Карфаген

«Мощное цунами стерло порт Линденхавен с лица земли. Десятки погибших.

Сегодня мир потрясла катастрофа невиданных масштабов: бельгийский портовый город Линденхавен сильно пострадал в результате природного бедствия. Около четырех часов утра жители города почувствовали подземные толчки, а спустя считанные минуты на город обрушилась гигантская волна. Очевидцы описывают происходящее как «конец света». Улицы города затоплены, а портовые сооружения смыты в море. Эксперты предполагают, что причиной бедствия стал мощный подводный тектонический сдвиг в Северном море. Однако данные о землетрясении остаются противоречивыми — на некоторых сейсмографах не было зафиксировано активности, соответствующей такому катастрофическому цунами».

Юнги сидит, уставившись на экран планшета, и снова и снова перечитывает новость. Заголовок четко указывает на причину трагедии, но омега сомневается, что это природная катастрофа. Юнги сам лично никогда не был свидетелем действий Каана, но еще будучи солдатом, слышал о том, что у Азари есть оружие, способное стереть с лица земли целые города. Тогда он и не подозревал, что их оружие — сам глава клана, и зовется он Левиафаном. Потом уже в Хароне омега узнал об Ансбахе, увидел фотографии с потопленными кораблями, и теперь, сравнивая их с произошедшим в Линденхавене, находит общие черты.

— Где ты был? — Юнги откладывает планшет в сторону и смотрит на вошедшего в спальню Чонгука. Будто бы Юнги не знает, ведь на все еще не погасшем экране планшета открыта новость, заставившая волосы на затылке парня пошевелится. Снова эта озадаченность, растерянный вид, а главное, Чонгук виновато прячет глаза, и это только подпитывает его пока все еще сомнения.

— По делам ездил, — подходит к кровати Чонгук и, притянув его за щиколотку к изножью, целует в лоб.

— Сбавь обороты, — выбирается из его рук Юнги. — Я оделся, даже глаза подкрасил, а это, чтобы ты понимал, дело не легкое и не совсем приятное, у меня они слезятся. Что сделал ты? Отменил наше свидание, нагрубил мне и уехал! Не предупредив меня заранее!

Все равно хочется надеяться, что это не он, хотя Элисса назвала страну и почерк его. Юнги отказывается верить в то, что этот альфа, одно присутствие которого вселяет в него чувство безопасности, забрал столько невинных жизней за одну ночь.

— Мы еще не поженились, а ты уже выговариваешь мне, — опускается на кровать мужчина и снимает пиджак.

— Чонгук, я серьезно, что случилось? — подползает к нему Юнги. — Почему ты внезапно сорвался из Харона? Почему ты был так груб со мной?

— Уже сказал, дело вышло, мне нужно было с ним разобраться, — хмурится первородный.

— Мне очень хочется, чтобы это был не ты, и я не хочу спрашивать, потому что ты не солжешь, и меня это разрушит, — опускает глаза омега.

— Тогда не спрашивай, — пристально смотрит на него Чонгук. Как будто это легко, ведь какой бы болезненной ни была правда, лучше она, чем обман для мнимого спокойствия души.

— В Бельгии ведь было не цунами? — переборов себя, все же выпаливает Юнги.

Чонгук молчит, все так же смотрит на него, и омега читает ответ в его глазах.

— Как ты мог? — срывается голос парня. — Там десятки погибших, и это мирные жители! Нет никакого Белтейн в Линденхавен, я это точно знаю. Против кого ты там боролся? Я имею право знать, ведь совсем скоро мы станем семьей, и я не хочу быть мужем того, кто разрушает по прихоти!

— Я уничтожил много городов, Юнги, стирал с земли целые государства, призван уничтожить весь мир, так к чему сейчас все это? — с горечью улыбается мужчина. — Ты всегда знал, кто я. Ты знал это, выбирая меня.

— Но почему? Дай мне причину оправдать тебя, я хочу понять, за что ты так поступил с ними, — хватает его за руку омега, не скрывает, как в нем обида клокочет, из невидимых глазу ран переливается.

— Если оправдать мои действия, ты простишь? — сжимает его пальцы Чонгук.

— Я хотя бы пойму, что происходит.

— Там были враги, а у меня был приказ, вот и все.

— Приказ? Кто тебе приказал? Кто тебя туда отправил? — напрягается омега.

— Это моя сущность, я создан служить. Если бы я не принял меры, то потери были бы от нас, — спокойно объясняет альфа.

— Допустим, все так, ты распознал угрозу, но неужели все убитые — враги? — не сдается Юнги. — Неужели никто из мирного населения не пострадал?

— Сопутствующий ущерб.

— Как ты можешь так спокойно говорить об этом! — восклицает омега и подскакивает на ноги. — Как ты можешь так хладнокровно оправдывать свои действия!

— Только вам можно? — выгибает бровь Чонгук.

— Не смей.

— Вы, люди, постоянно воюете, бросаете бомбы на целые города, стираете их с лица земли и потери при этом прекрасно оправдываете, — усмехается Чонгук. — День или два СМИ трубят об этом, а потом вновь все забывают, будто бы ничего не случилось. Потому что вам так выгодно, вам так надо, ведь война оправдывает все средства. Так почему именно моя война отличается от вашей? Почему вам можно бороться за ваши, к слову, алчные идеалы, ведь вы воюете за расширение своих земель и ресурсы, а меня это делает чудовищем?

Юнги замирает на месте, пару секунд не знает, что ему ответить, а потом, сделав глубокий вдох, возвращается к кровати.

— Ты прав, я всегда знал, кто ты, и все равно полюбил тебя, — садится рядом с ним омега. — Будет нечестно винить во всем тебя, но, Чонгук, ты умеешь сострадать, умеешь чувствовать, в тебе начало это пробуждаться, — снова берет его за руку. — Почему же ты так внезапно сорвался? Что твоя сущность тебя сказала или сделала, что за какие-то полчаса мой Чонгук превратился в оружие? Ты, когда пригласил меня на свидание вчера, уже знал, куда направишься?

— Нет, я думал о Шотландии и Белтейн, — честно говорит мужчина.

— Так почему ты резко сменил планы? — напрягается Юнги.

— Я же оружие, — смотрит на него Чонгук. — Это всегда происходит по одинаковой схеме — я начинаю видеть в голове цель и знаю, что мне нужно ее разрушить. До этого момента осечек не было. Все, кого я уничтожаю, служат или моим врагам, или врагам тех сил, которые меня создали.

— Кто они? Ты же видел тех, кому служишь? — не отступает Юнги. — Ты делаешь все, что тебе говорят, а сам ты им вопросы задавал? Ты спрашивал у них, что именно произошло в Карфагене?

— Приказ приходит не голосом, это просто вспышка, — не скрывает, как ему не нравится эта тема, Чонгук. — Я вижу место, иногда лицо. Я просто знаю, что должен идти, должен выполнить и подчиниться. Иначе я перестану существовать. Выполнять приказы — смысл моего существования, я их не оспариваю. Ты же понимаешь, что в мире много сил, о которых человечеству ничего не известно, и те, кто отдает приказы, они выше меня и сильнее. У нас нет диалога, со мной никто не разговаривает, и спрашивать мне не у кого.

— А ты пробовал не подчиниться? Ты хотя бы разок испытывал на себе последствия нарушения приказа, или ты просто знаешь, что тебя накажут? — хмурится Юнги.

— Один раз в Карфагене, и это обошлось мне настолько дорого, что я предпочел забыть случившееся там, — смотрит будто бы сквозь стену альфа. — Я потерял в Карфагене все. Я видел это, когда держал тебя в своих руках на троне. Я расплачивался за свою ту ошибку снова и снова, терял тебя, терял собственную жизнь, я больше такого не хочу и именно поэтому приказы не нарушаю, Юнги. Я не буду причиной того, что ты пострадаешь.

— Тогда почему ты служишь тем, кто так жестоко с тобой обошелся? Почему за столько веков на земле ты ни разу не выступил против тех, кто тебя наказал? — восклицает омега.

— Это не они так со мной поступили, они меня вернули к жизни, предупреждали и защищали, они даже позволили мне снова встретить тебя, — твердо говорит Каан. — Случившееся в Карфагене — это последствия моего выбора, ведь нельзя насильно менять свою природу, это влечет цепную реакцию, а с тобой я и так меняюсь. С тобой я и так держу себя в узде, и это максимум, что я могу. Не суй свой очаровательный носик в мои обязанности солдата. Не пытайся менять мое предназначение, мы этот счет не оплатим. Пожалуйста.

— Если тебя наказали не они, то чей кинжал ты носишь в себе? — не скрывает сарказм в голосе Юнги. — Кто тогда твой истинный враг?

— Раньше я искал его среди первородных и вампиров, но теперь во мне все больше убежденности, что им мог быть просто человек, который кормит червей уже много веков, — усмехается альфа. — После видений я понял, что ранить и даже убить меня тогда мог любой, ведь я потерял тебя, а значит, я не боролся.

— Так вытащи этот чертов кинжал, если все именно так, как ты говоришь мне, — со злостью выпаливает омега. — Забудь о случившемся в Карфагене, разрушай дальше и приходи по ночам во дворец, чтобы лежать в моих объятиях!

— Не понимаю, почему ты злишься, — хмурится Каан.

— Я злюсь, потому что ты не борешься, ты не бунтуешь, ты даже своего убийцу уже не ищешь! — кричит на него Юнги. — Ты решил, что твое наказание — это последствия нарушенного тобой приказа, но при этом оправдываешь тех, кто этот приказ и дал. И что теперь, ты будешь делать все, что тебе скажут? Может, и от меня еще и откажешься, вдруг твоим боссам так захочется?

Альфа молчит, крутит кольцо на пальце и продолжает гипнотизировать взглядом стену.

— Чонгук, — надломлено произносит Юнги.

— Я бы пошел другим путем, я бы сделал все, и даже это, — опускает глаза мужчина. — Я держал твое тело в руках, Юнги, — смотрит на свои ладони. — Я сам тебя хоронил. Второй раз я этого не вынесу, и поэтому я прошу тебя, не лезь в мои обязанности, не подвергай риску наше с тобой будущее и позволь оберегать твой свет вечно.

— Ты не принимаешь решения за меня, — старается выровнять дрожащий голос омега. — Я выбрал быть с тобой, я пошел на это осознанно, и я все равно настаиваю, что ты должен найти своего врага. Того, кому было поручено наказать тебя, раз тех, кто отдал приказ, ты простил. Верни ему этот кинжал.

«Отомсти за нашего ребенка, потому что я не буду жить в мире, по которому ходит его убийца».

— Я твою смерть никому не прощал, — мрачнеет Чонгук. — Я просто понял, что тот исход был предначертан, я о нем знал и все равно рискнул. Мне нужно убить себя, если я хочу отомстить за тебя, — с горечью усмехается.

— Раньше ты так не думал, — кусает губы Юнги. — Ты был настроен по-другому. Ты был готов на все, чтобы каждая тварь, которая лишила тебя любимого, ответила за это. Откуда в тебе теперь эти мысли?

— Они все повторяли, что я заслужил. Я услышал это в видениях, которые видел с тобой. А что, если они правы, Юнги? — смотрит на парня альфа. — Получается, что во всем всегда был виноват только я. Я столько веков страдал, пытался бороться с невидимым врагом, восстановить свое прошлое, а оказалось, что я есть и убийца, и жертва. Я довел тебя до края, я совершил ошибку, за которую ты заплатил жизнью. Поэтому я думаю, что я все и забыл. Из-за чувства вины. Если я вспомню, моя ненависть к себе разорвет меня.

— Нет, это не так, ты не виноват в том, что полюбил, что захотел семью, — осекается Юнги, боясь сболтнуть лишнее. — Ты ничего плохого не сделал, Чонгук. Нельзя так жестоко наказывать за любовь. Никто не заслуживает такого ада, через который прошел ты. Ты все вспомнишь, ты узнаешь своих врагов, и если окажется, что это те, кто тебе приказывает, ты их уничтожишь. Ты не отступишь! А пока вспомни, что ты делал до Бельгии, — настаивает омега. — Ты был внизу, в зале, я зашел, мы поговорили, а спустя полчаса ты сорвался. Что произошло за это время? Мне важно, чтобы ты вспомнил.

— Зачем мы это обсуждаем? — поднимается на ноги Чонгук. — Я же сказал, я получил приказ и отправился его выполнять. У нас свадьба на носу, надеюсь, прекрасное будущее, но мы снова застряли в прошлом и пытаемся выяснить, что произошло там, — раздраженно продолжает альфа. — Я устал, Юнги. Я делал свою работу, так было до тебя и будет после. Не ищи во всем тайный смысл, так можно и с ума сойти. Прошу, позволь подарить тебе чудесную свадьбу, и подари мне хотя бы пару часов счастья, что не будет омрачать проклятое прошлое, которого я не помню.

