Крысы и Гончие
Треме встретил Кэролайн иным ритмом. Не оглушительным грохотом Французского квартала, а глухим, живым гулом – смесью креольской речи, блюза, доносящегося из открытых окон, запаха жареной рыбы, специй и вечной сырости. Здесь было теснее, беднее, реальнее. Дома, покосившиеся от времени и влаги, ярко выкрашенные ставни, дети, гоняющие мяч по треснутому асфальту. И глаза. Множество глаз, наблюдающих из-за занавесок, с крылечек, из теней подъездов. Чужие. Настороженные.
Кэролайн шла быстро, сумка с единственными пожитками прижата к боку. Она покинула комнату над антикваркой Матильды сразу после возвращения из Café du Monde. Старуха смотрела ей вслед с немым укором и страхом – приютять отверженную Марселем было равносильно самоубийству. Новое убежище Кэролайн нашла в полузаброшенном доме на окраине Треме, в комнате, которую сдавала «на сутки» немолодая женщина с усталыми глазами и без лишних вопросов. Комната пахла плесенью, мышами и отчаянием. Но она была дешевой и анонимной. Насколько это слово вообще имело смысл теперь.
Отказ Марселю висел над ней тяжелым колоколом. Его «неприкосновенность» была снята. Она чувствовала это кожей. Взгляды на улицах Французского квартала стали жестче, оценивающе-враждебными. Шепоток, замолкавший при ее приближении. Один раз, у фонтана, на нее почти наткнулся высокий мужчина в кожаной куртке (не Луи, но того же типа) – «случайно». Его плечо ударило ее с такой силой, что она едва устояла. Он даже не оглянулся, растворившись в толпе. Предупреждение.
Но главной проблемой стал голод. Ее запас крови, купленный в неприметной «аптеке», подходил к концу. А попытка купить еще привела к холодному отказу. Беззубый старик за прилавком лишь покачал головой, избегая ее взгляда: «Кончилось, мадмуазель. Попробуйте… в другом месте.» Другого места не было. Или было, но туда путь ей был закрыт. Система Марселя работала без сбоев.
Три дня она пила воду из крана, которая лишь усиливала тошноту от голода. Сила вампира не угасала сразу, но слабела. Рефлексы замедлялись, мир терял четкие краски, снова наполняясь серой дымкой апатии, теперь уже физиологической. Она сидела на краю продавленного матраса в своей конуре, слушая, как за стеной плачет ребенок, а соседи сверху громко ругались. Мир сжимался до размеров этой комнаты с отслаивающимися обоями. И до навязчивой мысли: *А что, если… сдаться? Вернуться к Марселю? Съесть свою гордость?*
Нет. Мысль о том, чтобы стать его инструментом, заставляла сжиматься желудок сильнее голода. Она предпочла бы сражаться. Но с кем? И как, когда сил едва хватало, чтобы подняться?
На четвертую ночь голод стал невыносимым. Острая, сводящая скулы боль, холодный пот, дрожь в руках. Она должна была найти кровь. Или… или попробовать охоту. Мысль, от которой ее когда-то тошнило. Но правила Мистик Фоллс здесь не работали. Здесь выживали.
Она вышла в ночь Треме. Воздух был теплым, влажным, пропитанным ароматом жасмина и гниющего мусора. Она шла, прижимаясь к стенам, стараясь слиться с тенями, но ее шаги были неуверенными, дыхание – прерывистым. Голод делал ее заметной, уязвимой. Легкая добыча.
Она свернула в узкий переулок между двумя темными домами, надеясь найти хоть какое-то подобие уединения, чтобы собраться с мыслями. И тут услышала их. Негромкий рык. Шарканье когтей по асфальту. И знакомый, ненавистный запах – шерсть, агрессия, Марсель.
*Оборотни.*
Их было двое. Высокий, сутулый, с желтыми глазами, светящимися в темноте (не Луи, но из той же стаи), и поменьше, но юркий, с оскаленной пастью. Они вышли из-за угла впереди, перекрывая выход из переулка. Целились в нее. Охота началась.
"Ну что, принцесса," – прошипел высокий, его голос был хриплым, как скрежет камня. – "Король передает привет. И спрашивает… не передумала ли ты?"
Кэролайн попятилась. Адреналин влился в кровь, на секунду прогнав слабость. Она оглянулась. Тупик. Глухая стена позади. Окна домов темные, ставни закрыты. Никто не поможет.
"Я свой ответ уже дала," – выдохнула она, готовясь к прыжку, к драке, которую едва ли могла выиграть в своем состоянии против двоих.
"Жаль," – усмехнулся второй оборотень, делая шаг вперед. "Тогда передадим ему… твои сожаления. Вместе с парой оторванных конечностей."
