Слабость Первородного

Один день спустя.

Коста сидела на веранде небольшого уютного кафе «Tout De Suit» в компании экспрессо и шоколадного пирожного. Шум улицы, переполненной туристами и жителями Нового Орлеана, заглушал каждое дуновение осеннего ветра. В городе снова какой-то праздник.

— Пусть текут хорошие деньки, — с усмешкой на лукавых бледно-розовых губах выразительно произнесла женщина, в сотый раз убеждаясь, что эта фраза идеально подходила для негласного девиза Нового Орлеана.

Чтобы скоротать время, Николь безучастно рассматривала стоящие плотно друг к другу узкие двухэтажные здания. Их фасады ярких цветов всегда забавляли ее. Наверное, именно благодаря этому город навевал ощущение полной свободы и постоянного праздника. Балкончики с узорчатыми перилами и горшками растений, высокие окна с резными ставнями, яркие вывески магазинов на первых этажах и аккуратные ящики с цветами вдоль бордюров.

Неожиданно внимание женщины переключилось на людей: теперь она неспешно переводила задумчивый взгляд с одного человека на другого. Кто-то радовался, кто-то веселился — столько эмоций и чувств... и лишь выражение лица Николь оставалось привычно серьезным и бесстрастным. Она продолжала изучать толпу, когда ее глаза, ярко сверкнувшие на солнце, невольно остановились на рыжеволосой девочке, которая, присев возле ящика с цветами, поднесла свою ладонь к завядшей хризантеме. С ее тоненьких губ слетело короткое заклинание и цветок медленно выпрямился, распуская лепестки. В него, казалось, вдохнули новую жизнь.

— Маленькая ведьма, — прошептала Коста, вдруг улыбнувшись.

Через секунду она уже стояла на противоположной стороне улицы, прямо позади ребенка. Николь, завороженная красотой девочки, присела на корточки совсем рядом с ней. Ее волнистые распущенные волосы красиво спадали на хрупкие плечи, усыпанные веснушками.

— Какая ты необычная, — стараясь не испугать ребенка, тихо проронила женщина с редкой для себя мягкостью в голосе.

Кроха тут же повернулась, устремив на еретика растерянный взгляд; но он сразу сменился любопытным.

— Спасибо, — взмахнув достаточно густыми ресницами, мило улыбнулась девочка с глубокими голубыми глазами, полными энергии и силы. Любви и надежды.

Когда-то такими могла похвастаться и Николь...

— Как тебя зовут? — нежно спросила Коста, отметив, что на вид ребенку было чуть больше десяти.

— Хоуп.

— Хоуп, значит, — воодушевленно протянула женщина. — Красивое имя... Кто его тебе дал?

— Папа, — девочка пуще залилась улыбкой и ее щечки затронул легкий румянец.

Она опустила голову, принявшись переминать пальчиками край своего яркого платья.

— Папа? — удивленно переспросила Николь, вскинув брови. — Прелесть, — еле выдавила Коста.

«Хоуп. Неужели это и есть юная мисс Майклсон, о которой так пылко рассказывала Ребекка?» — губы еретика изогнулись в ухмылке, скрывающей за собой целый шквал эмоций.

Хоуп вновь посмотрела на женщину, внимательно рассматривая ее.

— А тебя как...

— Хоуп! — внезапно раздался чей-то обеспокоенный голос, не позволивший ребенку договорить.

Девочка перевела взволнованный взгляд за спину Николь, и Коста, слегка нахмурившись, тоже обернулась. Худощавая темноволосая женщина с впалыми скулами и угрожающе сощуренными глазами стремительно сокращала разделяющее их расстояние. Николь отметила, что подобное поведение присуще матерям, поэтому она поскорее исчезла из ее поля зрения.

***

Коста, не торопясь, шла по тротуару, усыпанному осенними листьями, минуя один квартал за другим. Женщина была погружена в мысли о Хоуп: эта девочка действительно была необычной и пробуждала в любом, кто видел ее хоть раз, особый интерес, даже если этот «кто» не знал, кем она является. И Николь не была исключением.