«Ты бы сам копался в нем, если бы знал всю правду и подозревал, что те, чьи приказы ты выполняешь, и были теми, кто лишил тебя семьи», — думает Юнги.

— Хорошо, — бурчит омега. — Сейчас обсуждать нечего, потому что я ничего не понимаю, но мы обсудим, когда я пойму.

***

Каан привез Тео в Харон, омега этому и не сопротивлялся, ведь идти ему некуда, и если бы даже было куда, то бежать он больше не будет. Всю дорогу он молча смотрел в окно, думал о произошедшем в церкви и запрещал себе оплакивать их отношения. Все не может так закончиться, ведь, потеряв Хосока, Тео потеряет не просто любимого мужчину, но похоронит с ним только проснувшуюся веру в чувства. Именно поэтому, несмотря на страх, который по-прежнему сдавливает его грудь, Тео не планирует сдаваться. Хочется уже наконец-то открыть душу, снять с себя этот многолетний груз, сросшийся с ним, а главное, довести до Хосока правду, в которой он сам был жертвой. Тео давно перестал ждать от этого мира понимания и, тем более, сочувствия, он рано понял, что как бы ни старался, в глазах всех ему никогда не быть хорошим. Но сейчас ему жизненно необходимо рассказать обо всем произошедшем Хосоку, потому что его мнение никогда не будет ему безразлично. Так, наверное, настоящая любовь и работает — вопреки разуму, страху, грядущей боли и возможности потери. Тео может сомневаться во всем мире, но в том, что между ними именно любовь — никогда.

Только с первыми лучами солнца, пробивающегося в окно, Тео поднимается с кровати, на которой провел последние четыре часа, и, подойдя к тумбе, наливает себе воды. Он постоянно прислушивается к шуму со двора, содрогается, когда слышит звук открывающихся ворот, но Раптор пока так к нему и не зашел. Может, он уже и не зайдет. Эта мысль пугает больше, чем чудовище в церкви. Раптор ведь не навредил ему, Тео видел борьбу в нем, как искры ярости в его глазах гасились им самим и снова вспыхивали. В нем все еще теплится надежда, что у них есть шанс, что Хосок, узнав правду, встанет на его сторону, и ничто не будет угрожать их совместному будущему.

Хосок оставляет автомобиль у фонтана во дворе Харона, но внутрь не торопится. Сперва он нервными шагами меряет двор, потом прислоняется к автомобилю и, скрестив руки на груди, пытается успокоить бушующие в нем мысли. Он чуть ли не подчистую разрушил церковь, которую сам же отстроит, а потом несколько часов колесил по трассам Лондона в надежде, что злость пройдет, он возьмет себя в руки и сможет решить вопрос с омегой без риска разрушить и Харон. Видимо, пары часов для этого недостаточно, потому что в нем все еще клокочет ярость, а желание обрушить на Тэхена все свои темные чувства не угасает. Кроме ярости Хосок ничего и не чувствует. Почти ничего, помимо все еще не до конца улегшейся обиды и уже подступающей к нему пустоты. С ней он прекрасно знаком, звал ее домом, лелеял, думал, что лучше и быть не может. Так было до встречи в церкви с омегой, который заставил ее отступить своим взглядом, наполнил его своим смехом и бархатным голосом, своим присутствием в его жизни доказал, что в пустоте ничего хорошего нет. Теперь она снова выигрывает, и Хосоку с ней бороться не хочется. В конце концов, таков удел дитя тьмы, и было глупо поверить, что другой поделится с ним светом. Хосок знает, что его злость на Тео питается не самим фактом его лжи, а тем, что за ней следует. По информации, которую нарыл Калум, омега всегда действовал по одной схеме — находил того, кто его обеспечивал и защищал, оплачивал их услуги натурой. Хосок бы закрыл на это глаза, ведь сам он отнюдь не святой, но то, что и с ним Тео играл, не дает мужчине вдохнуть. Тео его не любит, и именно эта мысль пробуждает в нем не спящее последние часы желание разрушать. Не любит, иначе не лгал бы, смотря в глаза, не воспользовался бы его интересом. Сколько бы раз омега ни повторил те самые три слова, для Хосока их значение уже утеряно, ведь пусть он не человек и считал себя далеким от чувств, он твердо знает, что любимому лгать бы не стал.

Тео, который уже узнал звук движка любимого автомобиля своего мужа, второпях накидывает на плечи кардиган и бежит вниз. Он дал ему время, двадцать мучительных минут сидел в комнате в ожидании, что он все же поднимется, но раз Хосок к нему не собирается, Тео сам его навестит. Их брак — не просто договоренность или поиск взаимной выгоды. Их брак сейчас для Тео — смысл жизни, ведь он впервые встретил того, кого по-настоящему любит, и раз ему суждено его потерять, то сперва он сделает все, что может, чтобы это предотвратить. Даже если Хосок бороться не хочет, Тео пойдет до конца. Он выбегает на ступеньки, жмурится из-за редкого для Лондона солнечного света и, спустившись вниз, так и стоит в пятнадцати шагах от альфы, боясь подойти ближе.

— Пожалуйста, поговори со мной, — обнимает себя за плечи омега, в надежде всматривается в любимый профиль. — Позволь мне все тебе рассказать, ведь даже у приговоренного к казни есть право на последнее слово.

Хосок не поворачивается к нему, так и вертит меж пальцев зажигалку, уставившись бесцветным взглядом на кусты белых роз перед ним. И в этих цветах он. Сколько раз Хосок приезжал во дворец и находил омегу, ухаживающего за розами, он знает каждый куст, к которому тот прикасался, и даже их цвет ассоциировал с ним. Ведь что кроме белого может описать омегу, в чьей невинности он никогда не сомневался?

— Я все тебе расскажу, отвечу на вопросы. Умоляю, дай нам еще один шанс, — переминается с ноги на ногу Тео, не хочет смиряться с тем, что его даже не слушают. — Хосок, пожалуйста, поговори со мной.

Альфа реагирует на свое имя, поворачивается к нему лицом, и Тео уже по его взгляду понимает, что шансов нет, ведь вместо привычной бурлящей в нем нежности стоит полный штиль.

— Не смотри на меня, как на врага, — переборов страх, делает к нему шаг омега. — Я тебе не враг, никогда им не был...

Тео осекается, потому что в глазах мужчины снова вспыхивает тот самый опасный блеск, который он видел в церкви, но Хосок не приближается. Вместо этого он коротко кивает выросшим за омегой охранникам, и парня любезно просят вернуться в комнату.

— Ты даже говорить со мной не будешь? — с обидой восклицает Тео и срывается к нему. Омегу хватают за руки, а Хосок, как ни в чем ни бывало, идет в сторону сада.

— Ты придешь рано или поздно, я дождусь! — сбросив с себя руки, добровольно двигается к дверям, из которых выходит Каан, Тео.

Омега скрывается во дворце, а Каан идет к замершему у кустов другу.

— Давно Харон не будили разборки парочек, — усмехается Каан, подойдя к альфе. — И что это было? Почему ты не поговорил с ним?

— Я не могу слушать его, все, что он говорит — ложь, — кривит губы Хосок. — Где гарантия, что тот, кто так долго мне лгал, не будет лгать и сейчас? Можно ли вообще восстановить утраченное доверие?

— Я не знаю, чем тебе помочь, но я знаю, что он не просто один из твоих омег, а тот, кто тебе важен, и вообще, он твой муж, — осторожно говорит Каан. — Ты должен хотя бы поговорить с ним, и не так, как сделал это в церкви.

— Я не могу, — ерошит волосы Хосок. — Я не в состоянии и боюсь потерять контроль. Как только он открывает рот, мне хочется взорваться. Пусть радуется, что я с ним не разговариваю.

— Это же не будет длиться вечность, — хмурится Каан. — Что ты будешь делать?

— Не видеть его и не слышать.

— Хосок.

— Буду держать себя на расстоянии, — отмахивается Хосок. — Сейчас, мне кажется, я готов разрушить весь Харон.

— Я не могу решать за тебя, но если все настолько плохо, то уж разведись тогда, — предлагает Каан. — Ты не только его мучаешь, но и себя.

— Развестись? — Хосок словно не верит в услышанное. Это ведь опция, Каан прав. Более того, это именно то, что делают люди, когда понимают, что дальше им не по пути. Но Хосок и думать об этом не хочет. Разводиться с Тэхеном? С тем самым Тэхеном, который держал его за дурака и в то же время сделал его самым счастливым альфой в мире?

— Нет, я с ним не разведусь, — твердо говорит мужчина. — Я должен обо всем подумать, но сперва мы решим вопрос с нашей угрозой, это куда важнее.

— Мой омега с ним дружит, и что-то мне подсказывает, что они с ним похожи, а значит, твой не будет сидеть молча и ждать, пока ты снизойдешь до него, — улыбается Каан.

— Я сказал, что разводиться не буду! — рычит Хосок. — Он этого, может, и хочет, ведь сразу найдет себе нового идиота, который, будучи им очарованным, отдаст ему все, что имеет. Еще одного Джона, Раптора и тех, кто был до. Не хочу больше о нем говорить, остыну и решу вопрос. Сейчас мне надо выяснить, откуда утечка. Кто, черт возьми, сливает все наши планы.

— Хорошо, работай, — кивает Каан. — Надо срочно выяснить, как они узнают о наших операциях, и главное, как они узнали о твоем крестовом походе в Шотландию, если детали были известны только нам.

***

Каан возвращается в спальню, опускается на кровать рядом с Юнги, а Маммон, до этого лежавший на животе омеги, сразу взбирается на альфу.

— Я думал, ты мне кофе принесешь, — зевает Юнги, наблюдая за тем, как Каан играет с котом.

— Я тебе не все ночью рассказал, — говорит мужчина. — Ты говорил со своим другом?

— С Тео? — напрягается Юнги. — Нет, а в чем дело?

— Кое-что случилось.

Юнги выслушивает альфу и уже к середине рассказа начинает торопливо одеваться, собираясь сорваться к другу.

— Постой ты, — хватает его за руку Каан. — Ты успеешь с ним увидеться, но пока Хосок в Хароне, не иди на их половину.

— Почему? — злится Юнги. — Потому что твой друг мне навредит?

— Он может, ты не знаешь настоящего Хосока.

— Я знаю настоящего Левиафана, и поверь, никого больше не боюсь, — улыбается Юнги. — Тео нуждается в друге, и я должен быть рядом.

— Мы не знаем, что произошло, — все равно не отпускает его Каан. — Но я точно знаю, что что-то серьезное, иначе бы Хосок так не разозлился. Дай им сперва самим разобраться, а позже зайдешь к нему. Пожалуйста. Если Хосок в порыве гнева навредит тебе, то я тоже сорвусь, не нагнетай, мой боевой котенок.

— Ладно, — поняв, что он прав, опускается на кровать рядом с ним Юнги. — Подожду, когда вы свалите решать свои дела, — прислоняется головой к его плечу. — Но я сильно переживаю, потому что знаю, что Тео любит твоего угрюмого друга. Хотя и не знаю, за что. Я до сих пор хочу убить Раптора, все время забываю, что уже не воюю. Думаешь, они разведутся? Все так плохо?

— Разводиться Хосок вроде не хочет, но сейчас он слишком зол, поэтому не знаю, что он решит дальше, — обнимает его Каан. — Я бы с тобой не развелся. Никогда.

— Даже если мы надоедим друг другу? — смотрит на него Юнги, и после долгой паузы оба начинают смеяться. — Ладно, глупость сказал, судя по всему, нам и нескольких веков вместе не хватает.

***

— Я только приехал из Вестминстерского аббатства. Как мы и предполагали, стоило сказать, чью именно свадьбу мы хотим там провести, вопросы отпали, — потягивается в кресле Киран, пока друзья наливают себе выпить.

— Ваше темное высочество, оказалось, недаром я так зову вас с начала времен, ведь свадебные церемонии в аббатстве проводятся исключительно для членов королевской семьи, — смеется Арес, хлопая по плечу Каана.

— Единственный момент, что для свадебных церемоний требуется строгая приверженность религиозному обряду, поскольку это активное место поклонения. Церемония должна соответствовать англиканским традициям, я не стал спорить, сказал, что мы постараемся максимально их учесть, — продолжает Киран.

— Все нормально, сделаем, как надо, — кивает Каан.

— Еще загвоздка в том, что свадебный банкет в самом аббатстве невозможен, — качает головой Киран. — Это священное место, и использование его в качестве площадки для светских мероприятий запрещено. Но мы можем организовать банкет в Харон или в поместье Анны Болейн, или во дворце Вестминстера. Я могу сделать это через связи в британском правительстве. Где твой омега хочет провести банкет?

— В том-то и дело, что он хочет провести церемонию и лечь спать, — усмехается Каан.

