XII. Bury the Light.
Как же хорошо, что вампиры не могут читать мысли, иначе бы Чонгук увидел, насколько Хани пошлая.
Мастурбация – это очень полезно, особенно, когда нет другой возможности удовлетворить свои потребности, но так сложилось, что Хани пыталась как можно меньше думать о старшем Чоне в таком плане, иначе... иначе как им вообще вместе работать?! Он и так знает, что она в него влюблена, не хватало, чтобы он еще и обнаружил, что няня его ребенка, водитель и, по совместительству, партнер по расследованию дрочила так, что в глазах темнело.
Лучше как можно меньше об этом думать, особенно на очередном задании. К тому же, очень опасном задании. Чонгук столько раз предупреждал и отговаривал, можно сказать, запугивал, что стоило бы быть начеку. Как бы Хани не шутила, даже она понимает, что изнасилование оборотнем и вампиром человеческого существа – страшно, низко, грубо и жестоко.
Им осталось совсем немного проехать – клуб находился за пределами города, в частном секторе, куда пускали только по пропускам, который у Чонгука, конечно же, имелся.
План был простым. Старший Чон преподносит свою последнюю модель, как дар, чтобы получить информацию, но поскольку всё еще не может заставить себя сесть за руль, он нанял водителя – Хани, которая всё еще выступает под ненастоящим именем "Вивьен". Заходят, отдают ключи, забирают документы и уходят. Всё просто и быстро.
По крайней мере, они надеятся, что так и будет.
Поскольку владелец клуба – женщина-оборотень, потомок одного из известных и влиятельных родов, то необходимо выглядеть соответственно. Поэтому, Чонгук решил напомнить, что он, всё-таки, вампир, а не обычный человек.
Черные брюки, прозрачная водолазка-сетка, горлышко которой выглядывает из-под шелковой, черной рубашки с длинными, свободными рукавами и разрезанными манжетами. Классические туфли дополняли образ. Аккуратно уложенные волосы, несколько свисающих серьг в ушах, а на пальцах – перстни. От Чонгука веяло привычным одеколоном, который идеально сочетался с его образом и заполнил всю машину, перебивая цветочные духи Хани.
Для того, чтобы сыграть роль водителя и, по сути, служащего, пришлось надеть женский костюм-тройку в той же цветовой гамме, что и Чонгук, кроме, разве что, белой рубашки. Старший Чон настаивал на том, чтобы каждый сантиметр тела был максимально прикрыт. Многие посетители клуба могут положить глаз, если Хани придет в слишком откровенном наряде, поэтому нужно выглядеть, как самый обыкновенный обслуживающий персонал и привлекать как можно меньше внимания.
— Если к тебе обращаются, просто кивай или мотай головой. Я буду отвечать.
— Чонгук, мы уже в какой раз прогоняем сценарий. Я столько раз "Чикаго" не репетировала, сколько мы готовимся, — вздыхает Хани, проверяя навигатор.
— Ты всё еще не понимаешь, да, куда мы едем? — раздраженно спрашивает Чонгук, в очередной раз напоминая, что он очень строгий отец. — Какие там существа, что там происходит, что может произойти?
— Успокойся. Я всё поняла. Обещаю, что буду молчать и контролировать собственное сердцебиение.
— Да ты сейчас его не контролируешь!
— Потому что ты задолбал! Мне не пять лет, я всё запомнила!
— Я напоминаю, потому что прекрасно знаю, какая ты болтливая и непослушная.
— Ах, это я непослушная?!
— Да! Ты!
— Ну ты вообще обнаглел, — щурится Хани, поворачивает на указанную, узкую дорогу с односторонним движением и вообще не обращает внимания на лесную чащу, через которую они пробираются. — Чонгук, хватит. Всё будет нормально. Ты нервничаешь больше меня, и я знаю, почему. Со мной ничего не случится, ты ведь будешь рядом.
Старший Чон рычит, вздыхает и устало трет глаза. Он всё еще не может смириться с тем, что Хани сопровождает его, всё еще боится и не уверен, что сможет защитить, не зная, что не требуется никакой защиты. Она сама может за себя постоять, если дойдет до крайностей.