Трибрид. Унаследовав силы и способности всех трех видов сверхъестественного, когда-нибудь Хоуп вполне сможет претендовать на звание самого сильного и могущественного гибрида. Но до этого ее ждет длинный путь: бесчисленное количество трудностей и потерь; придется много узнать, не раз разочароваться и самое главное — попытаться найти свое место в этом огромном и одновременно чертовски маленьком и тесном мире.

«К тому же, спокойной жизни ей не видать», — хмуро заметила Коста, подумав о том, что сосчитать врагов Майклсонов даже не представлялось возможным. И этот ребенок, как истинное наследие своей семьи, получит в придачу заодно и всех этих «доброжелателей».

В ту же минуту, когда Николь вспомнила о членах первородной семейки, в сознание бесцеремонно ворвался образ одного из них вместе со всеми прилагающимися воспоминаниями. Коста, изо всех сил стараясь сосредоточиться на чем-то... ком-то другом и вытеснить Кола Майклсона из собственной головы, — как бы абсурдно это не звучало для тысячелетнего еретика, — опять стала рассматривать прохожих точно несчастных обреченных зверушек в зоопарке. Но неожиданно пробежавший мимо Николь мужчина задел ее плечом будто нарочно. Коста резко обернулась, обращая ему вслед злостный взгляд. Машинально потерев место удара, женщина в последний раз глянула на удаляющийся силуэт и возобновила шаг. Однако всколыхнувшиеся в ней чувства напомнили реакцию на Майклсона и теперь она не могла сопротивляться мыслям, которые он, его голос, прикосновения и даже, черт его дери, запах заполонили за какие-то вшивые секунды.

В сознании все еще крутилось неприличное обещание вампира доставить ей приличное такое удовольствие на уроке словарного употребления. Сразу вспомнилось и ее недавнее поведение, виной которому, конечно же, алкоголь... «Несомненно, он и только он», — убеждала себя женщина вперемешку с непрекращающимся потоком воспоминаний о том, какие мягкие и податливые его волосы, какой выразительный и сексуальный кадык, а какие красивые и изящные руки... Коста ощутила ненужное давление в ненужном месте и у нее вмиг перехватило дыхание как тогда, во время его вероломного нападения на ее ледяное безразличие посредством омерзительноприятного поцелуя. Николь содрогнулась всем телом и тотчас покрылась мурашками, то ли от будоражащих воспоминаний, то ли от внезапно пронзившего ее порывистого ветра. Но, взяв себя в руки, она отреклась от вздорных желаний, разочаровавшись в собственной выдержке.

«Да какой там», — осуждающе фыркнула Коста, тряхнув головой и тут же подумав: «А есть ли она у меня вообще? Может, как и сдержанность, сие качество не полагается еретикам?».

Теперь Николь ни на шутку испугалась того, что, возможно, сдерживалась не от убийства Кола Майклсона, — хотя моментами это казалось ей единственным возможным развитием событий, — а от желания отдаться в его власть. Всецело и без остатка. «Прямо под стать самодовольным пошлым шуточкам этого идиота... И ты тоже идиотка», — торопливо вставила она, осознавая, что с первой их встречи, вернее с первой секунды, как этот напыщенный вампир открыл свой похабный рот, добротная часть ее мыслей принадлежала только ему и всему, связанному с его величеством неотразимость.

Тут же в памяти всплыли слова Кола там, в баре, о том, что он близок к свое цели, ведь ее мысли уже принадлежат ему. Это окончательно добивало еретика. Вколачивало чуть ли не последний гвоздь в маленькую коробочку, уместившую в себе всю ее так называемую женскую гордость.

Нет.

«Ни для того я тысячу лет прожила, чтобы робеть и расплываться как мороженое на солнце перед каким-то... мужчиной», — последнее слово прозвучало у нее в голове с истошным воплем и протяжным обреченным вздохом. «Мужчина... мужчина... какой же ты красивый мужчина, Майклсон», — взвыла она, в то время как лицо ее, по-прежнему не выказывающее никаких эмоций, демонстрировало миру непробиваемое циничное равнодушие. Однако горящий взгляд ее цепких глубоких глаз ни у одного прохожего вызвал холодок по телу.

