Глава 2
Нанятый двуместный фиакр быстро оставил позади Локронан, минуя разноцветные поля, которыми Моник невольно залюбовалась вновь. Она представила, каково было бы прямо сейчас оказаться посреди поля, ступая по рыхлой земле и траве босыми стопами, чувствовать невесомые прикосновения солнечных лучей на щеках, вдыхать сладкий аромат свежей лаванды, ласкающей взор нежным цветом. Девушка непременно положила бы на язык парочку пурпурных крошечных соцветий, наслаждаясь нотами мяты и цитрусовых, перекликающихся с терпкостью розы и розмарина. Она читала о лаванде в газете, хранящейся в библиотеке городка с труднопроизносимым названием, близ границы Франции. От мыслей Моник отвлек отец, не сводящий с дочери взгляда:
- Волнуешься?
Зоэ Моник встрепенулась, будто успела забыть, что едет не одна.
- Немного. Переживаю, что не смогу нагнать программу.
- Не думаю, что она окажется слишком сложной для тебя. Ты справишься, любовь моя, я уверен.
Вампир положил ладонь поверх руки дочери, сжимая ее пальцы, на что девушка в ответ улыбнулась и кивнула, соглашаясь. На самом деле, Моник боялась не этого, а появления теней в пределах школы в самый неподходящий момент. С каждым годом сражаться с тенями становилось сложнее, все чаще они переходили грань между сновидением и реальностью. Девушка едва могла себя контролировать, когда они решались «заговорить» с ней, но другие не поймут, еще не хватало, чтобы существа вокруг решили, что Моник безумна.
Честно признаваясь самой себе, девушка страшилась и вправду оказаться сумасшедшей; что если это действительно так, что если смешивать магию крови и теней было худшей из идей, и теперь она обречена навеки бороться с самой собой? Уж лучше бы ей и вовсе не рождаться. Мысль, от которой чувство вины пробудилось вновь и острой иглой ужалило нутро. Подтвердись опасения, скорее всего ее, упекли бы в лечебницу для душевнобольных, где девушка мучительно медленно сходила бы с ума, пока тени окончательно не затянули бы ее в то жуткое место.
- Тебе нехорошо? Ты как-то побледнела, детка. Потерпи немного, мы почти на месте. А завтра сможешь поехать на своем велосипеде, свежий воздух пойдет тебе на пользу.
Моник кивнула, крепко сжимая руку отца. Делая первый шаг из транспорта, Зоэ Моник Гобей показалось, что она попала в иную эпоху, словно завеса прошлого тщательно скрывала уголок этой земли от мира, вступившего в новую эру. Она и подумать не могла, что когда-нибудь сможет лицезреть картинки из историй и легенд воочию. Кажется, сейчас из-за поворота плавно вынырнут кельты в длинных рясах, и уведут девушку за собой гипнотической процессией для участия в каком-нибудь таинственном ритуале.
Территория лицея окружена неприступными каменными стенами, высокие кованые ворота разинули огромный зев, приглашая войти, что и делали быстрым шагом ученики, укрываясь сумками и капюшонами плащей от начавшегося внезапно дождя.
- Не стой под дождем, детка, беги скорее в здание. Стой, учебники забыла!
Крикнул Эгон, выскакивая под дождь, он протянул кожаную сумку через плечо в руки дочери, которая, никак не отреагировав, завороженно, словно лишь она слышала зов старого здания, двинулась к лицею. Мужчина подумал, что это хороший знак, и, бросив последний взгляд на дочь, скрылся за дверью тронувшегося транспорта.
Главный и единственный смешанный лицей Плогоннека напоминал скорее несколько объединённых церквей, поставленных друг к другу в виде буквы «п»; основной вход выделялся, будто его пристроили позже. Километры некогда белого камня, покрытого разводами дождя и грязью, тянулись по обе стороны, завершаясь башнями со шпилями, подпирающими пасмурное небо. Входные арки усеяны искусной лепниной, а в нишах над ними взирали свысока на всех прибывших лики святых. В пыльных окнах, за коваными узорами решеток, проскальзывали снующие силуэты учителей и их подопечных, Моник вдруг очнулась, как ото сна, понимая, что в первый день лучше не опаздывать.
Она понятия не имела куда идти, но предположила, что после каникул всех должны будут собрать в большом зале для обсуждения дальнейших планов и целей, наставлений на будущее. Проходя под аркой, Моник подняла голову вверх, и, несмотря на холодные редкие капли, попадающие в глаза и рот, рассмотрела барельеф с изображением Серафима шестикрылого, чьи глазницы плакали водой небес. Если бы девушка верила в Господа, то решила бы, что ангел безмолвно предупреждал ее о чем-то, но о чем?
Множество коридоров, дверей и лестниц сбивали с толку, как и гомон семенящих учеников, стремящихся как можно скорее поделиться друг с другом новостями, успевшими произойти за долгое лето. Моник озиралась по сторонам в попытке определить, в какую сторону нужно идти, но толпа, в которую можно было бы нырнуть и незаметно проплыть по течению, казалось, рассредоточилась по всему периметру лицея.
Подростки тут и там собирались в небольшие группы; трое парней громко рассмеялись рядом, заставив Моник вздрогнуть и попятиться, натолкнувшись на девушек, будто прилипших друг к другу в объятиях. Сдавленно извинившись, Зоэ Моник отошла к окну, переводя дыхание. Давление в голове и теле росло с каждой секундой, она едва подавила желание развернуться и бежать до самой фермы, пока весь воздух не выйдет из лёгких, а обувь не сотрется до дыр, но тут раздался громкий перезвон.
На миг здание окунулось в тишину, нарушаемую лишь звучанием исполинских колоколов, которыми оснащена каждая церковь, а после мелодию заглушили многочисленные шепотки, и ученики волной начали стекаться к правой лестнице.
Впиваясь ногтями в сумку, Моник в ряде последних вошла в актовый зал с полукруглым сводом. В центре него все внимание приковывала к себе апсида, расписные фрески на которой не рассказывали историю божественной мудрости, как ожидаешь увидеть, но легенды, порождённые даром кельтов связываться с потусторонним миром. Девушка узнала на изображениях огра и тараска, рогатого дракона, чье тело сплошь покрывали наросты-шипы, карлики наперегонки с даху* покоряли скалистую поверхность вершины, заканчивающуюся глубоким озером, где расчесывала свои прекрасные волосы фея мелюзина.
