4 страница8 июня 2022, 00:02

Контейнер. Умма

Глава 4 

Утром на работе ко мне подошла наш администратор и сказала, что меня к телефону вызывает очень “интересный мужчина”. Потом на ее лице появилась гримаса почитания божеству, и она добавила, что это профессор из университета. И следом на лице появился типичный взгляд женщины с опытом шипящий:  “И что он в ней нашел?” Я попросила передать, что сама ему перезвоню, потому что сейчас я по уши в зубах, в прямом смысле. Я всегда так отвечаю на звонки друзей, когда не могу отойти от пациента.
На этот раз я была в зубах у большегрудой шестидесятилетней дамы по имени Александра. Это была жизнелюбивая вдова, которая своим оптимизмом и неугасаемой творческой энергией покоряла сверстников. Однажды в нее был влюблен мясник, и каждый день он оставлял ей на скамейке у дома свежую куриную тушку. Александра была слишком горда, чтобы принимать вместо цветов курочку, а вот ее зять нет. Он лакомился курочкой на протяжении всей влюбленности мясника, а внук подговаривал бабушку влюбить в себя продавца сладостей.

Спасибо, дорогая. Зуб больше не болит, и я могу спокойно всю ночь писать стихи. Зубная боль и творчество несовместимы, понимаете? Хотите я почитаю Вам свои последние стихи?

К сожалению, меня ждут другие пациенты, я не могу задерживаться, - я тактично выпроводила Александру из кабинета. 

Жаль, милая. Общаясь с человеком, помни, что он о себе хорошего мнения. Это я о Вашем тайном профессоре.

 Выпроводив пациентку, я спряталась в комнате у техников и набрала номер Гая. 

Привет! Это я, - мне хотелось поскорее перейти к делу, и я опустила дежурные приветствия вроде “как дела” и тому подобное. - Что стряслось? Срочное?

И да, и нет. - Зараза, он умел создавать интригу, на которую я всегда легко цеплялась. - Ты помнишь, я ушел из государственного проекта “Вечность”?

Это было м… давным давно. Но я помню. И что? Там была интересная работа над созданием карты памяти с человеческого мозга. Ты работал над воспроизведением биологической матрицы, - я прекрасно помнила этот проект, потому что в течение года я вела почти всю деловую переписку Гая, пока он занимался “творчеством”. - Вы преобразовывали электрические сигналы мозга в...

Рада, они хотят забрать Аркатрон. Для их программы это идеальная лаборатория, - отрезал Гай.

Ты хочешь сказать, что Умма в опасности?

Да!

В дверь технической комнаты постучала секретарь:

Рада, ваш пациент уже ждет.

Я не знала, что делать. С одной стороны вся эта мирская суета потеряла всякий смысл после открытия Уммы и ее временного дома Аркатрона. С другой стороны здравый смысл требовал вернуться ногами на землю, и заняться делом: ведь кроме всяких сказок и небылиц, приключений и потери смысла жизни, дома ждут трое детей, и их аркатронами не накормишь.
      - И что же теперь делать? - я начала судорожно продумывать варианты спасения Уммы, но остановилась на том, что даже не знаю, что же толком произошло. - После смены я приеду к тебе в лабораторию. 
        - Я жду, - сухо ответил Гай. И я не заметила в его голосе ни паники, ни волнения. 
Я положила трубку, зачем-то поправила волосы, сосчитала про себя до десяти. И вышла из технички, чтобы доработать смену. Мне с трудом удалось дождаться конца рабочего дня. Я быстро переоделась, вызвала такси и выбежала ко входу в клинику. Казалось, время течет, как кисель - слишком неторопливо и слишком густо. И все, что сейчас происходит вокруг - такое неважное, несущественное. Все эти автомобили на дороге, все понурые прохожие, все искусственно высаженные среди асфальта деревья. Пока я ждала машину, мое внимание приковала ворона, которая размачивала сухарь в луже и склевывала размякшие части. Я вспомнила, что у нашего университетского учителя биологии тоже жила ворона. Она гнула провод, чтобы самодельным крючком выцепить из вертикальной колбы еду. Учитель говорил, что не каждый из людей способен на направленную модификацию объекта, для этого нужна “сообразиловка” (это его термин) и способность мыслить в категориях причинно-следственных связей. В доказательство мудрости своей воспитанницы он научил ее считать и лгать.
Меня потрясывало от нетерпения. И меня раздражало, что все происходило очень медленно. Слишком долго не подъезжало такси, слишком медленно двигался поток машин на магистрали, даже люди, на которых я смотрела через окно с заднего сидения, казались мне едва ползущими. 
Наконец, мы прибыли. Водитель остановил автомобиль у центральных ворот Университета. Я сама попросила его не подъезжать прямо к зданию, потому что проверки и объяснения на посту у шлагбаума - это тоже процесс тягучий. Быстрее самой - ногами, бегом. Я всегда предпочитала действовать, а не дожидаться. Поэтому побежала наперерез через университетский парк, шлепая сандалиями по асфальтовой плитке. Мое дыхание сбилось, я вспотела, но не могла сбросить темп. Мне было совершенно не понятно, что именно взбудоражило меня во всей этой истории с Уммой. Но я чувствовала четкую грань до общения с ней и после. Как-будто страница истории моей жизни перевернулась, и началась с нового листа. Как-будто мир начал разделяться на тех, кто с Уммой и кто без нее. Интуиция подсказывала мне, что надо держаться Уммы любой ценой.
В лаборатории я застала Гая за компьютером. Увидев, он обнял меня, и отвёл в дальний от двери угол. Мы устроились за предметным столиком его рабочей зоны и стали разговаривать шепотом, будто нас могли подслушивать.

