11 장
Холодный ветер подул со всех сторон, стоило двум вампирам оказаться за пределами ворот мрачного пристанища высокого здания, который был заброшен или же, по крайней мере, таким он казался, где располагалось ничто иное, как гнездо вампиров, где они так тщательно скрывались от лучей солнца и томили обиду на людское общество, считая, что те не вправе жить в свободе и мире, пока они гниют в холодных, наполненных сыростью помещениях, покрытых плесенью в заброшенных зданиях. Строили козни и ждали подходящего момента, чтобы навести хаос и вернуть былое величие, как их уверил глава клана, сам Чхве Ёнджун. Те, конечно, повелись на его за уши оттянутые слова и ждали, когда Чхве исполнит своё обещание, данное им. Но до тех пор они вынуждены скрываться от людских глаз.
Моросящий холод безжалостно калечил тонкую нездорово бледную кожу японца. Он инстинктивно сморщивал лицо, но упорно игнорируя сильный ветер, шел ему навстречу. Шум ветра свистом отдавался по глухой улице, по которой Нишимура перемещался, понуро повесив широкие плечи. Следом за ним, шелестя лакированными ботинками, шёл Бан Чан, сунув руки в карманы своего дорогого пальто, что облепляло его мускулистое тело и подчеркивало его широкие плечи, выставляя на всеобщее обозрение. Тот устремлял свой пристальный взгляд, прожигающий в меру накаченную спину высокого вампира, замечая в японце то, чего раньше не было замечено его наблюдательному взору.
Тело дьявола будто бы горело адским пламенем. Было ощущение и некая пугающая иллюзия того, что вампир лишь взмахом своих тонких и длинных до бесконечности пальцев сможет сжечь этот район к чертям. Искры, летающие от него, будто бы начали загораться на поверхности асфальта, словно его облили бензином лишь для того, чтобы тот смог окутать всё своим адским пламенем, исходящим от его собственного тела, который бы горел во имя любви, горечной с привкусом боли и сладкой, дурманящий частью любви и собственничества.
Оно наполнялось злостью и гневом. Черты не самых приятных ощущений и чувств. Слова Чхве гадким звоном ударялись друг об друга, создавая противный звук, созвучный церковным колоколам, которые грубо врезались об барабанные перепонки дьявола. Он сжимал ладони в кулаки, впиваясь короткими ногтями в мягкую кожу, оставляя следы от ногтей и без того покалеченным рукам. Слова Ёнджуна имели свой эффект. Наверно, тот этого и добивался, чтобы Нишимура потерял контроль над своим разумом и телом, отдаваясь полностью инстинктам. Разжигая потухший огонь с новой силой, который был сравним с лесным пожаром. Тот не знал, куда деть своё отвращение к Чхве, Ёнджуну, который посмел произнести имя его возлюбленной своим грязным ртом.
Обратной стороной карты, который собирался в хлипкий домик, где на его собственном небе горело солнце, освещающий все тёмные уголки души, был страх. Он затаился в небьющимся сердце японца, которое давно не подавало признаков жизни. Мерзкое чувство окатывало тело, подавало признаки того, чего раньше мёртвая оболочка дьявола не испытывала, словно запущенный механизм, шестерёнки которого противно скрипят, словно их не мазали маслом уже как тысячу лет.
Если он предвестник конца, то Рики готов проститься с собственной жизнью, лишь бы не увидеть, как его любимая, чья душа теперь навеки в его владениях, в его цепких венистых руках, умирает в пепле его адского пламя. Он на всё готов ради неё...
Острое обаяние вампира ловит лёгкий шлейф собственной метки, и его глаза загораются красным пламенем. Тело будто идёт на этот зов. Оно не слушается, не подчиняется своему хозяину, проявляя сопротивление, которого раньше не было. Внутренний зверь Ни-ки всегда был заперт в клетке и был усмирен, но сейчас он вырвался из клетки. Клацая зубами и рыча что есть мочи, тот спешит к своему хозяину. Японец чувствует себя собачкой на привязи, которая по команде своего хозяина встаёт на задние лапы и по его же команде сидит. Сердце, которое не подавала признаков жизни, впервые билось об грудную клетку. Тело впервые начало переливаться кровью, иметь свои краски, покрываться пунцовым румянцем на острых скулах вместо привычных щёк.
Обаяние обострялось, а разум всё больше терял контроль над телом. Мысли, которые звоном ударялись об плотно сплетённые нервы, затихли, и вампиром лишь управляли его инстинкты.