— Забавный у тебя малыш, — улыбается Арес.

— Тогда все готово, — поднимается на ноги Киран. — Свадьбе века быть.

— Свадьба? И когда ты планировал рассказать все матери? — проходит внутрь до этого подслушивавшая мужчин Элисса и недовольно смотрит на сына.

— Что именно тебя так расстроило? То, что я не рассказал, или то, кто мой избранник? — спокойно спрашивает ее Каан, и женщина сразу меняется в лице.

— Как ты можешь думать, что я буду против твоего счастья? — с обидой смотрит на него Элисса. — Я твоя мать, я хочу радоваться за тебя, разделять твое счастье, — идет к бару женщина и достает бокал. Она мешкает пару секунд, выбирает правильные выражения и параллельно наливает себе вина.

— Я думал, ты будешь дольше возмущаться, — усмехается Каан.

— Я расстроена, что ты не поделился, но к чему возмущаться? Я рада за тебя, — чокается с ним Элисса. — Чем я могу помочь? Ты знаешь, у меня везде связи, все, что пожелаете — организую. Свадьба моего сына должна быть неповторимой.

— Спасибо, но мы закончили подготовку, — заверяет ее Каан. — Я виноват, что не поделился с тобой раньше, но в свое оправдание скажу, что сомневался, что он примет мое предложение. Буду рад видеть тебя на свадьбе.

***

До того, как покинуть дворец, Чонгук снова заходит к Юнги, чтобы попрощаться, и видит, как омега выбирает бабочек для кота.

— Для него это триггер, он их ловит и ест, — прислоняется к косяку Чонгук. — Ты, вообще-то, должен быть на примерке, а ты кота наряжаешь. Еще смокинг ему закажи.

— Маммон — почетный гость, не забывай, что он моя первая любовь во дворце, — улыбается омега, продолжая гладить кота. Последний от его ласки и слов млеет. — Поеду я на примерку, только переживаю немного. Я никогда не думал, что у меня будет свадьба, и я пока даже к мысли о ней не привык.

— Моя любовь, я бы подарил тебе много свадеб, и все со мной, — подходит к нему Чонгук.

— А ты не скажешь «нет» у алтаря? — щурится Юнги.

— Я лучше позволю моим врагам вынуть мое сердце, — мрачнеет мужчина, в котором внезапно отдает эхом слово «нет», сказанное его же голосом.

— Чонгук, а ты знаком с верхушкой Белтейн? — внезапно меняет тему Юнги. — Ты знаешь Риксби?

— Нет, только понаслышке, — задумывается альфа. — Кажется, о нем я узнал, когда собирал информацию про тебя. А что?

— Мне показалось, вы знакомы, — разочарованно вздыхает Юнги.

— Может, когда-то и пересекались, он ведь вампир? — спрашивает Чонгук.

— Он был у леса, когда я сбежал, узнав о том, что ношу твою жизнь, и это он сказал мне, чтобы я вернулся к тебе, — тихо говорит Юнги. — Вот я и подумал, вдруг вы знакомы.

— Мне он уже нравится, хотя я вспомнил, как ревновал тебя к нему, — улыбается альфа.

***

Стоит Каану покинуть дворец, как к Юнги без стука заходит Элисса и, смерив его недобрым взглядом, идет к окну.

— И вам доброе утро, — убирает в коробку бабочки Гидеон.

— Значит, свадьба, — цокает языком Элисса.

— Вы не приглашены.

— Как жаль, что не тебе это решать, — ухмыляется женщина. — Будешь супругом своего врага. Вот это достижение.

— Он мне не враг, я люблю его, — спустив кота на пол, идет к ней омега. — Я все больше убеждаюсь, что единственный враг в этом дворце — это именно вы.

— Ошибаешься, человек, но ты слишком глуп, чтобы с тобой спорить, — хмыкает Элисса. — Я выполню материнский долг, поддержу сына, даже если его последняя идея подведет его к обрыву. Но и ты не забывай, что тебе здесь не рады, и твое временное правление рано или поздно подойдет к концу.

— Успокаивайте себя этим, раз вам так удобно, — улыбается Юнги, — а теперь я вынужден удалиться, мне нужно на примерку костюма.

***

Национальная галерея окутана спокойствием, и именно за ним этой ночью прибыл сюда Киран. Учитывая его щедрые пожертвования и одолжения нужным людям, для первородного не проблема посетить галерею в любое удобное ему время. Он размеренно двигается по помещению, ненадолго задерживаясь перед любимыми картинами, и если с виду он кажется абсолютно спокойным, то внутри у него шторм. Киран думал, что его тяга к Чимину — это всего лишь страсть. Его возбуждала эта игра в кошки-мышки и вульгарная красота омеги, которую не нужно высматривать, она вспыхивает перед глазами разом и вся, ровно как и цвет волос фурии, которая утянула его в трясину. Сперва это был просто беглый взгляд, затянувшееся прикосновение, дрожь предвкушения в голосе. Потом началась жажда ласки, его голоса, его запаха. И Кирану казалось, что все под контролем, что или само спадет, или он в любой момент сможет остановить это безумие. Киран кормил себя надеждами, что Принцесса — это просто желание, которое можно задушить, забыть, похоронить под другими улыбками и прикосновениями, и ошибался. Он упустил момент, когда его чувства к омеге перешли опасную черту, и обратно уже нельзя. Обратно и не хочется. Теперь имя Чимина для Кирана — молитва, и им человечество должно называть все свои самые прекрасные открытия. Киран попался в сети той, кого им самим же было приказано обходить его стороной, и бежать больше смысла нет. Он не может представить свою жизнь без него, не может отступить, и пусть сейчас в нем говорят чувства, как оказалось, они способны отключить разум и сильнейшему. Значит, все же всесильна. Киран горько улыбается и опускается на скамью. Завтра свадьба Каана, он наконец-то обретет счастье. Раптор тоже влюблен по уши, Арес носится со своим человеком, и Киран, наблюдая за друзьями, пропустил момент, что он тоже нашел того самого. Только между ним и Чимином другой альфа и все еще нежелание омеги выбирать его. Хотя, когда Киран ему себя предлагал? Он ведь ни разу не поговорил с ним по душам и не открыл ему свое сердце. Сейчас самое время это сделать, иначе он потеряет того, кто за короткий срок затмил собой все и даже долг альфы. Больше Киран со своими чувствами бороться не будет, он будет бороться за них, и если придется, то даже объявит войну своему соратнику. Главное, чтобы Чимин дал ему шанс, хотя бы намекнул, что и в нем похоть уже переросла в нечто большее. Тогда Кирана никто не остановит.

***

— Я не поверил, что он меня пригласил! — Джулиан не может успокоиться и, стащив с себя куртку, наливает воды. Он только залетел в квартиру Ареса и, не дав альфе его даже нормально поцеловать, мечется по комнате.

— Каан Азари пригласил меня на свадьбу! Я буду не охраной, а гостем. Ты можешь поверить? — горят глаза парня.

— Не восхищайся при мне другими, я ревную, — обнимает его со спины Арес. — А еще я предвкушаю, ведь увижу тебя в костюме, а не в военной форме.

— Я думал, тебе нравится моя форма, — обернувшись к нему, играет с пуговицами на его рубашке Джулиан.

— Еще как нравится, — снимает с него футболку Арес, — но ты не жадничай, убей меня своей красотой.

— Ты где был полдня? Я тебя даже в штабе не увидел, — не сопротивляется парень, пока альфа его раздевает.

— В Камдене, — приступает теперь к своей одежде Арес. — Я как бедный родственник сижу в лаборатории в этой хипстерской дыре в надежде, что папочка меня похвалит. Кстати, я уже провел первые тесты с кровью первородных и пока не наблюдаю побочных эффектов.

— Поздравляю, я встречаюсь с ботаном, — толкнув его на кровать, седлает его Джулиан и достает из-под подушки шелковые ленты, с которыми они еще вчера играли. — Хочу тебя попытать, — наматывает одну из них на руки первородного.

— Ты знаешь, что я король ада, и пыткам учатся у меня, — скалится Арес.

— Не начинай, шизофрению надо лечить, а не поддерживать, — нагнувшись, целует его Джулиан.

— Почему мне никто не верит, — обиженно говорит Арес.

— Ладно, и как в аду пытают? — выпрямляется Джулиан. — Души на костре поджариваешь?

— Это не больно, — загораются глаза Ареса, который всегда рад поговорить о любимой работе. — То есть, сперва больно, но потом привыкаешь. Я пытаю куда жестче. Мой Ад — это напомнить вам ваши мечты и жизнь, которую вы бы получили, если бы их реализовали. Но я показываю только нереализованные и то, как ваша нерешительность вас остановила. Ваши вопли после — бальзам на мою душу, — мечтательно вздыхает альфа.

— Это пиздец как больно, — замирает Джулиан.

— О да, я мастер своего дела, — довольно ухмыляется Дьявол. — Это тут я с топором хожу, и меня мясником зовут. На самом деле, пытать я люблю куда изощреннее. Ладно, пытай меня, может, удивишь, — откидывается на лопатки и позволяет парню закрепить ленты.

— Я отомщу за то, как вчера ты капал на меня воск, можешь не сомневаться, — проводит языком от его груди к животу Джулиан и двигается ниже. — Только обещай, что не будешь врубать свои первородные силы, и бой будет честным, — прежде, чем коснуться члена, ожидающе смотрит на него.

— Бой? Мы будет трахаться или драться? — сгорает от нетерпения Арес.

— Ты захочешь освободиться, и будет нечестно, если я буду против первородного вампира. Обещай! — требует Джулиан, и Арес кивает.

Альфа быстро жалеет о данном слове, ведь Джулиан все же оказывается мастером пыток. Он отлично запомнил все уроки и делает с Аресом то, что тот делал с ним, притом, нужно отдать парню должное, у него это получается куда изощреннее. Джулиан обхватывает губами его член, насаживается на него ртом, рьяно его сосет, и стоит подвести альфу к разрядке, как ни в чем ни бывало отстраняется. Арес мечется по кровати, грозится разорвать ленты и наказать парня, но Джулиан не слушает. Он продолжает доводить мужчину до предела и резко все прерывает. Джулиан, который смирился, что по силам ему никогда не превзойти Ареса, получает истинное наслаждение тем, что хотя бы в постели имеет над ним такую власть. Его глаза горят, собственное тело напоминает минное поле, ведь, освободись Арес и коснись его, его разнесет на сотни осколков, но он властью упивается, поблажек не делает. Он проводит языком по всей длине, запускает член за щеку, а сам трется о простыни, изнывая от желания наконец-то почувствовать сейчас подчиняющуюся ему силу на себе. Арес все же недаром Дьявол, он слово не держит, поэтому, когда парень, внаглую облизывая свои губы, обещает еще поиграть, он легким движением разрывает ленты и меняет их ролями. Джулиан даже возмутиться не успевает, как его колени разводят, и Арес, ворвавшись в его тело, вдавливает его собой в держащуюся на честном слове кровать.

— Блять, я же просил... — Джулиан не договаривает, потому что Арес заталкивает в него свой язык, и он обо всем забывает. Когда Арес в нем увеличивается, Джулиану больно, но боль настолько сладкая, что он ему не показывает, боится, что тот остановится, и его лишат доступа к новому наркотику. Арес двигается рвано и беспорядочно, скользит в нем и на нем, заставляя парня еще больше выгибаться и хрипеть от удовольствия. Джулиан зарывается пальцами в его черные волосы, сильно оттягивает их от корней, мстительно целует в губы и сам насаживается, млея от звука бьющихся друг о друга обнаженных тел.

— Я бы взял тебя в истинном обличье, я бы показал тебе свое лицо, — оставляет на нем следы зубов Арес. — Я испил твою кровь, попробовал твое тело, но когда ты так хрипишь, когда смотришь этим блядским взглядом, мой голод только возрастает.

— Я не испугаюсь твоей тьмы, — в порыве страсти выпаливает ему в губы Джулиан, и Арес, обхватив ладонями его лицо, внимательно всматривается в него.

— Я уродлив, Джулиан, я сосредоточие всего, что вы называете отталкивающим, и я всегда этим гордился, наслаждался тем, как пугаю вас одной своей тенью, — любуется подрагивающими ресницами парня Дьявол. — Но если я увижу свое уродство в твоих глазах, поймаю в них хотя бы намек на отвращение, мне кажется, это меня разрушит.

— Я не буду настаивать, — кивает Джулиан. — Но и ты знай, что вытравливать из тебя тьму никогда не было моей целью, я приму ее так же, как ты принимаешь меня.

Кровать снова скрипит, Арес жадно целует его, запуская в вены яд любви-похоти, а Джулиан, зажмурившись до белесых пятен под веками, выгибается ему навстречу. И хорошо, что они почти не разговаривают, ведь зачем поднимать тяжесть опасных слов, если можно чувствовать тяжесть друг друга. Джулиан все еще боится, что то, что между ними — сон, и однажды, в момент, когда он будет ждать этого меньше всего, он проснется, и все закончится.

