Наваждение
О тебе все мысли,
О тебе все слезы,
Для тебя все песни
До последнего дня
На кровати находилось свернувшееся в клубочек тело, отчаянно прижимающее к себе одеяло и подушку. Девушка то всхлипывала, то улыбалась, то её тело начинало дрожать от счастливых воспоминаний прошлого вечера. Она прогуливала в школу, надеялась, что Каллен об этом не узнает. Хотя, он знал. Точно знал, просто не приходил. Или находился где то рядом? Она надеялась на это. Вздрагивала от любого случайного сквозняка, исходившего от окна, от тихого шороха листьев за окном. В ее фантазиях все уже было ярко и красочно: счастливый и идеальный яркий мир. Но в реальности же, она совершенно неловко и неуклюже упала на мужчину в тот вечер, чуть не потеряла сознание от волнения так, что вампиру пришлось нести ее на руках до машины. Несла совершенно тупой бред, от которого на душе у нее сейчас было полное опустошение и отвращение к самой себе. Ей хотелось хорошенько долбануть себя по башке, облить холодной водой, чтобы протрезветь от захлестнувших чувств. Тогда у нее словно мозг отключился, а интеллект ушел в минус. Она никогда не позволяла себе говорить в слух подобные смешные и несуразные речи, которые она произносила тогда дрожащим голосом Каллену. Ей никогда не было так стыдно за себя, так неловко от происходящего. Она и сама не понимала, почему ей так стыдно за признания в любви, за просьбы прикоснуться ещё и обнять в полуобморочном состоянии, в состоянии, когда она не могла даже здраво мыслить и шевелить языком, чтобы речь была хоть немного связной. Но мужчина, кажется, не видел в этом проблемы: улыбался, не осуждал, только поддерживал. Лере без его присутствия впервые стало так одиноко и одиноко на столько, что ее рука сама потянулась к голове. Она перебирала собственные пряди волос, поглаживала, прижимаясь к подушке, дабы заглушить пустоту внутри, представляя, что эта рука Его. Присутствовало ощущение, что Он все это видит, наблюдает со стороны и иногда смеётся и умиляется. Или это ее больное воображение. Никогда, никогда ей ещё не было на столько плохо без дозы. Даже сигареты не могли хоть немного ее успокоить. В ход шла уже третья пачка. А личный дневник пополнялся новыми записями: новые стихи, собственные переживания, но ни строчки написанной кровью, только некоторые страницы были заплаканными. И ведь раньше она не позволяла себе слез даже в одиночестве. И ей было стыдно перед собой за проявление такой слабости и уязвимости.
Чтобы хоть как то отвлечься, Лера села за тетрадь с учебником, выписывая новые фразы из языка, который она планировала выучить лучше, то есть, из французского. Ей безумно нравилось, как Карлайл, буквально, мурлыкал на этом языке, поэтому и возникало желание углубиться в этот язык, чтобы чаще слышать фразы на нем от мужчины.
Створки окна колыхнулись, но уже не от ветра, хоть это и не было замечено погрузившейся в учебу девушкой. Учиться она любила, особенно любила разбираться в интересных ей темах, хоть по первому взгляду и не скажешь такого о ней. Все таки, она считала, что знание – это власть. Поэтому старалась узнавать как можно больше информации обо всем, что ее окружало, что случалось когда то или могло случиться в будущем. Не зря говорят, что отличники в школе никогда не бывают совершенно чисты: они либо курят, либо употребляют, либо ещё чего похуже. И это был похожий случай.
Нежное прикосновение холодных пальцев к плечу заставило вздрогнуть от неожиданности и обернуться. Перед взором появился вампир в идеально выглаженном черном костюме без единой складки. Несильные потоки ветра, исходившие от окна, мягко колыхали пряди его волос, выбивая из первоначальной укладки.