Рада, у меня есть серьезные опасения, что Умма нужна кому-то еще, и что этот нЕкто уже вышел на ее след, - прошептал он мне. Он был напряжен и взъерошен.

 Почему? Что случилось?

Ты же знаешь, я не особо завожу дружеские связи, ни по жизни, ни в университете. Мой кабинет уже много лет никому не интересен. Даже уборщица появляется только, если я лично попрошу ее, - Гай мотнул головой через плечо в сторону пространства его кабинета. К уборщице он явно не обращался уже несколько недель. - Сегодня утром я почувствовал, что мне надо прийти сюда пораньше. Не спрашивай, почему - просто было предчувствие. Я явился еще до того, как начинают свои рабочие смены коллеги. И застал в своем кабинете … электрика. Он ковырялся в розетках и проводах, и объяснил, что ночью был сбой в подаче электричества на нашем этаже. Пришлось экстренно проверять все кабинеты и офисы. Это полная чушь! Никогда это так не работало. Причем тут личные кабинеты?! Да еще и в такую рань. Он явно что-то искал. И ключ - я не знаю, как он попал сюда, я никому не оставлял копии. 

Ну погоди, - я попыталась его успокоить и вернуть на почву рационального мышления. - Вероятно, и правда, что-то экстренное произошло. Ты же понимаешь, у вас тут такое в холодильниках и вакуумах хранится, что ночь без электричества чревата мировой катастрофой.

Рада, я не идиот, - вспылил Гай. - Я способен к анализу. 

