Айленд: Спасённая чудовищем.

Лия сидела у окна, скрестив руки на груди. Тело будто перестало быть её — тяжёлое, чужое, тихо подрагивающее от напряжения. Она не замечала, как в комнату медленно просачивалась темнота — та уже давно была внутри неё. Не в комнате. В ней самой.

Весь день она молчала. Улыбалась Кларе вежливо, чтобы та не задавала ей вопросов, на которые она не сможет ответить. Кивала в ответ на фразы, не вслушиваясь. Делала вид, что устала от дороги, от новых лиц.
Но это была не усталость.
Это была ревность. Неудобная, неловкая, словно заноза под ногтем, которую не вытащить. Она жгла, пульсировала, и Лия не могла отвести от неё взгляд, словно зачарованная болезненным сиянием.

Образ Селены никак не уходил из её мыслей.
Её глаза, скользящие по Каину.
Её голос: «Твой огонь, основатель».
Будто бы именно она имела на это право. Значило ли это, что когда-то он действительно дал ей его? Наверняка да.

Лия чувствовала, как по вискам стучит кровь, отбивая яростный ритм.
Ей не нужно было, чтобы кто-то сказал ей это — она знала.
Потому что во взглядах Селены было что-то... Такое, что приходит только после близости. Что-то, что Лия теперь узнавала и в себе, чувствовала на собственной коже, как клеймо.

Когда Каин вошёл в комнату, пахнущий паром и чем-то тёплым, пряным, словно осенний лес, у неё на миг перехватило дыхание. Воздух в лёгких стал вязким, словно патока, густой и тяжёлый.
Он снял полотенце с шеи, провёл рукой по влажным волосам. Капли воды стекали по его обнажённому торсу, скользили по мощным плечам, и Лия почувствовала, как её собственное тело отзывается на его присутствие — лёгкой дрожью, неуловимым, но острым покалыванием. Его взгляд зацепил её — мимолётно, почти ласково, оставляя после себя фантомное прикосновение.

Он улыбнулся.
Словно ничего не произошло.

— Не спишь? — Его голос был хриплым после горячей воды. Спокойным. Уверенным. Властным.

Лия чуть качнула головой.

— Просто думаю, — ответила, не глядя на него. Слова давались с трудом, словно застряли в горле, горькие и тяжёлые.
Он подошёл ближе.

Она не повернулась. Но чувствовала: он рядом. Его тишина имела вес, ощущалась как настойчивость, почти физическое давление.

— Ты весь день молчала, — сказал он спокойно, но не безразлично. — Ты… напряжена. Я чувствую это.

— Я думаю, — повторила она. — Это не значит, что я хочу говорить.

— Но ты хочешь, — мягко поправил он. Его голос был ровным, без тени упрёка, лишь констатация факта, от которой было не скрыться. — Ты просто не знаешь, как. Или боишься, что если скажешь — станет хуже. Так?

Лия молчала, только едва заметно поджала губы, словно пыталась сдержать слова внутри себя, не дать им вырваться наружу. Внутри всё скручивалось в тугой узел, и ей отчаянно хотелось, чтобы он просто ушёл. Но одновременно она знала, что должна это сделать. Она должна говорить.

Он сел напротив, медленно, не нарушая её границы, но приближаясь, сокращая расстояние между ними.

— Я даю тебе выбор, — сказал он. — Слова или мысли. Я всё равно узнаю то, что сейчас вертится в твоей голове. Если причина твоего молчания в том, что тебе сложно произнести это вслух, — просто покажи мне это, и мы обсудим.

Она закрыла глаза.
В голове вспыхнули образы, обжигая внутреннее зрение. Она не сдержалась. Не смогла.
Селена, пальцы на его плече. Селена, впитывающая каждый его взгляд. Селена, знающая его без слов. Они вместе, в объятиях, с учащённым дыханием — всё, что Лия успела уже вообразить себе. Всё, о чём догадалась. Образы горели внутри, обжигая, но одновременно даря странную, почти болезненную ясность, подобную вспышке молнии.

Каин выдохнул тяжело, будто она сжала ему грудную клетку.
Он не открывал глаза долго. Потом всё же поднял на неё взгляд. Тихий, без осуждения, но с вопросом, который Лия не могла прочесть, но чувствовала его глубину. В этом взгляде было нечто чужое, что заставляло её искать ответы, пробиваться сквозь эту стену, что воздвиг он между ними.