Они бросились одновременно. Высокий – прямо на нее, низкий – по диагонали, пытаясь зайти сбоку. Кэролайн использовала остатки скорости, чтобы рвануться влево, под прикрытие старого мусорного бака. Когти высокого оборотня впились в ржавое железо, издав визгливый звук. Она ударила его ногой в колено – слабо, слишком слабо. Он лишь зарычал от ярости, выдергивая когти.
Низкий прыгнул ей на спину. Острые клыки впились в плечо, пробивая ткань свитера и кожу. Боль, острая и жгучая, пронзила ее. Кэролайн вскрикнула, попыталась стряхнуть его, но он вцепился мертвой хваткой, его вес тянул ее вниз. Запах ее крови, сладкий и металлический, витал в воздухе, сводя гончих с ума.
"Держи ее!" – заорал высокий, оправившись, и пошел в атаку, когти нацелены ей в живот.
Отчаяние придало сил. Кэролайн рванулась вперед, не пытаясь сбросить тварь на спине, а таща ее за собой, и врезалась плечом в высокого, сбивая его с ног. Они рухнули на асфальт в клубе пыли и ярости. Когти рвали ее одежду, клыки искали шею. Она била локтями, коленями, кулаками, ощущая, как слабость подтачивает каждое движение. Голод сводил мышцы судорогой. Она проигрывала.
Вдруг из темноты рядом с ними что-то громыхнуло. Стальная дверь подъезда одного из домов распахнулась. И в свете тусклой лампочки на крыльце появилась фигура. Невысокая, коренастая, в грязном фартуке. Женщина. В руках она держала не оружие, а… ведро. Полное до краев.
"*Allez-vous en! Salauds!*" ("Убирайтесь! Ублюдки!") – крикнула женщина хриплым, но громким голосом. И не раздумывая, выплеснула содержимое ведра на дерущуюся кучу.
Ледяная вода, смешанная с чем-то скользким и вонючим (остатки похлебки? помои?), хлынула на Кэролайн, оборотней. Шок заставил гончих на мгновение отпрянуть. Низкий свалился с ее спины, фыркая и отряхиваясь от гадости. Высокий вскочил, отряхиваясь, с бешенством глядя на женщину.
"Старая карга! Я тебе…"
"*Ferme-la!*" ("Заткнись!") – перебила его женщина, уже замахиваясь пустым ведром, как дубиной. Ее лицо, морщинистое и сердитое, не выражало страха. "Я знаю твою мамашу, Реми Леблан! И тетку твою! Скажу им, как ты тут с девчонками дерешься! *Dégage!*" ("Сматывайся!")
Имя «Реми Леблан» подействовало как удар током. Высокий оборотень замер, его ярость сменилась растерянностью и досадой. Он бросил свирепый взгляд на Кэролайн, потом на женщину. "Это не кончено, принцесса," – прошипел он. "И ты, старуха, пожалеешь!"
Но он отступил. Дал знак напарнику. Юркий оборотень нехотя последовал за ним, бросая на Кэролайн взгляд, полный обещания вернуться. Они скрылись в темноте переулка.
Кэролайн лежала на мокром, вонючем асфальте, дрожа всем телом. Боль в плече пульсировала, смешиваясь с холодом от воды и остатками адреналина. Она попыталась подняться, но ноги подкосились.
Сильная, шершавая рука схватила ее за локоть. "*Allez, debout!*" ("Давай, вставай!") – приказал хриплый голос. Женщина в фартуке тащила ее на ноги с удивительной силой. "Не валяйся тут. Привлечешь еще кого похуже."
Она почти втолкнула Кэролайн в темный, пропахший капустой и рыбой подъезд, захлопнув стальную дверь на тяжелый засов. В темноте Кэролайн слышала только свое тяжелое дыхание и сердцебиение женщины.
"*Idiote*," – пробормотала женщина в темноте. "Лезут, куда не просят…" Но в ее ворчании не было злобы. Была усталая привычка к хаосу. Она зажгла керосиновую лампу, висевшую на крюке. Свет осветил крошечную, захламленную прихожую и лицо спасительницы – смуглое, изборожденное морщинами, с умными, усталыми черными глазами. "Кровища течет. Пойдем."
Она повела Кэролайн по узкой лестнице вверх, в свою квартиру. Комната была такой же бедной и захламленной, как и ее временное убежище, но здесь чувствовалась жизнь. Запахи трав, сушащихся пучками, вареного риса, кошки. И что-то еще… слабый, но ощутимый отголосок магии.
