17.
Дом стоял на краю скалы, утопая в сером утреннем тумане. Массивный, деревянный, поросший мхом и плющом, он казался частью леса — как будто вырос из земли, пропитанный временем и тишиной. Здесь давно никто не жил. Но он ждал.
Мария ступила на крыльцо и огляделась. Туман касался её кожи, как дыхание чего-то древнего. Эдвард молча открыл тяжёлую дверь, впуская её внутрь.
Внутри пахло пылью, древесиной и чем-то... тёплым. Парадоксально. Словно дом, зная, кто сюда придёт, сохранил память о человеческом присутствии.
— Здесь всё осталось с тех пор, как мы уехали, — сказал Эдвард, проходя по залу с камином. — Место из прошлого. Мы прятались здесь, когда нас преследовали.
— Преследовали?
Он не ответил. Лишь сел на старый диван, скрестив руки на груди. Его взгляд затуманился. И тогда Мария поняла: сейчас он расскажет то, чего не знает почти никто.
Она молча села напротив, поджав под себя ноги. И просто смотрела.
— Я не всегда был таким, Мария, — начал он. — В юности, после превращения, я был другим. Хуже. Голод руководил мной, не разум.
Он поднял глаза — в них не было жалости к себе. Только принятие.
— Я охотился на преступников. Людей, чья кровь, как я считал, была "заслуженной". Я обманывал себя, будто это — справедливость. Но внутри... я становился чудовищем. Без пощады. Без вины.
Мария слушала, не перебивая.
— Карлайл вытащил меня. Он дал мне второй шанс. Но страх остался. Я боялся снова стать тем, кем был. Потому и избегал близости. Особенно человеческой.
Ты — первая, кто заставляет меня хотеть быть ближе, даже если это риск.
Мария подошла ближе. Села рядом. Медленно, чтобы он не отпрянул.
— Ты не чудовище, Эдвард. Ты просто... носишь его в себе. Но это не ты.
Он смотрел на неё, как будто пытался запомнить каждую линию её лица.
— И всё же, ты заслуживаешь обычной жизни, Мария. Без крови, без страхов.
— А если я не хочу обычной? Если я хочу — настоящую? С тем, кто умеет быть опасным... но выбирает быть нежным рядом со мной?
Он закрыл глаза на секунду. А потом тихо прошептал:
— Тогда останься. До конца.
Она молча положила голову ему на плечо.
И в этом холодном доме, среди теней прошлого, впервые стало по-настоящему тепло.