– Comment te sens-tu, ma chérie?Как ты себя чувствуешь, дорогая? – вампир выглядел доброжелательно, а его бархатистый тенор завораживал, заставлял замереть.
– Ummm. Je ne sais pas, pas vraiment. Мммм... Не знаю, не очень– девушке стало стыдно от своего произношения, которое в сотни раз уступало звукам, которые издавал Каллен.
– Pourquoi?Почему? – мужчина подошёл ближе и, отметив, что в комнате стало слишком холодно, прикрыл окно, взяв одеяло с кровати, укутал в него свою собеседницу. Мужчина выглядел немного... Выбитым из колеи, словно он не планировал наведываться к девушке в данный момент, но что то его заставило это сделать.
– Vous voulez quelque chose?Ты что то хотел? – последние два слова дались ей совсем уж плохо, произнося их, она смотрела на транскрипцию в учебнике. Вернее, все это время она вообще не отводила взгляд от учебника, словно вампир не стоял сейчас перед ней, не заворачивал в одеяло, и вообще, не было его здесь! Взгляд на столько сильно был прикован к книге, что французский мат "Merde" Блять, на который она успела уже, кажется, сделать морфемный разбор, уверенно впитался в голову на долгое время. Лера упрямо отказывалась даже бросить мимолётный взгляд на доктора. Он, конечно, все понял: сейчас начнется стадия отрицания, страдания, потом избегания его, прятки и догонялки. Поэтому Карлайл позволил себе довольно смелое действие: одним аккуратным прикосновением к подбородку, которое вызвало волну дрожи по спине, он повернул лицо девушки в свою сторону, в то время как ее глаза все ещё были опущены вниз. Теперь она разглядывала не французский словарь, а начищенные блестящие туфли вампира. Очень интересное занятие, познавательное.
– Лера, посмотри на меня, – Карлайл присел на корточки, словно разговаривал с маленьким ребенком. Он казался ниже уровня глаз девушки. Но все таки, направление ее взора сместилось ещё дальше, опять же, к туфлям, старательно избегая прямого контакта с янтарными глазами.
– У тебя... Туфли такие... Красивые, знаешь, черные, блестят так, ммм... – и тут она вспомнила, что похожий бред она несла тогда вечером, в машине, чуть ли не теряя сознание. Хотя, прикосновение холодных губ, конечно, хотелось почувствовать вновь. – Не смейтесь только...
– Я не смеюсь над тобой, посмотри на меня, – очевидная ложь. Хоть губы и не выдавали внутреннего веселья, но глаза напротив – лучились смехом, иллюстрируя во всех красках добрый внутренний ржач вампира. Да на столько это было заметно, что казалось, в его глазах искорки отплясывают польку.
Когда же девушка осмелилась выйти на контакт и приподняла глаза, прикованные к блестящим туфлям, внезапно сильно смутилась и сжалась. Ёжики так же делают, когда к ним прикасаются.
– Ты смеёшься, – наигранно обидившимся тоном, ей самой уже было смешно от абсурдности ситуации, но ничего не могла она с собой поделать.
– И вовсе нет, – уже не скрывал веселье, мягко, без укора и осуждения, улыбнувшись.
– Не думала, что такой благородный врач как ты, способен на такую наглую ложь, – Лера тоже не выдержала, и уголки ее губ приподнялись.
– Неужели я настолько страшный, что ты не в силах на меня посмотреть? – понимал, что внезапно нахлынувшая любовь и вся ситуация сильно давят на девушку, что такое у нее впервые, и раньше она спасалась наркотиками, представая пред обществом совершенным циником.
– Как раз наоборот... – Лера хмыкнула, издав едкий смешок. Она насмехалась над самой собой.
Мужчина тихо рассмеялся и, неожиданно для Леры, прикоснулся губами к ее лбу, одной рукой невесомо, словно трогает хрупкий лист, который может рассыпаться от любого неосторожного касания, заправил за ухо ее волосы, недавно вновь покрашенные в темно-красный.