И поскольку, что в чувствах, что в себе самой Коста разбиралась много хуже, чем просто хреново, она решила занять себя тем, в чем действительно была уверена и знала толк — происки и злодеяния. А поспособствует веселью Николь как раз то, что от самого кафе ее кто-то уперто преследовал. Именно поэтому весь преодоленный путь еретика пролегал к кладбищу Лафайетт.

***

Уверенно ступая по старым бетонным плитам, Коста продвигалась вглубь кладбища. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь стуком высоких каблуков на ботинках и хриплым вороньим криком, от которого звенело в ушах. И без того бледное солнце скрылось за тучами и по земле расстелился слабый туман. Женщина остановилась возле одной из немногих могил, украшенных статуей девочки-ангела, и внимательно сосредоточилась на ее мраморном лице. Она напомнила ей ее маленькую Аврору. Спустя несколько минут Николь оторвала взгляд от статуи и, тяжело вздохнув, повернула голову в сторону.

— Давай выходи, Марселус, — произнесла Коста спокойным расслабленным голосом, окинув глазами старый обшарпанный склеп.

Послышались частые шумные взмахи крыльев, а затем истошный вороник крик. И снова давящая тишина.

— Мы с тобой давно не виделись, — прибавила Николь, коротко улыбнувшись мужчине, наконец вышедшему из тени.

— Верно, — Жерар подернул уголок рта вверх.

— Ты изменился, — женщина бегло осмотрела его. — Возмужал... Но до Ребекки все равно не дорос, — холодно заключила она, немного погодя.

Лицо мужчины вмиг исказилось гневом.

— Чего не скажешь о тебе, — нахально бросил он, поняв, что больше нет резона рассыпаться в любезностях, — все такая же безжалостная и кровожадная стерва, — оскалился Марсель, особо выделив последние слова.

— Это ты об оборотнях? — сообразила Коста, озорно прищурив глаза.

— О них самых, — прыснул Жерар. — Мои парни поймали недалеко от города двух выживших... Неужто ты позволила им уйти? — не без удивления спросил мужчина, вздернув брови. — И чего же ради?

— Чтобы они рассказали остальным членам стаи, что их ждет, сунься они ко мне опять.

— Что ж... в этом есть смысл, — многозначительно протянул Марсель, поджав губы. — Жаль только они больше никому и ничего не смогут рассказать.

— А я уже догадалась, — перебила его женщина с ехидной ухмылкой, которая исчезла так же быстро, как и появилась. — Ладно, бросай ты эти реверансы. Говори, что хотел.

— Может я просто искал встречи, — обманчиво мягко возразил Жерар.

— Хотел бы просто встретиться — позвонил бы, а не волочился за мной шесть кварталов, — Николь покачала головой, красноречиво заявляя о своем неверии.

— Позвонил бы, но наверняка Ребекка постоянно рядом, — парировал Марсель.

«Поразительно, но на сей раз другой член семьи Майклсон не дает мне покоя», — хмыкнула про себя Николь, после вернув внимание на мужчину перед собой.

— Полагаю, сейчас пойдет разговор о том, о чем не должны знать Майклсоны, — смекнула Коста и, скрестив руки на груди, продемонстрировала готовность слушать.

— Правильно понимаешь, — продолжал тянуть Жерар, вдобавок начав расхаживать вокруг нее, как бы измеряя шагами длину бетонных плит.

— Интригует... — сквозь зубы процедила Николь, нетерпеливо прожигая спину мужчины, — и в то же время бесит: переходи к делу.

Марсель резко остановился и с одобрением усмехнулся.

— Город устал от Майклсонов, — нарочито громко произнес он. — Жизнь в Новом Орлеане течет, не переставая, а они то появляются, то исчезают... того глядишь и вовсе умирают, а потом воскресают, — желчно скривился Жерар, устремив на женщину загадочный взгляд.

