Рассветает

Мрачное утро окутало поместье Хитклиффов серой пеленой. Каменные стены особняка, построенного в нестареющем готическом стиле, величественно возвышались над окружающим ландшафтом, словно напоминая всем о непоколебимой власти своих хозяев. Несмотря
на то что за окнами 21 век вступил в свои права, внутри поместья время застыло в тёмном великолепии прошлых столетий.
В воздухе витал сложный аромат – сладкий запах розы смешивался с терпким духом старинных книг и едва уловимой металлической нотой крови. Многочисленные слуги, все до единого полукровки, бесшумно скользили по коридорам, выполняя свои обязанности под неприязненными взглядами хозяев. Хитклиффы никогда не скрывали своего презрения к полукровкам, а о людях и говорить не приходилось.
Каин Хитклифф, стоял у широкого окна холла, наблюдая как садовник подрезает
очередной розовый куст. Поместье славилось своим великолепным садом – бесконечные ряды роз и лилий, создававшие причудливые узоры среди идеально подстриженных живых изгородей.
«Всё это – память о ней.» – подумал Каин, вспоминая мать.
Эмили Хитклифф, покойная графиня, имела странную для вампира страсть к цветам. Когда она была жива, отец не скрывал своего непонимания её одержимости садоводством. Однако прошло уже семь лет после её таинственной кончины, и теперь суровый граф Джереми Хитклифф, никогда не выражающий эмоций, лично следил за состоянием сада и
цветами в поместье.
Завтрак в доме Хитклиффов всегда проходил в строго определенное время. Поместье было окутано тишиной – лишь тиканье старинных часов, легкое капание воды в фонтане сада и приглушенный голос из плазменного телевизора нарушали безмолвие дома.
Каин сидел за длинным столом, механически поднося к губам бокал с рубиновой жидкостью.
«Наши завтраки — это ритуал: сначала тебе подают еду, а потом — твои ошибки за последние семнадцать лет.», – пронеслось в голове Каина.
Старший брат Оскар, со своими вечно идеально уложенными волосами и строгим взглядом, убрал телефон и посмотрел на присутствующих:
— Каин, Совет требует присутствия всей семьи на праздновании Реконструкции, — произнес он с серьезностью, которая никогда не покидала его. — Ты будешь сопровождать Рудбекию.
Каин неохотно поднял взгляд от бокала:
— Считается, что Реконструкция положила конец беспорядкам, — в его голосе сквозила едва заметная горечь. — Но на улицах по-прежнему мрут люди каждый день. Какие мы победители?
Оскар резко поставил чашку:
— Побеждённые не спорят, Каин. Запомни это.
Рудбекия, сестра-близнец Каина, насмешливо улыбнулась, беря свой бокал с кровью:
— Да-да. А победители молча душат всех, кто думает иначе, — в её глазах мелькнуло что-то опасное, вызывающее.
Тишина, повисшая в комнате, стала почти осязаемой. Взгляд отца, стал холодным как сталь. Его пальцы сжали подлокотники кресла.
— В этой семье, — произнес он глухо, словно каждое слово было высечено в камне, — никто не испытывает жалости к полукровкам и людям. Даже в мыслях.
Рудбекия еле заметно напряглась и медленно поставила бокал на стол возле тарелки с кровяным стейком. На её безупречно бледном лице не дрогнул ни один мускул, но Каин, как никто другой, чувствовал нарастающую в сестре бурю.
— Кхм, я пойду к себе, — она грациозно поднялась и направилась к дверям.
— Ты даже к еде не притронулась, — мрачно произнес отец, не поворачивая головы.
— Я не голодна, — ответила Рудбекия, замерев у двери. — Когда проголодаюсь, попрошу Мэри принести мне что-нибудь.
Граф тяжело вздохнул и сложил руки на столе:
— Хорошо. — немного промолчав, он продолжил, — Я уезжаю на некоторое время, буду занят, поэтому нет смысла мне писать или звонить. Оскар остаётся за главного, обращайтесь к нему или просите помощи у Мишель. — его тон не допускал возражений.