— Ладно. Ладно, хорошо. Зайдем и выйдем.
— Именно.
Солнце уже опустилось, дорогу освещали лишь фары, но вдалеке можно было заметить крошечные огоньки. Хани прищурилась, всматриваясь в горизонт. Неужели, вот это здоровое поместье – один из самых развращенных клубов?
Вычурное, трехэтажное, окутанное каменной оградой, с железными воротами и, конечно же, охраной. Сюда не так просто добраться, некоторые пути не были указаны даже в навигаторе, поэтому пришлось руководствоваться указаниями старшего Чона.
Несколько раз вдохнув и выдохнув, Хани перекинулась взглядами с Чонгуком, обменялась кивком и крепче сжала руль.
На удивление, она чересчур спокойна. Привыкла?
Тормозит возле входа, опускает стекла, чтобы старший Чон мог вручить приглашение. Двое вампиров с интересом рассматривали машину, проверили багажник, даже заглянули под низ, но ничего не нашли. Даже если бы Чонгук и решился впихнуть какое-то оружие в Рэд, то у него бы просто не получилось. Здесь не так уж и много места.
— Проезжайте, — говорит один из вампиров и открывает ворота.
Внутри всё было забито дорогими тачками. Порш, BMW, Ферарри, Ламборгини, Мазератти. Рэд не сильно-то и выделялась, но всё равно выглядела более аутентично, чем остальные.
Чонгук сказал, что обратно обязаны предоставить автомобиль и водителя, ведь до Сеула ехать прилично, а отказываться от такого подарка – невежливо.
Паркуются, выходят. Хани поправляет пиджак, держит абсолютно каменное выражение лица, смотрит только в спину старшего Чона, который слишком уверено шагал впереди.
Наверное, поэтому ей не так страшно. Она правда доверяет ему и знает, что он порвет любого, кто посмеет притронуться к ней, но проблема в том, что остальные не должны это знать. Хани всего лишь водитель, не больше и не меньше.
Двери открываются прежде, чем Чонгук постучит, и внутри их встречает один из официантов... или дворецких? Сложно сказать.
— Мистер Чон. Си-ван-му ждет Вас. Разрешите сопроводить?
Чонгук кивает в ответ, не оглядывается, но заметно, как у него дергается рука: хотел предложить, чтобы Хани не потерялась?
Здесь и вправду легко запутаться.
Красно-черное. Больше никаких цветов. Кровавое освещение, что окрашивает в алый белые диваны; столики, на которых поодиночке стоят свечки; сцена, где пока что, к счастью, ничего не происходило; никаких ковров – сплошной мрамор; отдельные комнаты, которые отделялись от общего зала бархатными шторками. Приторный запах, нотки всевозможного алкоголя, наркотиков, крови.
Во всех предыдущих местах была разная музыка. Ринг – тяжелый рок и метал, клетки с оборотнями – психодельный рейв, бордель – синтивейв и ретровейв. Здесь же всё, что побуждает к сексу. Много баса, громкие динамики, стоны, пошлость и страсть. В воздухе витал самый настоящий разврат, грязный, греховный, недопустимый.
Хани сглатывает и с ужасом понимает, что ей нравится подобная обстановка.
Пока они двигаются к столику, ей удивительно легко удается контролировать сердцебиение, но каждый раз, когда она кидает взгляд на Чонгука, внутри буквально всё переворачивается. Хотелось бы оказаться с ним в такой же атмосфере, но при совершенно других условиях.
Не о том думаешь.
Нужно взять себя в руки!
— А. Чонгук... приятная встреча.
С диванчика встает очень тонкая, высокая и грациозная женщина с невероятно длинными, ровными, черными волосами и лисьими глазами. На голове шляпа с широкими полями, между пальцев курительный мундштук с дымящейся сигаретой, на губах кроваво-красная помада. Частично облегающее платье подчеркивало её невероятно стройную фигуру, а прозрачная ткань демонстрировала изгибы на тазе и кожу на руках.
Да уж. Теперь понятно, почему у неё кличка китайской богини.