— Я поеду в аббатство, все перепроверю, а ты пока отдыхай, — одевается Арес, а Джулиан, в котором нет сил даже пошевелить языком, просто кивает. Он может поспать еще часа два до того, как забрать костюм у портного, и Джулиан этим воспользуется.

Стоит Аресу покинуть квартиру, как парень, поставив будильник, снова отключается. Проснувшись на противный писк мобильного, Джулиан проверяет входящие сообщения и волочит свое ноющее тело в ванную. Вернувшись в спальню, он поднимает с пола штаны и, услышав глухой стук о пол, видит флэшку. Мысли о ней его не покидали, но вроде бы еще вчера Джулиан решил, что поддаваться инсинуациям Асмодея не будет и вернет ему флэшку. Сейчас он уже сомневается, ведь Ареса нет, и ему представился отличный шанс проверить слова своего бывшего начальника. Джулиан так хотя бы свою совесть успокоит, ведь его влюбленность и прекрасные отношения с объектом своей страсти не стерли его память, не заставили забыть о долге и то, что тот, кто так горячо его ласкает, может быть причастен к убийству его отца. Он проходит в кабинет Ареса, поднимает крышку ноутбука и, сделав глубокий вдох, подключает флэшку. Джулиан постоянно вслушивается к шуму с коридора и минут двадцать рыщет по ноутбуку альфы. Вздох облегчения срывается с губ парня, когда он понимает, что ничего в нем, касательно дела отца, нет. Конечно, нельзя исключать вероятность того, что Арес все же виноват, просто стер старые дела, но Джулиан предпочитает заниматься самообманом и, скрыв следы своего присутствия в кабинете, покидает его. До портного он заезжает в офис и, отозвав Асмодея в сторону, возвращает ему флэшку.

— Можете забирать, ничего там не было.

— Значит, он или защиту поставил, или все удалил, — невозмутимо отвечает первородный.

— Это значит, что вам пора оставить тему моего отца, — твердо говорит парень.

— Ты больше правду не ищешь, у тебя она теперь своя, — усмехается Асмодей. — Дело твое, я просто хотел помочь, — убирает флэшку в карман.

Джулиан, никак не прокомментировав его последние слова, идет к лифту, а мужчина провожает его с довольной ухмылкой.

***

Ги весь на нервах после бессонной ночи в преддверии свадьбы. Он стоит посередине спальни, смотрит на костюм, который только привезли, и никак не начнет одеваться. Тео сидит на кровати, и хотя на нем нет лица, продолжает убеждать омегу, что все в порядке.

— Хотя бы расскажи, что именно произошло, — не сдается Гидеон. — Я могу как минимум выслушать, как максимум — обезглавить этого альфу за то, что тебя обидел.

— Перестань, — слабо улыбается омега. — Мы просто поссорились, это нормально в отношениях.

— Просто поссорились, и ты еле сдерживаешься, чтобы не разрыдаться, — садится рядом Ги. — Тео, я знаю, что ты хороший человек, я это чувствую. И это значит, что виноват он! Он вообще не человек!

— Виноват только я, — берет его за руку Тео. — Обещаю, все наладится, не заставляй меня чувствовать себя еще хуже, ведь я порчу твое настроение. Сегодня только твой день, остальным давай займемся завтра.

— Ладно, ты такой же упрямый, как и я, но мы точно вернемся к этому разговору завтра, — вздыхает Ги и начинает распаковывать свой костюм.

Он долго тянул с подготовкой, не выбирал наряд, а Чонгук, устав не получать ответы на вопросы о костюме, взял это на себя. Альфа заказал костюм возлюбленному у шьющего для мужчин только на заказ Zuhair Murad. Белоснежная шелковая рубашка с высоким воротником и вышивкой из тончайших серебряных нитей украшена жемчужными пуговицами. Приталенный пиджак с длинными фалдами напоминает королевские мундиры и тоже вручную вышит узорами из жемчуга и мелких кристаллов. Помимо этого на Гидеоне узкие белые брюки с серебристой вышивкой на боках, а на ногах омеги атласные лоферы с миниатюрными кристаллами. Но больше всего Ги впечатлен вуалью. Она начинается от макушки головы и, спускаясь вдоль спины, касается пола, создавая королевский шлейф длиной более трех метров. Вуаль щедро расшита мелкими драгоценными камнями, которые переливаются при малейшем движении. Она крепится на голове с помощью небольшой, почти незаметной короны из платины, инкрустированной бриллиантами. Юнги с помощью Тео заканчивает с одеждой, и, закрепив корону, оба парня смотрят на его отражение в зеркале.

— Ты безумно красив, — не скрывает восторга Тео.

— И ужасно смущен, — краснеет Ги.

Каан приезжает в аббатство за полчаса до начала церемонии и, кивнув друзьям, проходит внутрь, чтобы убедиться, что все сделано как надо. Каан в черном костюме от Cesare Attolini, идеально повторяющем контуры фигуры альфы. Отсутствие лишних деталей делает наряд мужчины лаконичным и утонченным, в то же время каждый стежок говорит о роскоши, доступной только его уровню. Переговорив с организаторами, Каан идет к прибывшим на церемонию членам королевской семьи и лично благодарит их за неожиданный визит. Альфа никого, кроме семьи и Джулиана, не приглашал, но по словам все же навестивших их гостей, они не могли пропустить свадьбу главы клана Азари. Юнги сидит в автомобиле перед церковью, гладит устроившегося на его коленях Маммона и продолжает раздирать свои губы. Тео, приехавший вместе с ним, пытается приободрить парня, обещает, что все пройдет быстро, но у Юнги все равно дрожат не дрожащие даже перед боем руки. Наконец-то Арес кивает охране, и дверцу автомобиля открывают. Юнги отпускает сразу же вбежавшего в церковь кота и, взяв букет белых лилий, в сопровождении друга поднимается по ступенькам церкви. Оказавшись внутри, он мешкает, растерянно бегает глазами по залу и чувствует, как на место напряжения приходит грусть. Именно сейчас Юнги сполна осознает слова Сантины, что он всегда был один, ведь даже к алтарю вести его некому. «У тебя никогда никого не было, пока ты не встретил Чонгука. Он был тебе всем, а ты стал его домом». Омега быстро отбрасывает мысли, которые могут омрачить лучший день в его жизни, и, коснувшись кольца на пальце для смелости, под звуки органа и хора двигается к стоящему под сводами древнего готического собора жениху. У него есть Чонгук, а значит, у него есть все. Сейчас его альфа потерян, сгорает в чувстве вины, но Ги будет рядом и сделает все, чтобы Чонгук перестал себя корить. Чонгук, как и все гости, не скрывает своего восхищения, и взглядом, полным любви, смотрит на идущего к нему парня. За Кааном стоят Киран, Раптор, Арес, Амон, Асмодей, а Тео останавливается за Гидеоном, и в душе благодарен подошедшему Чимину, который берет его за руку. Он на мужа не смотрит, но его взгляд на себе чувствует. Тео так некстати вспоминает собственную свадьбу, которая прошла под дулом пистолета, и сильно сжимает руку Чимина. Тогда он даже не подозревал, что связывает себя с тем, кто станет центром его мира, и как жаль, что утраченное время им больше не вернуть. Чимин будто бы все знает, поглаживает его пальцы и не дает утонуть в мыслях. Раптор не хочет смотреть на мужа, боится, что потеряет контроль и испортит свадьбу друга, но в то же время сам себе проигрывает. Тео, который разбит после случившегося, вообще не готовился к свадьбе, надел первое, что нашел в гардеробе, но все равно своей красотой затмевает для альфы всех присутствующих.

Церемония начинается с приветствия декана аббатства, а Каан берет Юнги за руки и, чувствуя, как он дрожит, просит не нервничать.

— Согласны ли вы, Каан Азари, взять в законные супруги Гидеона Фуше, любить, уважать и хранить верность ему в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит вас? — нарушает тишину глубокий голос декана.

— Согласен. И после смерти, — уверенно смотрит в глаза своему избраннику Каан.

Декан повторяет вопрос, уже обращаясь к Юнги, и омега с улыбкой отвечает:

— Согласен. И после смерти.

— Сказанные вами обеты объединяют вас в святом союзе. Да благословит Господь этот союз и укрепит вашу любовь навсегда, — объявляет декан, а Каан, подняв омегу на руки, под аплодисменты гостей целует его.

— Опусти меня на пол, не смущай, — улыбается Юнги ему в поцелуй.

— Обещаю обеспечивать тебя любимой тобой картошкой до конца моей жизни, — смеется альфа, и омега, обвив руками его шею, с нежностью смотрит на него.

Стоит декану отойти, как Элисса сразу же подходит к сыну, обнимает его и шепчет поздравления. У Юнги в глазах рябит от ее усыпанного камнями платья, и он еле сдерживает смешок, услышав от Чимина:

— Она думала, это ее свадьба? Чего вырядилась, как диско-шар?

Хор исполняет Salvatore, и Каан, взяв Юнги за руку, сопровождаемый громкими поздравлениями друзей, проходит с ним под сводами к выходу.

Тео тоже следует за гостями к дверям, рассеянно кивает на комплименты людей, чьи лица даже не запоминает, и, заметив остановившегося невдалеке у окон Раптора, двигается к нему. Он будет пытаться снова и снова, уберет выросшую за одну ночь стену между ними, или разобьется о нее.

— Прошу, выслушай меня, — с надеждой говорит сразу же помрачневшему мужчине Тео. — Я убил его — это правда, но это была случайность.

— Но лгал мне ты нарочно, — холодно говорит Хосок и, несмотря на злость на него, не может перестать им любоваться. Он ведь правда похож на ангела, он настолько вжился в роль, что сделал ее родной, и даже сейчас, будучи на пределе, Хосок ведется.

— Да, но потому что не хотел тебя терять, — нервно раздирает свои пальцы Тео. — Поверь, у меня не было другого выхода.

— Интересно, знаешь, у тебя не было выбора — ты убил его, у тебя не было выбора — ты солгал мне, — усмехается мужчина. — Выбор есть всегда, Тэхен, и я выбираю не видеть тебя, не слышать, потому что ты продолжаешь лгать мне в лицо, а потом прикрываться тем, что у тебя нет выбора.

— И что теперь? Все так закончится? Ты не выслушаешь меня, и мы разойдемся? — не веря, смотрит на него омега.

— Хорошо, я слушаю, — после короткой паузы говорит Хосок, тонет в шоколадного цвета глазах, в которых даже собственное страшное отражение тогда не вызвало отвращения. — Расскажи, почему ты убил его. Солги мне в последний раз.

— Мне незачем лгать, — цепляется за проблески надежды Тео. — Это был несчастный случай и самооборона. Я пытался защититься, все произошло быстро и случайно. Клянусь, я этого не хотел, но ты должен знать, что он меня ненавидел, издевался надо мной, и что я этой ненависти не заслуживал, — старается не мешать идущим наружу гостям парень.

Хосок знает, что случившееся между ними так быстро не исправить, но, предлагая ему высказаться, он все же надеялся на правду, которую так и не получил.

— Я дал тебе шанс все рассказать, а ты снова солгал, — кривит губы альфа, смотрит с таким презрением, что Тео в собственных воспоминаниях сомневается. — Ты бил его снова и снова, на нем не было живого места, только колотые раны, — наступает, омега, споткнувшись, чуть не теряет равновесие. — Ты знаешь разницу между случайностью и преднамеренным убийством? — вжимает собой в стену, предстает перед ним тем самым Раптором, который отвечает за пытки клана Азари. — Все, что слетает с твои губ — ложь. Бедный омежка, над которым издевался брат, вот так вот случайно убил существо сильнее его. Или убил его, потому что иначе бы он тебя убил? Даже если все именно так, мне теперь уже плевать, потому что я разгадал твою позицию жертвы. И отдаю должное, она работает, ведь никто не ждет зла от очаровательного омеги со взглядом щенка, которому удалось поставить на колени даже меня.

— Ты зол сейчас, — борется с раздирающими горло слезами обиды Тео. — Ты не осознаешь, что ты мне говоришь. Я никогда преднамеренно не занимал позицию жертвы, я выживал.

— Мне плевать.

— Я бы сказал, что и мне плевать, но это не так, — смахивает слезы омега, ведь то, что говорит Хосок, перечеркивает его последнюю надежду. — Ты думаешь, я позволю твоей гордости и злости на меня разрушить единственные отношения, которыми я дорожу? Ты не можешь вот так просто выбросить меня из своей жизни. Я этого не позволю.

— Что ты сделаешь? — с издевкой спрашивает Раптор. — Придумаешь очередную ложь? Будешь давить на жалость?

