‹Вампир во плоти дьявола›

Холодные руки, по которым горячая кровь не текла с момента рождения в этом прогнившем мире, сжимались в яростные кулаки. Тьма, окутавшая собой улицы, играла с юношей в игру кошки-мышки, вот только масштабом она не ограничена. Тот терялся в поворотах, проклинал тех, кто строил эти однотипные постройки, которых друг от друга невозможно было отличить, и продолжал бежать. Моросящий душу холод тем временем опускался всё ниже, казалось, что посреди осени началась безжалостная зима. Трясущиеся зубы не попадали в такт, а раскалённое, словно металл, от гнева и ярости тело начало дрожать, как осиновый лист, словно это тело не принадлежало вампиру, будто оно было не его. Мысли сплетались в ядовитую паутину так гадко, что отдавалось звоном, смертельный яд медленно капал на оголённые нервы, что туго тянулись в разные стороны.

В затуманенном разуме и в не трезвом взгляде плясали черти. Глаза блестели красным пламенем, каждый раз, когда из пучины мыслей, что набросилась на Нишимура, разом слышалось родное имя, означавшее любовь и одержимость. Собственное тело реагировало по-своему, отдавалось жаром и возбуждением, но так же быстро сменялось страхом потери. Ёнхи засадила в Нишимуре семена страхов, они росли и пускали корни глубоко и очень болезненно для Ни-ки. Одержимость Ни-ки Кан Ёнхи обрело новое значение, оно пробило дно не хуже смерти, над чем, к сожалению, Ни-ки не имел власть. Вампир не сравнивал имя девушки со смертью, он считал, что эти имена являются единым целым, ведь куда бы ни последова Ёнхи, смерть последует за ней, и каждый раз она будет на волоске от смерти из-за Нишимура Рики.

Имя не может иметь подобный характер и смысл, смерть не может преследовать человека лишь потому, что его имя имеет схожий эффект. Но японец не согласен с подобным утверждением, он считает иначе, кардинально иначе. Ёнхи для него больше, чем зависимость, больше, чем что-либо на этом проклятом свете. Нишимура бросил друга в глуши, оставил его там одного по причине того, что Чхве Ёнджун с большим разрядом электричества ударил его по больному месту.

В ядро его собственных страхов, обретённых путём зависимости. Страх — вещь неуправляемая, она не подлежит во власти смертных, оно лишь порождает затишье перед самой бурей, истинный страх во всей своей красе, засаженный в сердце, проявляется только в эпицентре бури, где сейчас и находится Нишимура.

Подобного никогда не случится, будь дьявол эпицентром бури, которую он сам и породил, тот не позволит, чтобы его любовь всей его бесконечной жизни пострадала, уничтожит этот мир, если подобное произойдёт, ведь его мир — это она. Если её нет, то этот мир, прогнивший насквозь, не имеет права существовать.

— Да будь ты проклят, Чхве Ёнджун! — цыдит сквозь сжатые зубы Нишимура и бежит что есть мочи. — Ёнхи... — выдыхает тот имя, и глаза снова светятся красным огнём. — Нет, с ней ничего не случится, — шепчет тот под нос и продолжает бежать. Напрочь забыв о том, что попросил Джейка быть рядом с ней, пока его нет. Но даже если вспомнил бы, все равно бы бежал сломя голову к ней.

Дорога кажется долгой, потерянной, скрытой, что тот мечется между домами, будто потерянный щенок, что ищет своего единственного хозяина, который проявил милосердие, и теперь тот привязался к нему, видя только в нём своего спасителя.

— Да, черт возьми! — очередной раз ошибаясь, японец не выдерживает, тот и так на пределе, адреналин прошибал последние винтики, что так хрупко крепили разум Ни-ки, и мог в любой момент вылететь из своего законного места. Его мертвое сердце колотилось, как птичка в клетке, и он впервые чувствовал собственное биение сердца, сердца, что всецело принадлежало смертной, по жилам бегала кровь, его кровь, что когда-то застыла в жилах и перестала перемещаться, по нему охладела и предала ему болезненно бледный вид. Только глаза в нём были живыми, карие глаза, наполненные страхом, боязнью, что однажды он не сможет уберечь Ёнхи так же, как и свою семью.