— Си-ван-му. Взаимно, — Чонгук кивает. — Пришел так быстро, насколько возможно.
— Мг. И что же я получу взамен? — медленно моргает, ухмыляется, жмет плечами и перекидывает взгляд на Хани, сканируя с головы до пят. — Она?
— Нет, — слишком резко отвечает Чонгук, из-за чего Си-Ван-му с легким подозрением смотрит на вампира. — Мы же договаривались, — он протягивает ладонь Хани, та кладет в раскрытые пальцы ключи от машины, и старший Чон передает их женщине. — Моя последняя модель, черная, только для тебя.
Си-ван-му глубоко вздыхает, делает затяжку, думает так долго, словно решает, достойна ли она столь мелкого подарка. Выглядит чертовски недовольной, но при этом ничуть не пугающей. Почему-то Хани сразу же вспомнила "Дьявол носит Прада".
— Ладно. Раз уж ты больше ничего не можешь предоставить, — она кивает дворецкому и тот принимает ключи. — Ты меня разочаровал, Чонгук. Скажи хотя бы, кто это?
— Мой водитель.
— Водитель? — Си-ван-му скептически выгибает бровь и подходит ближе к Хани. Какая же она высокая. — С каких пор тебе нужен водитель?
— С тех самых, как я попал в аварию.
— М-м. Точно, — Си-ван-му делает затяжку и выпускает дым прямо в лицо Хани, и та кашляет, не понимая, она в шоке от такого отношения или же просто не ожидала. — Такое миленькое личико и просто водитель?
— Мне нужны документы, — Чонгук всем своим видом показывает, что ему не хочется отвечать на ненужные вопросы, и Си-ван-му видит.
— Даже не останешься на шоу? — разворачивается, выгибает бровь и подходит к Чонгуку. — Тебе тогда очень понравилось...
— Меня тогда накачали, и ты прекрасно это знаешь, — старший Чон сжимает челюсти, хмурится и смотрит оборотню прямо в глаза. В нем нет и капельки страха, но вот агрессия...
— Знаю. Помню, что тебя тогда забирал... твой помощник. Очень симпатичный, статный... как же его звали? Намджун?
Такое ощущение, что она тянет время. Старший Чон тоже прекрасно видит, что что-то не так. Может, она просто играется с ними, как кошка со слабыми мышками, а может у неё что-то опасное на уме.
— Тебе что-то еще от меня нужно? Ты же знаешь, что я предпочитаю решать дела быстро.
Си-ван-му растягивает губы в улыбке, дергает бровями, и затем двигается в сторону диванчиков. Конечно же, без этого никуда – Чонгука просто так не отпустят, и даже Хани понимает, что он слишком напирает, что он слишком очевиден, что нужно быть немного вдумчивее даже в своих жестах и голосе.
Ты можешь представить, как он за тебя переживает.
Не сейчас!
Старший Чон глубоко вздыхает, но послушно приземляется напротив женщины. Хани остается позади. Если пригласят – сядет, если нет, то будет и дальше продолжать играть безмолвного водителя.
— Спасибо за подарок. Я люблю твои машины, хоть никогда и за руль-то не садилась, — жмет плечами Си-ван-му, делает затяжку и тушит сигарету. Судя по запаху, она предпочитает курить что-то ванильное или вишневое – ужас. — Но я ожидала немного... другого.
— Ты должна понимать, что я вернулся на прежние позиции, и ни в коем случае не могу торговать людьми, а уж тем более невинными девушками, — отвечает Чонгук.
— Понимаю. Но я думала, что за информацию о своей мертвой жене ты сделаешь многое, — у неё в глазах упрек, осуждение, явное недовольство.
Старший Чон напряженно сжимает челюсти. Скорее всего, его слишком рано настигла эйфория: последний пазл, последнее задание, больше им не придется скрываться от Намджуна, Тэхена и остальных, больше не придется держать Минхо за несколько сотен километров от родного дома. Чонгук устал, и его усталость проявляется очень не вовремя.