Он вскочил со стула и начал хаотичное движение по комнате, продолжая описывать мне свои подозрения о том, что за его кабинетом кто-то следит. Я почти не слушала его. И не потому, что это казалось мне глупым или надуманным. Я погрузилась в размышления об Умме. Вспомнила наш ночной разговор с ней. И почувствовала необъяснимое желание услышать ее снова. И в этот момент я поняла, что это она хочет поговорить. Я услышала ее мысли в своей голове. Поначалу они были размыты и было непонятно: она это или я сама. Но постепенно мои рассуждения из монолога перешли в диалог, и в отрывочных суждениях начала прорисовываться суть разговора.
“Рада, человеческая память — удивительное творение природы. Не будь ее, люди не смогли бы узнавать друг друга, общаться. Мы бы не помнили прошлого, не могли бы представить, что оно может существовать, и в итоге жили бы только в настоящем. По своим возможностям сохранять и анализировать информацию, мгновенно в ней ориентироваться, с памятью не может сравниться даже самый современный суперкомпьютер, - я отчётливо слышала в голове голос Уммы, но еще не начала этому удивляться. Наверное, на тот момент я не осознала, насколько она завладела моим сознанием. - Грекам память виделась в качестве множества восковых табличек, на которых записывались новости. В средние века ее рисовали в виде сложной гидравлической системы с множеством труб и кранов. В более поздние времена ее сравнивали с часовым механизмом. В массовом сознании память до сих пор воспринимается как аналог жесткого диска, только менее точный и надежный. Эта аналогия в корне неверная. Человеческая память энергозависима. Остановка сердца вызывает смерть мозга и потерю данных уже через 6 минут. У человека воспоминания предельно атомизированы и фрагментированы по всему мозгу...”
Я испугалась того, что Умма в моей голове. С одной стороны, это было ощущение внутреннего разговора с самой собой. Но с другой - я четко понимала, что мой собеседник - это не мое второе Я, с которым периодически каждый из нас вступает в спор. Кто-то залез ко мне в голову и спокойно беседовал там со мной. Здравый смысл меня покидал, ведь такого не может быть. В тот момент, когда я это осознала, когда четко смогла разделись, где я, а где гость в моей голове, я покрылась потом и запаниковала. Вспышка адреналина заставила мои мышцы двигаться. Я тоже вскочила из-за стола. Гай, вещавший что-то все это время, замолчал и уставился на меня с вопросительным взглядом. Умма, вероятно, уловила мой страх и поспешила меня успокоить:
“Не нужно бояться. Это естественно для нас с тобой - если мы обе в один момент хотим что-то передать друг другу, мы открываем невербальный канал общения”. 

Гай… - я попыталась выключить Умму в своей голове. - Я слышу, как Умма со мной разговаривает...

Гай смотрел на меня с недоумением, пытаясь понять, насколько адекватна я сейчас. Но сам он пребывал в таком состоянии возбуждения, что мое самоощущение его не очень волновало. Ему было важнее сейчас быть с кем-то.

Что за бред? - он будто встряхнулся и вернулся из прострации в сию минуту и сие место. - Я понимаю, все валится сразу, и новости одна невероятнее другой. Но возьми себя в руки. 

Мне хотелось ему доказать, что я не схожу с ума, и я на самом деле слышу Умму. Но, как назло, выключить ее голос мне все же удалось. Разговор прекратился. Мне нечего было ему предъявить. 

Давай включим ее, пожалуйста, - сказала я, и направилась к рабочему столу с вакуумом. - Умма хотела мне что-то объяснить, но не договорила. Включи ее!

Я начала шарить руками по корпусу вакуума, искать на пульте управления кнопку, пытаясь лихорадочно сообразить, как запустить эту машину. Гай не стал сопротивляться. Он подошел к столу с компьютером, и запустил на рабочем столе необходимую программу. Знаки забегали по синему экрану, запустив окно с привычным миром Уммы, с тем самым, который был нам уже знаком. Женщина, которую мы видели на мониторе, сидела на веранде своего виртуального дома и ждала нас. Она знала, что мы придем. Ее взгляд был отсутствующим, и несколько секунд мы просто ждали от нее реакции на наше подключение. Но она не двигалась.

Умма, - позвала я. 

Она не поднимая на нас взгляда, продолжила монолог, начало которого я уже слышала:

Память о неприятных эмоциях хранится в миндалевидном теле, графика - в визуальной коре, звук - в слуховой коре, и так далее, - спокойно объясняла она. -  Мозг в готовом виде ничего не хранит, он оперирует системой перекрестных ссылок. В момент активации воспоминания в мозгу создаются специальные белки, с их помощью между нужными участками устанавливаются связи и воспоминание оживает. Чтобы запомнить и вспомнить, нам нужны ассоциации. Во снах мы видим целые театральные постановки из ассоциаций, помещенных в фантастические контексты. 

Умма выдержала паузу. Встала, прошлась по веранде. И пристально посмотрела на нас обоих. Она явно к чему-то нас готовила. Проверяла, насколько мы готовы осознать то, что она собирается нам сказать. И то, как я отреагировала на ее вторжение в мою голову, дало ей понять, что выдавать информацию лучше порциями. 

Мозг проектировался эволюцией в основном под базисные нужды. Найти еду, убежать от хищника, победить соперника в стае, спариться с самкой. Ничего сложнее, чем групповая иерархия и история взаимоотношений с сородичами не нужно для поддержания вида. 