Кристофер, следующий за ним, предчувствовал, что вот-вот и Нишимура поддастся инстинктам, побежит, как сопливый подросток, который влюбился впервые и делает шаги, которые ведут его вперёд и вперёд, пока тот не упирается в стену и не разбивает своё сердце на мелкие кусочки. И тот не ошибся. Японец исчез из поля его зрения, стоило тому моргнуть, медленно опустить свои уставшие веки и прикрыть глаза на доли секунды, и, открыв их, понять, что тот действительно остался один, ведь вокруг ни души, только холод, пробирающийся до костей, дающий понять, что зима близко и скоро всё покроется белыми хлопьями, словно мягкое тёплое покрывало, в которое хочется укутаться так же, как скрыться в объятиях любимого человека, лелеет мечты и надежды на лучший исход человечества.
Пока те мечтают и треплят надежды о предстоящем празднике, готовятся, украшают дома и ёлки, с теплотой в душе покупают подарки. Бану приходится проживать свои мрачные деньки в своём кабинете, где каждая щель плотно закрыта, где даже не видно мерцание звёзд и света луны. Иногда чувство зависти проскальзывает в глазах Чана, который мечтает о семье и любви, хочет так же прожить свою долгую, но покрытую мраком жизнь, где нет ни счастья, ни любви, и только глубокая печаль.
Идя по улочкам, где висели таблички с одной и той же фразой «Закрыто», которое собой ассоциировал Бан, он устало выдыхал, выпуская тёплый пар изо рта, мысленно считал, что именно это слово прекрасно описывает его положение, его безысходное положение, которое так сильно давит на его мускулистые плечи. Нишимура был прав, бессмертие — это проклятие, оно не несёт в себе радости, счастья и любви. Скорее наоборот, бессмертие даёт понять, что эти окрыляющие чувства со временем покинут твою долгую жизнь и в ней останется лишь печаль, некая тоска и желание поскорее умереть и закончить эту пыльную жизнь, которая длится вечность, дольше, чем мерцание звёзд, дольше, чем всё человечество.
И он был прав. Смысл вечно жить, если в ней останется лишь печаль угнетающая тоска и желание побыстрее покинуть этот мир, где существует множество тварей, которые грызут друг другу глотки. Больше походить на хоррор, который закончится смертью главных героев, но никак не иначе.
Забив на то, что японец оставил его одного в глухой местности, где чаще можно встретить сброды агрессивных гниющихся тварей чем оборотней, Чан всё так же повесив свои плечи направлялся туда, куда путь ему неизвестен. Хотя как неизвестен, он был им хорошо заучен, как мантра для исцеления, но никак не исцелял, сколько бы его не прочитывали из древних свитков, тот не имел ничего свойственного и целительного. Мысленно мужчина понимал, что он снова возвращается в свой ад. В свой личный ад. Тут и мантра не поможет.
Преодолев большую часть длинной дороги, внезапно для себя мужчина остановился. Мёртвое нутро, где все органы в один миг остановили свой рабочий процесс, подсказывало, что что-то здесь не так, и он был прав, ведь желание не отвлекаться ни на что либо утащило Криса в самые глубокие мысли, тем самым сделав его беззащитным перед самой опасностью. Только тяжелые медленные шаги за спиной заставили того вырваться из пучины мыслей, которые вцепились в сознание Бана острыми коготками.
Подняв взгляд с асфальта, который до этого момента казался, что вот полетит искра и оно загорится, Бан повернул корпус своего тела на пол-оборота лишь для того чтобы увидеть того смельчака и смертного, который решился идти прям впритык к нему. И тот от увиденного удивился. Бугай ростом двух метров и крупным телосложением пожирал Бана убийственным взглядом, его шаги ускорились, и вскоре тот оказался в расстоянии вытянутой руки от вампира. Развернувшись полностью в сторону незнакомца, Чан подозрительно осмотрелся вокруг, всё так же ни души, только он и этот незнакомец, который одним своим взглядом подсказывал, что тот явно с ним не поздороваться решил.
Недоброжелательный взгляд мужчины скользил по небольшому росту Криса, осмотрев с ног до головы вампира тот пустил смешок, в голове у того явно творится что-то невнятное. Ведь подобное реакция бывает только у сумасшедших людей, но, судя по его телосложению, тот и не является человеком, лишь пародия того, что видит Чан.
Не придав значения подобной реакции незнакомца, Бан всё же решил нарушить тишину, что повисла в воздухе и, возможно, напрягала их обоих.
— Извините, вам нужна помощь? — бархатный голос Бана разрезает тишину, тем самым нарушая её. Но тот снова пустил смешок. Но в считанные секунды животный оскал отразился на грубом лице незнакомца.
— Уж ты-то, Чан, точно сможешь мне помочь, — то ли с насмешкой, то ли с угрозой проговорил тот.