызов. Как будто хочет доказать что-то — мне, себе, кому-то еще.
— Осторожно, герой, — бросаю, когда он долезает до моего окна. Дэн подмигивает, на секунду теряя концентрацию.
— Как только доберусь до крыши, помогу забраться и тебе.
— Ни за что. — Глаза сами собой распахиваются от ужаса. — Не собираюсь умирать сегодня ночью.
Дэн разочарованно качает головой и двигается дальше, а я закрываю окно, оставляя его карабкаться в одиночестве. Мне тревожно, но я научена горьким опытом, что если Дэну взбредет в голову безумная идея — его уже не остановить.
Иду через чердак — там был старый люк, ведущий на крышу, который мы с Таем давно нашли. Иногда он вытаскивал меня ночью на крышу, когда не мог спать. Я любила это место. Как будто там дышалось свободнее.
Как только выбираюсь, вижу Дэна, сидящего на краю крыши. Вокруг только тишина и звезды над нами, как сотни глаз. Дэн поворачивается, уловив движение, и его лицо смягчается.
— Привет. — Его голос ниже, спокойнее. Немного хриплый.
Сажусь рядом. Молчание между нами плотное, но не тяжелое.
— Привет.
— Спасибо, — тихо говорит он. — За то, что извинилась. Я... вел себя по-детски. Эта ревность... Сам себя не узнавал.
Смотрю на его профиль. Мы сидим близко, и я чувствую горький запах сигарет и алкоголя, но сейчас это не отталкивает. Он сидит без движения, задумчиво глядя вдаль. В темноте не могу рассмотреть его лицо, но заметно — последние пара дней были для него таким же пеклом, как и для меня. Чувствую себя бесконечно виноватой, но изо всех сил сдерживаюсь от объятий с ним. Я должна ему все объяснить. Как есть. Без малодушных побегов от неудобных тем.
— Прости меня за все, Дэн. То, что сказала Кира — это правда. Я разрывалась между вами и не задумывалась, что сделаю кому-то больно. Я... сблизилась с тобой. — Нервно сглатываю, отгоняя трусливую мысль закончить откровения. — И я всегда неосознанно перешагивала грань. Все эти прикосновения, взгляды. Я не думала... я просто... мне казалось, это естественно.
Он качает головой.
— Я никогда не был против, — говорит он с отчаянной улыбкой на лице. Его голос стал тише. — Я влюбился в тебя с первой встречи. Честно.
Его признание точно удар в солнечное сплетение, хотя я ждала его. Конечно, он любил меня.
И я любила его. Но мое чувство обитало в тех местах, где живут одиночество и потребность в тепле. Мы сблизились, когда было особенно темно. И эта любовь не в том виде, в каком я когда-то любила Тая. Это жажда — быть рядом с кем-то, лишь бы не быть одной.
— Но тогда мне казалось, что я должен ненавидеть тебя. Знаешь, как в этих дурацких историях, когда ты видишь, что кто-то делает твоего лучшего друга лучше... а ты чувствуешь себя хуже. — Непонимающе хмурюсь, слабо понимая, о чем он говорит. Дэн замечает мою реакцию и замолкает, подбирая слова. — Тай был... хаосом. Всегда. И вдруг ты — упорядочиваешь его, делаешь светлее. Ты была слишком чистая. Я хотел быть рядом. Хотел хоть кусочек этого света.
Дэн прерывисто вздыхает, доставая из кармана джинс сигареты и щелкает зажигалкой. Огонек тлеющей сигареты кажется неестественно ярким в ночной темноте. Мне хочется задать наводящие вопросы, потребовать продолжения, но я молчу. Понимаю, что не имею права требовать. Наконец, Дэн решается:
— Ты ведь помнишь, что я учился с ним в одной школе, до его возвращения в Пайнвуд?
Неуверенно киваю. В голове до сих пор свежи воспоминания о том, как Хиллы уехали из Пайнвуда, когда мы были детьми. Я мало знаю о том, где вырос Тай — но именно в том городе он и познакомился с Дэном.
— Мы с Таем были кусками дерьма, Зои... Вестмор, где мы жили — город бесконечной серости, фабрик и заводов. Не было развлечений, прогулок по паркам, надежды на будущее. Подростки сбивались в группы. Нехорошие группы. Такие, которые признают только силу. И Тай с деньгами и статусом родителей идеально вписался в иерархию Вестмора. Он мог делать все, что угодно. И делал. Мы воровали, вандалили, плевали на все. — Я слушаю, не двигаясь. Его голос, чуть охрипший от выпивки, звучит искренне до боли. — А потом он уехал... вернулся домой, выбрался из этого кошмара. Ты даже не представляешь, что творится за пределами Пайнвуда, Зои.