От столь тонкой работы захватывало дух, как и от неожиданности увиденного, потому Моник не сразу заметила, что остальные уже расселись по местам, практически не оставив свободных стульев. Зоэ-Моник едва нашла куда присесть, протискиваясь через недовольных девушек и парней, как раз вовремя, сбоку от апсиды открылась дверь и из нее на сцену вышла высокая женщина с такими широкими плечами, что ей пришлось развернуться боком, чтобы дверной проем не оказал сопротивления. Демоница! Воскликнула про себя девушка, удивившись, никогда ранее она так близко не видела этих существ.
Впрочем, их воссозданный желанием внешний облик практически не отличался от человеческого или вампирского, за исключением разве что размеров. А может демоница намеренно выбрала данный образ, чтобы внушать страх, как полагает директору учебного заведения, несущему ответственность за несколько тысяч беспечных подростков. Объёмная черная коса директрисы казалась настолько тугой, что искажала черты лица - круглые глаза навыкате, крупные нос и рот слегка оттянуты у краев назад. Демоница оглядела всех присутствующих, дожидаясь полной тишины, поправила рукава строгого костюма, и, сцепив пальцы в замок, приветливо растянула мясистые губы.
- Вот мы и снова встретились, дети мои! Для тех, кто забыл и новоприбывших скажу, что меня зовут Виржини Ламбер, я директор этого чудесного лицея, имени святой Клотильды Бургундской. Рада приветствовать вас всех в новом учебном году. Надеюсь, ваше лето прошло успешно, вы отдохнули, как следует, набрались сил, и готовы к упорному труду.
Виржини Ламбер не нужно было повышать голос, чтобы быть услышанной, благодаря достойной акустике, и ее зычному голосу, речь демоницы долетала до последних рядов.
- Что?! О, нет, опять упорный труд, да что ж такое-то!
Наиграно возмутился кто-то в зале, но демоница будто знала каждого, развернувшись в сторону говорившего.
- Мисье Гравель, как же все мы скучали по вашим шуточками.
Женщина нарочито громко рассмеялась, продолжая:
- В мое время, вместо знаний, вы бы варились в большом и очень горячем котле, зарабатывая не баллы, а волдыри и мозоли, но уж если вы предпочитаете умственному труду физический, то приезжайте после занятий ко мне на ферму. На заднем дворе один из котлов будет ждать вас, я варю в нём куриный помёт, однако для вас, мой дорогой мисье Гравель, местечко найдётся всегда.
Зал взорвался свистом и хохотом, даже упомянутый ученик смеялся, утирая набежавшие слёзы. Моник улыбнулась уголком губ, перебегая взглядом по головам впереди сидящих, а после вернулась к демонице, поднявшей ладони перед собой, призывая всех успокоиться.
- Итак, думаю, о правилах поведения и безопасности напоминать не стоит, правда? Наш лицей смешанный, а потому ситуации бывают разные. Особенно осторожно обязаны вести себя те, кто проживает здесь! Никто не выходит в полнолуние ночью, это ясно? А то будет, как с малышкой Мари-Клод, бедное дитя.
Одна из девушек, сидящих в первом ряду, подняла руку.
- Да, Жоржетт?
- Простите, мадам Ламбер, тогда почему, невзирая на то, что произошло, оборотни продолжают учиться в нашем лицее?
Демоница сощурилась, внимательно разглядывая некую Жоржетт, а после ответила, неторопливо расхаживая по сцене.
- Потому, что ситуации бывают разные. И вы каждый сам в ответе за себя. Знала ли юная Мари, что именно в ту ночь, когда ей будет необходимо выбраться из здания, наступит полнолуние? Ответ положительный. Было ли так необходимо покидать лицей на самом деле мисс Демаре? Нет. Знал ли Реми Герен о намерениях Мари-Клод? Отнюдь. Мог ли он в тот момент обуздать свою силу? Ответ отрицательный. Тем не менее, мы исключили Реми из лицея по настоянию родителей Демаре. Что еще вы хотите, Жоржетт? Чтобы я наказала за глупость одной девчонки всех оборотней в округе? Это абсурд. Правила есть правила, и они едины для всех.
Моник поджала губы, раздумывая, какие опасности могут подстерегать ваммага* в общем лицее. Скорбное выражение ещё значимее исказило и без того неприятное лицо Виржини, будто она сожалела скорее об отчислении оборотня, нежели смерти девушки. Директриса покачала головой в ответ на собственные мысли и откашлялась.
- Не будем об этом. Уверена, вы и сами все знаете и помните. А если нет, то напущу на вас наинов*, будете знать!
Тихие шепотки и смешки раздались из разных уголков зала. Зоэ-Моник покопалась в памяти, но ничего не вспомнила, мысленно поставив зарубку разузнать об этих существах, как и о мифах округа в целом.
- А теперь прошу раздать стандартные формы, расписание и листовки клубов, действующих в этом году. И еще раз хочу приветствовать новеньких, мы рады, что вы выбрали наш лицей для дальнейшего обучения, сделаем вид, что у вас был выбор.
Виржини подмигнула залу, пустила по первому ряду кипу бумаг, коротконогими жуками расползающуюся дальше; удовлетворённая выполнением учениками указаний она подняла голову к часам, замерев в ожидании. Нечёткие тени на полу у ног директрисы начали извиваться, будто в желудке ленивой толстой змеи не желал перевариваться обед. Моник сглотнула, и как раз в тот момент, когда соседка протянула девушке листовку, тени поползли к краю сцены, словно видели и слышали только ее, тянулись к ней.
Зоэ-Моник со скрипом отодвинув стул, поднялась на ноги, не зная куда бежать, и как быстро она сможет это сделать, ведь со всех сторон от нее сидит слишком много существ. Сердце зашлось в бешеном ритме, случилось то, чего девушка страшилась. Что будет, когда тени, в конце концов, нагонят? Не в силах пошевелиться, она не сводила взгляда с силуэта, подбирающегося ближе.
Глаза зажгло от выступивших слез, и тут все прекратилось мгновенно, когда рука обеспокоенной соседки, легла на плечо Моник. Сморгнув оцепенение, девушка услышала, как беспокойным роем зашелся зал, все взгляды были обращены к ней, даже директриса, подбоченившись что-то говорила, но губы двигались, а слова терялись в толщине воздуха.
- Эй, ты в порядке?