Раз.

«Я боюсь потерять тебя...»

Два.

«Я боюсь признаться тебе...»

Три.

«Кан Ёнхи, тебе придётся терпеть меня навеки вечные... Ведь ты мой самый главный и единственный страх, от которого я зависим».

Словно мантра засело в голове каждое слово, будто проклятье, в котором есть начало, но нет конца, как и жизни Ни-ки. Его глаза вновь и вновь светятся огнём, искры летят, и леденящая душа полыхает адским жаром, видя перед собой вырастающее нужное здание. Нишимура вбегает в подъезд в спешке, перепрыгивая ступеньки, игнорируя их существование. Спотыкаясь, будто ребёнок, который только недавно научился ходить, который еле стоит на двух ногах, Ни-ки чуть ли не падает, но, удерживая равновесие своего ослабшего тела, продолжает подниматься.

Наконец, увидев заветную дверь на лестничной площадке, глаза вампира вновь загораются. Не теряя ни секунды, дьявол начинает таранить дверь, единственную преграду между ним и ею. Как только массивная рука японца коснулась двери, словно чувствуя её, открывает ошарашенный внешним видом дьявола Джейк. Растрёпанный блондин не церемонится с другом, который застыл на дверном проходе. Японец пихает оборотня в сторону, вбегая в небольшую прихожую, разуваясь на ходу и швыряя свои массивные ботинки в разные стороны, он мысленно отмечает, что если бы Ёнхи видела, как тот это вытворяет, то точно по шапке дала бы, и тут уже никакая дьявольская сила не помогла бы. Но всё законно, пока копы не видят, мысленно чеканит тот.

Джейк все так же застывший у дверей, хлопая своими щенячьими глазками, пристально провожает каждое действие вампира, как только его глазки не разлетелись в разные стороны, как и чужие ботинки, остаётся загадкой. Но, приходя в себя, тот все же убирает обувь Нишимура в сторонку, чтобы после об неё же не спотыкнуться. Шаркая розовыми тапочками с сердечками, которых Рики уж точно высмеял бы, не будь он так занят, Джеюн следует за Нишимурой, тот уже находился в комнате Ёнхи, снимал своё верхнее пальто, которое тут же летит куда-то в угол комнаты, как легкое пёрышко.

— Маленькая моя, — облегчённо произносит юноша, возвышаясь над кроватью, где, надув губки и свернувшись клубочком, спала девушка, обнимая какую-то плюшевую игрушку, которую когда-то ей подарил Сону.

Ни-ки осторожно приподнимает край мягкого одеяла и ложится на кровать. Матрас тут же прогибается под его весом, издавая едва слышимый скрип. Нишимура поворачивается на бок с надеждой встретить лицом к лицу с Ёнхи, но накатывается на мягкую игрушку, которая собой укрывала личико девушки, с раздражением он вырывает игрушку из объятий спящей девушки и швыряет её в дверной проём прямо под ноги Джеюну, тот недовольно цокает на выходку вампира и, поднимая игрушку с пола, уходит вместе с ней, закрывая дверь комнаты.

Холодная массивная рука японца тянется к тонкой талии, и одним лёгким движением руки тот притягивает легкое и податливое тело ближе к себе. Ёнхи обнимает в ответ, перекидывая ногу на бедро парня, и утыкается носиком ему в шею. Под ухом Ни-ки слышит только неразборчивое бормотание, что заставляет его улыбнуться.

— Ты и во сне чем-то недовольна, — хрипло с улыбкой проговаривает Ни-ки, целуя Ёнхи в макушку. — Честно, мне этого не хватало, мне не хватало твоих объятий, недовольного ворчания и тебя. — В конце его небольшого признания спящей девушки улыбка исчезает с идеального лица, бледная кожа снова покрывается холодом, а в глазах гаснет надежда.