Женщина усадила Кэролайн на стул у кухонного стола, мотнула головой на ее порванный свитер и кровоточащее плечо. "*Déshabille-toi un peu. Je vais nettoyer ça.*" ("Разденься немного. Я почищу это.") Она достала тряпку, миску с водой и бутылку с мутной жидкостью, пахнущей спиртом и травами. "Звать Мама Одетта. И не спрашивай, почему помогла. Глупость моя старая." Она фыркнула. "И Реми Леблан – действительно соседский мальчишка. Хулиган, но мать у него… уважаемая женщина. Не любит скандалов."
Пока Мама Одетта обрабатывала рану (жидкость жгла как огонь, но боль притуплялась), Кэролайн сидела, покорная, дрожа от слабости и остаточного страха. Голод снова напоминал о себе звериным рыком в пустоте желудка. Она смотрела на простую еду на плите – рис, тушеные овощи. Человеческая еда. Бесполезная.
Мама Одетта закончила перевязку тряпкой, которая выглядела чистой, но была грубой. Она посмотрела на бледное, осунувшееся лицо Кэролайн, на тени под глазами. Потом вздохнула, тяжело, как будто принимая еще одно глупое решение. Она открыла старый холодильник, скрипящий и полупустой, и достала… маленький холодильник пакет. Темно-красный. Маркированный знаком, которого Кэролайн не видела раньше – не из сети Марселя.
"*Tiens*," ("Держи") – бросила она пакет на стол перед Кэролайн. "Тип AB. Свежая. От местной… донорской программы. Независимой." Ее взгляд был острым, предупреждающим. "*Pas de questions.*" ("Никаких вопросов.")
Кэролайн не задавала вопросов. Дрожащими руками она схватила пакет. Холодный пластик был самым желанным ощущением в мире. Она впилась клыками в клапан, не обращая внимания на грубость, и первая струя крови хлынула ей в горло.
Это был не эликсир. Это было спасение. Жизнь, вливающаяся обратно в иссушенные вены. Сила, возвращающаяся волнами, смывая слабость, холод и отчаяние. Она пила жадно, не отрываясь, пока пакет не опустел. Опустошенность сменилась теплом, ясностью, острым ощущением реальности.
Мама Одетта наблюдала, ее лицо было непроницаемым. Когда Кэролайн опустила пустой пакет, взгляд ее был уже другим. Не сломленным, а сосредоточенным. Опасным. Готовым.
"*Merci*," ("Спасибо") – прошептала Кэролайн, голос снова обрел силу.
Мама Одетта кивнула, убирая пустой пакет. "*De rien.*" ("Не за что.") Она села напротив, сложив руки на столе. "*Maintenant, écoute bien, petite idiote.*" ("Теперь слушай внимательно, маленькая дурочка.") Ее глаза стали жесткими, как сталь. "Марсель не простит. Его гончии вернутся. Сильнее. Ты здесь долго не протянешь. И моя крыша – не крепость." Она посмотрела на Кэролайн оценивающе. "Ты сильная. Быстрая. Но одна – крыса в клетке с гончими. Тебе нужна… другая стая. Или научиться кусаться так, чтобы боялись."
Кэролайн вытерла губы тыльной стороной ладони. Кровь придала ей не только силы, но и ясности. Бегство в Треме было не решением. Это была задержка смертного приговора. Мама Одетта была права. Ей нужна была стратегия. Не просто выживание, а… контратака. Или хотя бы способ так запугать нападающих, чтобы они трижды подумали, прежде чем сунуться.
"Что ты предлагаешь, Мама Одетта?" – спросила она тихо. Голос был низким, хрипловатым, но твердым. Голос не жертвы. Голос хищницы, загнанной в угол, но не сломленной.
Старая женщина усмехнулась, обнажив несколько желтых зубов. "*Ah, enfin un peu de cervelle.*" ("Ах, наконец-то капелька мозгов.") Она поднялась, подошла к занавешенному окну, выглянула в темноту. "*Il y a des endroits…*" ("Есть места…") – начала она загадочно. "*…où les rats apprennent à devenir vipères.*" ("…где крысы учатся становиться гадюками.") Она обернулась, ее глаза блестели в свете керосиновой лампы. "*Tu veux apprendre à mordre pour tuer, petite?*" ("Хочешь научиться кусаться насмерть, малышка?")
Взгляд Кэролайн стал ледяным. Она вспомнила когти, впивающиеся в плоть, запах своей крови, обещание гончих вернуться. Она вспомнила страх официанта, бессилие перед системой Марселя. Она кивнула. Одним резким движением головы.
"*Oui*," ("Да") – сказала она. Голос не дрогнул. **Отказ от Марселя привел ее на дно. Теперь ей предстояло научиться драться в грязи. И уроки начиналиcь сейчас, в душной квартирке Мамы Одетты, под покровом ночи в Треме.** Майклсоны оставались далеким эхом, но битва за выживание в Новом Орлеане вступила в новую, смертельно опасную фазу.