Раздался над ухом тихий голос соседки рядом, Моник поспешила утереть ладонью, успевшие остыть на щеках слезы, и кивнула.
- Простите, я... Все в порядке, извините меня.
- Ты была подругой Мари-Клод?
Помотав головой, девушка услышала громогласный рев Виржини, призывавший к тишине учеников.
- Новенькая, да? Как твое имя?
- Моник. Зоэ-Моник Гобей, мадам.
Демоница миг всматривалась в черты лица новоприбывшей ученицы, словно записывала информацию в свой внутренний архив.
- Ты очень красноречива, Зоэ-Моник Гобей. Не желаешь вступить в ораторский клуб, им не хватает юных дарований, правда девочки?
Новая волна смеха разрядила обстановку в зале, а щеки Моник отозвались на шутку вспышкой алого цвета и жаром, опалившим даже уши и шею. Соседка, все еще стоявшая рядом улыбнулась, вручив памятки Зоэ-Моник. Звон колоколов вновь заполнил все помещения лицея, предлагая ученикам посетить первые уроки.
- Не сердись на нее, у мадам Виржини просто такой характер в виду ее...гм, вида.
Девушка пожала плечами, наклонив голову к левому плечу; ее губы растянула по-детски наивная улыбка, с толикой озорства.
- Я и не... сержусь.
Сказала Моник и поняла, что в самом деле не испытывает никаких негативных эмоций. Приветливая незнакомка оказалась выше Зоэ-Моник на голову, с прямыми светло-русыми волосами до плеч и мягкими линиями чуть полноватых губ. Телосложением девушка походила на парня, чего казалось, и сама смущалась, пытаясь замаскировать свои недостатки мешковатой одеждой.
- Спасибо тебе...
- Не опаздывай!
Помахала незнакомка вслед Моник, развернувшись на пятках, и без труда влившись в остатки толпы. Девушка выдохнула, стирая указательным пальцем выступившую от смущения бисеринку пота, и сжавшись, стараясь казаться еще меньше, поступила так же, как незнакомка мгновение назад.
***
Сверившись с заметками, выданными директором, Моник не без труда нашла нужный кабинет, присев на один из свободных стульев в середине ряда, ближайшего к окну. Краем глаза она увидела заинтересованные внимательные взгляды сокурсников, но делала вид, что не замечает столь пристального внимания. На парте впереди сидела блондинка и болтала ногами, что-то рассказывая облокотившемуся на столешницу парню, а когда Зоэ-Моник достала из сумки тетрадь, встретилась с ней взглядами.
- Новенькая?
На вопрос девушки, Моник кротко кивнула; парень, до этого скучающе слушающий речь подруги, обернулся, блуждая глазами по лицу и телу новоприбывшей ученицы.
- Мадам Гуле' будет в восторге! Она любит слушать собственный голос, и окажется на седьмом небе от мысли, что кто-то с открытым ртом будет делать то же самое.
Смех учеников прервался звонком, заставив всех вернуться к своим местам. Поняв, что ученики проходят весьма легкие задания, с которыми Моник справилась едва ли не быстрее остальных, она позволила себе минутку выдохнуть, сбросив сковавшее мышцы напряжение и взглянуть на брошюру о действующих клубах. Список оказался небольшим, уместившись всего на одной странице, однако каждый ученик смог бы найти среди строк то, что придется к душе. Помимо стандартного академического клуба, лицей предлагал молодым существам проявить себя в спорте, театре, религии, литературе, дискуссиях, латыни, музыке и даже предпринимательстве.
Зоэ-Моник сразу же сверила график посещения музыкального и литературного клубов, чтобы была возможность посещать их одновременно, не отставая по учебе. Она планировала помимо специализированных предметов добавить к своему списку латынь, погружение в культуру античности, а так же верховую езду, чтобы удивить отца навыками, после того, как они купят пару лошадей. Это оказалось вполне возможным, вот только девушка не была уверена, что готова к такого рода переменам сразу.
Шуршание одежд, покашливание, скрежет ручки по бумаге заполонили кабинет во время проведения самостоятельной работы по выявлению уровня знаний французского языка, которым Моник владела практически в совершенстве, благодаря усердию и Эгону, не дававшему дочери спуска. Дожидаясь окончания урока, Зоэ-Моник смотрела в окно на просторный двор, вымощенный серым камнем, по которому слонялись освободившиеся пораньше ученики, и учителя, только приходящие на работу. Пара парней стояла у кованых ворот и курила, невзирая на взрослых, бросающих на них недовольные взгляды.
Невольно девушка обратила внимание на их тени, проверяя все ли с ними в порядке. Неотделимые от своих живых двойников, силуэты покачивались в такт движению парней. Может быть тогда, в актовом зале, ей все показалось? Возможно, постоянный стресс и недосып сделали свое дело, заставив Моник поверить в то, что сновидения вышли на охоту? Страх, порождаемый кошмарами, был столь силен, что под давлением проецировался на реальность? Убедиться в праведности мыслей, не представлялось возможным без знаний, которые можно было получить лишь от клана Такка, а с помощью в этом деле ее отец не слишком спешил.
Моник утешилась мыслью о том, что ей необходимо выдержать еще каких-то пару лет, и тогда она сможет сама, без помощи Эгона, обладая навыками, разузнать все о клане рода, если мужчина по-прежнему будет отгонять на задний план то, что важно ей самой. Девушка будет вынуждена пройти этот путь в одиночку.
Вынырнув из мыслей, омрачающих день, Зоэ-Моник не сразу осознала, что все это время неотрывно пялилась на стоящих парней, один из которых теперь отдавал ей должное, беззлобно ухмыляясь. Он поднял руку, и помахал ладонью, не отводя взгляда, чем еще сильнее вогнал в краску молодую девушку, тут же поспешившую отвернуться. Покраснев до самых кончиков волос, Моник закусила нижнюю губу и подперла ладонью щеку, напуская безразличный вид, хотя обман раскрылся бы мгновенно, не будь парень на столь большом расстоянии.
- Уже закончила?
Обратилась к девушке учитель, замечая ее бездействие, плавно подходя ближе к парте Моник, мерно стуча каблуками по каменному полу, чтобы убедиться в честности кивнувшей ученицы. Удовлетворенная ответами, мадам Гуле с улыбкой начала рассказывать о том, какой она сама была одаренной в юные годы, разрешив Моник первой покинуть класс. Девушка начала собирать вещи в сумку, стоя у парты, бросив быстрый взгляд в окно, будто боялась быть пойманной за шпионажем, но увидела лишь светлые макушки парней, двигающихся по направлению к входным дверям.