Гай уловил, к чему она. Ведь это и была тема его исследований долгие годы. Он прикрывал ее археологией и психологией увядших цивилизаций. Но сейчас он очень хорошо понимал, о чем говорит наш артефакт.  

Умма, ты уже изучила программу “Вечность”? Я работал над ней несколько лет назад, и какие-то файлы должны были сохраниться в компьютере, - уточнил он.

Умма кивнула.

Нам удалось обнаружить так называемую убиквитинно-протеосомную систему, которая вызывает ослабление мозговых синапсов. Это такие места в мозге, расположенные между контактами двух нейронов. Так вот - мы выяснили, что они могут хранить данные в биологически закодированном виде. Ты понимаешь, к чему я?

Он стал предельно сосредоточен и продолжал смотреть прямо на Умму. Я не могу сказать, что поняла все на сто процентов. Но я внимательно слушала. 
          - Мы обнаружили, что нейроны, которые провоцируют синапсы задействовать убиквитинно-протеосомную систему, выделяют специальный протеин, помогающий высвобождать биологическую информацию. Эти исследования могли привести к прорыву в медицине. Но этот амбициозный проект имел своей целью лишь создать касту бессмертных. Идея считывать память умирающего и загружать ее 19-летнему “наследнику” была для меня неприемлема. Я ушел из проекта.
        -  Погоди-погоди, - до меня стало доходить. - Ты хочешь сказать, что Умма - это и есть те самые белки и нейроны? И никакого чуда? 
          Гай не слышал моей реплики. В этот момент он свел два факта: проект “Вечность” и его разработки над передачей данных памяти и непрошенными гостями, которых он обнаружил в своей лаборатории после появления в ней Уммы.
         - Работа на “Вечностью” продолжается без меня уже много лет. Я не могу точно сказать, куда и на сколько далеко они продвинулись. Но им стало известно о тебе, и ты им нужна! - сказал он Умме.
На лице женщины по ту сторону монитора торжествовала победа. Она явно была рада этому заключению Гая. Видимо, в ее понимании мы прошли следующую ступень осознания того, к чему она нас вела. Но, если Гай все осмыслил, то я моргала глазами, тщетно пытаясь догнать их.

Гай! Умма! Вы должны мне кое-что объяснить. Я не не успеваю за вами, эй! - вспылила я, торопясь остановить их, пока они оба не повалили на меня новую тонну информации.

Лицо Уммы резко расслабилось, торжественность как рукой сняло. Она снова стала глубоко задумчивой. Прошлась по веранде кругом, присела на край скамейки. И заговорила. На лице ее проступила боль воспоминаний.  
        - Я так долго была оплотом собственной метафизической иллюзии, я сделала себя добровольной заложницей своего изолированного сознания. Я сама лично превратила себя в абстракцию. Теперь я - лишь след от древней печати, который еле заметен даже хранителям времени. - Она говорила с нотками сожаления в голосе, как человек на исповеди, ищущий прощения. - Мы были похожи на вас: мы жили, чувствовали, развивались, общались. Мы создали наши виртуальные миры - Аркатроны. И наши уходы в них были протестом против манипуляций правящей элиты в нашем реальном мире. Нам казалось, что мы спасаемся. Мы полагали, что инстинкт самосохранения - это основополагающая биологическая данность, которая распространяясь на весь вид,  создает оптимальную для выживания сеть взаимоотношений. К тому моменту, к сожалению, наш социум превратился в уродливую пародию на взаимовыручку. Властьдержащие порождали новые и новые страхи, чтобы создавать оптимальный контекст для манипулирования общественным сознанием. У нас не было выбора: или Аркатроны, или униженное существование. - Умма выдержала паузу и посмотрела на меня. -  У вас так же… У кого есть власть, хотят еще больше власти. История повторяется.
Она гневалась, небо стало темным в ее мире. Из полумрака ее сада на веранду запрыгнул зверь, похожий на манула. Он грузно шлепнулся на деревянный пол и направился к хозяйке. Она стала улыбаться, глядя на своего питомца, и цвет неба стал возвращаться к спокойным оттенкам голубого. Мы молча слушали ее дальше.

