12 глава. Порог боли.
На кухне было прохладно, солнце лениво пробивалось сквозь жалюзи, оставляя полоски света на полу. Кимико сидела у окна, обхватив руками кружку с недопитым кофе. Уже остыл — как и она сама. Внутри всё будто застыло. Это было то состояние, когда не плачешь — потому что боль уже слишком глубоко. Ни истерик, ни жалоб. Просто пустота.
— Не приняли?..
Рен аккуратно вошёл, словно боялся нарушить хрупкое равновесие.
Она покачала головой.
— Отказ из Иокогамы..
выдохнула, будто выпустила из лёгких всё кислород.
— Даже на практику не взяли. Написали, что "не подходит по уровню".
— Да они слепые. Или идиоты. Ты первая по химии, лучшая по биологии. А они...
— Неважно, Рен. Это всё равно не изменит решения.
Она поставила кружку, встала, медленно.
—Просто значит, я не настолько хороша, как думала.
Он посмотрел на неё внимательно. А потом вдруг — с ухмылкой:
— Слушай. Если ты такая вся сдалась, может мне попробовать поступить в Токийский мед? Вдруг возьмут, гениальных художников там ещё не было. А ты посиди дома, займись... не знаю, выпечкой.
Кимико медленно обернулась. Брови приподнялись.
— Ты что сейчас сказал?
— Выпечка. Или рукоделие. Декупаж?
Рен подмигнул.
— Спорим, меня возьмут в Токийский мед, а тебя нет?
выдала она, и впервые за всё утро в её голосе мелькнуло пламя.
— Если возьмут, я месяц буду приносить тебе кофе каждое утро.
— А если не возьмут?
— Тогда ты делаешь мне обед с собой на каждую пару.
Он протянул ладонь.
— По рукам?
Через две недели Кимико сидела на краю кровати, прижав к груди письмо-подтверждение из Токийского университета медицины. Она не могла поверить.
— Взяли...
прошептала она, и смех сорвался с её губ — почти детский, лёгкий, безудержный.
—ВЗЯЛИ!
Рен, стоящий в дверях с пакетом апельсинов, едва не выронил всё на пол.
— Что? Нет. Серьёзно?
— Увидишь в новостях, гений. Купи себе фартук, с завтрашнего дня ты мой личный бариста.
Но радость длилась недолго.
Уже на первой неделе университета на неё обрушилось всё: поток терминов, лабораторных, бессонные ночи. Её однокурсники оказались детьми врачей, теоретиками со стажем, уверенными в себе до агрессии. Она была одна. Без поддержки. Без связи. Без "своих". Каждый день — как борьба.
Профессор Накамура едва бросал взгляд, проверяя её тест:
— Опять 63 из 100. Мизуки, Уэхара, Канэко — 89, 92, 94. А вы? Подтянитесь.
На анатомии она дрожащими руками держала скальпель.
— Кимико, не так. Не так!
ассистент наклонился и сжал её запястье.
— Вы не можете дрожать у стола. Это не кухня. Это труп.
И она кивала. Каждый раз. Снова. И снова.
Ночами она приходила домой, бросала вещи на пол, смотрела в потолок.
"Я не справляюсь?"
"Я была уверена, что это — моё. Но теперь..."
Она стояла на границе — между мечтой и изнеможением.
Однажды, в середине второй недели, она вернулась домой позже обычного, а Рен сидел на кухне с чашкой кофе и глазами, полными беспокойства.
— Ты как?
Она бросила сумку, стянула рубашку, рухнула на диван.
— Я — ноль. Я даже сдать базу не могу. Там одни дети с репетиторами с пяти лет, они ещё в утробе знали, как удалять аппендицит.
Рен встал, налил ей воды, сел рядом.
— А ты знаешь, что у тебя глаза такие же, как в шестом классе, когда ты проспорила мне и съела семь конфет со вкусом рыбы?
Она вскинула брови:
— Что?
— Ты тогда тоже думала, что умрёшь. А потом поржала.
Пауза. Кимико смотрела в пол. А потом рассмеялась. Тихо. Настояще.
— Спасибо
прошептала она.
—Мне просто нужно выстоять. Пережить первую волну.
— Ты уже в неё вошла
Рен подмигнул.
— А теперь научись плавать.
И она научилась.
Она начала вставать в 5 утра. Делала конспекты вручную, разбирала материалы с ютуба, брала старые книги по анатомии. Записывала, перечитывала, тренировалась на резиновых моделях. Каждый день — как на войне. Но она шла.
Потому что где-то глубоко в сердце всё ещё пульсировало то самое желание:
«Я хочу спасать».