— Поговори со мной и не вынуждай меня воевать с собственным мужем! — вопреки исходящим от мужчины волнам злости говорит омега. — Мы недолго прожили вместе, но я знаю тебя и твои слабые места. Я могу быть достойным противником, если у меня забирают дорогое сердцу.

— Тебе одинаково идет быть сукой и ангелом, — улыбка сменяет звериный оскал на лице Раптора. — Но я рад наконец-то увидеть настоящего тебя, — отступает альфа. — Это облегчает мой выбор. Сегодня свадьба, я не буду портить настроение твоему другу, но завтра же ты уберешься из Харона.

Раптор и правда тьма, но гасит он не только свет вокруг, но и внутри человека. Несмотря на страх после случившегося в церкви и холод в ответ на все его попытки сближения, Тео не сдавался. Еще минуту назад он был настроен решительно и думал, что у них все же есть шанс, но теперь Тео точно знает, что сколько бы он ни бежал за ним и ни умолял его выслушать, ничего не сработает. Тяжело вызвать доверие у того, кого уже обманул, и пусть сейчас кажется, что завтра для Тео не наступит, он больше унижаться и бороться не будет. Смысла нет. Он ошибался, думая, что чувства альфы так же масштабны, как и те, что живут в нем, и пусть ему больно, надо уже это признать.

Джулиан, который стоит в паре шагах от них, никак не выйдет на улицу и продолжает исподтишка наблюдать за ними. По их лицам видно, что в диалоге мало приятного, и парень искренне переживает за ставшую для него любимой пару Харона.

— Родители ссорятся? — отвлекает его остановившийся рядом Арес.

— Не издевайся, — бурчит Джулиан.

— Не шпионь, не зли Раптора, езжай в Харон, — подмигивает ему первородный и идет к Кирану.

— Значит, все кончено, — Тео сам не замечает, как озвучивает свои мысли, бегает растерянным взглядом по все так же любимому лицу. — Ты так легко перечеркнул все, что между нами было, что я теперь сомневаюсь, было ли что-то вообще. Видимо, это я вбил себе в голову, что у нас любовь, но больше я заблуждаться не буду. Завтра и ноги моей в Хароне не будет.

— Так будет лучше, — уводит взгляд Раптор. — Считай, ты легко отделался, ведь я столько лет искал тебя, чтобы оторвать тебе голову, но убивать такое лживое ничтожество, как ты, я больше желания не имею.

— Какое великодушие, — прикрывает веки Тео. — Не сомневайся, я не пропаду, а ты еще пожалеешь, что разрушил все, что между нами было.

— Я и не сомневаюсь, ты ведь и до меня прекрасно справлялся, — цедит сквозь зубы Раптор. — Только действовать по прежней схеме не получится. Придумай себе новый способ выживания, который не включает поиск очередного глупого богача, очарованного твоей напускной невинностью и красотой...

Звонкая пощечина разрывает тишину в почти пустой церкви, и Тео, поняв, что именно он сделал, испуганно делает шаг назад. Джулиан срывается к ним, а Раптор, потирая щеку, прожигает омегу потемневшим взглядом.

— Ударишь меня в ответ? Давай же, сделай и это уже, — набравшись смелости, задирает подбородок Тео.

— Тебя так сильно правда задела, что ты меня ударил? — ухмыляется Раптор. — Не ты ли рассказывал мне, что только и делал, что ходил по светским мероприятиям и на йогу? Что всю свою жизнь ты прожил за чужой счет? — каждое слово снимает с парня кожу, но на красивом лице ничего не прочитать. — Твоя красота — оружие, но одной ее тебе, чтобы выжить, будет недостаточно. Я с удовольствием понаблюдаю за жизнью омеги, который ничего, кроме того, чтобы завлекать в свои сети мужчин, не умеет. Это и будет моей местью убийце и лгуну.

— Ты заблуждаешься, — жалеет, что не ударил его кулаком, Тео. — Эта красота свела с ума тебя, и остальных сведет.

— Прекратите! — встревает между ними Джулиан. — Пожалуйста. Вы же любите друг друга.

— Проводи его в Харон, — кивает парню Хосок, а сам, больше не глянув на мужа, выходит наружу.

— Мне очень жаль, но вы помиритесь, что бы ни случилось, я знаю...

— Все нормально, Джулиан, я привык, — мягко берет его за руку Тео, боясь, что без опоры не устоит. Весь мир вокруг Тео резко смазался, и пора возвращаться в кокон, в котором он сидел столько лет наедине со своей болью. Напрасно он вообще выбрался из него, протянул ему руку, поверил, что этот альфа ее не отпустит.

— К чему ты привык? — не понимая, смотрит на него Джулиан.

— Что меня никто не слушает, — слабо улыбается ему Тео. — Он выгнал меня из дворца, и я больше не буду унижаться. Я не хочу бороться за того, кто не разделяет мои чувства.

— Это не так, у него есть чувства, — не хочет верить в услышанное Джулиан. — Я не знаю, что случилось, но вы поговорите, время все залечит. Я помогу. Все, что нужно, я сделаю.

— Мне не нужна помощь, — твердо говорит Тео. — Как он и сказал, я не пропаду.

***

Юнги передает букет Чимину и, сняв пиджак, собирается сесть в автомобиль, но замечает знакомую фигуру через дорогу. Омега, забыв обо всем, срывается туда и даже не реагирует на окликнувшего его Каана. Он перебегает дорогу и, дойдя до Сантины, пытается отдышаться.

— Он вас не позвал, я знаю. Мне очень жаль.

— Я сама это заслужила, — слабо улыбается женщина, поглядывая на так и замершего у автомобиля сына. — Он все, что у меня есть, и видеть его счастливым, пусть и со стороны, лечит мои раны.

— У меня нет мамы, — понуро говорит Юнги. — Но если бы она была жива, если бы у меня вообще она была, я бы хотел, чтобы она была на моей свадьбе. Каан имеет право на вас злиться, но вы правильно сделали, что пришли.

— Я не могла не посмотреть на вас, — поправляет корону на его голове женщина.

— Я, вообще-то, по делу подошел, — хватает ее за руку Юнги. — Я погорячился тогда в пабе, сказал лишнее. Я хочу быть с ним всегда. Мне плевать, сколько лет, дней, часов мы проживем вместе. Прошу, если я умру, не отдавай им мою душу. Забери меня к нему. Я не хочу жить без него. Обещай мне это.

Сантина, которая все это время думала об их диалоге в пабе и корила себя, удивленно смотрит на него, долго переваривает его слова.

— Поклянись, — не отпускает ее руку омега. — Поклянись, или я с места не сдвинусь.

— Клянусь, что если у меня останутся силы, я это сделаю, — кивает женщина.

Юнги возвращается к Каану, а когда снова смотрит на дорогу, то Сантины там уже нет. Альфа не спрашивает, о чем они говорили, но всем своим видом демонстрирует ему, что он недоволен.

Банкет продолжается уже в Хароне, главный зал которого утопает в цветах, а столы ломятся от изысканных угощений. Гости едят, пьют, смеются и танцуют, а Гидеон, у которого уже болит лицо от постоянных улыбок, продолжает принимать поздравления. Элисса, как все еще главная хозяйка дворца, проплывает меж гостей, очаровательно улыбается Гидеону, а тот, подняв бокал, принимает ее игру на публику. Ги выговаривает мужу, что их свадьба «кровавая», учитывая разгуливающих в зале полуобнаженных красивых людей, «работа» которых — быть ужином для гостей. Каан только усмехается, клянется, что все добровольно, и эти люди сами выбрали «легкие» деньги. Киран, который всю церемонию наблюдал за Чимином, так и не смог подойти к омеге, потому что тот был или с Тео, или с Амоном. Вот и сейчас омега заливисто смеется, поправляет свои пылающие огнем волосы, а Амон, поднеся к губам его руку, нежно целует его костяшки. В Киране нет сил на злость, одно только глухое отчаяние, которое пугает тем, что может превратиться в вечного друга. Он ловит Чимина в саду только ближе к полуночи и, отведя его к бассейнам, просит уделить ему пару минут.

— Хочешь снова сделать мне комплимент? — кокетливо улыбается ему Чимин. — Я бы сказал, что под нарядом на мне нет белья, но тебе сегодня не перепадет.

— Чимин, пожалуйста, я хочу поговорить, — гонит подальше свою фантазию мужчина. — Я знаю, что долго тянул, обижал тебя и вообще был не лучшим альфой, но мне важно, чтобы ты меня выслушал.

— Давай потом, мы с тобой уединимся, все расскажешь, — напрягается Чимин. — Меня сейчас Амон ждет.

— Нет, я хочу, чтобы ты спросил меня прямо сейчас, — тянет его на себя Киран и легонько касается губами его губ. — Спроси, готов ли я сделать тебе предложение.

— О чем ты? — кажется, Чимин моментально трезвеет.

— Я люблю тебя, Принцесса, — выпаливает мужчина и выдыхает. Как же легко, оказывается, это сказать, и как долго он мучал себя, отрицая очевидное. Только Чимин молчит, а застывшее на лице омеги удивление сменяется печалью.

— Это свадьба на тебя повлияла, — опускает глаза парень, нервно мнет подол топа.

— Нет, не свадьба, — снова берет его за руки Киран. — Я понял, что не хочу больше терять время, не хочу делить тебя с ним. Если ты чувствуешь то же, что и я, стань моим омегой. Позволь доказать тебе, насколько ты мне важен.

— Твоим омегой... — хаотично бегает взглядом по его лицу Чимин, все еще не веря в услышанное.

— Да, я хочу быть только с тобой, я введу тебя в Харон, мы поженимся, что угодно, только прошу, поверь, что я искренен, — не отступает Киран. — Я с ума по тебе схожу.

— Ты правда сошел с ума! — делает шаг назад Чимин, сам насильно себя от него оттаскивает.

— Я испытываю к тебе то, что никогда не испытывал ни к кому.

— Нет! — усиленно качает головой Чимин, словно так выбросит из нее все услышанное. — Нет. Ты говоришь бред. Тебе надо... Мне надо идти, — отшатывается и быстрыми шагами идет на главный двор.

Киран его не догоняет, он так и стоит, прибитый его «нет» к влажной после полива земле, и пытается понять, почему, если он не ранен, у него внутри такая боль. Киран впервые в жизни кому-то признался, сказал три слова, которые, казалось бы, не заложены в его природе, а в ответ получил одно, заставившее его горящее секунду назад надеждой сердце провалиться в пустоту. Но ведь он чувствовал, что у них взаимно, ловил это в коротком взгляде, брошенном на него, впитывал в кожу с каждым прикосновением, когда они, сплетаясь на его постели, делили одно дыхание на двоих. Даже тишина между ними говорила громче любых слов. Он не мог ошибиться, и все же ошибся.

Чимин добегает до ворот и, выйдя на дорогу, прислоняется к стене. Он лихорадочно шарит по карманам, достает сигарету и, затянувшись, опускается на бордюр. Киран его любит. Это не сон, не мечты, которым он позволял себе предаваться, нежась в его объятиях, а реальность. Он любит его, и Чимин знает, что это взаимно, но боль его это не притупляет. Он наконец-то услышал эти три слова, и сейчас ему хочется вырезать их на себе, чтобы наверняка, чтобы никогда не забыть, ведь все, что ему останется — это память о них. В реальности этим чувствам места нет. В реальности Киран Телмеес тот, кого Чимин должен ненавидеть и должен наказать. Глупое сердце попалось, забыло обо всем, позволило себе слабость, а с последствиями справляться Чимину. Слова, которые в этом мире он назло судьбе ждал только от него, не стали надеждой, не стали началом, а превратились в огонь, который сожжет дотла обоих. У Чимина давно не осталось желания мести, лишь сердце, которое во второй раз разорвал на части один и тот же альфа.

«Я ненавижу тебя», — сказал сотни лет назад Киран Телмеес и вонзил в него меч.

«Я люблю тебя», — сказал он сегодня, и у Чимина меж ребрами снова острие меча, только в этот раз он вонзил его в себя сам.

Им не быть вместе, и чем быстрее Чимин это примет, тем больше у него шансов выстоять бой до конца. Чимин не простит ему своей смерти, а Киран не простит ему смерть брата. Это единственная реальность, которая возможна между ними.

Амон стоит в зале, прислонившись к стене, но смотрит сквозь веселящихся гостей. Пару минут назад он вышел на улицу, чтобы поговорить по телефону, сам не заметил, как забрел к бассейнам и увидел картину, которую совсем не ожидал. Киран целовал его омегу, а последний этому не сопротивлялся.