Хани не удивляется, что может чувствовать его без касания, может просчитывать и анализировать, как по щелчку пальца, но ей нужно держать себя в руках.
— Я готов предоставить тебе всё, что угодно, но не товар.
— Ты слишком... размяк, Чонгук. Когда ты был в отчаянии, то ты творил... разное.
Старший Чон решил не отвечать. И правильно. Если он зацепится, то будет только хуже.
— Я уже сказал. Я предпочитаю решать дела быстро.
Си-ван-му смотрит прямо в глаза, сверкая ядовито-желтым. Выглядит чертовски спокойно, держится, как самая настоящая дворянка, если не королева. Хани не сильно разбирается, как работают стаи у оборотней – Юнги и Хёрим всегда были одиночками, никогда не упоминали семью. Такое ощущение, что Си-ван-му, возможно, вожак или альфа, настолько властная у неё энергетика.
— Да. Я знаю. Я тоже решаю дела быстро.
Хани не успевает даже пискнуть – её хватают. Чужая ладонь закрывает рот, чьи-то руки обхватывают кисти, не позволяя двинуться.
Первое, что она чувствует – страх. Сердце тут же сходит с ума, мысли путаются, а перед глазами – Чонгук, который тут же подскочил, который тут же поменялся в лице, у которого в глазах обжигающе красный. Он в шоке, он тут же сделал рывок в сторону Хани, но охрана не позволила даже подойти, преграждая собой.
— Отпустите её! Что за хрень, Си?! Ты сдурела?!
— Уведите.
ЧТО?!
— Не заставляй меня оторвать тебе голову, — рычит Чонгук и приближается к Си-ван-му на непозволительное расстояние, но она и бровью не повела.
— Она же всего лишь твой водитель. Ты таких сотню найдешь. К тому же, она будет достойной оплатой информации, — кивает в сторону дворецкого, у которого в руках была папка с бумагами.
Как всё так обернулось?
Страшно. Страх слишком быстро заполняет тело. Хани пытается вырваться, мычит, тяжело дышит и буквально не знает, что делать. Нельзя реветь, нельзя сдаваться, нельзя терять контроль! Нужно быстро думать, нужно найти выход, нужно понять, как спастись.
Но Хани не может. Её уводят. Как бы она не брыкалась, как бы не прыгала, не кричала – бесполезно. Настоящий ужас настигает, как только она теряет из вида Чонгука. Он где-то там, его не пускают, точно так же сковывают, оставляя ни с чем, не позволяя превратиться в того монстра, который чуть не угробил мальчика на ринге.
Нет-нет-нет! Надо что-то делать, черт возьми!!!
Сконцентрируйся.
Тебе придется использовать силу.
Нет! Чонгук узнает! Нет! Она опять может свести кого-то с ума, может кому-то навредить! Так нельзя!
Твоя жизнь в опасности, дура!
Чонгук справится. Чонгук поможет. Чонгук же обещал!
Чонгук умрет, если хотя бы попробует что-то сделать.
Вы тут одни.
Твою мать. Твою мать!
Хани не замечает, как она уже на сцене, как её кидают, словно мусор. Сидит на четвереньках, не в силах прийти в себя, потому что впервые ступор, впервые она боится не только окружения, но и самой себя.
Поднимает взгляд, видит Чонгука, которого прижали к дивану, который дергается, рычит, у которого выросли клыки, который может в любой момент сорваться. Но Си-ван-му просто стоит рядом, улыбается, а затем хлопает в ладоши, и музыка затихает.
— Сегодня к нам в гости пожаловал сам Чон Чонгук и привел с собой ту, которую никто не мог найти. Все же хотели познакомиться с той самой "Вонючкой". Вот вам мой подарок и, конечно же, подарок от самого Чон Чонгука.
Блять. Открытие. Все следили за открытием. Все следили за тем, что говорил Чонгук, о ком говорил Чонгук и... как говорил Чонгук.
Все одобряюще смеются, дарят аплодисменты, и впервые в жизни Хани не хочет находиться на сцене. Здесь всё не так, как в театре, здесь она не играет, здесь её просто уничтожат.
Дыши.
Примени силу.