Сердце забылось быстрее, грозясь покалечиться о ребра; что если Моник спустится вниз и наткнется на того парня, помахавшего ей? Что если он узнает ее и решит заговорить? Девушка не разглядела толком его лица с дальнего расстояния, и считала, что парень так же не рассмотрел ее черты, но где-то в глубине души эти мысли оттеснила надежда на обратное, хотя Зоэ-Моник не понимала, почему вдруг задумалась об этом. Ноги сами понесли на первый этаж, ступая осторожно, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к каждому чужому шагу, девушка спряталась за одну из узких колонн, когда увидела, как кто-то прошел мимо.
Неизвестная девушка под руку с парнем обернулись в ее сторону, но кажется не заметив, прошли мимо, продолжая болтать о своем. В голове шумел пульс, и Моник Гобей тут же отругала себя за глупость и наивность, прикрыв глаза, прижимаясь затылком к прохладной поверхности колонны. Чего она ожидала? Что словно в сказке парень почувствует то же самое непреодолимое желание увидеть ее поближе, узнать? Что вся эта романтическая глупость поможет девушке отвлечься от бесконечно терзаемых ее кошмаров и страхов? Проглотив разочарование, в котором сама же виновата, Зоэ-Моник пошла по коридору в поисках столовой, где можно было бы взять чего-нибудь перекусить с собой и выйти во двор, наслаждаясь зависшей в воздухе свежестью после дождя.
Согласно маленькой карте, схематично набросанной на буклете, ей нужно было повернуть за угол и пройти еще немного дальше, повинуясь поворотам коридора, что Моник и сделала, уткнувшись носом в бумаги, пока не натолкнулась на девушку, спешащую с другой стороны. От неожиданности бумаги выпорхнули из рук Зоэ-Моник, рассыпавшись осенними листьями по полу.
- Эй! Ты что, ослепла? А-а, это ты, новенькая...
Та самая блондинка, что сидела на парте, стояла теперь перед Моник, присевшей, чтобы собрать свои бумаги; в отражении отполированных носков туфель одноклассницы она видела свое отражение, склонив голову еще ниже. Незнакомка не собиралась помогать, скрестив руки на груди, но Зоэ-Моник и не ждала от нее помощи, напротив, ей хотелось поскорее забрать свои вещи и убежать подальше.
- Даже не извинишься?
- Прости, я тебя не заметила.
- О-о-о, вот как. Не заметила, значит. Знаешь...
Когда Моник поднялась, то увидела горящие гневом голубые глаза незнакомки и ехидную ухмылку на густо намазанных светлой помадой губах. Ее слишком широкий для столь миловидного лица нос раздувался при выдохе, девушка сделала шаг к Моник, больно ткнув пальцем ту в плечо, от этого усилия, прядка светлых волос выбилась из идеальной прически.
- Терпеть не могу наглых, высокомерных тварей, разгуливающих по школе с вздернутым носом настолько, что не видят ничего вокруг. Что, считаешь себя самой умной, раз твои предки купили собственную ферму, а сама ты путешествовала всю свою короткую жизнь? Смотри, как бы она внезапно не оборвалась.
Зоэ-Моник Гобей смотрела на блондинку во все глаза, не понимая, откуда за такое короткое время о ней стало известно так много? Девушка никогда не думала о своей жизни, как о прекрасном путешествии, которому можно было позавидовать, но слухи жестоки и беспощадны, словно крысы, разносящие в мгновение ока заразу из города в город.
- Но я не...
- Я все сказала, дорогуша, мне неинтересны твои оправдания.
- Жюли! Вот ты где, пойдем скорее, ну же!!
Окликнул девушку парень, на чьей парте в классе сидела Жюли. Закусив щеку изнутри, Моник досадовала на собственную нерасторопность и невнимательность. Раскрой она рот побыстрее, конфликт был бы исчерпан, а то и вовсе можно было бы избежать столкновения, не наживая неприятности в первый же учебный день, а теперь вместе с обедом предстоит глотать горечь от невысказанного возмущения и досаду.
Время, отведенное на обед, сегодня было сокращено на час для всех новоприбывших учеников, так как этот день важен для создания первого впечатления, понимания, как все устроено. Жуя блинчик, начиненный заварным кремом, Моник бегло просматривала выданные ей документы к заполнению для дальнейшего обучения, сидя на еще влажной скамейке под вишней во дворе лицея. Отметив все важные пункты, девушка вытерла масляные пальцы о свои клетчатые брюки, убирая карандаш за ухо. Скоро приедет отец, заберет ее и можно будет спокойно выдохнуть, оставив самую сложную часть дня позади. Не считая стычку в коридоре, день прошел успешно, но в глубине души все равно плескалась необъяснимо откуда взявшаяся тоска.
Множество учеников высыпало на улицу, они смеялись и болтали, перекидывались записками, бросались вещами или мирно сидели на траве, склонив головы друг к другу, шепчась о чем-то своем; такие разные, они умудрялись составлять общую гармоничную картину, казалось, они все подходили этому месту, но не Моник, чувствующая себя здесь чужой.
Положив ладони на колени, сводя и разводя ноги, Зоэ-Моник Гобей ждала появления Эгона, когда вдруг по другую сторону дерева услышала громко спорившие девичьи голоса. Предмет спора показался девушке интересным, и она прислушалась, пододвигаясь ближе к краю скамьи.
- А я тебе говорю, что он посвятил эту песню медсестре, которую любил!!
- Да брось, у тебя что ни спроси, все любовью объясняется!
- Влюбленных охватит безумства пламя,
Красавиц глаза заблестят живей.
Вишневые дни пора нам воспеть...*
В ответ на декламирование строк из известной песни, ставшей предметом дискуссии, вторая девушка фыркнула и рассмеялась, сказав еще что-то неразборчивое. Моник знала эту песню, умела играть мелодию на гитаре и любила не слова, но общий посыл и мотив, наполняющий ее сердце радостью. Против воли, не желая спорить и ставить себя в неловкое положение, она вдруг произнесла:
- Жан-Батист Клеман действительно посвятил песню медсестре, но они даже не были знакомы. Женщина сражалась в Семэн-Сангланте когда французские правительственные войска свергли коммуну. Мне кажется, «Время вишен» - метафора на то, как изменится жизнь каждого после революции. Но эта песня и про любовь тоже, любовь к своей родине.