***

Наконец-то Юнги можно не улыбаться, не притворяться, а быть собой. Это одна из главных причин, почему он так сильно любит Чонгука, ведь рядом с ним омега ни разу не притворялся. Чонгук видел его и в моменты слабости, и в злости, и в радости. Юнги не нужно казаться тем, кем он не является, изображать счастье, когда на душе кошки скребут, или, напротив, бояться ломаться, обнажив этим свою хрупкость. Чонгук будет ломаться с ним, и с ним же будет возвышаться над всем. Вот и сейчас они стоят в их спальне, и Юнги, прислонившись лбом к его груди, наслаждается долгожданной тишиной. Чонгук осторожно снимает с него вуаль и, нагнувшись, нежно целует в губы.

— Люблю я тебя, мой адский кот, — шепчет альфа, все еще не веря, что этот день случился.

— Теперь я могу называть тебя мужем, — улыбается Юнги, сильнее прижимаясь к нему. — Никогда не думал, что у меня будет муж.

— Просто нужно было меня дождаться, — подносит к губам его руку Каан и, заметив вспышку света за окном, хмурится.

— Что это? — идет за ним к балкону Юнги и, выйдя наружу, не верит своим глазам. — Какая красота! — с восторгом смотрит на озарившие небо звезды омега. Лунный свет скользит по траве, оставляя за собой серебряные блики, под которыми сразу же раскрываются цветы. Они светятся изнутри, переливаясь разными цветами, вспыхивают прямо на деревьях, оплетают ветви, и Юнги кажется, что весь лес окутан сотней мерцающих звезд.

— Волшебство какое-то, — оборачивается к мужу Юнги и замечает, что он его восторг не разделяет. — Это она? — несмело спрашивает омега, и Чонгук кивает. — Я знаю, что у вас сложные отношения, меня это касаться не должно, именно поэтому, когда ты не пригласил ее, я не спорил. Но она снова пришла, Чонгук, и я могу ее понять. Хотя бы спустись к ней. Что бы там ни было, я не думаю, что она желает тебе зла.

— Я смотрю, она язык за зубами не держит, — злится Чонгук. — Я ведь предупреждал ее, чтобы она тебе свою правду не рассказывала.

— Не веди себя, как обиженный ребенок, — мрачнеет Юнги. — Я сам волен решать, с кем мне говорить и кому верить, и я сам люблю ее навещать, — омега договаривает, уже смотря в спину удаляющегося мужа.

Сантина стоит посередине покрытой цветами поляны и, не веря глазам, смотрит на идущего к ней альфу. Она и не мечтала, что он к ней подойдет, пришла молча сделать свой подарок, а сейчас не знает, как ей быть. Сегодня была свадьба ее сына, но ту, кто дала ему жизнь, что держала его на ладони, когда он был просто сгустком энергии, он не пригласил. Сантина его не винит, ведь Смерть не приглашают на праздники. Тем более мать, которая когда-то не уберегла самое ценное для нее дитя. Она все равно пришла, чтобы напомнить, что, несмотря ни на что, она рядом, сделать скромный подарок и доказать, что любит его.

— Тебе здесь не рады, — останавливается в десяти шагах от нее Чонгук, не скрывает свое недовольство.

— Я не подойду, сынок, — тихо говорит женщина. — Просто будь счастлив. Природа празднует ваше соединение, я хотела, чтобы твой омега это увидел.

— Он увидел, можешь уходить, — отрезает мужчина. — И перестань вдалбливать ему в голову, что ты несчастная мать, которую отталкивает ее дитя. Я, может, и не знаю все, но я чувствую, что ты мой враг. Во мне эта убежденность еще ни разу не гасла.

— Мой Левиафан, мой император, мой дьявол и бог, — делает к нему несмелый шаг Сантина и замирает под предупреждающим взглядом. — Ты никогда не был человеком, но вопреки всему был человечным. Не позволяй им заставить тебя забыть об этом. Как и не забывай, что я в этот раз не отступлю. Я буду защищать тебя до последнего. Я вымолю у тебя прощение за прошлые ошибки тем, что исправлю их. Обещаю.

— Как жаль, что я тебе не верю, — с презрением говорит Чонгук и, развернувшись, возвращается во дворец. Сантина покидать лес не торопится, опускается на кочку недавно павшего из-за молнии дуба и смотрит на вышедших из тени первородных.

— Тебя не пригласили, Санта Муэрте, а ты все равно пришла, — качает головой Киран. — Когда-нибудь твое своеволие дорого тебе обойдется.

— Вы тоже должны ему, и вы его защитите, иначе я приду с ветром, что поднимается с могил, с шепотом теней, что крадутся за спиной. Я приду и заберу у вас самое дорогое. Это мое обещание вам, — поднимается на ноги женщина, звезды на небе гаснут, погружая лес во мрак, а там, где до этого стояла Сантина, остается смятая трава.

***

Киран проводит всю ночь в думах о Чимине. Он никак не может смириться с реакцией парня и, решив, что учитывая, что тот ему отказал, имеет право узнать, почему. В глубине души Киран не сомневается, что ответ в том, что Чимин его чувства не разделяет, но раз он нашел в себе смелость сказать ему «нет», то пусть скажет и «я тебя не люблю». Пусть посмотрит ему в глаза, перечеркнет этими четырьмя словами все, что пробуждалось между ними, стоило остаться наедине, и, может, тогда Киран наконец-то его примет. Киран решает, что не будет звонить ему и давать шанс отложить их встречу, и навестит его без предупреждения. Он не хочет повторять судьбу брата, и прожив столько веков, так и умереть никем, ведь Калеб, который был убежден, что смерть его не догонит, не осмелился открыть свое сердце другому. Киран только подходит к бентли, как, увидев вышедшего наружу Каана, решает задержаться.

— Ты в офис? — спрашивает друга альфа.

— Да, Гисо звонил, говорит, есть кое-что важное, — разминает шею Каан.

— У тебя только свадьба была, брачная ночь, а ты с утра уже омегу одного оставил, — хмурится Киран.

— Свадьба не отменяет того, что мы на пороге войны. Я должен приложить все силы, чтобы защитить его, тем более, мой омега сам мечи точит, — усмехается Каан. — У тебя как дела? Выглядишь не очень.

— Раз уж разговор зашел, ты должен знать, я сказал Чимину, что хочу быть с ним, и если он поделится с Амоном, то у нас будут проблемы, — цокает языком Киран. — Я и так еле сдерживаюсь, чтобы не оторвать его голову.

— Придержи коней, — мрачнеет Каан. — Ты говоришь о своем соратнике и достойном члене клана. Надеюсь, вы решите все по-мужски, и когда я говорю это, то имею ввиду без мордобоя.

— Не будет мордобоя, — понуро говорит Киран. — Он бы был, если бы Чимин выбрал меня. Но он мне отказал, и я все последние часы убеждаю себя, что мне нужно уважать его выбор, а не представлять, как я забираю его насильно.

— Это плохая идея, — напрягается Каан. — Ты не сделаешь этого.

— Ты бы не сделал? — внимательно смотрит на него Киран. — Если бы твой тебе отказал, а ты сгораешь от любви к нему, чтобы ты сделал? Ответь мне честно, потому что я схожу с ума. Как мне жить с ним в одном городе и видеть его с другим? Как вообще принять, что мои чувства к нему без ответа?

— Я не хочу быть на твоем месте, и я не знаю, как бы я поступил, — говорит Каан. — В случае насилия, он вместо безразличия будет смотреть на тебя с ненавистью. Ты просто выбираешь, что тебе подходит больше. Меня ненависть Юнги не пугает, но безразличие от него убьет.

— То есть, сделал бы.

— Нет, — Каан поднимает глаза к балкону, на котором стоит с чашкой кофе Юнги. — Все же нет. Я бы сделал все, чтобы он меня полюбил. Возможно, ты рано сдался. Первый раз на моей памяти ты так сильно заинтересован кем-то, но в то же время, вроде бы, и у Амона все серьезно и есть чувства, — размышляет вслух альфа. — Вы ставите меня в затруднительное положение, Киран, я не хочу выбирать между вами, если вы столкнетесь лбами. В то же время, я рассчитываю на то, что ты, как самый мудрый из нас, решишь вопрос с омегой сам.

— Занимайся делами, обещаю, тебе не придется выбирать, — хлопает его по плечу Киран. — Я услышал то, что мне было нужно. Я не сдамся, я попробую снова с ним поговорить, ведь несмотря ни на что, я чувствовал от него тягу, и складывается ощущение, что он нарочно себе ее запрещает.

Киран приезжает к дому Чимина к полудню, несколько раз стучит в дверь, но ему никто не открывает. Он возвращается к бентли, отвечает на пару сообщений от Ареса, но уезжать не торопится. Кирану необходимо поговорить с Чимином, прекратить эту пытку, которая не дает ему свободно дышать, иначе, увидев его вечером в Хароне, он сорвется. Даже если рядом будет Амон и все жители дворца. Альфа решает еще час подождать его у дома, а потом, если что, уже караулить его у дворца.

Киран не единственный, кто ищет Чимина. Ночью Амон так ничего омеге и не сказал, решил, что сперва точно убедится в своих подозрениях, проверит, насколько далеко зашел Киран, а потом наконец-то впервые за столько веков продемонстрирует Каану истинное лицо своего соперника. Киран думает, что тем, что приударил за его омегой — унизил его, но он ошибается. Амон не сомневается, что в этой ситуации все будут на его стороне, учитывая, как подло поступил альфа, заведя интрижку с занятым омегой, поэтому он не оставит ему пути для отхода и докажет свою правоту. Он ведь всегда подозревал, что между ними что-то творится, он даже говорил об этом самому Кирану, но тот решил выставить его идиотом. В любом случае, на Чимина Амон не злится, ведь что, по его мнению, ему ждать от потаскушки. В глубине души он знает, что его интерес к омеге повысился именно после поползновений в его сторону от Кирана. Он искренне наслаждался тем, что впервые стал обладать тем, кого хотел и Киран.

Чимин на звонки не отвечает, Кирана нет во дворце и в офисе. Амон не сомневается, что эти двое сейчас вместе, и после короткого раздумья набирает номер своего человека в участке и просит установить местоположение автомобиля омеги. Получив данные спустя десять минут, Амон переспрашивает адрес и, убедившись, что в последний раз автомобиль был засечен именно в доках, отправляется туда. Он уже предвкушает, как поймает тайных любовников и докажет так горячо верящим в Кирана соратникам, какой он подлец. Амон приезжает в заброшенную промышленную зону в Вест Хэме и, передвигаясь между контейнерами, ищет глазами нужный ему автомобиль. Он замечает капот автомобиля омеги вдали, за ржавым контейнером, но не успевает двинуться к нему, как машина отъезжает. Амон, который прибыл сюда в поисках Чимина и Кирана, теперь разрывается от любопытства, что именно здесь делал омега. В то же время он сомневается, что Чимин ему все расскажет, учитывая его любовь к скрытности о себе. Не справившись с любопытством, альфа отказывается от идеи догнать омегу и сворачивает к контейнеру, где стоял его автомобиль. Ныне заброшенная промзона славится среди полиции как место разборок уличных банд и часто используется для сходки наркоманов. Амон не уедет, пока не поймет, почему сюда занесло этого экстраординарного омегу. На двери контейнера висит тяжелый замок, и Амон может легко его сломать, но другой вопрос, что это выдаст Чимину его присутствие и испортит реализацию его коварного плана. Тем более, если то, что внутри, этого не стоит. Но чуйка не дает покоя, поэтому альфа возвращается в автомобиль и, достав из багажника нужные инструменты, идет к контейнеру. Спустя минуты три возни с замком он проходит в пропахшее плесенью помещение, и, подняв грязную тряпку, прикрывающую крохотное окошко, впускает внутрь свет. Внутри узкое пространство, стол, старый железный шкаф, стопки бумаг. Бумаги внимание мужчины не привлекают, учитывая, что это в основном декларации о доставках. Он проходит дальше и, замерев у карты Лондона на стене, внимательно изучает обведенные красным фломастером адреса. Все они ему знакомы, а по некоторым из них он ездил лично. Амон отвлекается, услышав звонок, и, достав телефон, отвечает Кирану.

— Еще одного из районных лидеров зарезали, тебе лучше приехать, диктую адрес, — говорит в трубку Киран.

— Дай угадаю, — пробивает его Амон. — Южный Ламбет? — проводит пальцем по обведенному красным новому для него адресу альфа.

— Откуда ты узнал?

— Ты не первый мне позвонил, скоро буду, — убирает телефон Амон и снова смотрит на карту. — Я не знаю, кто ты на самом деле, Принцесса, но я точно знаю, что ты враг. Спасибо, теперь великий Киран не просто тот, кто уводит чужих омег, а еще и идиот, который спит с предателем. А я буду героем клана Азари, разоблачившим убийцу вампиров.