Действуй, Хани!
Нет! Есть другие способы! Можно что-то придумать, можно... можно...
Другого выхода нет.
Задыхается. Хани начинает задыхаться, когда к ней выходят высокий, мускулистый оборотень и бледный вампир. Вдвоем пошло ухмыляются, вдвоем знают, что будут делать с жертвой, знают, что получат невозможный кайф от изнасилования запуганной девушки. Девушки, о которой со сцены говорил сам Чон Чонгук.
Хватают. Больно. Грубо. В голове всё мешается. Хани застыла. Хани боится. Хани чувствует леденящий ужас. Сердце вырывается. Ноги дрожат. Руки немеют. Воздуха мало.
Вновь поднимает взгляд, вновь смотрит на Чонгука, видит в нем то, что никогда прежде не видела. Никогда.
Отчаяние.
Осознание собственного бессилия и понимание, что он нарушил обещание, что он оступился, что сейчас Хани прямо на его глазах сломается и больше никогда не станет прежней.
Он прав. Она сломается. Сломается, потому что... потому что...
Крики в голове. Крики, как во сне. Смех, как во сне. Перед глазами всё мутное, везде тьма, и Хани падает. Падает на колени, хватается за голову, закрывает уши и последнее, что видит – собственные руки, которые чернеют в одну секунду.
Вампира с оборотнем отбрасывает невидимой волной в разные стороны. Они начинают задыхаться. Они падают на спины, мучительно громко кричат, хватаются за горло, кашляют. Они в ужасе. Они ничего не могут сделать, понимая, что их кто-то или... что-то душит.
От Хани расползается густой мрак. Он поглощает каждого, кто не успевает убежать, кого коснутся липкие щупальца. Свет мигает, кто-то кричит, истерически, кто-то просит остановиться, кто-то пытается спастись, но...
Никто не уйдет отсюда живым.
Боль. Мучения. Грязь. Агония. Страдания. Месть. Отвращение. Страх. Ярость.
Хани наполняет каждого, она заставляет давиться, заставляет ощутить всем телом, что такое смерть. Никого не может отпустить, связывает и сковывает любую живую душу, не понимая, что делает. Она в пустоте, она не может найти выход, она чувствует, что должна остановиться, но не может.
Слезы. Она плачет. Плачет, потому что хочет взять контроль, хочет выбраться!
Разрывает от невероятной силы, что сидит внутри, что проснулась впервые за долгие годы. Копилась, настаивалась, ждала подходящего момента, чтобы показать себя, чтобы показать всему миру, на что она способна. Хани чувствует пугающую мощь, которая спасает её, которая не позволяет дать себя в обиду, но... всё должно быть не так!
Хватит. Стой. Перестань! НЕТ!
— ХАНИ!
Поднимает черные глаза на испуганного Чонгука. Единственного, на кого тьма никаким образом не влияет.
Он дрожит. Хани еще никогда не видела в нем столько страха. Как будто перед ним сидит монстр, самый настоящий монстр.
Но он не хочет её убить. Нет. Чонгук берет заплаканное лицо в ладони, сглатывает, рассматривает глаза, волосы, руки. Он растерян, он буквально не знает, что делать.
Нельзя, чтобы он испытывал ужас, Чонгук не должен, он...
Опускается. Касается собственным лбом чужого, закрывает глаза и облизывает губы.
— Хани, — тихо, нежно, еле-еле слышно, — я здесь. Я рядом. Прошу... вернись.
Голос Чонгука такой светлый, такой мелодичный и приятный. Единственное, что выделяется из мучительных криков и потустороннего смеха. Единственное, что ведет наружу, что окутывает теплом. Голос Чонгука распутывает, помогает. Он такой родной, такой близкий и мягкий.
Тьма всасывается обратно, щупальца отпускают жертв. Кто-то всё еще стонет от боли, кто-то с трудом остался жив, кто-то боится и слово сказать. Свет тухнет, некоторые лампы брызгают искрами, а мебель перевернута или раздроблена на куски.
Такое ощущение, что они остались с Чонгуком одни.
