Глава 4: Вейп, Телеграм и Первые Зацепки
Полуденное солнце, как назойливый папарацци, бесцеремонно пронзало обшарпанные занавески Эльвиры Петровны, пытаясь выхватить из полумрака новые скандальные детали её бытия. Но Лисица была к таким вторжениям привычна. Она скользнула в свою квартиру на седьмом этаже сталинской высотки, похожей на застывший во времени бетонный айсберг, не позволяя ни единой морщинке на своем лице выдать истинное цунами мыслей, бушевавших внутри. В одной руке – видавшая виды сумка-шопер, доверху набитая не кефиром и батоном, а компрометирующими снимками из Министерства Стандартизации Данных. В другой – крошечный, но до одури прожорливый аккумулятор её видавшего виды телефона, который, казалось, дышал на ладан после напряженной «фотосессии».
Запах старой бумаги, пыли и чего-то неопределимо-ретро, вроде нафталина, мгновенно окутал её, стоило переступить порог. Квартира, словно огромная музейная витрина, хранила в себе отголоски полувека, наглядно демонстрируя, как быстро меняется мир, а Эльвира Петровна остается его непоколебимым якорем. Она швырнула сумку на продавленный диван, обитый выцветшим цветочным узором, и рухнула в старое, скрипучее кресло, которое помнило еще брежневские времена. Её дыхание было тяжелым, а пульс отбивал сумасшедшую чечетку, словно отряд спецназа, штурмующий вражескую крепость. «Вот тебе и старость, Петровна, – мелькнуло в голове. – Думаешь, что все уже позади, а тут тебе такой квест подкидывают, что и молодым не снилось».
Снимки, которые она сделала в МСД, лежали на журнальном столике, словно ворох грязного белья, ожидающего беспощадной сортировки. Она рассеянно провела пальцами по глянцевой поверхности экрана телефона, на котором ещё светились последние кадры. Ничего конкретного, лишь обрывки информации, намеки, как разорванные нити в запутанном клубке. Цифры, графики, куски текста, написанные каким-то сухим, канцелярским языком, от которого скулы сводило. Всюду мелькало это зловещее словосочетание: «Проект „Оптимизация"». Она чувствовала его, как тонкий, едва уловимый, но всепроникающий запах гари, предвещающий пожар. «Что ты натворил, Артемка? Во что ты вляпался?» – эта мысль сверлила мозг, как бормашина, не давая покоя.
Она отложила телефон, чтобы дать ему хоть немного передышки, и тяжело поднялась, направляясь к окну. Вид из окна на двор был столь же знаком, сколь и безразличен: обшарпанные стены соседних домов, несколько чахлых деревьев, песочница, заваленная окурками, и лавочка, её личный трон для наблюдения за жизнью. Именно там она проведет ближайшие часы, став для незадачливых наблюдателей (а она не сомневалась, что такие теперь появятся) обычной, слегка чудаковатой пенсионеркой, любящей подымить и посудачить. И это было частью её отвлекающего манёвра, её фирменной, многослойной маскировки.
Вейп, подарок одного из «Лисят» на 75-летие, лежал на подоконнике, похожий на футуристическую ручку. Она взяла его, привычно нажала кнопку. Облако ароматного пара, с запахом черничного пирога и легким оттенком мяты, мягко окутало её лицо, словно призрачная вуаль. Она освоила эту штуку в рекордные сроки. Сначала, признаться, кривилась: «Что за детские забавы? Электронный кальян, прости Господи». Но потом, прочувствовав, как важно быть «в тренде», особенно когда ты «Бабушка-Бунтарь», приняла вейп как часть своего имиджа. «Молодежь, они же любят всякие эти вот... гаджеты, – думала она. – А я что, лысая? Нам тоже надо соответствовать, быть на одной волне с поколением NEXT, как они там выражаются». Теперь он был её верным спутником, не столько для никотина, сколько для создания нужного образа – расслабленной, современной, но при этом загадочной фигуры, которая будто бы случайно оказалась здесь.
Она спустилась во двор, заняла свою лавочку – ту самую, что стояла прямо напротив подъезда, откуда открывался идеальный обзор. Небрежно, но с мастерством, достойным театральной дивы, Эльвира Петровна достала свой смартфон. Переключившись с телеграма на Перископ, она запустила прямую трансляцию. Её лицо, чуть одутловатое от возраста, но с по-прежнему острым, проницательным взглядом, заполнило экран. Она улыбнулась, обнажая ряд безупречно белых зубов – следствие давних, но успешных инвестиций в эстетическую стоматологию. «Привет, мои котятки! – промурлыкала она в камеру голосом, полным такой нарочитой безмятежности, что в нем можно было утонуть. – Ваша Лисица снова в эфире. Сегодня я решила устроить сеанс „вейпинга по-бабушкински" на свежем воздухе. И да, я опять забыла надеть свои модные очки. Что делать, склероз – он, как модный принт, всегда в тренде!»