Дэн замолкает, устало проводя рукой по лицу. Кожа покрывается мурашками. Хочется спорить, отрицать. Я ведь знала Тая. Он не был таким. Но я плотно сжимаю губы, ожидая развязки.
— Потом и я оказался здесь, каким-то чудом. А когда увидел, кем Тай стал рядом с тобой, не поверил. Он не заслуживал тебя. Но и я — тоже нет.
Он слегка наклоняет голову, и наши взгляды пересекаются. Дэн хочет отвернуться, чтобы выдохнуть дым, но я не позволяю. Мне кажется, стоит ему отвести взгляд сейчас — и он снова закроется, замолчит, нацепит на лицо одну из своих бесконечных масок. Мягко кладу ладони на его лицо, а потом также осторожно забираю у него сигарету. Дэн слегка сконфуженно моргает, но не разрывает зрительный контакт.
Смотрю на сигарету, зажатую между моих дрожащих пальцев и делаю затяжку. Совсем маленькую, но она немилосердно врывается в легкие, сбивая дыхание. Заставляю себя проглотить кашель и горечь.
Я долго думала, что знаю Тая. Ну, по крайней мере, ту версию Тая, которую он сам мне показывал — с легкой усмешкой, с привычкой отвечать «все нормально», за которой скрывались целые миры. Но то, что рассказал Дэн... кромсало мои воспоминания о нем на куски. Мне больно. Даже не потому, что он что-то скрывал. А потому что я — его любимая — не имела понятия о таких вещах. Может, я и правда не знала Тая. Может, просто хотела видеть в нем то, что нужно было мне. Спокойствие. Смысл. Надежду.
Дэн слегка встряхивается, словно прочел мои мысли и забирает у меня сигарету. Он делает последнюю затяжку и давит окурок о крышу. Затем продолжает:
— Так или иначе... когда Тай исчез, и мы с тобой стали ближе — я впервые почувствовал, каково это. Быть особенным для кого-то. Не потому что у тебя есть статус или деньги. А потому что кто-то смотрит на тебя, будто ты самый лучший.
Не замечаю, как на щеках появляются слезы. Теплые и настойчивые. Я думала, что пропажа Тая — худшее, что со мной случалось, но день за днем я убеждалась: боль не исчерпывается одной потерей — она приходит волнами, и каждая новая накрывает сильнее предыдущей.
Дэн протягивает руку к моему лицу и нежно стирает мокрые дорожки подушечками пальцев.
— Не плачь, принцесса, — шепчет он с легкой усмешкой.
И я, не думая, прижимаюсь к нему. Больше не могу терпеть.
Он нежно перебирает мои волосы, и от этого движения по телу разливается что-то между умиротворением и отчаянием.
Что мне теперь делать?
Я не знаю.
Лучше бы он меня отверг. Так было бы проще.
Мне нужно ему все сказать. Быть честной. До конца. Без игр, без полутонов. Рассказать, что в том, что было между нами, больше боли, чем страсти, и больше страха, чем любви.
— Дэн, я...
— Нет, пожалуйста. — В его глазах вспыхивает такое глубокое отчаяние, что мое сердце пропускает удар. Он кладет ладонь мне на лицо, вынуждая смотреть на него. Его руки пахнут табаком, и почему-то этот запах кажется родным. — Не говори. Просто... дай нам последний шанс.
Я должна сказать «нет». Рационально — должна.
Но я киваю. Сдаюсь.
Мы сидим, обнявшись, и смотрим, как на горизонте постепенно появляется розовая полоска рассвета. Воздух чуть влажный, пахнет сыростью и осенью. Его руки теплые, крепкие, держат меня так, будто я — что-то бесконечно ценное.
Мы молчим, и мне не нужно слов, чтобы чувствовать, как быстро бьется его сердце. Оно вторит моему — чуть сбито, как дыхание после долгого бега.
Осторожно поворачиваю голову и смотрю на него. Сейчас он такой... настоящий. Не скрытый неприступной бравадой, не иронично-смешливый, не метающий взглядом молнии. Это не Дэн, каким его знали все. Это Дэн, каким, наверное, никто его и не видел. Открытый. Он обнажил свою душу и отдал мне в руки.
И от этого внутри — не тепло, не радость. А страх. Острый, как лезвие. Потому что я не уверена, что заслужила. Не уверена, что смогу уберечь. Я как будто стою посреди ледяного озера, и подо мной трещит тонкий лед, а он — идет ко мне, зная, что может провалиться. И все равно делает шаг.
Прижимаюсь к нему сильнее, зарываясь носом в его худи.
— Спасибо, — шепчу. — За то, что все еще рядом.
Он не отвечает. Только чуть крепче обнимает меня.
И я думаю: может, этот момент — и есть весь наш смысл. Быть рядом. Пока можем. Пока все снова не стало слишком сложно.