— Селена давно на твоей стороне? — Голос Лии был тихим, взрослым, честным. Каждое слово давалось с усилием, но она произносила их, будто срывала с себя кожу.

— Давно, — просто сказал он. В его голосе не было ни тени колебания, лишь привычная прямолинейность, не смягчённая человеческими условностями. Для него это был факт, не требующий эмоциональной окраски.

— Ты был с ней, — Лия не спрашивала, а констатировала. Её взгляд не отрывался от его лица, ища хоть малейший признак, хоть тень эмоции, которая выдала бы его. — Она смотрит на тебя, будто знает, как ты целуешь. Как ты дышишь, когда теряешь контроль.
И я знаю это, потому что... потому что теперь я тоже знаю.

Он опустил взгляд. Но не спорил. Лия почувствовала, как внутри неё поднимается волна странного, горького удовлетворения.

Она продолжила тихо, но ровно:
— Я ревную. Да. Мне это не нравится. Это глупо, правда? Я понимаю... Но чувствую себя... будто я меньше, чем она. Потому что она... наверное, больше подходит тебе. Она тоже бессмертна, сильна, и в её руках тоже есть власть. А ещё она смелая, раз смогла добиться своего положения рядом с Ариманом. И верит в тебя, по всей видимости, очень сильно, раз решилась его предать.

Он поднял глаза, его брови сошлись на переносице. В его взгляде не было осуждения, лишь глубокое, почти отстранённое непонимание, словно она говорила на неведомом ему языке.

— Я не люблю лгать, Лия. Между нами действительно было, но... — Лия не дала ему закончить.

— Было что?

— Был секс. И это не имеет сейчас никакого значения. — Его голос был ровным, без тени раздражения, будто он объяснял простейшую истину, понятную всем, кроме неё.

— Ты даже не считаешь нужным объяснить? — решилась продолжить Лия. В её голосе прозвучало упрямство, которого она сама не ожидала, новый, острый оттенок.

Каин посмотрел на неё с лёгким удивлением, но на его лице не было ни сожаления, ни извинений, лишь непонимание, почти любопытство. Он не понимал, что именно в его словах её так ранит, словно её боль была для него чем-то чуждым и иррациональным.

— Здесь не о чем рассказывать, — сказал он, как если бы это было само собой разумеющимся. — В моём мире секс — это не нечто серьёзное, он не влечёт за собой ничего, кроме удовольствия. Мы не привязываемся только из-за того, что разделили постель, поэтому я не считаю нужным рассказывать такие вещи. То, что ты успела выдумать себе о какой-то нашей с ней чудо-совместимости... это не имеет ничего общего с реальностью, Лия.

Лия слушала и не могла поверить в то, что слышит. Внутри всё защемило, будто маленький, хрупкий механизм в груди внезапно дал сбой, раскалываясь на части.

— Если это происходило тогда... Ну, то есть, вы нравитесь друг другу, как минимум... а сейчас... — Лия не успела закончить фразу, Каин прервал её своей.

— Стоп. Нет никакого сейчас, Лия. Забудь об этом думать. Зачем ты сама себя ранишь этими мыслями? Зачем вообще этот разговор? Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе всё, что было раньше? — Его голос был нетерпелив, но в нём не было злости, лишь желание покончить с тем, что для него не имело значения, и это делало его ещё более властным, почти пугающим в своей отстранённости.

Лия чувствовала, как боль внутри неё вгрызается всё сильнее, словно хищник, терзающий плоть. Она не могла понять, почему всё это так сильно её задевает. Но она не могла остановиться.

— Я… я уже не знаю, — сказала она, но это было признание, которое она боялась произнести, почти вырванное из груди. — Наверное, я не хочу знать о тех, к кому у тебя когда-то были чувства..

— Чувства? Их не было, ты их выдумала. 
Ты Хочешь правду услышать? Мне просто нужно было снять напряжение, а она была не против мне помочь. Да, это грубо для твоих нежных ушей и такой живой фантазии, — сказал он, чуть склоняя голову. — Но я лишь называю вещи своими именами. Я существую слишком долго, чтобы придавать слишком большое значение телесности.

— А что насчёт чувств? — её голос едва слышен, тонкий, как нить. — Они имеют для тебя значение?