Комментарии посыпались, как осенние листья: «Лисица, ты огонь!», «Бабушка, давай еще!», «Вейп-богиня!». Она отвечала на них с той же непринужденной легкостью, порой отпуская колкие замечания о соседских кошках или абсурдных новостях, которые показывали по телевизору. Каждое облачко пара, которое она выпускала, было тщательно выверено, каждый жест – отточен. Она знала, что за ней могут следить. Возможно, не напрямую, но цифровая тень всегда тянется за тем, кто осмеливается выходить за рамки. Её Перископ-трансляция была идеальным шумом, маскировочной сетью, за которой она могла спокойно плести свою паутину.
Пока её публичная персона развлекала подписчиков Перископа, её пальцы, ловкие и проворные, как у виртуоза-пианиста, уже бегали по экрану, открывая другое приложение – Телеграм. А там, глубоко запрятанный в лабиринтах защищенных каналов, ждал её личный штаб. Канал под названием «Лисья Нора» был закрыт для посторонних глаз, доступ к нему имели только избранные, прошедшие суровую проверку лояльности и чувства юмора. «Время для серьезных дел, мои маленькие хакеры», – прошептала она, и, выключив звук на телефоне, начала набирать сообщение, её брови сошлись на переносице в глубокую складку.
Сообщение было коротким, но емким, лишенным той игривости, что она демонстрировала в Перископе. «Внимание, Лисята. Ситуация серьезная. Мой внук, Артем, пропал. Не выходит на связь. Был задействован в проекте «Оптимизация» в Министерстве Стандартизации Данных. Есть основания полагать, что его исчезновение связано с этим проектом и подозрительной деятельностью внутри МСД. Мне нужны любые сведения. Любые. О проекте, о его участниках, о странных операциях. Я видела там такие вещи, которые пахнут не просто коррупцией, а чем-то гораздо более гнилым. Ищите утечки, форумы, даркнет, все, что найдете. Чем быстрее, тем лучше. Отвечаю только в личку. Конфиденциальность превыше всего. Лисица».
Она нажала «Отправить», и тут же экран засветился от сотен уведомлений. «Лисята» были армией, и эта армия была всегда наготове. Кто они? Да кто угодно! От прыщавых подростков-геймеров, для которых взлом был искусством, а бабушка-хакер – ролевой моделью, до бывших системных администраторов на пенсии, которые в свое время строили эти самые цифровые сети, а теперь, на старости лет, с ностальгической злобой рушили их ради развлечения и справедливости. Были среди них и забитые офисные клерки, мечтающие хоть раз в жизни почувствовать себя героями, и молоденькие фрилансеры, живущие по принципу «информация должна быть свободной», и даже несколько суровых дальнобойщиков, коротавших бесконечные часы в кабине, бороздя просторы даркнета. Их объединял не только негласный кодекс «Лисьей Норы», но и глубоко укоренившееся презрение к бюрократической системе, к её абсурдным ограничениям и тотальному контролю. Эльвира Петровна была для них символом сопротивления, живым воплощением цифровой свободы и аналогового бунтарства.
«Ну, поехали, мои хорошие, – подумала Эльвира Петровна, наблюдая, как первые сообщения с подтверждением получения задания появляются в чате. – Покажем этим бумажным червям, что такое настоящая «оптимизация» – когда их система летит к чертям собачьим!»
Она продолжала «парить» вейпом, невозмутимо улыбаясь в камеру Перископа, комментируя проходящих мимо собак и пытаясь угадать, кто затеял ремонт в соседнем подъезде, пока в её защищенных чатах разворачивалась настоящая цифровая спецоперация. Первые отклики не заставили себя ждать. Словно рой пчел, «Лисята» бросились на задание, каждый в своем уголке цифрового мира, используя свои уникальные навыки и источники. На её телефон начали приходить анонимные сообщения, зашифрованные в виде безобидных смайликов или странных комбинаций символов, которые только она и её команда могли расшифровать.
Первой ласточкой стал скриншот, присланный юной хакершей по кличке «Котофейка», известной своей способностью проникать в самые защищенные серверы. На нем было изображение из какого-то глубокого, полузабытого уголка даркнета. Объявление, выложенное в стиле «продам гараж», но с куда более зловещим подтекстом: «Элитные базы данных. Свежачок. Полное досье, биометрия, фин. операции. Безвозвратное удаление следов. Недорого. Контакт – „Унификатор"». Эльвира Петровна почувствовала, как по спине пробежал холодок. «Унификатор... прямо в лицо, значит, нам плюют», – процедила она сквозь стиснутые зубы.
Затем пришел обрывок переписки, присланный «Дедушкой Байтом», бывшим программистом из закрытого НИИ, который теперь наслаждался заслуженной пенсией, взламывая государственные базы данных из своей хрущевки. Сообщение было частью внутренней переписки между двумя сотрудниками МСД, названия которых были зашифрованы: «...тот новый проект, который Смыслов затеял, просто золотая жила! Мы уже наварили на этом столько, что хватит на пару яхт. Главное, чтобы никто не просек, что мы под видом «оптимизации» гражданские данные оптом толкаем. И поаккуратнее с «неудобными профилями». Знаешь, что с ними бывает...».