Уставшее тяжёлое тело все крепче прижимало к себе лёгкое и податливое тельце, будто имело желание слиться с ней воедино, доказать всем, что она дарована ему судьбой и что ни одно существо на свете не имеет такого законного права на неё, как он. Горело желанием сердце, обладать ею до последней капли, только так дитя тешила себя, так прогоняла страх, что имела бледную тень над жизнями, что пряталась за углами и выскакивала наружу, как монстр из дешёвых фильмов ужасов, где хромает не только режиссура, но и сценарий. К сожалению, написанный творцом сценарий не устраивал Нишимура, подобный конец, преследующий его в его собственных кошмарах, Рики не хотел.

Он напишет свой сценарий, где конец его истории иначе, не таким, каким ему изначально был предначертен творцом.

Капли пота бисерными струйками выступали на лбу, дыхание учащалось, что грудная клетка вздымалась чаще, чем опускалась, сердце билось так, будто японец целый марафон пробежал. Но в какой-то момент в своём сне Ни-ки почувствовал, что он снова в аду, те же руины и тот же падший дьявол, стоящий к вампиру спиной, бледный как полотно, с волосами, чёрными как смоль, что вечно чувствует холод даже в аду.

«Сонхун», — отчеканила память при виде него.

Юноша обернулся, будто услышал своё имя в чужих мыслях, будто почувствовал чужой взгляд, сверлящий ему спину. Увидев вдалеке застывшего Нишимура, в лице которого сменялась одна эмоция за другой, Пак улыбнулся, обнажая свои белоснежные клыки, с уголка его рта текла тонкой струйкой алая кровь, она стекала по его подбородку, затем пачкала кипельно-белую рубашку, что пропиталась алой жидкостью. А возле его ног лежала девушка, бледная, безжизненная, и со знакомыми очертаниями лица, в ней Нишимура узнал Ёнхи.

Нет!  Нет! НЕТ!

— Ни-ки! — трясло его за широкие плечи Ёнхи в попытках разбудить вампира. — Ни-ки, черт возьми, проснись! — Кан сама от себя испугалась, когда повысила голос на спящего парня, пытаясь его разбудить, но таким громким он получился впервые, но ещё больше испугалась, когда парень подскочил, заключая её в объятия.

— Ёнхи ты... Ты т-ты жива, он тебя не тронул, — судорожно тараторил Ни-ки руками, шаркая по лицу и шее девушки в поисках укусов, ран и ссадин, но кроме его метки, оставленной самим же, больше ничего подозрительного не было найдено. Но его горящие глаза не перестали бродить по лицу девушки, опасаясь, что впопыхах он мог что-то упустить.

— Ни-ки что с тобой? — тихий голосок перебивает тираду Рики, тот замолкает, не в силах выдавить из себя ни слова, его голова опускается, будто в попытках скрыть свои глаза, наполненные слезами, только и чувствует взгляд, наполненный беспокойством девушки. Маленькая ладонь тянется к лицу юноши, нежно поглаживая подушечками пальцев острую скулу парня. Она поднимает голову парня, приближается ближе и оставляет лёгкий поцелуй на пухлых губах вампира.

— Мой прекрасный дьявол, — шепчет Ёнхи и снова целует. — Ты не должен оставаться сильным и скрывать от меня свои слёзы, ты же помнишь, сам говорил, что мы связаны душами, — вытирая чужие слёзы, проговаривает девушка, вновь целуя его в губы, в этот раз углубляя поцелуй, сминая чужие губы и зарываясь ладонями в блондинистые волосы парня.

Руки дьявола тут же очерчивают талию, притягивают ближе, заставляя девушку оседлать себя. Тонкие длинные пальцы пересчитывали каждый позвонок, иногда несильно сжимая, отчего девушка выгибалась в пояснице, глухой стон улавливался умелыми губами японца. А маленькие ладоны сжимали волосы на затылке парня каждый раз, когда тот болезненно кусал за нижнюю губу.

— Твой прекрасный дьявол чертовски влюблён в тебя и с таким же неистовым желанием хочет тебя, — шёпотом, без капли стеснения в глазах и действиях, произносит Дьявол. — Позволишь насладиться тобой, избранная..