Скрипка в Ночи
Музыка впивалась в стены. Не мелодия – вопль. Вибрация скрипичных струн пронизывала камень, дерево, самый воздух, становясь физическим продолжением той ярости, что бушевала за дверью. Кэролайн сидела на полу, спиной к массиву дуба, отделявшему ее от хаоса. Колени подтянуты к груди, лоб прижат к прохладной древесине. В одной руке – бессмысленный, крошечный нож. В другой – плед цвета бордо, смятый в тугой комок. Она впитывала каждый срыв струны, каждый резкий диссонанс, каждый гневный вибрато, как будто это был шифр, единственный ключ к пониманию твари, чье присутствие наполняло дом ледяным электричеством.
**Он знал.**
Слова Элайджи висели в ее сознании тяжелым гнетом. Запахи. Страх. Стыд. Все это долетело до него сквозь стены. Как долго он терпел? Минуты? Часы? И что эта ярость значила? Гнев на ее вторжение? На ее слабость? На Ребекку за укрывательство? Или… что-то иное, более сложное и опасное?
Музыка внезапно оборвалась на пронзительной ноте, замершей в воздухе, как крик. Тишина, наступившая следом, была еще более оглушительной. Кэролайн замерла, вцепившись в нож, слушая каждую молекулу воздуха. Шаги. Они раздались почти сразу. Тяжелые, размеренные. Не бешеная поступь разрушителя мебели, а медленная, целенаправленная ходьба хищника, выследившего добычу. Они приближались. Не спеша. Смертельно уверенно. По ее коридору.
*Тук. Тук. Тук.*
Сердце Кэролайн остановилось, а потом рванулось в бешеный галоп, ударяя о ребра. Он не ломился. Не выбивал дверь плечом. Он стучал. Вежливо? Насмешливо? Или это был последний ритуал перед казнью?
"Кэролайн."
Голос. Низкий, бархатистый, знакомый до боли. Но не яростный. Не безумный. Спокойный. Ужасающе, леденяще спокойным. В нем не было ни тени вопля скрипки. Только холодная, абсолютная власть. И это было в тысячу раз страшнее.
Она не ответила. Не смогла. Горло сжалось, превратившись в беззвучный комок. Она прижалась к двери сильнее, словно могла раствориться в дереве.
"Открой дверь, любовь моя." Фраза прозвучала как ласковое приглашение, но каждый слог был отточен, как лезвие. "Или мне придется попросить Элайджу открыть ее заклинанием? Он где-то рядом, я чувствую его любопытство." Пауза. Легкий, едва уловимый звук – ноготь, проведенный по дереву рядом с замком. "Хотя я предпочел бы не привлекать лишних свидетелей к нашему… воссоединению."
*Любовь моя.* Слова обожгли. Нежность, которой не было. Игра. Жестокая игра кошки с мышью. Кэролайн сглотнула, пытаясь найти голос. Он вышел хриплым, чужим:
"Уходи, Клаус."
Тишина за дверью. Напряженная, пульсирующая. Она почувствовала, как изменилось давление воздуха, как будто он подошел вплотную.
"Уйти?" – он рассмеялся. Коротко, сухо, без тени веселья. "Дорогая, я только что нашел тебя. После месяцев… чего? Скитаний? Унижений? В логове того, кто осмелился поднять на тебя руку?" Его голос слегка занизился, став опасным шепотом. "Марсель заплатит за это. Позже. Сейчас же… сейчас я хочу видеть *тебя*. Своими глазами. Убедиться, что ты цела. Или почти цела." Последние слова прозвучали с ледяной ноткой чего-то, что могло быть заботой, а могло – и жаждой подтвердить ее повреждения.
"Я не хочу тебя видеть." Ложь. Страшная, очевидная ложь. Она *боялась* его видеть. Боялась того, что он увидит в ней. Боялась той силы, что тянула ее к нему, как магнитом, даже сквозь страх.
"Жаль," – его ответ был мгновенным, почти легкомысленным. "Потому что я очень хочу видеть тебя. Видеть следы твоих… приключений. Слышать историю из твоих уст. Почему Новый Орлеан, Кэролайн? Почему не куда-нибудь подальше от меня? От моих проблем?" В его голосе прозвучала горькая усмешка. "Или ты наконец поняла, что твоя буйная, несносная жизнь неполна без моего хаоса?"
Она не ответила. Сжала нож до боли. Что она могла сказать? Что бежала *от* горя? От воспоминаний? От себя самой? И случайно прибежала прямиком к источнику самого разрушительного хаоса, который знала?