Эльвира Петровна читала и чувствовала, как внутри неё закипает что-то, горячее и жгучее, как раскаленный свинец. Ее спокойствие в Перископе стало для неё самой пыткой. Губы, растянутые в притворной улыбке для камеры, едва заметно дрожали. «Золотая жила, значит? Я вам устрою золотой дождь, гниды!»
С каждым новым сообщением, с каждой новой зацепкой, клубок становился все запутаннее, но в то же время более осязаемым. И, наконец, пришло то, что стало последней каплей, ударом под дых, от которого перехватило дыхание. Сообщение от «Леди Код», молодой кибер-активистки с фиолетовыми волосами и пирсингом в носу, которая обычно присылала мемы и шуточки, но сейчас была смертельно серьезной. Её сообщение было кратким, но каждая буква в нем была пропитана ужасом: «Эльвира Петровна, нашла кое-что по вашему запросу. В одном очень закрытом чате, где обсуждают... ну, всякие такие дела... видела упоминание. Что «некоторые неудобные профили» проходят «процедуру полной оптимизации». Там было сказано, что после этого их цифровой след полностью исчезает. Они как бы... никогда не существовали. Простите, но это очень... страшно».
Вейп выскользнул из её пальцев и упал на асфальт, издавая слабый, почти неразличимый щелчок. Пар продолжал лениво выходить из него, поднимаясь в воздух, словно призрак ускользающей реальности. На Перископ-трансляции её улыбка застыла, глаза потускнели. «Полная оптимизация... цифровой след исчезает...» – слова прокручивались в голове, как заевшая пластинка. Холод, ледяной, пронзительный, обхватил её сердце. Это было хуже, чем исчезновение. Это было стирание. Уничтожение. Артем не просто пропал. Его, возможно, «оптимизировали».
«Нет, – она отрицательно покачала головой, чувствуя, как невидимые тиски сжимают виски. – Нет, Артемка. Не могли. Это невозможно. Он же... он не мог...» Но логика, беспощадная, как приговор, уже рисовала перед её глазами жуткую картину. Артем, её дотошный, правильный Артем, который так любил порядок и логику, наверняка заметил что-то неладное в этом проклятом «Проекте Оптимизация». Он, скорее всего, попытался что-то исправить, сообщить, или, что хуже, сам стал свидетелем чего-то такого, что система не могла допустить. И теперь система, эта безликая, бездушная махина, решила стереть его, как ошибку в коде.
Глаза Эльвиры Петровны сузились. В них больше не было ни намека на добродушную чудаковатость или показную небрежность. В них вспыхнул тот холодный, стальной блеск, который появлялся только в моменты крайней опасности или бескомпромиссной решимости. Это был блеск хищницы, загнанной в угол, но готовой разорвать любого, кто посмеет посягнуть на её единственного детеныша. Страх за Артема, который еще минуту назад сковывал её, теперь трансформировался в неистовую, обжигающую ярость.
Масштаб заговора, который до этого был лишь смутной тенью, теперь предстал перед ней во всей своей чудовищной, бюрократической наготе. Это была не просто мелкая коррупция, не обычное воровство бюджетных средств. Это было нечто гораздо более зловещее, системное. Торговля людьми, только не телами, а их цифровыми душами. Стирание личностей, словно битых файлов. Создание невидимых призраков вместо живых граждан.
Информация от «Лисят», разрозненная, хаотичная, но теперь идеально укладывающаяся в общую картину, была не просто зацепками. Это были острые осколки правды, которые, складываясь вместе, пронзали пелену лжи. Исчезновение Артема было не случайностью, не халатностью, не досадным недоразумением. Это было целенаправленное действие, часть масштабной, хладнокровной аферы, за которой стояли люди, готовые идти по головам – по чужим цифровым следам – ради собственной выгоды и власти.
«Итак, мистер Смыслов, – её губы дрогнули в тонкой, почти незаметной усмешке, в которой сквозили сталь и горечь. – Вы хотели «оптимизировать» моего внука? Вы хотели стереть его из реальности? Ну-ну. Вы явно недооценили одну старую лисицу, которая, кажется, только что получила свой самый опасный квест». Её задача теперь не ограничивалась поиском Артема. Теперь это была война. Война за справедливость, за цифровую свободу, за само право на существование тех, кто не вписывался в стандарты. Она должна была не только найти внука, но и разоблачить этих цифровых убийц, предотвратить дальнейшую «оптимизацию» других людей, которые могли бы стать жертвами этой бездушной системы.
Как использовать эти разрозненные сведения? Как превратить обрывки переписки, скриншоты и анонимные шепоты в сокрушительный удар по Министерству Стандартизации Данных и его амбициозному, бездарному главе, Игнату Смыслову? Эти вопросы, острые, как бритва, роились в её голове. Но ответ был уже на подходе. Она чувствовала его. Чувствовала, как её старые, но все еще мощные шестерёнки мозга начинают перемалывать полученные данные, выстраивая план, который будет столь же дерзким, сколь и абсурдным. Лисица была готова к охоте. И её зубы были острее, чем когда-либо.