Осколки
Луна стояла у окна, босая, с мокрыми от дождя волосами, когда дверь тихо скрипнула.
Рафаэль вошёл, не говоря ни слова. Его шаги были осторожны, как будто он боялся потревожить её молчание. Но она уже знала, что пойдёт с ним. Не ради него. Ради себя. Ради того, чтобы вернуть хоть каплю контроля над разрушенной жизнью.
— Я готова, — холодно произнесла она, даже не обернувшись. — Забери меня, как ты и хотел.
Рафаэль замер.
— Луна...
— Не называй меня так, — оборвала она. — Ты потерял право произносить моё имя.
Он сжал кулаки. Ему хотелось сказать, что всё сделал ради любви. Но вместо этого он увидел её отражение в стекле — глаза, полные ледяной ненависти.
— Я пойду с тобой. Но запомни: я ненавижу тебя, Рафаэль. До глубины души. За всё. За слабость. За силу. За то, что ты сделал. За то, что не остановился.
Он молчал. Только кивнул.
— А ты знаешь, что самое страшное? — продолжила она. — Я бы простила тебе измену. Ложь. Даже смерть. Но не это. Никогда.
Рафаэль чуть не пошатнулся, но собрался. Он открыл перед ней дверь.
— Поехали.
На заднем сиденье машины она отвернулась к окну. А он — смотрел в зеркало, будто надеялся, что вот-вот проснётся и всё исчезнет.
И только когда мотор взревел, Луна прошептала себе под нос:
— Это не конец... Я ещё стану сильнее. И ты заплатишь за всё.
Скрипнула дверь спальни. Тени от свечей дрожали по стенам, как будто сама комната чувствовала напряжение.
Луна сидела на кровати в белом шелковом халате. Её волосы были распущены, но лицо — будто высечено из камня. Ни боли, ни желания. Только холод.
Рафаэль вошёл, расстегивая верхние пуговицы рубашки. Он подошёл к ней медленно, будто надеялся, что тишина между ними может растаять. Но Луна даже не подняла взгляда.
— Ты моя жена, — тихо сказал он, опускаясь рядом. — Мы должны...
— Должны? — она подняла глаза. — Неужели ты думаешь, что после всего я могу хотеть тебя?
Рафаэль не ответил. Он только коснулся её плеча. Её тело напряглось, но она не отодвинулась. Потому что знала — бежать некуда.
Он поцеловал её шею. Медленно, мягко. Она закрыла глаза. Не от удовольствия — от того, чтобы не видеть его. Чтобы не чувствовать этот момент до конца.
Когда они оказались в постели, всё происходило почти без слов. Без страсти. Без души. Рафаэль двигался, прижимаясь к ней, но Луна лежала, как чужая. Её руки не обнимали. Её губы не отвечали.
Он старался. А она — терпела.
Когда всё закончилось, Рафаэль остался лежать рядом. Его дыхание было тяжёлым. Он хотел что-то сказать, оправдаться. Но её взгляд был пустым.
— Я... — начал он.
— Не говори, — перебила Луна. — Мне просто нужно в душ.
Она встала, завернулась в простыню и ушла в ванную. Вода хлынула, заглушив всё. Только в отражении зеркала Луна наконец позволила себе слёзы. Но быстро их стерла. Потому что это была не слабость.
Это была первая ступень её силы.
Прошла неделя после брачной ночи. Луна почти не разговаривала. С детьми она была ласкова, но отстранённая. Всё чаще смотрела в окно, будто что-то ждала. Или кого-то.
И в одну из ночей... он появился.
Тихий шелест, еле уловимое движение за пределами чувств. Кристиан стоял у окна, точно тень. Но Луна почувствовала его ещё до того, как увидела.
— Ты пришёл... — прошептала она, поднимаясь с кресла.
Он молча вошёл в комнату. Его взгляд скользнул по ней, по детям, спящим рядом. И в нём было всё — гнев, боль, любовь.
— Я не мог больше ждать, — произнёс он. — Собирайся. Мы уезжаем. Сейчас же.
— А Рафаэль?..
— Он сам всё разрушил, — его голос был твёрдым. — И теперь я заберу то, что принадлежит свету, а не мраку.
Луна не раздумывала. Она осторожно разбудила детей, быстро собрала необходимые вещи. Всё было как во сне. Или во сне, ставшем явью.
Через сорок минут они уже были в частном самолёте. Нью-Йорк сиял где-то далеко впереди, как символ начала новой жизни.
А в особняке Рафаэль стоял у окна и чувствовал, как исчезает то, что ещё связывало его с Луной. Он не пытался остановить. Не в ту ночь.
Но не остался один.
— Ты будешь пить один всю ночь? — женский голос прозвучал позади.
Он обернулся. В дверях стояла Аделина — вампирша, известная своими кровавыми развлечениями и холодной красотой. Она подошла, не дожидаясь приглашения, села на колени и прижалась к его губам.
Рафаэль не сопротивлялся. Поцелуй был жадным, почти отчаянным. Он не любил её. Но хотел забыться. И в ту ночь они разделили постель, в которой не было чувств — только желание стереть то, что уже невозможно вернуть.