Anna

1887 год. Декабрь.
Румыния. Замок графа Дракулы.

Неприятный сквозняк гулял по помещению, вынуждая нежную девичью кожу покрыться мурашками. Ее некогда красивые, ухоженные локоны разметались по всей подушке, спутавшись между собой. Алые искусанные губы были приоткрыты, как и ее большие карие глаза, в которых невозможно было что-либо разглядеть. Она моргала медленно и очень редко, словно боялась лишний раз оторвать свой взгляд от потолка. Обнаженное и изуродованное после пережитой страшной ночи тело Анны было прикрыто лишь тоненькой простыней, которая только частично прикрывала ее наготу, но не спасала от холода. Бледные, исцарапанные и покрытые синяками руки девушки покоились у нее на груди, на которой тоже не было видно живого места. Вот только физические увечья Анна особо не чувствовала, ибо душевная боль затмила собой все. Да, у нее невероятно сильно болело тело, было больно даже лишний раз сделать вдох, но то, что она испытывала внутри, было в разы больнее и сильнее.

Анна чувствовала себя морально убитой, использованной и грязной. Хотелось содрать с себя кожу, исцарапать те участки тела, которых касались руки и губы вампира, расковырять небольшие дырочки от его клыков. Но этого просто хотелось, на деле же девушка лежала неподвижно, через раз дыша.

А время все шло...

***

Мрачность столовой разбавлял слабый огонек в камине, который грозился вот-вот потухнуть. Из окна лил серый, унылый свет, который омрачал вид помещения, да и всего замка, делая его более устрашающим и неживым. Даже мягкое свечение факелов и гобеленов не придавало замку ни тепла, ни света, ни уюта, хотя о последним и вовсе не стоило говорить. Этот замок никогда не видел подобного, его стены привыкли слышать полные боли и страданий крики жертв, видеть смерть. В этом месте не свойственно смеяться или же просто радоваться. Здесь к такому не привыкли. Поэтому, когда Владислав переступил порог своих владений, он особо не удивился гробовой тишине, царившей в замке.

Мужчина довольно долго отсутствовал, но он даже не смел думать о том, что Анна могла покинуть пределы комнаты. Он слышал ее тихое, еле уловимое даже для него дыхание, доносившееся с верхних этажей, где и находилась его комната. Слышал звон столовых приборов и треск палений в камине, которые только что подкинули, в надежде возобновить огонь. Будучи находясь на довольно приличном расстоянии, Дракула понял, что в столовой находится Монах, и тогда вампир поспешил туда.

Мужчина сидел в самом конце длинного стола, занимая место самого графа, и увлеченно поглощал зажаренного гуся, запивая его алым виномом. Неприятное чавканье разносилось по всей столовой, раздражая чувствительный слух вампира. А Монах как ни в чем не бывало сидел и делал вид, что не замечал графа, который стоял в самом центре столовой. Лишь когда длинные, бледные пальцы постучали по деревянной поверхности стола, дядя Анны наигранно вздрогнул и поднял свой взгляд на высокую фигуру вампира, делая вид, будто только сейчас заметил его.

— Граф, добрый день, — мерзкая улыбка озарила его лицо. — Вы так тихо зашли, я вас сразу и не заметил. Не хотите ли присоединиться?

Владислав еще мог закрыть глаза на его неслыханную наглость, на то, что он занял его место за столом, но предложение сесть за один стол с ним... Это было последней каплей. Граф больше не намерен был терпеть подобное. Еще никто не смел предлагать ему в его же доме сесть за стол и разделить с ним трапезу.

Рассерженный, он медленно подошел к Монаху и улыбнулся, обнажив острые, словно лезвие, клыки, которые угрожающе сверкнули в красноватом свете камина и свеч. Его длинные, заостренные ногти прошлись по поверхности стола, создавая угрожающий звук. Голубые глаза неотрывно следили за реакцией Монаха, а чуткий слух слышал гулкие и быстрые удары сердца. Казалось, еще чуть-чуть и оно выскочит из груди, проломив ребра и оставив после себя огромную дыру.

— Присоединиться? А что вы можете мне предложить? — немного поддавшись вперед, зловеще прошептал граф, задев его руку своей.

Монах вздрогнул и слишком громко сглотнул. На его желтом, морщинистом лице появилась испарина, а тонкие губы задрожали. Владислав слышал, как стучали его зубы, видел, как его черные маленькие глаза-бусинки забегали по комнате, словно искали выход, спасение.

— Предложить?

— Именно, — острый ноготок касается жилки на шее Монаха и врезается в жирную кожу.

Тоненькая алая струйка сбегает по шее вниз, пачкая белый воротник его сорочки. По помещению разносится металлический запах, и как бы не был противен сидящий перед ним мужчина, желание испить его крови просыпается в графе. Горло невыносимо жгет, а клыки чешутся, но вампир вовремя останавливает себя и делает шаг назад.

— Никогда больше не смейте что-либо предлагать мне в моем же доме! — его голос полностью пропитан ненавистью и презрением.

Больше не говоря ни слова, Владислав берет тарелку и ложит на нее кусок мясного пирога, после чего выходит из столовой.

***

Ей все время кажется, словно с ней кто-то разговаривает. Она слышит голоса и их очень много. Они окружают ее и медленно сводят с ума. Кто-то мерзким, писклявым голосом смеется над ней, кто-то жалеет, а кто-то оскорбляет. Но среди всех этих голосов она слышит один единственный, который не сравнить с другими. Он мягкий, нежный и успокаивающий. Этот голос Анна готова была слушать все время. Благодаря ему она не чувствует боли, что все это время раздирала ее душу.

— Тебе больно? — совсем тихо, но она слышит его.

