часть 9 Барселона
Оставшиеся дни до финала прошли в напряженных тренировках. Юри, кажется, не очень-то поверил, он все еще боялся разочаровать Виктора; это было понятно по тому, как он хмурил брови, как настойчиво оттачивал прыжки. Может, и неплохо, пусть будет такой стимул. Виктор же с ужасом понимал, что вряд ли Юри способен его разочаровать: он примет все что угодно. Знал бы раньше, что любовь может настолько лишать разума, — никогда не стал бы влюбляться. А теперь поздно, только и осталось, что смотреть, как догорают в этом пламени остатки рассудка. Если Юри был сейчас на пике своей формы, то Виктор — на пике влюбленности. Впереди либо взлет, либо падение, поди угадай. Все должно было решиться в Барселоне. Ах, Барселона, город страсти и свободы, жемчужина Испании! Виктор с удовольствием знакомил с ней Юри, сам он здесь успел побывать уже несколько раз. Юри был собран, спокоен. Если и нервничал — да ладно, конечно он нервничал, — то не показывал, держал лицо. Даже Виктор не мог догадаться, что происходило у него в голове. Впрочем, не только сейчас. И когда Юри попросил зайти в ювелирный, Виктор совсем не ожидал того, что произойдет дальше. Словно во сне он смотрел, как Юри покупает кольца — два одинаковых, золотых, дорогих, как черт знает что. Шел за ним в церковь, позволил снять с себя перчатку, надеть кольцо... На безымянный палец правой руки. Воздух резко закончился. Виктор смотрел на свою руку и не мог поверить глазам. Никогда в жизни он не думал, что станет носить кольцо на этом пальце. Никогда. Потому что он предпочитал мужчин — о, это он понял достаточно рано, — потому что такие браки невозможны, по крайней мере в России, потому что потом он стал вампиром и считал, что обречен на одиночество. Потому что это просто было невозможно. Юри говорил что-то — про талисман на удачу, кажется. Виктор не слышал. У него шумело в ушах, перед глазами все расплывалось — все, кроме кольца. "Юри, ты хоть понимаешь, что творишь?" Виктор сам — сам! — надел Юри на палец такое же кольцо. Ответил в том же духе, мол, катайся так, как самому понравится. Все-таки это рефлекс: даже если в голове ни одной связной мысли, слова сами складываются в предложения, когда речь идет о фигурном катании. Всю дорогу до отеля они прошли обнявшись, вошли в номер, упали на кровать, так и не расцепив объятий, и начали лихорадочно целоваться. Словно боясь не успеть, словно это была последняя возможность, последняя ночь. Словно все должно было закончиться здесь. Позже Виктор понял, что для Юри так оно и было. — Давай закончим с этим после финала. Говорят, при сильных повреждениях боль чувствуется не сразу. Сначала ты смотришь на свою руку, например, и не можешь понять, почему она лежит отдельно от тела. То же самое произошло и с Виктором. Он только вышел из душа, с волос еще капала вода. Юри сказал, что хочет поговорить, Виктор сам спросил — о чем. Он не ждал ничего подобного. Юри откатал короткую программу не идеально, занял четвертое место, но это ничего не значило: решить все должна была произвольная. Юри, конечно, расстроился, но держался. Сам понимал, что рано подводить итоги. И вдруг... — Спасибо тебе за все, что ты для меня сделал. За то, что был моим тренером. Юри поклонился. Поклонился, черт бы его побрал! Ощущение было такое, словно в груди разверзлась пустота. Больно дышать, больно не дышать, больно быть. "За что, Юри?" То, что он плачет, Виктор понял, только когда Юри ему об этом сказал. Слезы лились сами, совершенно независимо от его желания. Так странно. Он не мог вспомнить, когда плакал в последний раз. Даже после обращения, когда думал, что жизнь закончилась, и то не проронил ни слезинки. Даже когда тело не слушалось, не получались простейшие прыжки, ничего не получалось. Только стискивал зубы и пробовал снова. А теперь... — Я злюсь, понятно? Виктор даже не лгал: вместе с болью нарастала ярость — как мог Юри решать за них двоих, даже не спросив? — Ты же сам говорил только про финал Гран-При. Наверное, Виктор в самом деле упоминал что-то такое. Вечность назад, когда все только начиналось, он теперь и не помнил. Разве все не изменилось с тех пор? — Я подумал, что тебе понадобится больше помощи. Он совсем не это хотел сказать. "Я думал, что нужен тебе". Но больно даже представить, что Юри ответит отрицательно. — Ты не хочешь вернуться? — Юри не отступал. — Я видел, как ты смотришь на лед... Конечно, он видел. Лед — самый страшный наркотик, не отпускает, зовет к себе, манит... Виктор никогда не собирался уходить насовсем. Что такое для вампира один или два пропущенных сезона? Тело-то не меняется. Но почему вернуться означало покончить со всем, что было между ними? — Я не хочу держать тебя при себе, — тихо продолжил Юри, — против твоей воли. Я смотрел на тебя весь день и понял, что должен тебя отпустить. Он только начал движение — а Виктор уже знал, чем оно закончится. Словно он обрел способность видеть будущее. Видеть, как Юри снимает свое кольцо и отдает ему. И это нельзя изменить, нельзя исправить. И это — конец всему. — Не смей. Виктор перехватил его руку, сжал что есть силы. — Я надел на тебя это кольцо, только я могу его