Лера дернулась от неожиданности в его руках, но мгновенно отдалась нахлынувшей волне спокойствия. Их лица застыли в паре миллиметров друг от друга, Лера почти незаметно двигала губами, пытаясь что то сказать, а вампир ждал, наблюдал за реакцией, отмечая сердцебиение и частоту дыхания.
Его улыбка завораживала, заставляла все тело замереть, отключиться, не дышать, словно здесь и сейчас стоял хищник. Но такая реакция была, отнюдь, не от страха. Лера прикрыла глаза, больше не в силах выдерживать эти, до невозможности милые, гляделки. Девушка приоткрыла рот, дабы вдыхать воздух, так как его ей катастрофически не хватало. Карлайл принял это за желание поцелуя, поэтому мягко, без нажима, приблизился, сначала невесомо прикоснувшись к верхней губе. Но девушка резко отвела голову в сторону, а щеки выдали смущение, внезапно проступившим румянцем.
– Если ты захочешь, я больше не прикоснусь к тебе. Если ты вдруг захочешь, я достану для тебя звезду с неба, исполню любую просьбу, любую мечту, какую только пожелаешь. Если захочешь, я всегда буду рядом с тобой или наоборот. Если ты только пожелаешь, я сделаю все, на что у меня хватит сил, только скажи мне об этом. – слова эхом отбивались от стен комнаты, проникали глубоко в душу девушки, заставляли ее сердце сжиматься. – Попросишь поцеловать тебя – я сделаю это, попросишь никогда этого не делать – так тому и быть, ma chérie.Дорогая – Карлайл говорил серьезно, так же, как и принял жест Леры, хотя и была мысль, что это обычный страх и неуверенность. Эта речь говорила о его чувствах гораздо больше, чем обычное признание в любви из трёх слов. Происходящее набирало серьезные обороты, разговор превращался в более строгий. Но девушка, не смотря на всю серьезность, выдала совершенно нелепое:
– Я просто... Ну... Целоваться не умею, – Лера признавалась в этом, как в самом тяжком преступлении. В тот раз произошло все неожиданно, и поцелуй застал ее врасплох, а как и, самое главное, ЧТО делать, сейчас, она совершенно не знала.
Карлайл вмиг расслабился, приподнял бровь, а его зрачки расширились и вновь заискрились смехом.
– Неужели? Ты действительно полагаешь, что я поверю тебе на слово, леди? А ты доверяешь мне? – мужчина спросил это каким то заговорщическим тоном, игривым и лукавым, бархатным и дразнящим.
– Да, – Лера не смогла выдавить из себя ничего больше, но это и не требовалось.
Стоило ей произнести слово, как она вмиг оказалась в плотном и крепком кольце мужских рук, которые нежно обвивали ее талию. В последствии, одна из его рук нежно придерживала Леру за щеку, поглаживая круговыми движениями.
В следующее мгновение мир вокруг них словно перестал существовать. Карлайл, с грацией и стремительностью, несвойственной его аристократичной сдержанности, притянул ее к себе. Это не было плавное сближение, нежное предвкушение – это было властное движение, быстро усмиренное самоконтролем.
Ее тело отозвалось на его прикосновение трепетным испугом и внезапной жаждой. Его губы накрыли ее с нежной требовательностью, словно он ждал этого момента целую вечность. Это не был учтивый, светский поцелуй – это был поцелуй, говорящий о голоде и желании, о тоске по близости, о страсти, бушующей под ледяной гладью сдержанности, но совершенно аккуратный. Карлайл словно боялся слишком сильно давить на девушку.
Она робко ответила на его прикосновение, неумело, но искренне. Она чувствовала, как электрический ток пробегает по всему ее телу, разгоняя застоявшуюся кровь и пробуждая давно забытые чувства. Мир вокруг сузился до ощущений: тепло его губ, нежность его рук на ее талии, терпкий запах хвои и его кожи.