Рудбекия едва заметно кивнула и исчезла за дверью, оставив после себя лишь легкий аромат сладкой медовой розы.
— Ну что за трудный ребёнок, — раздражённо произнёс Оскар, когда шаги сестры стихли. — Отец, я займусь её воспитанием. Ей нужна твёрдая рука.
Граф проигнорировал слова старшего сына и обратился к Каину:
— Присматривай за Рудбекией, — в его голосе промелькнула тень беспокойства, настолько редкого для него чувства, что Каин не был уверен, не показалось ли ему.
—Хорошо, отец, — тихо ответил Каин, ощущая на себе осуждающий взгляд Оскара.
Закончив трапезу, Каин попрощался с отцом и братом и направился в библиотеку – единственное место в поместье, где он чувствовал себя по-настоящему свободным. Воздух здесь был пропитан запахом древесного аккорда, обыгранный мускусом, ванилью и амброй. Густая
пыль танцевала в лучах света, проникающих через высокие витражные окна.
Каин погрузился визучение хроник революции и древних трактатов о магии крови. Перелистывая
пожелтевшие страницы, он наткнулся на странную заметку о полукровке, который, если верить записям, однажды сумел использовать магию крови – способность, считавшаяся исключительной привилегией чистокровных вампиров.
«Бред» – подумал Каин, хмурясь. – «Ни один полукровка не дотягивал до уровня чистокровного. Ни один...»
Но что-то в этой записи не давало ему покоя. Он отложил книгу и задумался.
Закончив работу в библиотеке, Каин направился к себе. Проходя мимо комнаты Рудбекии, он остановился, чувствуя странное беспокойство. В последнее время с Рудбекией было что-то не так – он ощущал это на интуитивном уровне, но не мог понять, что именно.
Он постучал. Ответа не последовало. Осторожно толкнув дверь, Каин обнаружил, что она не заперта, но сестры в комнате не было. Только открытое настежь окно и колышущиеся от ветра занавески нарушали идеальный порядок комнаты.
Каин подошёл к окну и, вглядываясь в сад внизу, медленно закрыл его. Затем сел на краешек кровати и взял в руки мягкую игрушку – чёрного котёнка с крыльями летучей мыши. Эту игрушку подарила мать на их десятый день рождения. Через неделю Эмили Хитклифф нестало.
Воспоминания наплывали одно за другим, словно страницы старого фолианта, раскрываясь в полумраке сознания. Каин видел Рудбекию. Вот она бежит по бесконечным залам
особняка, её смех звенит в высоких сводах, а он, старший из близнецов, всегда чувствовавший ответственность за неё, пытается её догнать.
— Руби! — вспомнил Каин, как окликнул её тогда, пытаясь казаться строгим. — Немедленно прекрати! Ты знаешь, что отец скажет, если увидит тебя...
— Если увидит, — передразнила она его своим звонким голосом, обернувшись на мгновение. — Ключевое слово, братец – если. А пока он на совете, этот дом принадлежит нам!
— Нашим занятиям и учебникам, — поправил он, хотя внутри ощущал странную зависть к её свободе.
— О, конечно, — она замедлилась и чопорно подняла подбородок, идеально пародируя их наставника. — Семья Хитклиффов никогда не испытывает радости! Мы обязаны сохранять невозмутимую мину даже когда нас щекочут!
Каин не смог сдержать улыбки тогда.
— Не испытывать эмоцийи не показывать их – разные вещи, Руби.
— Знаешь, Каин, — она подошла ближе, внезапно став серьезной, — иногда я думаю, что ты настолько хорош в сокрытии эмоций, что сам не знаешь, что чувствуешь.
Теперь, спустя годы, Каин понимал, что она была права. Их с детства учили контролировать себя,подавлять эмоции, быть безупречными. Рудбекия была слишком живой, слишком яркой для их мира. Каин всегда пытался уберечь её от его жестоких уроков, но сам, будучи средним сыном, находился под постоянным давлением.
Вернувшись в настоящее, Каин осторожно поставил игрушку на место и поднялся.
— Куда ты снова ушла? — прошептал он, прикасаясь к подоконнику.