снять. Юри замер, медленно кивнул. — Будем считать, — продолжал Виктор, все еще держа его руку, — что ты меня отпустил. Только чтобы я ушел — тебе придется попросить. Сам, по своей воле, я этого не сделаю. Тишина давила на уши, выворачивала наизнанку. Юри медленно моргнул несколько раз. — Я не хочу, — произнес он внятно, — чтобы ты оставался со мной из чувства вины. — Что? Юри поднял голову, посмотрел в упор — глаза как две бездонные пропасти. — Я слышал, ваш разговор с Юрио. Он сказал, что ты стал тренировать меня из чувства вины. Виктор, как это ни странно, помнил. И тот разговор, и тренировку, — до мельчайших деталей. Мог даже услышать звук коньков, режущих лед, птичий щебет за окнами. — Да, — ответил он. — А что я ответил, ты помнишь? Юри горько скривился. — Ничего. Ты ничего не ответил. — Правильно, — кивнул Виктор. — Потому что тогда я даже себе не мог объяснить, почему так хочется быть рядом с тобой, хотя бы под предлогом тренерства. Юри вскинулся. Глаза у него расширились. — Под предлогом? Виктор не ответил. Еще одна мысль — страшная, неотвратимая — завладела его существом. — Спал я с тобой, — медленно произнес он, — тоже из чувства вины? Юри отвел взгляд. Осознание ударило под дых, вышибло остатки воздуха из груди. Все это время Юри ему не верил. Ждал, когда Виктор наиграется и уйдет. Когда решит, что сделал достаточно, чтобы искупить свою вину. Чувство, перевернувшее всю жизнь Виктора, для Юри не существовало. Виктор со стоном закрыл лицо руками. — Я не только плохой тренер, — сказал он глухо, — я еще и плохой возлюбленный. Я столько раз говорил тебе, что люблю, а ты мне не верил. — Виктор, — Юри осторожно дотронулся до его пальцев. — Ты не говорил ни разу. Медленно, не веря в то, что услышал, Виктор поднял голову, встретился взглядом с Юри. Тот смотрел странно — не то печально, не то выжидающе. Неужели Виктор в самом деле никогда не говорил ему, только думал? Надеялся, что и так все понятно, без слов? И Юри, его отважный Юри, каждый раз доверял ему свое сердце, не зная, что с ним сделает Виктор. Защитит или разобьет вдребезги. Виктор с усилием разлепил пересохшие губы. — Я люблю тебя, Юри. Тот хотел что-то ответить, но Виктор прижал палец к его губам. — Только поэтому я остался с тобой, стал тренировать тебя. Понимаешь? Юри кивнул. — Ты мне веришь? Юри ответил не сразу, через пару секунд, но за эти секунды Виктор успел придумать самые худшие варианты ответа. — Да, верю. Юри закусил губу, мотнул головой, а потом прижался к Виктору, всхлипнул. Плечи его тряслись. Виктор гладил его по спине, по затылку. — Тише, тише, — бормотал он. — Все хорошо, не надо ничего заканчивать, зачем ты это придумал? Я только нашел нам с тобой дом. Ты же знаешь, из Хасецу сейчас многие уезжают, вот и этот дом оставили, как в мультике про Простоквашино, мол, "живите, кто хотите". То есть, конечно, не так, за него сначала заплатить надо, но в целом... — Виктор, — Юри отстранился, вытер глаза, — говори по-английски, пожалуйста. Что ты сказал про Хасецу? — Что я присмотрел там дом. Хотел тебе показать, когда вернемся. — Зачем дом? — непонимающе нахмурился Юри. Зачем дом? Так просто и не объяснить. Чтобы просыпаться вдвоем каждое утро, идти на тренировку и здороваться по пути с местными жителями. Чтобы не бояться разбудить стонами спящих за стенкой родителей. Чтобы завести собаку и выгуливать ее, идти вместе по берегу океана, держась за руки, и смотреть, как пес лает на набегающие волны. Чтобы вместе решить, куда поставить награды и повесить медали — вперемешку, его и Юри. Чтобы жить. Виктор больше не чувствовал себя мертвым — Юри стал его жизнью. — Для нас, — просто ответил он. — Ты согласен? На месте Юри Виктор не стал бы отвечать прямо. Сказал бы что-нибудь вроде: "Звучит как предложение руки и сердца", как он и сделал в недалеком прошлом. Не потому, что хотел подразнить или избежать ответа. Просто думал, что и так понятно — он согласен. Оказывается, совершенно непонятно. Хорошо, что Юри — другой. Хорошо, что он улыбнулся и ответил, прямо и ясно: — Конечно, Виктор. Я буду счастлив жить с тобой. Наверное, это и называется "снять камень с сердца". Все сразу стало так просто. Виктор потянулся обнять Юри, но тот его остановил. — Подожди. А что насчет тебя? Кто будет тренировать тебя, если ты останешься в Хасецу? Виктор на мгновение задумался, а потом просиял. — Ты, — сказал он. — Я буду тренировать тебя, а ты — меня. — Виктор, ты с ума сошел? Если бы Юри сказал, что это невозможно, Виктор бы знал, что ему возразить: он лично знал такую пару фигуристов. Они жили вместе и тренировали друг друга, и все у них было отлично. Но Юри сказал другое: — Какой из меня тренер? — А из меня?! — возмутился Виктор.
***
Юри взял свое золото в финале Гран-При. Обошел на несколько сотых баллов Плисецкого, тот снова стоял, скривившись, на второй ступени пьедестала. — Вот, — сказал Юри, выходя со льда и протягивая Виктору медаль. — Ты хотел поцеловать золото. Виктор в самом деле ляпнул что-то такое перед прокатом, нес что в голову придет, лишь бы Юри улыбался в ответ. — Да, — ответил Виктор, — хотел. И поцеловал — но не медаль, а самого Юри.