Спор прекратился, девушки по ту сторону вишневого дерева умолкли. Зоэ-Моник внутренне сжалась, ожидая, что они набросятся на нее или молча уйдут, не зная, что пугает сильнее. У нее никогда не было друзей сверстников, и девушка понятия не имела, как нужно заводить их.
- Эй, божественный голос разума, яви нам свой лик!
Моник робко отодвинула раскидистую ветку вишни, оцарапав руку, и повернулась посмотреть на говоривших девушек. «Ты была подругой Мари-Клод?», - вспомнилось, когда она взглянула на прислонившуюся к стволу дерева светловолосую незнакомку, сидящую на земле, обнимающую колени.
- Кажется, я тебя уже видела в зале сегодня. Зоэ-Моник, верно?
Не дождавшись ответа, обе девушки поднялись со своего места и направились к ней, кивком спрашивая разрешения присесть.
- Прости, я не представилась тогда, спешила, сама понимаешь. Меня зовут Арлетт Пинар, а это моя подруга Леони Шарбонно.
Арлетт расположилась на скамейке рядом с Моник, смущенно пожав плечами, пряча руки в карманы кофты, Леони же села напротив них на землю, скрестив ноги. Подруги были полной противоположностью друг друга, по крайней мере, внешне. Леони значительно уступала в росте Арлетт, ее каштановые волосы обрамляли лицо, словно кудрявый ореол невидимого нимба, улыбка с выпирающими верхними клыками намекала, что божественный венец носят не только ангелы, а карие глаза смотрели изучающе, будто говорили «я никому не доверяю до конца».
- Значит, ты тоже увлекаешься музыкой? Планируешь стать исполнительницей и составить мне конкуренцию?
Улыбнувшись уголком рта, Леони сложила крестом руки на груди, выражая наигранное недовольство, будто своим вызовом проверяя грани дозволенного в общении с новой знакомой.
- Нет, что ты! Я люблю музыку, струнами гитары звучит моя душа, но связать с этим жизнь, нет. Мне бы хотелось изучать древние народы...
Моник подняла ладони в знак капитуляции, не начиная схватку за место, на полном серьезе начиная объясняться.
- Струнами гитары звучит душа? Ха, чертовски хорошо сказано, Зоэ-Моник! Ты мне уже нравишься. Арлетт, ты оценила, да?
Арлетт в ответ на комментарий подруги улыбнулась, будто глядя на своих непоседливых детей, в очередной раз затеявших спор на пустом месте. Моник закусила губу, сдерживая воодушевление, подумать только, она смогла обрести двух подруг в первый же день. Незнакомое чувство теплом разлилось по всему телу, вселяя в душу надежду, что впереди действительно ждет нечто прекрасное, долгожданное начало новой жизни не только для родителей, но и для нее самой.
- А ты, Арлетт, что выбрала для себя?
- Архитектуру. Мне доставляет невероятное удовольствие смотреть на все это великолепие, возведенное столетия назад и сохранившееся по сей день. Не могу описать чувств, когда представляю, что нечто, сотворенное моими руками, будет вот так же радовать чей-то взор, кто-то будет жить в таком доме, дарить ему тепло, укрепляя стены любовью.
Невидящий взгляд Арлетт задержался на здании лицея, ее лицо светилось предвкушением, будто она погрузилась в грезы настолько глубоко, что все вокруг перестало иметь значение. Леони вдруг испытала смущение за увлеченность подруги, откашлявшись, призывая ту вернуться в реальность.
- Не говоря уже о том, что учеба здесь поможет нам свалить от предков. Вот что по-настоящему меня мотивирует.
- А на чем ты играешь?
Спросила Моник, желая отвлечь новообретенных подруг от темы, которая заставляет их испытывать боль, девушка чувствовала, они пока не готовы открыться, как и ей нечего дать им взамен.
- Скрипка. Моя душа звучит так.
Вновь ухмыльнулась Леони, расслабившись.
- Скрипка?
- А что такого? Я не похожа на человека, играющего на ней?
Зоэ-Моник не став лгать, кивнула, Леони скорее напоминала ей уличного музыканта, пробирающегося ночами в бар, чтобы как следует оторваться у барабанной установки. Девушка, нисколько не обидевшись, рассмеялась.
- Зна-а-а-ю. Мне часто такое говорят, но поверь, я тебя еще удивлю. О, есть идея! Может, как-нибудь сыграем все вместе? Арлетт, ты с нами?
- Это определенно твоя лучшая идея за сегодняшний день! Я и моя флейта с удовольствием подыграем вам! Моник, ты просто обязана вступить в музыкальный клуб, ты ведь планировала это сделать, так?
Замявшись, девушка не ответила сразу, раздумывая не пожалеет ли об этом позже, но увидев на лицах Леони и Арлетт заразительное воодушевление, не смогла отказаться.
- Будем ждать! Оставишь нам номер телефона, если он у вас на ферме имеется, конечно?
- О, я его не знаю, но обязательно спрошу! До встречи, девочки, отец приехал, мне пора.
Эгон Гобей приветливо помахал дочери и девочкам, рядом с которыми Моник выглядела счастливой, как успел отметить мужчина при первом взгляде на компанию.
- Как прошел день, детка? Вижу, ты уже нашла новых друзей?
- Все отлично, пап! Пока рано говорить, но да, надеюсь, да.
Ответила Зоэ-Моник, протискиваясь мимо отца внутрь фиакра, запряженного одной гнедой лошадью. Транспорт выглядел старым и был непривычно мал, в него с трудом поместились бы трое, два больших деревянных колеса стонали от малейшего движения, и лишь лошадь, здоровая и пышущая здоровьем не вписывалась в эту картину. Эгон опустил толстые шторы с обеих сторон на окна, закрепив их изнутри веревками, чтобы Моник не продул попутный ветер и с гордостью сообщил:
- Теперь это наш личный фиакр. Купил у одного фермера за гроши. Подлатать, да и только. Зато теперь нам с мамой будет на чем добираться в магазин, тебе в школу, а в случае чего я мог бы подвозить на нем и других существ. Кстати, хочешь увидеть его, магазин, который мы выбрали?
- Конечно!! Какая чудесная новость! А лошадь?