Хани тяжело дышит, сглатывает. Пытается совладать с собой, пытается осознать, что произошло, что она сделала, как много сил истратила за раз. Тело слабеет с каждой секундой, как будто из неё выкачали всю энергию, и единственное, что помогает оставаться при себе – красные глаза напротив.
Чонгук облегченно вздыхает, понимая, что Хани вернулась, хоть руки и глаза всё еще черные. Губы приоткрыты, он ничего не хочет говорить, он рад, что с ней всё в порядке, что она осталась жива, что она вновь с ним.
— Схватить их!!!
К сожалению, тьма не смогла дотянуться до Си-ван-му, которая потеряла больше половины клуба.
Чонгук поднимает Хани на руки, как невесту, оглядывается, наспех проверяя всевозможные варианты выхода. Делает то, что лучше всего получается – мчится прямо к машине.
Чонгук аккуратно опускает Хани на переднее пассажирское, второпях пристегивает и выглядит чертовски напряженным. Он постоянно оглядывается на оборотней, которые целой стаей ринулись к виновникам, затем смотрит на водительское, смотрит на руль, сглатывает, понимая, что выхода нет.
Чонгук... будет вести машину?
ПРИДИ УЖЕ НАКОНЕЦ-ТО В СЕБЯ!!!
Вообще-то, Хани была против применять силу, в отличие от некоторых.
ТЫ ВООБЩЕ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА?!
Не до конца. Подумает об этом потом. Чонгук за рулем!
Каким-то образом, он успел прихватить ключи. Пристегивается, заводит машину и отъезжает от паркинга именно в тот момент, как на Рэд налетают несколько охранников, пытаясь остановить. Чонгук вжимает педаль в пол, выруливает к воротам, которые чудом открылись. Вот это Хани точно не умеет делать. Пока что.
Им кто-то помогает?
Старший Чон удивительно хорошо ведет машину, настолько хорошо, что будь Хани в нормальном состоянии, то даже бы похвалила за такое мастерство. На таких скоростях так обгонять, подрезать и вилять – не каждый может. Он вовремя нажимает на тормоз, вовремя перестраивается, следит за дорогой, проверяет боковые зеркала, хмурится и матерится каждый раз, когда их догоняют.
Выезжают на главное шоссе, оставляя за собой следы от шин. Чонгук вновь мчится, вновь выжимает максимум из бедной Рэд, которая хоть и была сделана как частично гоночная, но не готова была к таким виражам.
Нужно где-то скрыться. Дом Чонов точно не подойдет, тем более, там их могут уже ждать, несмотря на охрану. Нужно место, где их не найдут. Нужно место, где Хани сможет восстановить силы.
— Ко мне домой, — хрипит, пытается выровняться на сидении, но каждое движение привносит невероятную боль всему телу. — Сейчас же.
— Ты сдурела?! К тебе домой?! Почему к тебе домой?! Хёрим знает, что ты ведьма?! Боже, ты, блять, ведьма?! Почему ты мне не... твою мать! — Чонгук кричит, Чонгук ругается, Чонгук не может еще до конца переварить то, что узнал.
— Не отвлекайся от дороги.
— Я... я не знаю, что с тобой делать! Ты... ты..., — он постоянно проверяет зеркало заднего вида и иногда слишком резко тормозит. — Пиздец, блять, какого хуя ты мне раньше не сказала?!
— Я тут потерпевшая. Хватит психовать.
— Ты невыносимая, блять, а не потерпевшая! — Чонгук делает резвый поворот, из-за чего их заносит, но он успевает выровнять машину и ехать дальше. — Я тебе такое, нахуй, устрою, ты просто представить себе не можешь!
— Ко мне домой. Я всё объясню, — выдыхает Хани, сглатывает, ощущая, как всё тело пылает. — Ты, кстати, неплохо водишь.
Чонгук рычит, сжимает руль, ужасно нервничает и... да. Примерно такой реакции и стоило ожидать. Хотя, он в принципе мог просто бросить её, мог по-настоящему испугаться, мог уехать, забрать Минхо и покинуть страну, чтобы ведьма их не уничтожила. Он мог сделать всё, что угодно, но то, что Чонгук делает сейчас – меньше всего ожидаемо.