***

Уже давно за полночь, Хосок сидит в кресле в любимом сигарном клубе, дышит терпким ароматом дорогого табака, выдержанного виски и крови, и гипнотизирует взглядом собственные руки. Глухой свет настольных ламп падает на кожаные кресла, а гул голосов растворяется в плотной дымке. Вокруг Хосока — смех, разговоры, красивые женщины, ждущие любой знак, чтобы разделить его одиночество, но ему все неинтересно. Хосок и до Тэхена был одиноким, ведь, кто бы его ни окружал, их присутствие рядом не заполняло его пустоту. А Тэхен заполнил, и несмотря на случившееся, так и остался единственным, кто имеет значение. Хосок прикрывает веки, делает долгую затяжку, оставляющую в горле привкус горечи, слишком похожей на ту, что внутри. Он ему солгал, впервые разбудил в альфе ярость именно на него, но главного не изменил. Хосок все так же его любит. И ненавидит. Он отвлекается, заметив движение сбоку, и, повернув голову, смотрит на опустившегося в кресло Ареса.

— Так и знал, что ты здесь, — тянется к бутылке, жидкость в которой темно-красного цвета, альфа и наливает себе выпить.

— Если ты будешь бросаться своими шутками, то лучше уходи, я не в духе, — сразу предупреждает друга Хосок.

— Не буду, пока сюда ехал, нарочно на Калуме все израсходовал, — усмехается Арес. — Не хочешь поговорить о случившемся? Что он натворил?

— Он мне солгал, — после долго паузы начинает Раптор. — Он столько времени был со мной, но так и не рассказал, чей он брат. Не рассказал, что он же его убил. Он мне вообще ничего не рассказывал.

— И как он тебе все это объяснил? Что он вообще говорит? — нахмурившись, смотрит на него Арес.

— Продолжает лгать, — кривит рот Раптор. — После вскрывшегося, я собрал на него досье, и мой ангел оказался демоном, которых и твой ад не видал. Но знаешь, что самое обидное? Он использовал меня. Все, вплоть до мелочей, ровно так же, как и было с другими до меня. Он находил альф, они обеспечивали ему безбедную жизнь и защиту от меня, и жил себе припеваючи. Хотя, отдаю ему должное, до его уровня редко кто дойдет, ведь в итоге он получил и того, от кого бежал.

— Честно говоря, меня редко можно удивить, но я удивлен, — потирает подбородок Арес. — Он всегда казался мне добрым и приятным омегой с отличной попкой. Прости. Короче, как же хорошо люди умеют притворяться.

— Я бы закрыл глаза на то, как он выживал, но зачем надо было выставлять себя при мне жертвой, если ты хищник? — цедит сквозь зубы альфа. — Я настолько на нем помешан, что простил бы ему и убийство, если бы он сказал мне правду, а не сочинил очередную ложь о несчастном случае.

— Понимаю, что тебе сейчас тяжело, учитывая, что у тебя к нему чувства, но, Хосок, пройдет время, и ты забудешь. Найдешь нового красивого...

— Ты не знаешь всего! — отрезает Хосок и подносит стакан к губам. Он не делает глоток, ставит его на столик, а потом долго смотрит на свою руку. — Я не забуду его, не заменю другим, и мои чувства к нему не сдохнут.

— Потому что он первый, на ком ты женился? — сводит брови на переносице Арес.

— Потому что он тот самый, — выдыхает альфа. — Помнишь, несколько сотен лет я не снимал перчатки, говорил вам, что с ними меч держать удобнее, не выскальзывает?

— Помню, да и сейчас ты редко их снимаешь, — кивает Арес.

— Я лгал, — продолжает Хосок. — Мне казалось, что у меня нет правой руки, точнее, я был в этом убежден, и каждый раз, видя ее, не верил своим глазам. Я обращался за помощью, искал информацию об этом, но тщетно. Ты слышал о синдроме фантомной конечности?

Арес снова кивает.

— Так вот, у меня этот синдром наоборот, — нервно усмехается Хосок. — Рука, как видишь, на месте, но я продолжал думать, что ее нет, и в день по несколько раз ее проверял. Я не понимал, откуда во мне отвращение к собственной части тела, и в итоге ответ нашел меня сам.

— С нами, конечно, ты не поделился, — качает головой Арес.

— Потому что это связано с другой жизнью, а мы их не обсуждаем, — тихо говорит альфа. — Я убил своего любимого этой рукой.

— Я всегда говорил, что ты психопат! — восклицает Арес.

— Я узнал, что убил его совсем недавно, — продолжает Хосок, — а остальное само сложилось, потому что то, что я раньше называл видениями, были отрывки из прошлого. Я с ним танцевал, я нес его на руках по осколкам, я видел его на моей могиле. Все это разрозненные картинки моего прошлого, в которых у него никогда не было лица.

— Мы же все забыли, нам и нельзя вспоминать, — напрягается Арес.

— Я и не пытаюсь, оно само начало просыпаться с момента, как я встретил Тэхена, — понуро говорит Хосок. — Тео. Его настоящее имя Тэхен, и даже оно пробудило во мне новые видения.

— К чему ты это все говоришь? Зачем ты думаешь о прошлом? — не понимает Арес. — Мне лично плевать, что было тогда, и какие жизни я прожил, будучи сторожевым псом Левиафана, мне важно сохранить то, что я имею сейчас.

— К тому, что я думаю, что лицо, которое я забыл, принадлежало Тэхену, — поднимает на него глаза Хосок. — Я думаю, что его тогда я и любил. Его сейчас я и люблю.

— Пиздец, — залпом опустошает стакан с кровью Арес. — Тогда может стоит забить на случившееся и продолжить жить с ним?

— Моя любовь к нему злость не отменяет, — тихо говорит Хосок. — Я не могу ему верить. Даже думая о нем, я чувствую, как во мне поднимается ураган ярости. Будь хорошим другом, оставь меня с моими думами и найди себе другое место на эту ночь.

— Я буду хорошим другом, — снова наливает им выпить Арес. — Настоящие друзья знают, что не всегда можно утешить словами, поэтому посижу рядом и помолчу.

***

— Какой приятный сюрприз, — Каан поднимается с кресла и обнимает вошедшего в его кабинет Юнги. — Я думал, ты будешь весь день отсыпаться после вчерашнего, хотя ты и отрубился почти сразу же.

Юнги, который изначально не планировал заезжать в офис Каана, все же сдался желанию увидеть альфу. Он ждет, когда Каан снова опустится в кресло, и, взобравшись на его бедра, зарывается лицом в его горло. Юнги и так знает, что безумно влюблен в своего теперь уже мужа, но в последние дни ему все тяжелее контролировать свою тягу к нему. Ему мало просто знать, что они принадлежат друг другу. Ему постоянно хочется его касаться, слушать его признания и дышать только его запахом. Омегу немного пугает собственная одержимость, в то же время он не видит ничего плохого в том, что теперь уже буквально изнывает по его ласке.

— Я собирался прокатиться до центра, послушать музыку, выпить кофе, но не устоял, — бормочет Юнги, пока Каан, воспользовавшись тем, что он в его руках, покрывает поцелуями его лицо.

— Делай так почаще, радуй меня своими визитами, — прислоняется лбом к его лбу альфа. — Ты же не один?

— Нет, верный пес Раптора стоит за дверью, — недовольно говорит Юнги. — Будто я сам не могу себя защитить. Кстати, когда ты уже подаришь мне главный подарок?

— Все, кто с тобой, вооружены до зубов, я не буду дарить тебе оружие, — сразу понимает, о чем он, Каан.

— Повтори, — сощурившись, отстраняется Юнги.

— Хорошо, подарю, только обещай, что не будешь опять убивать моих вампиров.

— Нет, я только одному голову снесу, а он первородный, — хмыкает Юнги. — На Тео лица нет, и лучше твоему другу выложить мне все как есть, иначе я нападу на него с кухонным ножом.

— Угомони свой пыл, Раптор не твоя лига, и вообще, я хочу с тобой целоваться, а не обсуждать семейную жизнь других, — обхватывает пальцами его подбородок Каан.

— Проблема в том, что я хочу не только целоваться, — под удивленным взглядом альфы расстегивает его брюки Юнги. — Я не знаю, что со мной происходит, но я хочу тебя, даже когда мы в процессе занятия сексом. Так что скажи своему секретарю, чтобы никто не входил, потому что входить будешь только ты, — омега отодвигает ноутбук со стола и, взобравшись на него, тянет мужчину на себя.

Каану такой расклад очень нравится, и он, не теряя времени, стаскивает с парня штаны и переворачивает его на живот.

Джулиан, который так и стоит за дверью, нервно поглядывает на часы и все ждет, когда омега выйдет от мужа. Джулиана злит, что вместо того, чтобы заниматься с солдатами, он вынужден сидеть на хвосте Гидеона, но открыто свое недовольство он показать не может. Он понимает, что то, что его руководители поручают ему своих мужей — показатель их доверия к ним, но Джулиана это не успокаивает. Он надеется, что Гидеон больше никуда не свернет, и, как он ему и сказал, заедет к Сантине на сидр и вернется во дворец.

Каан застегивает рубашку, а Юнги, которому лень даже натянуть обратно штаны, так и лежит, распластавшись на столе, и наблюдает за мужем.

— Ты когда качаться успеваешь, ты такой большой, словно из зала не вылезаешь, — любуется его грудью парень и облизывает свои истерзанные губы.

— В последнее время мне вообще не до спорта, — закончив со своей одеждой, начинает одевать его Каан. — Я просто большой. Всегда таким был.

— Это да, ты очень большой, — вздыхает Юнги, недвусмысленно опуская взгляд на его пах.

— Что с тобой, котенок? — с улыбкой смотрит на него мужчина. — Мне, конечно, всегда нравится твой энтузиазм, но сейчас ты по-особенному горяч.

— Так я и говорю тебе, у меня проблемы, — спрыгивает со стола Юнги. — Я с ума по тебе схожу. Ходишь тут в шикарных костюмах на шикарном теле, у тебя офис полон красавцев и красоток, я же ревновать начну. Ты только мой монстр.

— Только твой, — тянет его на себя Каан и долго целует.

Спустя пять минут Гидеон, у которого горят щеки, покидает кабинет мужа и, напевая песню, идет к лифту. Джулиан, который подозревает, что могло бы так поднять настроение омеги, без комментариев выдвигается за ним.

Ги, выйдя наружу, спускается по ступенькам к своему Бугатти, но заметив стоящего у стены рядом со входом дедушку, останавливается и шарит по карманам.

— Ты идешь или нет? — уже теряет терпение открывший дверцу своего джипа Джулиан.

— Подожди, — кричит ему омега, а сам возвращается ко входу.

Мужчине лет семьдесят, он в грязной оборванной одежде, гладит свою спутанную бороду и, уставившись на жестяную банку перед ним, что-то бормочет. Стоит омеге поравняться с ним, как старик поднимает глаза, и у Ги сердце из-за печали в них сжимается.

— Подайте фунт, пожалуйста, — ослабленным голос просит мужчина и снова опускает глаза к жестянке. Ги, порывшись в кармане, достает монету в два фунта и, бросив ее в жестянку, зовет Джулиана.

— Чего тебе? — цедит сквозь зубы подошедший альфа и, разглядев старика, сам тянется за портмоне.

— Вот именно, не жадничай, у меня налички больше нет, — говорит ему Ги.

Джулиан достает из портмоне пару крупных купюр, протягивает мужчине, но тот денег словно и не замечает, продолжает сверлить взглядом омегу.

— Это вам, возьмите, — снова протягивает ему купюры Джулиан, и старик, словно очнувшись ото сна, забирает купюры и долго благодарит парней.

Джулиан и Ги уезжают, а старик, нагнувшись, достает из банки монетку в два фунта и запихивает туда купюры.

Спустя час из офиса выходит Каан Азари и, замерев на ступеньках, любуется покрытым рябью из облаков небом. Телохранители альфы уже подогнали его Бугатти к ступенькам, а сами стоят у своих автомобилей в ожидании своего босса. Каан не торопится, он отвечает на звонок и, слушая собеседника, сканирует кишащий вышедшими на обед сотрудниками двор. На скамье, чуть подальше от входа, сидит красивая брюнетка лет тридцати и, держа в руках бумажный стаканчик с лого Pret a Manger, не сводит взгляда с альфы. Каан наконец-то спускается вниз, убирает телефон в карман брюк и, сняв пиджак, открывает дверцу Бугатти. Женщина чуть подается вперед, словно боясь упустить его любое движение, а в ее глазах полыхает пламя.

Бугатти в сопровождении внедорожников отъезжает, а на скамейке остается только бумажный стаканчик.

***

У Сантины аншлаг. Паб кишит посетителями, официанты еле успевают разносить выпивку, и Ги, который уже допил свой сидр, жалеет, что приехал. Сантина носится между столиками, только успевает разливать заказы и все обещает, что скоро все ее внимание будет на нем. Как назло, Маммон сегодня выбрал гонять бабочке в саду и тоже отсутствует, не скрашивает одиночество парня.