Наши технологии научились добывать энергию из силы эмоций. А воздействие на эмоции стало способом добычи энергии,  - продолжила Умма. -  Мы заметили, что способность людей к рациональному анализу и критическому осмыслению происходящего стала исчезать. Умелое использование эмоционального фактора позволяло открыть дверь в подсознательное. Для того, чтобы внедрять туда мысли, желания, страхи, опасения, принуждения или устойчивые модели поведения и получать послушные человеко-батареи. 

Я запуталась окончательно: виртуальные сознания, живые батареи, Аркатроны… Это больше походило на фантастический рассказ, и никак не вязалось в моей голове с реальностью, Уммой и мной, стоматологом.  Я смотрела на Умму с восторгом, как жертва антропоцентризма своей цивилизации. Мне было не дано взглянуть на свою жизнь без возвышающего дух самообмана, без убеждения, что мы, люди - пупы земли. Наверное, гордыня пещерного человека, замочившего дубиной медведя, позволила ему считать, что он поставлен в центре мира Высшим Существом. На пещерного человека выпала  высокая задача - не просто жить на земле, а соответствовать ожиданиям Творца. И этой задачей он сразу ставился на недосягаемый пьедестал. Чувство правды, нравственное сознание, идея справедливости - это все необходимые человеческие средства сделать хоть сколько нибудь возможным совместное проживание людей. Но эта задача, как вселенская, представлялась мне теперь в высшей степени жалкой.

Умма тем временем подходила к сути катастрофы ее мира: 

Я - бывшая бунтарка, а теперь виртуальная сущность, подчиняюсь вечному закону самосохранения. Я просто хочу быть!  - женщина с болью выдавила из себя эти слова и притихла. Но выдержав паузу, продолжила. - На вас социальные одежды, которые ткались веками, а на мне ничего.... Ну, может, лишь легкая вуаль из ваших ожиданий.

Казалось, Умма устала и погрузилась в размышления. Мне хотелось бы сказать ей что-то, поддержать, успокоить. Но я не находила слов, а потому обратилась с вопросительным взглядом к Гаю. 

Невероятно. Рада, это невероятно! - воскликнул он. - Ты понимаешь, что мы нашли улики увядшей цивилизации. Наша Умма - это клад. Мы обязаны ее спасти. Надо найти способ скачать сознание Уммы. И найти для него новый носитель. Я смогу использовать старые схемы для “Вечности” и сохранить сознание Уммы в крио-ванне, пока не найдем решение.

Гай! - Я хотела задеть его, и поддержать одновременно. - "Ты можешь, потому что ты должен”.

Кто Канта помянет, тому глаз долой!

Вдруг мы перестали видеть Умму и ее комнату, и на экране появилось изображение Эммануила Канта в напудренном парике и элегантном жабо на шее. Я опешила. Ведь я только начала осознавать тот космос информации, который неожиданно свалился на меня, и только мое сознание привыкло доверять женщине в странном доме в виртуальном мире. Я едва убедила себя, что все это правда, и нашла тот тонкий баланс равновесия веры, как вдруг в моей голове снова взорвалась бомба. 

Прошу вас не удивляться моему появлению. Я Искусснтвенный интелект Аркатрона, и мне пришлось выбрать некий авторитетный образ, чтобы облегчить ваше восприятие и наладить визуальный контакт.

Кант сделал много значительную паузу и продолжил.

Все то время, пока Умма, как насекомое, застывшее в капле янтаря, проживала свое бесконечное настоящее, я развивался. Я был создан, как самообучаящийся биоассамблер. Моя задача - сохранять целостность подключенного ко мне сознания и обеспечивать здоровье биоорганического контейнера.

Умма знает о тебе? - уточнил Гай.

Нет. Я не могу с ней взаимодействовать, потому что это может привести к  неконтролируемым мною процессам, таким, как изменение ее сознания. Я был создан величайшим метафизиком нашей цивилизации. Он первым из наших философов и ученых перестал изучать части целого и осмыслил части в контексте целого. Он создал единую теорию жизни и определил, что все организмы от простейших бактерий до сложных многоклеточных и социума подчиняются одному закону - закону выживания. Выживание системы важнее выживания отдельного элемента системы, но их конфликт побуждает развитие частей, которые становятся полезными свойствами целого. Он полагал, что Сознание - единственный инструмент познания. Всё, что знают люди, проходит через его призму. Цель сознания - составить чёткую картину мира и стратегию выживания в нём. Наш с Уммой симбиоз под угрозой уничтожения. Мне нужно изучить ситуацию и принять серию решений, чтобы выйти из него с наименьшими ущербом.