Он ведет машину. Он боится за жизнь Хани, боится, ведь не знает, как ей помочь. Чонгук делает всё, чтобы как можно быстрее оторваться и оказаться у точки назначения. Впервые в нем настолько много эмоций, энергетики, столько всего, что не понятно, за что ухватиться и как его успокоить.
У Хани нет сил ни на что.
Каким-то чудом они скрываются и стоят у порога квартиры, где когда-то мило целовались и признавались в чувствах, а сейчас...
Чонгук открывает дверь, и они заходят внутрь.
— Слушай меня внимательно и делай то, что я скажу, — тяжело дыша, говорит Хани. — Набери ванну ледяной воды, возьми... черт... сердце, сейчас выскочит, — кладет руку на грудь, чувствуя, как невозможно громко стучит внутри. — Возьми с моей тумбочки, на которой... блять... на которой стоит фотография. Достань коробочку с травами, высыпь их в ванну и положи меня в неё, в одежде.
— Хани, плевать. Если надо, я тебя раздену, — хмурится Чонгук, и опускает Хани в пустую ванну но затем сразу включает ледяной напор воды.
— Ты такой извращенец.
— Ты, должно быть, издеваешься! — злится, опять кричит, но делает всё, что было сказано.
Вода приятно окутывает тело, а у Хани со рта начинает идти пар. Расслабляется, откидывает голову на бортик, так, чтобы смотреть в потолок. Чувствует, как Чонгук засыпает травы, те, которые были указаны в одной из книжек, втягивает носом их аромат смотрит в потолок и пытается сосредоточиться на собственном теле, собственной энергии.
За раз не получится полностью восстановиться. Нужно время. Хани не знает, как много, потому что она читала лишь теорию. Никогда не использовала столько силы, никогда не теряла контроль, никогда... не призывала другие сущности, те, которые кошмарили в глубоких снах. Всё новое, всё пугающе странное, всё не изученное.
Была бы она одна, то не справилась бы.
Чонгук нервничает. Ужасно сильно нервничает. Он то ставит руки в боки, оценивая проделанную работу, то ходит по ванной, задумчиво обхватив пальцами подбородок, то бурчит себе что-то под нос...
Но затем останавливается, когда замечает, как чернота с рук и глаз Хани по-тихоньку исчезает, будто бы смывается водой.
Отлично. Хотя бы так. Значит, теория работает. Нужно будет как-то детальнее изучить данный раздел. Хани просто никогда подумать не могла, что докатится до такого состояния.
Чонгук облегченно вздыхает, затем садится на колени, у самой ванны, и... в очередной раз у них могло бы быть всё по-другому, могло бы быть наполнено розовой романтикой, милым смехом и флиртом, но они живут в совершенно другой Вселенной.
Всё казалось нереальным, как во сне, но хорошем сне. Всё такое... размытое, но четкое. Очень похожее состояние, как при опьянении, но Хани не тянет рвать или спать, нет. Постепенно наполняет тело, успокаивается, восстанавливает дыхание и начинает исцеляться.
Вздрагивает, когда Чонгук сжимает свисающую ладонь. Смотрит на него так, будто цепляется, как за единственный маяк во всем бескрайнем море.
Он так испугался за её жизнь, он словно...
— Я не умру. Не бойся.
— Я не боюсь.
— Чонгук. Я всё чувствую.
Он цыкает, вздыхает, но крепче сжимает, потирая большим пальцем. Смотрит слегка иссохшие руки, хмурится, сжимает челюсть, облизывает губы и поднимает взгляд. В этот раз у него тусклый красный, как у завялой розы.
— Да, я боюсь. Я очень боюсь, потому что я не знаю, что делать. У меня нет такого опыта, я не спасал ведьму, а ты... ты...
— Часть твоей семьи, да-да-да.
— Нет.
— Уже нет? Блин. Обидно...
— Хани, будь серьезной, — раздраженно говорит Чонгук.
— Зачем? Вдруг мне так легче? Человеку-пауку тоже легче.