Затаив дыхание спросила девушка, пододвигаясь ближе к отцу, касаясь пальцами его руки на сгибе локтя.
- И лошадь. Ее зовут Кристель. Красавица, правда? Хочешь, как-нибудь научу тебя ездить верхом? Твоя мама очень любит это занятие.
Сказал вампир и рассмеялся собственным словам, вспоминая, как благодаря одной такой прогулке понял, что влюбился в ведьму Элайн Мелтон, обещанную в то время совсем другому мужчине. Вместо слов, Зоэ-Моник внезапным порывом прижалась к отцу, обнимая его за шею, чем чуть не сбила с головы шляпу, которую Эгон Гобей успел удержать одной рукой, второй крепко сжимая поводья.
***
Фиакр свернул к кварталу ткачей, похожий на муравейник, где с обеих сторон узкой улочки первые этажи зданий сплошь усеивали лавки, а люди выходя из одной двери мгновенно ныряли в следующую. Вывески пестрили именами торговцев и труднопроизносимыми названиями, рукописные старательно выведенные буквы на которых не пощажены временем, либо же нещадно измучены частыми дождями. Эгон Гобей заставил Кристель остановиться в самом центре ажиотажа, слез с облучка, протянув руку дочери, помогая ей спуститься. Не обращая внимания на пробегающих мимо существ, вампир встал перед собственными магазином, разглядывая витрину, то же самое сделала и Моник, гладя лошадь по блестящей потной шее.
Со стороны улицы лавка казалась крохотной, прозрачное стекло открывало вид на пустые полки витрины, деревянные столешницы, вмурованные в стены, и стойку для выдачи заказов. Вывески не было вовсе, лишь одиноко стоящий фонарь рядом встречал гостей, всех без разбора. Войдя в потертую с облупившейся некогда голубой краской дверь лавки, Зоэ-Моник осмотрелась по сторонам, так явно представляя матушку, стоящую у прилавка, бережно упаковывающую флаконы с заговоренной кровью, и отца, выходящего из тесного дверного проема позади, с противнями свежего стейка, будто когда-то все это уже было.
- Мда-а. Работы предстоит не мало.
Прервал мысли девушки мужчина, крутя связку ключей на пальцах.
- А у твоих родителей тоже имелась лавка?
На секунду Эгон Гобей замялся, перебирая воспоминания, словно шарики в мешочке, выуживая нужное, и внимательно посмотрел на дочь, придав своему лицу как можно более безмятежное выражение.
- Нет, малышка. Кроме старой фермы у них ничего не было, да и та не так долго пробыла, как того нам хотелось бы. Эй, послушай, мне жаль, слышишь? Жаль, что прошлое, которое ты так ценишь, не дождалось тебя, Моник, но разве оно ценнее будущего, которое принадлежит только тебе? Я тоже люблю их, всегда буду любить, но если не отпускать былое, можно навеки в нем затеряться.
«Ты не понимаешь, не понимаешь!!», - захотелось закричать девушке, но вместо этого она лишь закусила нижнюю губу, сжав кулаки. Она не собиралась дрейфовать по кругам истории вечно, нет, но понять из чего состоит ее естество, осознать собственную ценность можно, только если собрать все осколки разбитого зеркала воедино. Зоэ-Моник удивлял осознанный отказ отца от прошлого, от того, что сделало его таким, каким он был сейчас, ей претило желание все забыть, выбросить то, что дорого сердцу. Возможно, в нем говорила сущность вампира, от долгого существование теряется суть многого, но для ваммага важно все, каждый миг жизни, как для человека или ведьмы, тех, чей век слишком короток в рамках вселенной.
- Apa*, прошу, ты обещал мне! Ты сам рассказывал мне о нашем клане, именно из-за твоих слов я решила связать свою жизнь с археологией, пожалуйста, мне нужно знать больше...
- Это не наш клан, а мой! Ты не принадлежишь клану Такка, Зоэ-Моник, ты наша дочь, моя и Элайн! Мы – свободные существа. Клана Такка больше не существует, и я рад, что ты не знаешь, как именно мы существовали в нем, я рассказывал только хорошее потому, что хотел помнить лишь его, но начав копать глубже, можно найти то, с чем не под силу справиться. Не знаю, почему ты так стремишься разбередить старые раны, но молю, Моник, остановись сейчас. Именно благодаря этой странной одержимости, мы с твоей мамой решили прекратить подкармливать интерес к клану Такка. Я обещал тебе поискать бабушку и деда, и я сдержу слово, но не проси ничего большего, это невозможно.
Каждое слово хлестало плетью по лицу и душе, заставляя их нещадно гореть от боли. Укол совести и стыда, словно раскаленный меч прошел сквозь тело, расплавляя разгоряченную плоть. Изменил бы отец свое мнение, знай правду? Но правда была в том, что Моник не могла ее поведать. Эгон Гобей, отдав половину души любимой, лишился большей части способностей, и на удивление был тому рад. Он не смог бы помочь, даже если бы захотел. Мужчина чертыхнулся про себя, он знал, эти слова были ложью, но не ведал, что еще сказать, чтобы переубедить дочь.
Зоэ-Моник сжалась, обняв себя за плечи, кутаясь в шерстяную кофту, ощущая себя меньше микроба в и без того скромном пространстве лавки. Эгон не считал ее причастной к клану, и это причиняло почти физическую боль. Девушка росла на байках и легендах о таинственном клане теней, мнила себя законной его частью, важной частью отца, и именно это чувство делало ее ближе к Эгону, как ничто иное. Стыд сменился злостью от несправедливости, но при взгляде на отца, Моник испытала и горечь сожаления.
Вампир молча смотрел в сторону лавки, потирая шею. Может быть, он силился придумать, как сгладить острые углы, но слова никак не шли с языка. «Была бы здесь Элайн, она бы нашла способ все исправить», - набатом била мысль в голове мужчины, в то время как его дочь надеялась, что матушка об этом не узнает вовсе. Вынести разочарование и в глазах Элайн сейчас, было бы девушке не под силу.
- La fille*...
Начал было Эгон, но девушка перебила, не глядя на отца, спросив хриплым голосом:
- Давай купим свежих цветов матушке по дороге домой?
***
Ярко-красные маки напоминали юбки загадочных и далеких танцовщиц, замеревших в ожидании аплодисментов, и стояли теперь посередине обеденного еще не накрытого к ужину стола. Моник Гобей большим и указательным пальцами сжала нежный лепесток, будто боясь причинить боль, кончиком ногтя она подчерпнула черные семечки из центра цветка и облизнула приятно пахнущий мак.