— Чувства — опасны, — мягко сказал он. — Для таких, как я, любовь — противоестественна. Поэтому за всю свою жизнь я никогда и ни к кому не планировал привязываться. Пока не встретил тебя. — Его взгляд был прямым, честным, не скрывающим ничего, и в этой прямоте была своя, мрачная притягательность, гипнотизирующая сила.

Лия прикусила губу. Каин продолжил после небольшой паузы, его тон стал ещё теплее, почти обволакивающим.

— Разве ты не видишь, что важна мне? Разве я не показываю это в каждом действии? Этого тебе недостаточно?

— Тогда почему нельзя просто.. Сказать? — еë голос дрожал так, словно она стояла на морозе.

— Зачем?

"Зачем?" — эхом прозвучало в её голове.

Лия отшатнулась, её глаза наполнились слезами, застилая мир мутной пеленой. Всё, что она ожидала, не сбывалось. Всё, чего она хотела, было невыполнимо. И всё же сквозь пелену слёз она видела его, его борьбу, его чуждость, и это лишь сильнее приковывало её, заставляя цепляться за эту сложную, болезненную связь, как за единственную надежду.

— Ты не понимаешь! — её голос сорвался, и слёзы начали стекать по её щекам, горячие и жгучие. — Ты говоришь мне… Я ведь для тебя не просто женщина. Ты сказал это многократно. Но тогда почему? Почему ты не можешь сказать мне эти слова? Почему ты не можешь…

Каин не ответил, его взгляд был полон боли, но он не мог сделать шаг вперёд, словно невидимая стена преграждала ему путь. Слово «любовь» было тем барьером, который он никогда не переступал. Его внутренняя борьба была почти осязаема, делая его невыносимо близким и далёким одновременно.

Он молчал, и Лия поняла: он не скажет ей этого. Он не мог сказать. А она не могла больше скрывать боль, что разъедала её изнутри.

— Получается... я не смогу быть твоей, — её голос стал почти шёпотом, едким и горьким. — А ты не хочешь быть моим. Выходит, всё это бессмысленно.

— Я выбрал тебя. И буду выбирать тебя. Каждый раз. Да, может, я прячусь за молчанием, потому что боюсь, что если я откроюсь — всё рухнет. Но ты — моя слабость. Ты — моя сила. Ты для меня — единственное, что действительно ценно. — Эти слова, сказанные с такой искренностью, обрушились на неё, как долгожданный ливень после засухи.

— Тогда скажи... скажи эти чёртовы три слова, — прошептала она, дрожа, голос еле слышен, почти умирая в воздухе. — Скажи, и я поверю. Мне просто нужно это услышать.

Он прижался лбом к её щеке. Его дыхание было сбивчивым, будто он только что прошёл через огонь, и Лия чувствовала жар его кожи.

— Прости, — прошептал он. — Прости... я не могу. Не сейчас.

Лия словно перестала дышать. Или воздух из комнаты куда-то исчез, или это слёзы так сильно душили её, что она не могла сделать вдох. Боль достигла пика, а затем отступила, оставляя после себя странное, почти пустое спокойствие. Чувство, которое она не могла, да и не хотела называть, чтобы не разрушить его хрупкость.

— Мне нужно... нужно побыть одной. Дай мне хотя бы это... — прошептала Лия. Каин отстранился и позволил ей выйти из комнаты.

Лия шла по коридору, будто сквозь сон, каждый шаг отдавался глухим эхом. Каждая мысль резала кожу изнутри, как острые лезвия.

Она постучала в дверь Клары.

— Можно?

Клара открыла, удивилась, но не спросила. Просто отступила, впуская её.
Лия шагнула внутрь и...
всё оборвалось.

Она просто уткнулась лицом в плечо Клары и разрыдалась. Без стыда, без оправданий. Просто потому, что больше не могла держать это в себе.

Клара обняла её. Молча. Без расспросов. Её руки были тёплыми, мягкими, и в них было то, чего Лии не хватало всё это время — спокойствие. Принятие.

— Всё хорошо… Я здесь, — прошептала Клара, и эти слова стали якорем в этом разрушающем шторме.

Лия молчала. Клара просто держала её за руку, и этого было достаточно. Иногда любовь — это не про поцелуи и признания, а про умение вовремя не задать лишний вопрос.