Глава 2.
Абсолютно пустое пространство, ослепительный яркий свет, убивающий зрение. Воздух невесомо кружился вокруг, он был словно живым и двигался, двигался, вверх и вниз, направо, по спирали... Он не был тёплым или прохладным, не пах ничем и не имел вообще никаких характеристик. Он просто был и просто двигался. Никакие звуки не слышались здесь, в этой пустоте и яркости. Даже моё дыхание съедалось воздухом, глушилось им, исчезало. Я попыталась закричать, но не услышала своего голоса. Ничего. Пусто.
Страха не было. Я будто бы была здесь раньше, когда-то давно, очень давно, и неоднократно. Вот только не помню, почему и что это вообще за место. Я попыталась покрутила головой, но так и не поняла, сделала ли это, потому что везде все было одинаковым. Белизна.
В этом месте все ощущалось совершенно по-другому. Здесь я была свободна, свободна от всего, что связывало и сковывало меня там, на земле. Что волновало меня там? Какие у меня были проблемы? Я едва могла вспомнить, как меня зовут. Все лишнее растворялось, свет растворял это. Я пыталась вспомнить о себе что-то, но это ускользало от меня. Я пыталась вспомнить, что скрывается где-то в глубинах моей памяти, но это было скрыто от меня. От чистоты вокруг кружилась голова. Никто меня не держал, я ничего не знала о себе самой. Этот факт должен был ввергать меня в ужас, но ничего этого не было. Ни капли страха. Лишь ощущение, что все это настоящее.
Последнее воспоминание в моей голове – я плачу, и Оля укладывает меня спать. А до этого – странный туман в голове, скрывающий нечто важное. Но что? В этот раз в голове тумана не было, лишь чистота. Я ещё раз подумала о своём недавнем поведении. Оно и это неизвестное место каким-то образом связаны. Я нетерпеливо вдохнула полной грудью. Пора было уже чему-то произойти, не зря же я оказалась здесь.
И все, повинуясь этой мысли, начало меняться.
Первым пришёл звук. Рокот волн, но не как в Ла-Пуш. Ла-Пуш – дикий пляж, и океан там дикий. Не буйствующий, но неприручённый, своенравный, раздражительный. Он делает то, что он хочет, он может утопить или спасти по своему желанию. И звучит он так же, он шумит, он бьется о берег даже в спокойном состоянии, он все стремится расширить свои берега. Тот океан, который я слышала здесь, был совсем другим. Это уже ручная вода, привычная и привыкшая к человеку, мягкая, как молодая трава. Этот океан баюкает и ласково принимает в себя, как старого друга. Я ещё не видела его, но уже представляла, как можно войти в него и что почувствовать. Тепло, лижущие волны...
Я оглядывалась, пока не видела его. И он наконец появился.
Картинка проявлялась медленно, как свеженапечанный снимок полароида. Ослепительный свет превращался в лёгкую дымку, она истончилась и становилась прозрачной, пока не исчезла совсем. Я стояла на каменистом берегу с редкой травой, рядом медленно разрушалась древняя на вид белокаменная колонна, а позади, в нескольких метрах, росло тоненькое и очень изящное дерево. А внизу резвился океан. Солнце золотило его поверхность, падало на листья деревца и нежило мою кожу. Я вдохнула воздух, пахнущий солью и оливой полной грудью. Наконец-то.
Греция. Моё подсознание перенесло меня в Грецию.
От ветра на мне развевалось странное одеяние – нечто вроде греческой тоги, но я не уверена, история - не мой профиль. А волосы... Вместо того, чтобы привычно рассыпаться по плечам и мешать из-за смотреть, они оказались убраны в простой с виду, но замысловатый узел на затылке, перевитый голубой лентой. Не очень-то типично для меня. Эта лента, настолько длинная, что из причёски струилась почти до моей талии, развевалась по ветру.
Но... Раз я в Греции, то где-то здесь должен быть и Акрополь? Это глупо, но я была уверена, что очутилась именно в Афинах или в непосредственной близости от них. Но нет. Вокруг меня была только природа: камень, зелень и вода. Вспышка. Я едва не ослепла, когда передо мной возникла высокая женская фигура. Я отшатнулась, упала на землю спиной и успела только приподняться на локтях, прежде чем увидела... Её.
Высокая, стройная, неземная. Эта женщина имела длинные тёмные волосы, светлую кожу, излучающую мягкое рассеянное сияние, и красивое лицо. Её белое лёгкое платье, расшитое золотом и чем-то драгоценным, высоко подпоясывалось тонким кожаным поясом. Женщина казалась мне безумно знакомой, и она внушала какой-то подсознательной ужас, мне было страшно даже смотреть на неё. И она была в ярости. Её тёмные брови хмурились, а высокая грудь быстро поднималась и опускалась, испуская яростные выдохи. Я сглотнула. Вся её фигура излучала силу.