Элайн занялась готовкой, изредка поднимая голову и улыбаясь словам супруга, который увлеченно делился хорошими новостями, рьяно жестикулируя. Ужин притягивал ароматами, но Моник, несмотря на пустоту в желудке, была не голодна, при одной только мысли о еде, нутро сворачивалось узлом. В молитве разум Моник тоже молчал, все, что она могла попросить у Господа не смог бы выполнить даже Всевышний.
- Что-то вы сегодня больно тихие.
Ни супруг, ни дочь не прокомментировали слова Элайн, только Эгон посмотрев на дочь, пожал плечами.
- Как твой первый день в лицее, ma petite*?
Накалывая на вилку кусочек соленой сельди, спросила Элайн Мелтон-Гобей, внимательно наблюдая за реакцией дочери и супруга. Моник ковырялась в тарелке, размазывая картофельное пюре вперемешку с бобами в густой подливе.
- Все хорошо, anya*. День пролетел незаметно.
Элайн отметила, что дочь специально ответила на венгерском языке, преследуя известную лишь ей цель, будто злится за что-то на французский, что само собой казалось несуразным.
- Тебе стоит больше практиковаться французскому, чтобы не отставать от сверстников, если конечно ты еще хочешь заниматься криптоэтнологией.*
Притворившись, что не заметила странного поведения дочери, ответила Элайн Мелтон-Гобей, отправляя в рот не до конца растолченный пышный картофель, подняв брови, тем самым подавая знак Эгону. Мужчина открыл рот, чтобы что-то сказать, и в этот момент входная дверь медленно отворилась, сопровождаемая тихим скрипом петель. Моник пребывающая в собственных мыслях не услышала звука, но насторожилась, увидев повернувшихся в сторону выхода родителей.
- О-о-о-о, ну что за идиллия, quelle beauté*.
Пропел незнакомый женский голос, и ее шаги оповестили, что семья Гобей находилась в своем доме не одна. Эгон инстинктивно соскочил с места, со стоном сдвинув стул, но незнакомка подошла ближе, замахав руками, будто это было совсем необязательно.
- Что вы, продолжаете трапезничать. Я не займу у вас много времени. Двери были открыты, вы не ждали гостей, понимаю, но я считаю своим долгом знать соседей в лицо.
Женщина была обычным человеком, в былое время это решение стало бы фатальным для нее, но мир опережает скорость света, а потому без страха и сомнения незнакомка прошла вглубь комнаты, проведя пальцем по поверхности столешницы, проверяя ту на наличие пыли. Элайн вторила супругу, сложив руки на переднике, который забыла снять после приготовления еды, и кивнула гостье.
- Приятно познакомиться. Меня зовут Элайн, это мой муж Эгон и наша дочь Зоэ-Моник. А вы...?
Моник поражалась выдержке матушки и отца, которые не только не выгнали нахальную гостью из дома, но и сохраняли дружелюбие. Сама она почувствовала легкое раздражение и недоумение, держась настороженно, наблюдая за Элайн, которая застыла на месте, словно изваяние из воска.
- О-о, diable*, прошу прощения, меня зовут Анн-Мари Кревье, я живу на ферме coucou*, ближайшая ваша соседка. Извините за столь позднее вторжение, но меня одолело любопытство.
Гостья держалась так, будто все эти земли принадлежали ей, а она была не менее чем королевой Франции, или бывшей актрисой, ее изображавшей. Некогда красивое лицо избороздили морщины, но серые глаза смотрели живо и пристально, прическа уложена на старый лад – фонтанж, при котором накрахмаленные кружева высоко поднимали пряди тронутых сединой волос. Несмотря на пигментные пятна на руках женщины, кожа казалась ухоженной и бархатистой, а элементы одежды умело сочетались между собой. Мадам Анн-Мари Кревье явно обладала вкусом, но и скверным характером, что изрядно омрачало картину.
- Любопытство можно посчитать восьмым грехом, Анн-Мари.
- За мою душу не переживайте, дорогуша. Ее давно растрясли черти по дороге в ад.
Парировала женщина Элайн Мелтон-Гобей, заставив ту сжать зубы так, что под кожей заходили желваки. Впрочем, гостья не обратила на это внимание, либо же сделала вид, направившись к телефонной трубке.
- Я могу позвонить от вас? У меня что-то с электричеством на ферме, а сын еще не вернулся с работы. Он так много работает, господь спаси его душу, гнет спины на чужих людей, нет, чтоб матери помочь, а?
Вопрос не предполагал ответа; Эгон перебил Анн-Мари, пока она вновь не начала безостановочно рассказывать что-либо и предложил ей воспользоваться телефоном. Моник наблюдала, как женщина осторожно набирает цифры указательным пальцем с длинным ногтем, чертыхается, ошибаясь, и начиная сначала. Подавив улыбку, девушка начала жевать уголок губы, бросив взгляд из-под бровей на родителей, взглядом которых можно было бы резать сталь.
- Diable!!
Воскликнула гостья, с нескрываемой злобой, исказившей лицо, бросив трубку телефона.
- Что ж, мы рады, что вы нашли время познакомиться с нами, но мы хотели бы доесть свой ужин.
Как бы намекая на то, что было бы не плохо Анн-Мари Кревье отправиться к себе домой, сказал Эгон Гобей, указуя рукой на входную дверь, но женщина никуда не торопилась.
- Как невежливо с вашей стороны не предложить мне хотя бы стакан воды. До моей coucou так далеко идти, а я все же уже не так молода, как ваша прекрасная дочурка.
Закатив глаза, вампир направился к крану выполнить волю надоедливой соседки, а Зоэ-Моник, заслышав свое упоминание едва заметно улыбнулась. Серые глаза женщины, не мигая уставились на девушку, отчего волоски на коже Моник поднялись; Анн-Мари залпом отпила полстакана воды, по-прежнему не сводя взгляда с дочери Гобеев.
- Почему вы называете свою ферму кукушкой? У них у всех есть имена или только у вашей?
Вдруг осмелев, спросила Моник Гобей, невзирая на предостерегающее выражение лица матери.
