There's a darkness at the heart of my love
There's a darkness at the heart of my love
Властвует тьма в сердцевине моей любви -
That runs cold, runs deep
Студёная, глубокая.
The darkness at the heart of my love
Властвует тьма в сердцевине моей любви -
So cold, so sweet
Столь холодной, столь сладкой.
There's a darkness at the heart of my love
Уже неделю в городе распространяются слухи об убитых насильниках. Шумиха поднялась огромная; учителя не могли успокоить школьников на уроках, ибо те только и делали, что увлеченно, а кто то с опаской и страхом обсуждали произошедшее; по телевизору каждый день транслировали свежие новости; Чарли Свон работал за десятерых. Причина тому – анонимное заявление в полицию, по причине нападения и избиения. Возможно, это бы никого не удивило, если бы все закончилось обычным заявлением, хоть в маленьком Форксе и такие довольно незначительные новости – шок. Но причина массовых обсуждений была в ином: те самые люди, на кого поступило заявление, после его правления в участок на утро, лежали перед зданием полиции с сломанными шеями. Весь город стоял на ушах, родители с явными опасениями отправляли детей в школу, а кто-то вообще запрещал своим отпрыскам ходить одним.
Неделю назад.
В комнате повисла тишина, тяжелая и зловещая. Никто из Калленов не позволял себе влезть. Гнев Карлайла, до этого сдерживаемый стальным самообладанием, вырвался наружу, как лавина, сметающая всё на своём пути. Его глаза, обычно золотистые и лучистые, налились багровой яростью, словно два раскаленных угля.
Одним рывком он оказался на улице. Запах этих тварей Каллен запомнил, он крепко впитался в его подсознание. Когда город погрузился в глубокий сон, Карлайл действовал быстро и методично. Тишина была его союзником, а лунный свет – единственным свидетелем его действий. Он перемещался с невероятной скоростью и силой, недоступной обычному человеку. Каждое его движение было выверено до мелочей, словно отточено столетиями опыта.
Вампир двигался с грацией хищника, каждый его шаг был исполнен смертельной уверенности. Его руки, всегда такие нежные и заботливые, превратились в орудия возмездия. Быстрые, как удар молнии, они достигали своей цели.
Один из мужчин застыл, словно парализованный. В его глазах отразился ужас, рот беззвучно открылся в крике. Он попытался отступить, но ноги словно приросли к земле. Паника нарастала, словно волна, захлёстывая его разум.
Кто-то из них мог бы попытаться взмолиться о пощаде, выкрикивая бессвязные слова, обещая всё, что угодно, лишь бы спасти свою жизнь. Но слова тонули в надвигающейся тьме.
Не было криков, не было борьбы. Лишь тихий хруст, словно ломались сухие ветви под ногами. И тишина, снова нависшая над городом, но на этот раз – могильная.
Вскоре, вдали показались огни полицейского участка. Карлайл оставил "посылку" там, где её обязательно найдут, и растворился в ночи, оставив правосудие свершиться. На побледневших лицах трупов застыла маска страха и мольбы. Порывы ветра унесли за собой события этой ночи, смахивая с посиневших раскрытых губ несказанные слова. Лишь крики ворон вдали разрушали гробовую тишину. Они не скорбели. Птицы словно почувствовали запах трагедии, слетевшись на место убийства. Каркающие мощные и резкие звуки, казалось, насмехались над поверженными, провозглашая правосудие. Ночной концерт был эхом зловещего злорадства, может быть, сама смерть довольно скалилась и улыбалась. Птицы закончили свой грозный набат, потеряв интерес к трупам. Часы пробили 4 утра, и Форкс начал просыпаться.