Порог
Прохладная бронза ручки двери под пальцами Кэролайн казалась нереальной после месяцев прикосновений к ржавчине и грубому дереву. Массивная дверь особняка Майклсонов бесшумно отворилась под легким толчком Ребекки, впуская их в царство мраморного холла, погруженного в полусумрак раннего утра. Воздух внутри был прохладным, пахнущим старой древесиной, воском и чем-то неуловимо *чужеродным* – веками накопленной силой и тайнами.
Тишина здесь была иной. Не напряженной, как в машине, а глубокой, звенящей, как в гробнице. Гулко отозвались шаги Ребекки по черно-белой шахматной плитке пола. Кэролайн шла следом, плед цвета бордо все еще плотно обернут вокруг плеч, как последний бастион между ней и этим подавляющим великолепием. Ее кроссовки, грязные и потрепанные, казались кощунством на безупречном мраморе.
"Добро пожаловать в сумасшедший дом," – бросила Ребекка через плечо, ее голос гулко разнесся под высокими потолками, украшенными лепниной. Она не замедлила шаг, ведя Кэролайн через холл мимо величественной лестницы, устремлявшейся вверх в полумрак. "Элайджа, наверное, в библиотеке или уже уехал по делам. Кол... где-то спит, наверное. А Ник..." – она не закончила, но имя повисло в воздухе тяжелее мраморных колонн. – "...занят. Пока."
Они миновали дверные проемы, ведущие в темные, роскошные гостиные, где смутно угадывались очертания антикварной мебели под чехлами. Кэролайн чувствовала себя призраком, блуждающим по музею, в котором все экспонаты могли ожить в любой момент и наброситься. Каждый портрет предка на стене казался осуждающим взглядом.
Наконец, Ребекка остановилась перед дверью в дальнем конце коридора. "Твоя комната. Вернее, гостевая. Но сейчас она твоя." Она открыла дверь. "Ванная – через ту дверь. Гардеробная – там. Бери что угодно из вещей, что найдешь, они все новые. Я прикажу принести еду."
Комната... была огромной. Высокие потолки, огромное кровать с балдахином, тяжелые бархатные портьеры, приглушающие утренний свет. Все в оттенках кремового, золота и глубокого синего. Слишком просторно. Слишком чисто. Слишком *не её*. После тесных, пропахших плесенью углов, где она ютилась последние месяцы, эта роскошь была почти оскорбительной.
Кэролайн замерла на пороге, плед все еще сжимая в белых костяшках пальцев. "Ребекка..." – ее голос прозвучал хрипло и неуверенно в этой гулкой тишине. – "Зачем? Почему ты...?" Она не могла сформулировать. *Почему помогла? Почему привезла сюда? Чего ты ждешь взамен?*
Ребекка обернулась, опершись о дверной косяк. Ее карие глаза изучали Кэролайн, вид которой – грязная футболка, порванный рукав, бледное, исхудавшее лицо с тенями под глазами – так явно контрастировал с окружающей роскошью. Взгляд Ребекки был лишен привычного сарказма. В нем читалась усталость и что-то еще... сложное.
"Вечность с двумя невротиками-братьями, вечные интриги, вечная кровь... это стало предсказуемым адом. Твой... приезд," – она выбрала слово осторожно, – "...это первое по-настоящему интересное, что случилось здесь со времен... ну, со времен последней попытки Марселя нас свергнуть. А твой вид..." – она махнула рукой в сторону Кэролайн, – "...это вызов. И мне интересно, что ты натворишь дальше. И что *он* натворит, когда узнает." В ее глазах мелькнул знакомый огонек азарта, почти жестокости. "Кроме того, видеть, как Марсель получит по заслугам от Никлауса за то, что он сделал с тобой... это будет *зрелище*."
Это был не самый добрый ответ. Но, возможно, самый честный для Ребекки Майклсон. Не жалость, а любопытство, скука и предвкушение хаоса.
"Теперь – душ," – приказала Ребекка, снова возвращаясь к привычному тону. "Горячий. Долгий. Смывай Новый Орлеан Марселя с кожи. Потом ешь. Спи. Не выходи из комнаты, пока я не скажу. Дом большой, но небезопасный для блужданий незнакомцев, особенно таких... заметных." Ее взгляд скользнул по порванному рукаву. "Я пришлю тебе вещи и еду."
Она повернулась, чтобы уйти.
"Ребекка?" – Кэролайн остановила ее. Взгляд девушки упал на плед, который она все еще сжимала. "Этот плед... я его потом..."
"Оставь," – отрезала Ребекка, не оборачиваясь. "Он тебе явно нужнее, чем бардачку." И, сделав несколько шагов по коридору, добавила уже издалека: "И постарайся не сломать ничего дорогого. Особенно пока Никлаус не знает, что ты здесь. Его реакция на разбитую вазу будет *ничто* по сравнению с реакцией на тебя."
Дверь в комнату Кэролайн осталась открытой. Ребекка растворилась в полумраке коридора, ее шаги быстро затихли. Кэролайн осталась одна. Совершенно одна в огромной, молчаливой, враждебно-роскошной комнате. Тишина снова сгустилась, но теперь она была наполнена ожиданием. Ожиданием еды? Сна? Или... его?
Она подошла к огромному окну, отодвинула тяжелую портьеру. Вид открывался на внутренний двор – безупречный сад, фонтаны, за которыми ухаживали с маниакальной точностью. Красота, лишенная души. Как и весь этот дом.
Стыд и страх все еще клубились внутри, но теперь их теснила навязчивая мысль: *Он здесь. Где-то в этом доме.* Ребекка сказала "занят". Рисует? Рычит на подчиненных? Пьет? Строит планы мирового господства между завтраком и обедом... Как близко? За какой из этих бесчисленных дверей? Чувствует ли он... ее присутствие? Ее страх? Ее *позор*?
Она резко отвернулась от окна. Слова Ребекки о том, что Клаус не мог забыть, звучали в ушах. "Солнечное затмение в его вечной ночи". Звучало как проклятие. Она принесла этот хаос в его логово. Снова. Но на этот раз не как дерзкую, сияющую Кэролайн Форбс, а как сломанную тень.
Плед цвета бордо упал на пол бесшумным пятном крови на кремовом ковре. Кэролайн направилась к двери в ванную. Она нуждалась в воде, горячей и обжигающей, чтобы смыть грязь, кровь и следы чужих слез. Чтобы на мгновение почувствовать себя чистой, прежде чем снова погрузиться в грязь игр Майклсонов. Следующий шаг был к нему. Но сначала – душ. Еда. Сон. Краткая передышка перед бурей, которую она сама принесла на порог Короля Хаоса. И имя этой бури было **Никлаус Майклсон**.