Анна оглядывает комнату в надежде найти странного незнакомца, но никого нет. Она одна.

— Да, — также тихо шепчет девушка и чувствует прохладный порыв ветра, словно рядом с ней кто-то пробежал.

— Тебе страшно?

Страшно ли ей? Немного. Но Анна боится не голоса, который появился неизвестно откуда, она боится других голосов, готовых, как ей казалось, убить ее. Она боялась графа.

— Не бойся. Я тебе не причиню вреда.

— Я вас не боюсь.

Она хотела увидеть, посмотреть ему в глаза. Анне было интересно, но и в то же время страшно. Страшно от того, что он тоже окажется нежитью. Любопытство и страх... И каждый знает, что именно одержит вверх.

— Почему я вас не вижу? — она приподнимается на локтях, от чего простынь немного сползает с ее тела, наполовину обнажая грудь.

— Сейчас не время, прекрасная Анна.

Хоть девушка не видеть его лица, но почему-то ей кажется, что незнакомец улыбается, и эта улыбка не похожа на оскал хищника, готового растерзать свою жертву. Нет, это самая настоящая улыбка, которая дарует тепло и надежду. Надежду на лучшее время, которое еще будет в жизни молодой девушки.

— Я рад, что вы еще человек, — неожиданно говорит он и Анна вновь чувствует легкий порыв ветра, который обволакивает ее, как будто обнимая.

— Я вас знаю?

— Это вряд ли.

— Тогда откуда...

— Тише, Анна, — перебивает он девушку, не позволяя ей закончить вопрос. — Ваш муж вернулся и, я думаю, он не будет рад, узнав, что вы общались со мной. До встречи, моя милая Анна.

Все голоса резко стихли и вокруг Анны воцарилась мертвая тишина. Вновь вернулись боль и чувство одиночества, сопровождаемые страхом. А понимание того, что граф в замке вынудило девушку в деталях вспомнить пережитую ночь. Грубые, болезненные прикосновения графа к ней. Его зубы, рвущие тонкую, нежную кожу, оставляющие после себя глубокие раны...

Анна бы дальше вспоминала страшные часы своей жизни, но услышав приближающие шаги к комнате, девушка пересилив боль натянула на себя простынь и только сейчас заметила, что та местами была покрыта кровавыми пятнами. Моментально стало дурно, а к горлу подкатил удушающий ком. В ушах зазвенело и сквозь этот звук, девушка услышала, как заскрипели ставни тяжелой двери, как она открылась, впуская в помещение ледяной воздух и мужчину, чье присутствие вызывало в Анне отвращение, ненависть и... страх. В руках он держал тарелку с какой-то едой, при виде которой рвотные позыв скрутил ее желудок.

— Доброе утро, моя милая. Как тебе спалось? — как ни в чем не бывало он подходит к кровати и ставит тарелку с пирогом на тумбочку, после чего садится рядом с ней и внимательно смотрит на нее.

Лед его глаз пристально осматривает каждый сантиметр ее тела, а руки тянутся к простыне. Он берет край материи и тянет на себя, но Анна из последних сил вцепляется в нее и не отпускает, желая перетянуть ткань на себя. Но мужчину на это действие лишь усмехается и резким движение вырывает из ослабевших рук Анны ее своеобразную защиту, и откидывает на пол.

— Я задал тебе вопрос.

Он осматривает ее тело, касается ногтями каждой царапины, каждого синяка, ощупывает ее руки и ноги. Анна пытается сопротивляться, но сил нет даже сказать что-то, а безжалостный монстр пользуется этим, издевается, довольствуется своим превосходством над ней.

— Ненавижу, — хриплым голосом молвит она, стараясь передать через это слово всю свою боль, ненависть и отвращение.

Гортанный смех разносится по всей комнате, отскакивает от стен и еще долго звучит в ее ушах. Ему смешно и он не скрывает этого. Наоборот, он демонстрирует ей это, показывая свое отношение ко всему происходящему, указывает Анне ее место. Он сильнее и она это знает. Знает, но никак не может смириться. Она не хочет сдаваться, но все идет против нее. Анна пытается бороться, но ей не хватает сил. Она не может противостоять одна.

«Ты не одна», — слышит девушка в своей голове голос незнакомца и невольно вздрагивает.

Всего три слова, а маленький огонек надежды вспыхивает в ее груди, но тут же гаснет, когда приходит понимание того, что скорее всего ее психика не выдержала и надломилась. Этот голос... Он в ее голове, но такого ведь не бывает. Люди не могут слышать голоса. Это странно.

«Я сошла с ума», — и Анна верит этим словам. Они больше похожи на реальность нежели те. — «Значит и разговор был иллюзией».

За раздумьями Анна не замечает, как сильные руки вампира до боли сжали ее тело и резким движением перевернули на живот. Она вновь вернулась в реальность, когда каждую клеточку ее организма пронзила невыносимая, жгучая боль.

— Мне больно! — хрипит она, стараясь сдержать слезы.

— Я знаю.

Сквозь боль девушка чувствует, как по внутренней стороне бедра скользят пальцы Дракулы, как его руки касаются самого сокровенного, как его язык слизывает кровь из вновь раскрывшихся ран. Анна пытается отодвинуться, но сильные руки не позволяют даже дернуться.

— Не прикасайся, — шипит Анна.

А он на ее слабые попытки лишь смеется, раздвигает ноги девушки и, почти освободившись от своей одежды, намеревается продолжить свое ночное веселье, как вдруг улавливает присутствие чужого в своих покоях. Он чувствует его запах, слышит как шелестит его одежда за своей спиной, и усмехается.

— Ну здравствуй, Видегрель.