Николь вопросительно свела брови, и Марсель спешно продолжил:

— Каждый раз вероломно врываются сюда как ураган, вновь устанавливая свои правила и ломая все, что так хрупко и медленно выстраивалось в их отсутствие. Как минимум двое из их... — Жерар вдруг замолчал, но уже через мгновение выпалил первое подвернувшееся ему на язык слово: — дрянного семейства ненавидят этот город, а может и все, но каждый из них по-прежнему цепляется за него. Знаешь почему? — в тоне мужчины читалось неприкрытое отвращение и укор. — Это шалость. Гадкая забава. Несколько десятилетий они грызли друг другу глотки из-за Нового Орлеана, но весь этот спектакль не более чем фарс. Здесь живем не только мы, но и обычные люди, которым...

— О, Марсель, — непривычно тонким приторным голоском прервала его Коста, расплывшись в умилительной улыбке, — тебя волнуют людишки, — она широко распахнула глаза в театральном изумлении и активно захлопала в ладоши.

— Волнуют, — мрачно прошипел Жерар, злобно уставившись на еретика.

Николь тихо усмехнулась и, неожиданно взглянув на один из многочисленных склепов, закусила нижнюю губу. Не теряя остатки насмешливого выражения, она молчала пару минут, то ли оценивая вероятность столь громогласного заявления мужчины, то ли сдерживаясь от смеха. Марсель же не терял суровости и, как и прежде смотрел на женщину, не отрываясь.

— Так значит... — наконец заговорила Коста, вернув подозрительно любопытный взгляд на Жерара, — ты не такой? Хочешь иного? — она склонила голову на бок и хитро прищурилась, ожидая ответа.

Мужчина нахмурился, совершенно точно ощутив на себя давление. Но так легко поддаваться какой-то ведьме он не собирался. Отогнав любые ненужные мысли, Марсель уверенно отрезал:

— Да.

— И все, что тебе мешает... это — Майклсоны, верно?

Мужчина медленно кивнул, пристально изучая лицо еретика. Ее эмоции каждый раз неминуемо вгоняли его в тупик, а неспособность разгадать то, что под ними скрывалось, делала уязвимым. Жерар знал, что с весельем и шаловливостью эта женщина могла запросто вырвать сердце, а с зловещим пугающим видом вдруг впасть в чувства и проявить редкостную мягкость. Это позволяло Николь Коста быть искусным манипулятором, действия которого казались абсолютно непредсказуемыми; потому с самого начала Марсель держал ухо в остро, допуская вероятность любого исхода их встречи. Однако безмолвие затянулось. Коста наблюдала за ним со все той же лукавостью, но не спешила язвить или гнуть свою линию, потому Жерар посчитал момент подходящим, чтобы подвести диалог к кульминации.

— Я хочу сделать этот город лучше, — объяснил он. — И прародитель еретиков может мне в этом помочь. За свою выгоду, конечно же, — уточнил мужчина с многообещающей ухмылкой.

Еще какое-то время Николь молчала, а затем внезапно подняла на Марселя пронзительно блеснувшие глаза и криво подернула уголок рта вверх.

— Предлагаешь встать на твою сторону? — резюмировала она его пышные речи. — Лишить Майклсонов всякого влияния или в идеале даже убить?

— Ты согласна?

— Что ты можешь предложить мне взамен, Жерар? — елейно пропела Коста, шагнув к нему навстречу.

Стало действительно любопытно. Азарт внутри еретика взыграл пузырями как от шампанского, но так же стремительно перестал шипеть и искриться после одной единственной фразы:

— Новый Орлеан.

Он сказал это с триумфом в низком голосе и широко развел руки, будто подтверждая тем самым масштаб и грандиозность своего предложения. Коста отстранилась, презрительно фыркнув.