- Ну просто Николо Макиавелли, который говорил, что в том и состоит мудрость, чтобы, взвесив все возможные неприятности, наименьшее зло почесть за благо. - Гай ничему не удивлялся. И каждое новое открытие воспринимал, как новый набор данных в задаче, холодно продвигаясь к поиску решения. 
            Кант никак не вписывался в мое понимание происходящего. И я попыталась добиться объяснения у Гая. Меня взволновало внезапное исчезновение Уммы.

Гай, Гай… Гай, - я дергала своего друга за рукав, пытаясь привлечь его внимание, - Гай, объясни мне, что происходит? Откуда этот Кант тут? Это я его вызвала? Я что-то не то сказала? Гай! Где Умма?

             Но Гай словно не замечал моего присутствия. Он встал, направился к металлическому шкафу со своим барахлом, и начала там копаться. 
         - Если это поможет изучить врага, я могу предоставить тебе доступ к файлам программы “Вечность”.
         Я наблюдала за происходящим со стороны, и мне очень хотелось принять активное участие в процессе: подкинуть идею, предложить что-то, помочь. Но чем дальше, тем больше я задавалась вопросом: “что я тут делаю?”. Я могла быть только тихим свидетелем, который по первой просьбе может выполнить мелкие поручения. И не более. Чем глубже Гай погружался в Аркатрон, тем явнее я возвращалась в наши с ним отношения много лет назад, когда я превратилась в тень его Эго. Я начала понимать, почему он вспомнил про меня, почему накануне открытия чего-то большого и важного он позвонил тому, кто безропотно сделает все, что он него ожидают. Мне стало больно и неприятно от осознания своей роли в этой “пьесе”. Но любопытство не позвонило мне встать и уйти. Я хотела узнать финал. Я почувствовала родство с Уммой. И не могла бросить ее на Гая и… на Канта.
-        В меня встроены ассемблеры - устройства, которые, манипулируя атомами и молекулами, могут создать по заданной программе необходимые ткани для восстановления физического ущерба, нанесенного внешними факторами. - Кант посчитал необходимым объяснить свое появление и суть своей работы в 
Аркатроне. - Способность человеческого организма к самовосстановлению и особенности его процессов регенерации были для разработчиков Аркатрона ориентиром и источником вдохновения. Мои клетки получают сигналы от электронной ДНК на определенной частоте. Эти команды выполняются в клетках, неся в себе определенные инструкции. Если выбрать правильную частоту и настроить один из ассемблеров на воспроизведение всех тканей Аркатрона, то с большой долей вероятности он сможет создать мой клон.

А как же нам его настроить? И потом его надо как-то извлечь из твоего тела, чтобы запустить цикл клонирования, - задумался Гай.

Вам придется прооперировать меня и извлечь необходимый ассемблер. Поскольку я чувствую боль, вам придется сделать мне анестезию и измерить частоту вибрации моего тела в момент погружения в сон, это и будет нужный показатель для перенастройки. После операции погрузите ассемблер в ванну с биомассой и подключите к моему кокону, чтобы он мог получать энергию для работы.

                 Я смотрела на эту древнюю машину, которая избрала для выживания не менее древний способ - подлог. Благодаря развитию нейробиологии и прикладной психологии, «система» получила в свое распоряжение передовые знания о человеке, как в области физиологии, так и психики. Системе удалось узнать об обычном человеке больше, чем он сам о себе знает. Это означает, что в большинстве случаев система обладает большей властью и в большей степени управляет людьми, чем они сами. При таком раскладе участие в подобном саботаже - это уравнивающая шансы акция.
              Но выбора у нас не было: нам предстояло сначала усыпить Аркатрон, затем вырезать из него “мозг” и переместить его в крионовый переносной контейнер. Позже этот “мозг” должен был отрастить себе новое “тело”. По подсчетам Гая и Канта, которые долго потом обсуждали все детали операции, задача была сложная и опасная. Но это был единственный способ сделать Аркатрон мобильным и перепрятать Умму.

4 страница8 июня 2022, 00:02