— Я зайду завтра, — поймав вернувшуюся за стойку женщину, поднимается на ноги Ги. — Новостей, честно говоря, и нет, а мои подозрения по его недавнему срыву пока не подтвердились. Я и зашел большей частью потому, что хотел поблагодарить. Спасибо за цветы и за лес. Это было очень красиво.

— Тебе спасибо, — накрывает ладонью его руку женщина. — Если бы не ты, он бы не вышел ко мне. Только, пожалуйста, Юнги, как я и говорила, не приходи сюда без предупреждения. А еще лучше — не приходи, пока я сама не позову.

— Он не будет против, а если и будет, я с ним справлюсь, — улыбается парень. — Вам не о чем переживать.

— Я переживаю, но не из-за него, — хмурится женщина. — Лондон становится сосредоточием пустоты, и тебе здесь небезопасно. Не приходи, никуда без Чонгука не ходи.

— Хорошо, я буду предупреждать, — кивает Ги и идет к двери, у которой его ждет Джулиан.

— Я надеюсь, ты во дворец? — с надеждой спрашивает его альфа, как только они выходят наружу.

— Радуйся, — бурчит Юнги и садится за руль.

Уже на подъезде к Тауэрскому мосту Ги понимает, что он неподвижен — пробка тянется от въезда до самого горизонта. Он снова вбивает в навигатор адрес и, свернув руль, двигается на запад, чтобы пересечь реку через Лондонский мост. Джулиан, который говорит по телефону с Аресом, быстро понимает, что делает омега, и следует за ним.

— Я буду тебе ныть, мне больше некому, — продолжает свой диалог Джулиан. — Я будто бы нянька, везде с этим пацаном, который, к слову, может голыми руками уложить парочку вампиров.

— Хочешь, чтобы я сказал Каану, что мой мальчик не хочет защищать его мальчика? — доносится из динамиков голос Ареса.

— Нет, конечно, я не хочу, я просто жалуюсь! Постой, — переводит взгляд на приближающуюся на опасную близость к Бугатти бетономешалку Джулиан.

— Что там? — обеспокоенно спрашивает его Арес.

— Почему этот мудак липнет к нему? — раздраженно говорит парень и, нажав на педаль, вплотную подъезжает к Бугатти и сигналит бетономешалке.

— С этой махиной что-то не так, — рассуждает вслух Джулиан и, заметив, как задняя часть бетономешалки скользит по асфальту, выругивается и отключает требующего ответы на вопросы Ареса. Джулиан, что есть силы, давит на сигнал, пытаясь привлечь внимание Гидеона, и ему это удается, но автомобиль чуть ли уже не прижат к ограждению моста из-за блокирующей его бетономешалки, и омега понимает, что вырваться не успеет. Вместо педали газа Ги нажимает на тормоза, надеясь так пропустить потерявший контроль автомобиль, но бетономешалка задевает Бугатти боком и легко, словно тот ничего не весит, сметает его в сторону. Толстые металлические балки, служащие ограждениями моста, гнутся, как картон под ударом, бугатти выходит за пределы проезжей части, а половина его кузова зависает над рекой, качаясь, как маятник.

***

Сантина, прислонившись к стойке, медленно натирает стакан и слушает голос доносящегося из колонок Фрэнка Синатры. После час-пика почти все разошлись, и занят только один столик, за которым громко разговаривает парочка. Она ставит стакан на полку, тянется к следующему, и взгляд цепляется за старинные часы, которые она сама повесила на стену после ремонта. Стрелка на часах проскакивает секунду вперед, а потом сразу же отматывает ее назад, будто время чего-то испугалось. Осознание к Сантине приходит с реальностью, когда прямо перед ней, за стойкой, откуда ни возьмись появляется мужчина средних лет. Разговор до этого раздражающей Сантину парочки теперь приглушен, словно доходит до нее сквозь толщу воды. Она опускает глаза вниз, смотрит на то, как полы чрезмерно длинного пальто мужчины врастают в доски под его ногами, а тень за его спиной движется сама по себе. Мужчина сам двигает к себе стакан и, кивнув на полку за ее спиной, указывает ей на бутылку виски Лафройг.

Сантина беспрекословно тянется за бутылкой и, чуть не уронив ее из-за дрожащих рук, раскупоривает. Она осторожно, стараясь не пролить алкоголь, наполняет стакан и чувствует, как по воздуху разливается запах присущего торфяному виски дыма. Мужчина делает глоток, прикрывает веки, как ей хотелось бы верить, от удовольствия, а Сантина пытается взять себя в руки и уже сказать хоть что-то.

— Мой повелитель... — наконец-то выпаливает женщина, но мужчина поднимает руку, и Сантина понимает, что ее язык каменеет. Женщина в ужасе, она пытается сказать хоть слово, но не может выдать и звука. Эхо не высказанных слов бьется о черепную коробку, она так и смотрит на него, на то, как каждый раз, когда он моргает, его глаза меняют цвет, на бледную кожу и растянутые в намеке на улыбку губы. Но все это ложь, ведь Смерть знает, что стоит отвлечься на секунду, и уже будет невозможно вспомнить черты того, кого не существует. С момента, как он появился за стойкой, все вокруг и так стало чуть менее реальным.

— Вы сотворили его и потеряли над ним контроль, а я исправлю сломанную игрушку, верну его в прежнее состояние, ведь я всегда был к нему неравнодушен, — подносит стакан к губам мужчина. — Удивительно, что он олицетворение хаоса, моя полная противоположность, но при всем при этом, я нахожу в нас с ним общее, что до сих пор и удерживает меня от его полного уничтожения. Мне нравится, что по мирам ходит нечто близкое мне. Но не настолько, чтобы я позволил ему уничтожить меня. Пока мир существует, он принадлежит мне. Пока в нем есть жизнь, она должна склониться. Потому что я был до нее. И я буду после.

«Он подчиняется, он не нарушал приказов, вам нет от него угрозы», — с мольбой смотрит на него Сантина, которую лишили права голоса.

— Согласен, он не бунтует пока, но начнет, учитывая, как именно на него влияет его жалкий человек. Мы уже проходили подобное в Карфагене, — читает ее мысли по глазам гость. — Но ты и твои прислужники меня разочаровали не меньше, чем он, — тень за мужчиной расширяется и накрывает всю стену позади него. — Что у вас за извращенное желание все время страдать? Вы же знаете, что у них нет будущего. Их разделяет не страх, не люди, а сама суть мироздания. Левиафан создан без пары, таким он и останется, — поднявшийся за окном резкий ветер распахивает настежь окна, заставив разом погаснуть все свечи на столах.

Сантина, услышав его слова, отшатывается к шкафчику, бутылки за спиной бьются друг о друга, а одна, соскользнув вниз, разбивается под ее ногами.

— Не пугайся, и этот твой ход я знаю, ведь учитель у тебя был лучший, — снисходительно улыбается ей мужчина. — В этот раз смерть омеги Левиафана не убьет, ведь именно через это ты заставила их узнать друг друга. В любом случае, он больше не носит его жизнь, а только жизнь существа, которое зародилось в нем.

— Прошу, умоляю, дай Левиафану выбор, — срывается к нему Сантина, не веря, что слышит свой голос. — Не трогай его омегу, не лишай его счастья...

Сантина не успевает приблизиться к нему, как слова застывают на ее губах, и теперь не только язык женщины, но и все ее тело замирает прямо в движении. Она стоит перед ним, как статуя, а в воздухе все еще витает эхо ее пропитанного паникой голоса. Только слабое отражение света на ее серьгах мерцает в полутьме крошечной искрой, будто бы показывая, что она все еще жива, но заперта в своем теле. Сантина видит его, слышит, чувствует запах родного паба, но не в состоянии пошевелиться, давится своим отчаянием, острыми колючками раздирающим ее нутро.

— Ты ничего ему не скажешь, ведь если он узнает обо мне, у меня не будет причин оставлять его живым. Твой сын или его омега. Думаю, выбор очевиден, — подойдя вплотную, всматривается в ее застывшее в безмолвной муке лицо мужчина. — Пока он работает, я не буду разрушать мое оружие и списывать его, именно поэтому сегодня я пришел не с мечом, а с пустотой, из которой больше ничего не родится, — подбрасывает монетку в два фунта мужчина и, поймав ее, растворяется в собственной тени.

Каменное лицо женщины такое же не дрогнувшее, и пусть боль в ней за края переливается, его она не искажает. Единственное, что показывает ее чувства — это тонкая дорожка влаги, ползущая по высеченной из камня щеке к подбородку, которая, сорвавшись вниз, разбивается о потертые доски. Ни слова, ни движения, только одна слеза, в которой сконцентрирована вся агония готовящейся вновь попрощаться со своим дитя матери.

***

Гидеон пытается отстегнуть ремень, но он не подается, а каждое движение омеги сопровождается скрипом готовящегося сорваться в реку автомобиля. Он снова слышит удары, визг колес, видимо, бетономешалка снесла еще несколько автомобилей, и старается не смотреть вниз. Гидеон знает, что еще секунда, он сорвется в воду, и шансов выбраться из металлического гроба у него нет, но он не думает о себе и о своей так рано оборванной жизни. Он думает о том, что в момент, когда ледяная вода сомкнется над головой, навсегда закрывая от него небо, видеть его перестанет и его любимый. Ги обещал защитить Чонгука, еще вчера клялся ему быть с ним до последнего, а теперь пойдет ко дну, забирая с собой и его. Слезы омывают лицо омеги, и только зависшее над пропастью сердце знает, что оплакивает он не себя, а их. Еще секунда, и их больше не будет. Любовь, которая выдержала тяжесть веков, бросила вызов самой судьбе и пошла против времени и законов мира — теперь обречена утонуть, исчезнуть в грязной пучине, словно никогда и не существовала.

Джулиан, бросив джип, бежит к Бугатти, люди вокруг кричат, кто-то снимает видео, кто-то звонит в службы спасения, но он ничего не слышит. Джулиан должен успеть не дать Бугатти сорваться в воду до того, как он вытащит из него омегу. Он подбегает к висящему на волоске автомобилю, а тот еще сильнее кренится вперед. Ограждение держит бугатти из последних сил, Джулиан бросается к дверце водителя, но из-за удара ее зажало и не открыть. Он видит полные ужаса глаза омеги, из которых без остановки текут слезы, и, не долго думая, достает пистолет и рукояткой бьет по углу стекла.

— Отстегни ремень! — кричит альфа парню, продолжая разбивать стекло.

— Мне нельзя умереть, Джулиан, — одними губами шепчет Гидеон и чувствует, как машина с противным скрипом скользит вниз, утягивая за собой и части ограждения.

Гидеон жмурится, вжимается в сиденье, готовится к удару и вспышке боли, за которыми последует вечная темнота. Мысли парня не реализуются, потому что вместо ожидаемого удара он чувствует, что падение замедляется, и машина будто бы зависает прямо над водой. Ги распахивает веки, со страхом и надеждой всматривается в окно и не верит своим глазам. За стеклом — вода, она поднимается непрерывно от Темзы вверх, волнами обхватывает корпус бугатти и осторожно укладывает его на поверхность реки. Спустя мгновенье доходящие до моста волны словно растворяются в воздухе, оставляют за собой мелкую рябь на поверхности воды, которую заставляет разбежаться нырнувший в нее Джулиан.

Сантина, прибывшая к набережной пару минут назад, смотрит на разыгравшуюся перед глазами картину и все не может поверить в ее реальность. Сирены завывают, заглушая мысли, у которых нет права на жизнь, а голоса полицейских и спасателей сливаются в единый, наполненный напряжением гул.

— Он спас и себя, и папу, но как? — еле двигает губами ошеломленная произошедшим Сантина и, заметив остановившуюся рядом тень, поднимает голову.

— Он меняется, совершенствуется, ведь в первый раз он пришел в мир, думая, что несет радость, а значит, получит защиту и поддержку, а получил кинжал в грудь и огонь, испепеливший его останки, — поправляет шляпу Риксби. — Теперь он пришел воевать и защищать свое.

— Что же ты такое, дитя, что смог противостоять ему? — судорожно втягивает воздух женщина.

— Ты правда не знаешь, что он такое? — с сомнением смотрит на нее Риксби. — Ты не знаешь того, кто не подчиняется никаким правилам и законам, кому не страшны запреты судьбы, и кто не видит преград? Того, кого даже ты, Смерть, не можешь остановить?

— Не может быть, — осознав сказанное им, прикладывает ладонь к губам женщина, чтобы не выдать то, как дрожит из-за немых рыданий ее подбородок.

— Какая ирония — первозданное зло и человек не просто ждут плод своей любви, — любуется раскинувшейся над Темзой радугой Риксби. — Они зачали Любовь.

Следующую главу уже можно прочитать на Бусти: https://boosty.to/liyamovadin/posts/ab08d254-e672-4656-ab3d-41618fac8e0d?share=post_link