— Новый Орлеан? — словно не веря своим ушам, повторила она, не скрывая подоспевшего следом короткого ироничного смешка. — Ты думаешь, мне нужен Новый Орлеан? — женщина высоко вскинула брови, в изумлении уставившись на Марселя. — Это у вас с Ником какая-то полоумная борьба за кусок земли с цветными домишками. Я вашего возбуждения не разделяю.

Коста испытала неприятное чувство разочарования: неужели она и впрямь была похожа на ту, которой это может быть интересным? Уловив ее недовольство, Жерар странно передернулся и, окинув Николь непонимающим взглядом, убил в ней последнюю надежду на интригующий поворот:

— Тогда зачем ты приехала?

Все ее глубокое уныние мгновенно отразилось на лице, мешаясь с раздражением.

— Черт возьми! — рявкнула Коста, распалившись. — Эта глупая демонстрация силы и вшивого мужества так ослепила вас, что ты даже не видишь других причин моего появления! — Николь болезненно прикусила щеку изнутри. — Я приехала помочь подруге, Марсель. По-дру-ге, — членораздельнее выговорила она, не ожидая в ответ ничего кроме насмехательств.

— У тебя есть подруга? — предсказуемо хмыкнул Жерар, и женщина резко опустила плечи, будто эта жизнь в очередной раз вылила на нее стакан дешевых виски.

— Грубо, — сухо бросила Коста. — Я, конечно, понимаю: репутация у меня отвратная, да и характер скверный, но подруга все же имеется. Причем несколько. И с одной из них, удивлю, ты даже больше чем просто знаком.

— Ребекка, — на тяжелом выдохе догадался Марсель, заметно поникнув.

— Ребекка Майклсон, — громко заключила Николь, пародируя триумфальность, еще недавно демонстрируемую мужчиной. — Я здесь ради нее.

— Да уж, — Жерар нервно провел ладонью по щетине, — было ошибкой предлагать тебе встать рядом.

— Ага, — весело брякнула женщина, — потому что я не дура, Марсель. Если будет война, то я буду на стороне победителей. И, знаешь, я дам тебе совет: «Не можешь выиграть — предложи сделку». И, да, это я про Ника, — с очевидной издевкой уточнила она.

Но по прошествии всего одной секунды от какой бы то ни было веселости не осталось и следа. Коста вновь приняла равнодушный вид, а глаза холодно и серьезно скользнули по лицу Жерара, в свою очередь опасливо помрачневшему.

— Найди способ договориться, — размеренно и спокойно произнесла Николь убедительным тоном. — Не доводи до смертей и раздора, который затронет ни только нас, но и всех жителей Нового Орлеана, будь то прекрасно страшная половина населения нам подобных или те обычные люди, о коих ты так заботливо вспомнил.

В нее тотчас вперился острый взгляд темных глаз. Марсель едва не поперхнулся от возмущения и подобного неуважения перед силой, которой стоило бы бояться любому живому и неживому во всем мире.

«Но это ведь Коста», — напомнил он себе, прекрасно зная о том, что она имела раздражающую всех и вся привычку говорить то, что думает, собеседнику в лицо. Однако сие понимание не смирило его разросшегося до опасных размеров гнева.

— Ты думаешь, я проделал такой огромный путь, чтобы теперь просто заключить с ним сделку? — хищно процедил мужчина, сократив расстояние между ними и взглянув на еретика в упор, словно пытаясь понять, не шутка ли все это.

Но ничего другого, кроме непоколебимости, он там не отыскал, потому скорее возобновил свою пока что словесную атаку.

— Я предлагал ему поделить все поровну в самом начале! Я предлагал Клаусу править вместе, но ему всегда, всегда и всего было мало! В этом весь Клаус! В этом все Майклсоны, — угрожающе прорычал Жерар, почти коснувшись упертым пальцем груди женщины.

— Не всем Майклсонам всегда и всего было мало, Марсель, — невозмутимо парировала Николь, подавшись вперед, к нему, и позволив пальцу больно уткнуться в район ключицы. — Ты был для Ребекки важнее всего... Всегда, — прошептала она, впившись в глаза мужчины проницательным взглядом. — Жаль она не стала для тебя всем.