- О, mon oiseau*, у всех, естественно, но откуда же вам это знать, если вы ночуете здесь вторую ночь. Какая ты красивая девушка, настоящая pupe*, моему сыну бы понравилось твое общество. Заходи в гости как-нибудь, я вас познакомлю.
От этой лести Зоэ-Моник густо покраснела, опустив взгляд, чем вызвала смех гостьи, похожий на кряканье утки. Эгон и Элайн переглянулись, осознав, что женщина откуда-то знает о том, как давно они стали хозяевами фермы, без слов споря, кто следующий попытается выгнать Анн-Мари.
- Извините, но сегодня был тяжелый день, и мы очень хотели бы провести время семьей. Как вы уже заметили, переехали мы совсем недавно, столько дел, но будем счастливы, если вы посетите нас в другой день.
- Ха! Черта с два вы будете рады меня видеть, вампир, не стоит врать, я стара, но не глупа. Анн-Мари не любит и не терпит обмана. Ладно, я уже ухожу. Ах да, дитя, имя вашей фермы gelinotte*.
Подмигнув Зоэ-Моник напоследок, женщина поспешила спуститься вниз, Эгон Гобей отправился следом, чтобы проводить ее, и убедиться, что в этот раз все двери и калитка точно заперты. Устало опустившись за стол, Элайн отодвинула тарелку, окончательно потеряв аппетит. Минута прошла в полном молчании, как вдруг телефон издал печальную трель, заскрежетав трубкой. Испуганно подпрыгнув на месте, мать и дочь переглянулись, но интерес все же взял верх, и Элайн подошла к голосившему аппарату, приложив к уху бледно-красную трубку.
- Слушаю.
Ведьма так и замерла с трубкой в руке, не произнося ни звука. Моник Гобей подошла к матери, осторожно положив руку той на плечо.
- Тишина. Я ничего не слышу. Алло, кто это? Джи, это ты? Хм, сбросили.
Короткие гудки оповестили о завершении звонка, но как только трубка коснулась аппарата, телефон снова зазвонил. Элайн с раздражением схватила трубку, с силой прижав к уху и выкрикнула:
- Алло!!
Моргнув, Элайн будто разом сбросила всю враждебность, коротко ответив согласием и передала телефон дочери, отходя к столу. Моник удивленно приняла трубку, с осторожностью прикладывая к голове.
- Эй, алло, Зоэ-Моник – это ты?
Узнав голос говорившей, девушка просияла, вжав пластиковое устройство с такой силой, что ухо отозвалось тупой болью.
- Арлетт?
- Да! Привет, фух, мы нашли тебя, какое счастье, Леони тоже рядом, сегодня ночуем у меня! Я выспросила у знакомых номер фермы, где вы поселились, ты не против, надеюсь?
- Нет, конечно же, нет! Рада вас слышать. Что-то стряслось?
Задав вопрос, Зоэ-Моник повернулась, чтобы взглянуть на матушку, которая с интересом смотрела на нее в ответ, храня на губах улыбку. Эгон Гобей, наконец, вернулся, увы, к уже остывшей пище. Родители о чем-то тихо переговаривались, чему Моник была только рада, значит, меньше подслушают ее разговор с подругами.
- Все в порядке. Мы просто решили узнать, как ты. Наш договор в силе, ну по поводу сыграть как-нибудь вместе и твоего поступления в музыкальный клуб?
- Да, несомненно. Спасибо, что позвонили. Поговорим завтра в лицее?
- Не забудь взять с собой гитару!
Почувствовав неловкость собеседницы через трубку, девочки радостно взвизгнули и поспешили попрощаться. Улыбка невольно растянула губы Зоэ-Моник, она еще мгновение стояла с трубкой в руках, пока голос отца не вывел ее из транса.
- Кто тебе звонил? Те девочки, с которыми ты сегодня познакомилась?
Девушка кивнула, выразив желание отправиться к себе в комнату, и немного поиграть на гитаре перед сном, вдохновленная звонком, стершим разом все негативные мысли. Инструмент привычно лег в руку, пальцы умело перебегали по грифу, создавая медленную, но вместе с тем душевную мелодию. Моник мурчала под нос слова песни, когда в комнату вошла Элайн, звонко постучавшись в косяк приоткрытой двери. Музыка стихла, когда матушка села рядом с дочерью, заправляя той карамельные пряди за уши.
- Выходит, уже нашла подруг? Это прекрасно, Зоэ-Моник. Мы же говорили, что все будет хорошо. Пригласи их как-нибудь в гости, я хочу с ними познакомиться, когда мы освоимся.
- Правда-правда, можно?
Ведьма кивнула, любуясь своей взрослой и в то же время юной, дочерью. Серо-зеленые глаза Моник светились, и сердце Элайн пропустило удар. Женщине всегда казалось, что Эгон с дочерью куда ближе друг другу, но в том, что эта мысль огорчала ее, не признавалась даже самой себе. В глубине души раны от потери Манон и Зоэ до сих пор саднили, Элайн с самого начала желала именно дочь, чтобы исправить свое прошлое, открыть для нее тот уголок души, в котором скопилась нерастраченная любовь. Но поняв, что девочка отдает предпочтение отцу, ведьме пришлось научиться довольствоваться малым.
- Спасибо, мам!
Поцеловав Моник в лоб, Элайн накрыла ее одеялом, пожелав доброй ночи. Девушка не запротестовала, позволив матушке уложить себя, как маленькую, напротив, вопреки всему вдруг почувствовала необходимость в подобной заботе не только для Элайн, но и для себя самой. Засыпая, в голове еще звучала плавная мелодия, обещающая надежду и солнечный теплый день.
Дриптид, горное козоподобное животное из мифологии Франции.
Гибрид ведьмы и вампира в данной вселенной.
Существо, похожее на горгулью, которое танцует вокруг дольмена посреди ночи. Считалось, что те, кто видит Наинов, проклинают их невезением и внедряют ложные воспоминания в сознание жертв, чтобы заманить их в опасность.
Песня, написанная во Франции в 1866 году на слова Жан-Батиста Клемана и музыку Антуана Ренара, чрезвычайно известна во франкоязычных странах.
Отец (А′по), в переводе с венгерского языка.
Дочь (Фий), в переводе с французского языка.
Детка, в переводе с французского языка.
Мама, в переводе с венгерского языка.
Наука, изучающая вымершие народы.
Какая прелесть, в переводе с французского языка.
Черт.
Кукушка.
Моя птичка.
Куколка.
Рябчик.