"Ребекка говорит, ты выглядишь как после цунами," – продолжил он, его голос снова стал плавным, почти задумчивым. "Интересная метафора. Цунами сметает все на своем пути. Оставляет голую, перепаханную землю. Готовую к новому строительству. Или к вечной пустоше." Пауза. "Кто ты теперь, Кэролайн Форбс? Что осталось от той сияющей, дерзкой девушки, что осмелилась плевать мне в лицо?"
Его слова били точно в цель. В самый стыд, в самую уязвимость. Она чувствовала, как по щекам катятся предательские слезы – тихие, жгучие. Он, казалось, почувствовал это сквозь дверь.
"Ах," – прошептал он, и в этом шепоте было что-то почти… удовлетворенное. "Слезы. Значит, не все потеряно. Значит, огонь еще тлеет под пеплом." Шаг. Он был совсем близко. Она чувствовала его энергию, как статический заряд перед грозой. "Открой дверь, солнышко мое. Покажи мне этот огонь. Или я сам его раздую. Ты знаешь, я умею."
Угроза висела в воздухе. Не пустая. Он был способен на все. Сжечь дверь. Сломать стену. Приказать Элайдже. Применить силу, против которой ее нож был щепкой. Но в его тоне было не только насилие. Была навязчивая, темная, неутолимая потребность *увидеть*. Убедиться. Обладать знанием о ней, даже если это знание принесет боль им обоим.
Кэролайн медленно поднялась. Ноги дрожали. Она вытерла лицо рукавом свитера, оставив влажный след. Плед упал на пол. В одной руке – нож. Бесполезный. Символический. Щит ее последней иллюзии контроля.
Она посмотрела на кресло, запертое под ручкой. Жалкая преграда. Она отодвинула его одним резким движением. Дерево скрипнуло по полу.
За дверью воцарилась абсолютная тишина. Он замер. Ждал.
Кэролайн глубоко вдохнула. Запах сандала, страха и… его. Прямо за дверью. Древесные духи, коньяк, краска, дикая, необузданная сила. Солнечное затмение в вечной ночи. И она стояла на его пороге.
Она протянула дрожащую руку к замку. Металл был холодным под пальцами. Она повернула ключ. Щелчок прозвучал громко, как выстрел в тишине.
Дверь не открылась сама. Она стояла между ними. Дерево и воздух. Страх и неотвратимость.
Кэролайн сжала рукоять ножа в последний раз. Потом опустила руку. Нож остался висеть вдоль бедра, спрятанный складками брюк. Бесполезный. Но ее.
Она взялась за ручку двери. Холодная бронза. Она потянула.
Дверь открылась бесшумно на хорошо смазанных петлях.
Он стоял там.
Никлаус Майклсон.
Не яростный демон, крушащий все вокруг. Не холодный король на троне. Он был в простых темных брюках и белой рубашке с расстегнутым воротом, рукава закатаны до локтей. На руках – высохшие брызги краски, алой, как кровь или как та роза. Волосы слегка растрепаны. В карих глазах не было безумия, которое она ожидала. Там бушевала буря иного рода – концентрация такой силы, что от нее захватывало дух. Он смотрел на нее. Не на комнату за ней. Не на ее жалкую защиту. Только на *нее*. Взгляд скользнул по ее исхудавшему лицу, теням под глазами, порванному когда-то рукаву свитера, ее босым ногам на холодном полу. Взгляд был медленным, всевидящим, неумолимым. Как скальпель, вскрывающий рану.
Он не улыбался. Не хмурился. Его лицо было маской, за которой кипели вулканы чувств. Он сделал шаг вперед, через порог. Его присутствие заполнило комнату, оттеснив воздух, сжав пространство вокруг нее. Запах его – дикий, древесный, опасный – ударил в ноздри.
"Вот ты где," – прошептал он. Голос был тихим, хрипловатым, как после долгого молчания или крика. В нем не было ни гнева, ни насмешки. Было нечто гораздо более страшное. **Признание.** Признание ее состояния. Признание ее присутствия. Признание того, что игра окончена, и теперь они стоят лицом к лицу посреди разрушенных мостов и невысказанных ран. Он протянул руку – не чтобы схватить, а как жест, требующий ответа, внимания, *ее*. "Расскажи мне, Кэролайн. Расскажи мне все."
И она стояла, глядя в бездну его глаз, чувствуя, как стены ее хрупкой защиты рушатся под тяжестью его внимания. Нож был холодным и бесполезным у ее бедра. Следующее слово, следующий шаг – ее. И она понятия не имела, что последует за этим. Только то, что буря, наконец, настигла ее. Лицом к лицу. И имя ей было Никлаус.