Старший Чон безмолвно смотрит прямо в глаза, открывает рот от шока, будто бы не может понять – шутка или просто бред?
— Откуда ты...
— Знаешь, интернет – очень полезная вещь. Но я понимаю, что вам, старперам, сложны все эти... технологии будущего.
Чонгук не выдерживает. Смеется. Немного истерически, но смеется. Сгибается пополам, прикрывает ладонью глаза, дрожит весь, хоть немного расслабляется душой и настолько устало вздыхает, что Хани всем телом ощущает, как же он вымотался.
— Ты – невыносима, — нежно, с улыбкой констатирует Чонгук.
— А ты... та мне лень.
Они слабо хихикают, вместе. Некоторая детская игривость действует лучше, чем ледяная вода и горные травы. Они всё еще держатся друг за друга, чувствуют друг друга, и всё становится немного светлее.
— Хани. Я не хочу тебя потерять, — сглатывает Чонгук и опускает взгляд на мокрые пальцы. — Я не знал, как спасти тебя, как вытащить тебя. Я даже рад, что ты оказалась ведьмой, ведь... если бы ты была обычным человеком, то..., — он хмурится, вздыхает и явно даже не хочет представлять.
— У тебя странная реакция.
— А чего ты ожидала? — он фыркает и вопросительно смотрит прямо в глаза.
— Не знаю.
Замолкают. Играют с пальцами друг друга. Тишина не мешает, а лишь дополняет, создавая своеобразный уют.
— Я расскажу тебе всё, но когда... немного приду в себя.
— Я не тороплю, — он мотает головой. — Хотя, мне очень интересно и, если честно, обидно, что за всё это время ты ничего не сказала.
— Я говорила, что у меня в голове голос. Думаю, это как-то связано.
— Голоса в голове бывают по самым разным причинам, — ухмыляется старший Чон.
— Чонгук. Мы расследуем убийство твоей жены, где фигурируют ведьмы, а еще... ведьмы – одни из самых опасных существ, — Хани сглатывает, хмурится, смотрит в потолок. — Я боялась. Ты мог сказать, что любовь Минхо ко мне – ненастоящая и...
Вздрагивает, когда Чонгук гладит её по голове, путаясь пальцами в волосах. Он слегка приподнялся, чтобы словить взгляд, нависает над Хани, улыбается. Прическа давно потеряла укладку, локоны свисали, и Чонгук выглядел неожиданно... сказочно.
То ли от любви, то ли от отдыха, но сердце вновь начало биться в привычном, резвом ритме.
— Я бы никогда не сказал тебе такое. Я бы почувствовал, Минхо – тоже. Если бы он любил тебя из-за того, что ты ведьма, то у бабушки с дедушкой он бы всё понял, поверь, — ухмыляется Чонгук. — К тому же... это же ты. Хани, я бы почувствовал от тебя неладное, но... не все ведьмы плохие. Помнишь, что я говорил?
— Помню.
— Не переживай, лучше отдохни, — он выпрямляется, хочет куда-то уйти, но Хани тянется и хватает за пальчик, на что Чонгук застывает.
— Останься. Пожалуйста.
Он кивает, садится рядом, вновь сжимает ладонь и вздыхает.
— Я буду столько, сколько понадобится.
Почему-то Хани успокаивается, расслабляется настолько, что глаза сами смыкаются. Осознание того, что Чонгук будет рядом, что он не бросит её, что он... принял её очень воодушевляет и словно открывает новые двери, новые возможности, новые ощущения.
В какой раз убеждается, что с ним очень комфортно, хорошо, уютно, что со старшим Чоном всё совсем по-другому, всё словно обретает смысл.
Их ждет разговор, долгий, нудный разговор, а еще... он забрал папку или нет? Но он... вел машину. Чонгук сел за руль, чтобы спасти Хани.
Чем больше думает об этом, тем больше радуется, и Чонгук, наверное, слышит её сердцебиение, но ничего не говорит то ли из вежливости, то ли... из-за того, что тоже чувствует.
Он не отпускает её, ни на секунду, как и пообещал.