Кто я такая рядом с ней?
На солнце что-то сверкнуло, я опустила глаза. На её тонких белых руках, от самого запястья и до самого локтя, блистали золотые браслеты, невероятно искусно украшенные каменьями и тончайшими коваными узорами. И одна из этих изящных красивых рук, вытянутая в сторону, сжимала в кушаке длинное тонкое бронзовое копьё. Его наконечник, вытянутый каплевидной формой, был немного сплющен с двух сторон. На браслете вытянутой руки сидела небольшая сова с суровым видом.
Я готова сойти с ума.
Почему мне так страшно, когда я смотрю этой леди в лицо? Почему я чувствую желание расплакаться и обнять её одновременно с этим страхом? Греческие боги, да кто же она такая?
— Ты не поедешь в Афины, — прогремела женщина.
Моя губа затряслась. Большие камни давили на мои руки, причиняя боль.
— К-кто вы?
— Тебе ещё рано, Центавра.
— Кто вы?
Женщина отбросила в сторону своей копьё. Оно исчезло до того, как коснулось земли, а сова, грозно ухнув, перелетела на колонну. На мой вопрос никто не ответил, женщина лишь продолжала смотреть на меня рассерженным взглядом голубых глаз из-под нахмуренных бровей. Я закусила свою губу и думала о том, кем же все-таки она была.
Я знала её, я уверена. Красивая до невозможности, тонкая и лёгкая, но скрывающая в себе безудержную силу, она выглядела величественной и мудрой. Я пыталась собрать все детальки в одну картину. Греческая одежда, искуснейшие узоры на украшениях – такие не под силу людям, это точно... Мои глаза скользнули по её рукам, ещё недавно сжимавшим копьё. Какая женщина с такой лёгкостью и абсолютно без страха будет держать в руках такое оружие? Ей бы щит во вторую руку и шлем на голову, картинка сложилась бы точно. Сова снова ухнула, я посмотрела на неё. Эта сова была похожа на эту женщину. Взглядом похожа, посадкой высокой изящной головы. Я вздохнула. И ещё это свечение, которое излучала светлая кожа, свечение, так похожее на божественное сияние...
Меня прошиб холодный пот, глаза расширились до предела.
Сияние, копьё, узоры, сова, взгляд и платье...
Передо мной стояла сама богиня Афина, во плоти.
— В-вы?.. — Я не могла даже выдавить из себя что-то внятное. — Вы...
— Я. И ты не поедешь в Афины.
Я отползла чуть назад, слегка ободрав руки, и торопливо поднялась на ноги. Мы оказались почти одного роста, Афина была лишь на пару сантиметров выше.
— Н-но почему? — Я не могла заставить себя прекратить заикаться. Слишком сильно дрожали внутренности от мысли, что я стою перед богиней. — Ч-что не так с Афинами?
Афина неожиданно подлетела ко мне, схватила холодными руками за плечи и встряхнула. Я ойкнула. Её глаза впились в мои, она выглядела ещё более рассерженный, но её хватка не причиняла боли. Наоборот, я расслабилась. Захотелось обнять её. Афина пахла розмарином и чем-то цветочным.
— Слушай меня, — свистящим шёпотом проговорила она, — ты не поедешь в Афины, Центавра, ни сегодня, ни когда-либо в ближайшем будущем. Тебе слишком рано делать это ещё. Когда-нибудь потом.
— Но как я п-пойму, когда?
— Когда придёт время, ты даже не вспомнишь о моем запрете.
Я хотела задать ещё вопросы. Не каждый день можно встретится с богом. Но что-то вокруг менялось, воздух закружился снова, звук океана убывал, терялся где-то в стороне. Афина все ещё держала меня, но все бледнело. Она бледнела тоже. Не думая, я обхватила её запястья своими руками и немного сжала их, боясь потеряться. Потерять её стало страшнее всего на свете. Океан исчез, исчезли звуки, земля и колонна. В белоснежном пространстве оставались только я и она.
Столько всего! Столько вопросов! Ах, Афина! Её хватка неуклонно ослабевала, я задыхалась. Воздух вырывался неровными порциями, снова захотелось зарыдать. Меня лишали лучшей моей части, кусочка из самого сердца, а я даже не успела спросить, почему! От богини оставалась лишь бледная полупрозрачная тень.
Мне показалось, что перед самым исчезновением Афина посмотрела на меня с каким-то тайным, совершенно неведомым для меня сожалением, вселенской печалью и... Это была нежность?
Я рывком села на кровати.
Сон кончился.