Глава 29
4 месяца спустя
— Я говорю — брюссельская капуста в шоколаде! — взорвалась я, как будто требовала не еду, а ключи от ядерного реактора.
— Ты только что ела мел, — буркнула Елена, которая выглядела так, будто сама неделю не спала. Волосы торчали во все стороны, пижама висела как тряпка, а глаза были с синяками, словно она участвовала в марафоне по недосыпу.
— Сейчас два часа ночи, — простонала Кэролайн, едва не зевая на ходу. Она швырнула «Грозовой перевал» на колени Элайдже, и тот аккуратно, с видом «культурного хранителя морали», поставил книгу обратно на полку. — Седьмой час перечитываем одну и ту же главу... я скоро сама Хитклифа прибью.
— Отставить занудство! — резко хлопнула в ладоши Ребекка, подскочив как заведённая. — Кол, вставай, марш за капустой в шоколаде!
Кол, бедняга, спал сидя в кресле возле меня, и его глаза распахнулись так, будто его только что разбудили в гробу.
— Что?! — пролепетал он, но Ребекка уже тащила его к выходу. — Да это же хуже, чем служба у Клауса, — пробурчал он, но никто не посочувствовал.
В этот момент в гостиную вошли Марсель и Моника. Картина сама по себе выглядела комично: Марсель с видом мученика нес тарелку нарезанного арбуза, а Моника чинно держала бутылку кетчупа, как святую реликвию.
— Я еле достал этот чертов арбуз! — взорвался Марсель, ставя тарелку передо мной. — Ты вообще в курсе, что сейчас не сезон?!
— Зато кетчуп всегда в сезон, — невозмутимо заметила Моника и, не моргнув, полила арбуз сверху.
Я посмотрела на всё это великолепие и надула губы.
— Я уже не хочу.
— Ты... что? — Марсель чуть не подавился собственным воздухом. — Ты уже «не» что?!
Он так рыкнул, что я даже поджала пальцы ног, а Моника спокойно прижала ладонь к его груди, словно он был ребёнком на истерике.
— Успокойся, Марсель, — сказала она тоном усталой няни. — У беременных скачут гормоны.
— А у меня скачет давление! — огрызнулся он. — Почему я, великий Марсель Жерар, вечный король этого города, вечно прислуживаю какой-то... лестнице на каблуках, которая носит отпрысков одного из Майклсонов?!
— Потому что, милый, — я оскалилась, — в моем животе твои двоюродные сестренки. Хоть и не по крови, но это не отменяет факта. Так что смирись и неси кетчуп.
Марсель задрожал от возмущения, открыл рот, но вместо слов — сжал губы в тонкую линию и испарился вампирской скоростью из комнаты.
— Истеричка! — фыркнула я, бросив руки к потолку.
Тут вся компания, включая Елену с растрёпанной башкой, Финна с его вечной кислой физиономией, Кэролайн с мешками под глазами, Элайджу — как живое воплощение приличий, Клауса с «я ненавижу всё происходящее» на лице и Монику с кетчупом в руке, посмотрели на меня одним и тем же взглядом:
«Он-то истеричка?»
Я закатила глаза и сложила руки на груди.
— Ну да! Я требую невозможного, ору в три часа ночи и ем мел. Но у меня хотя бы есть оправдание — гормоны! А вот у него?
— У него, — хмыкнул Клаус, — оправдание только одно: он родственник.
— О, Господи, — простонал Финн. — Это худшее оскорбление, что я слышал за последние триста лет.
***
Месяц спустя
Мой живот рос с такой скоростью, что даже Клаус, обычно циничный и невозмутимый, пару раз всерьёз спрашивал у Моники: «ты уверена, что там не футбольная команда?»
На пятом месяце я выглядела так, будто у меня скоро не роды, а переселение народов.
На моём животе, честное слово, можно было рассадить всех детишек крольчат Гилберта младшего и его вечной возлюбленной Томы, и ещё осталось бы место для оркестра.
Аларик, в роли будущего дедушки, превратился в ходячую аптеку. Он буквально носился вокруг меня, как курица с яйцом, пичкая витаминами, которые мы с Колом закупили в Санторини. Иногда мне казалось, что если я чихну, он подбросит мне ещё три банки омеги-3 и пачку пренатальных витаминов «для сияющей кожи».
Джереми вообще стал моим персональным аудиогидом. Стоило мне устроиться поудобнее — и он открывал книгу. В итоге я узнала столько сюжетов за последние недели, что могла смело сдавать экзамены на литературоведа. Иногда он зачитывал вслух даже «Гарри Поттера», и я хихикала, представляя, как Клаус вместо Волдеморта машет палочкой и требует повиновения.
Когда Элайджа с Клаусом были заняты — а они были заняты почти всегда, разбираясь с ведьмами, вампирами и оборотнями, которые упорно покушались на мою жизнь и жизнь малышек, — меня брали в оборот остальные. Казалось, дети ещё не родились, а количество желающих их убить уже могло заполнить стадион.
А когда всё-таки в доме воцарялась тишина (что бывало редко, но чудеса случаются), Элайджа сам садился рядом и читал мне. Представьте картину: величественный Первородный, в костюме, с идеальной осанкой, и «Ветер в ивах» в руках. Я бы поклялась, что он делал паузы в чтении, только чтобы с достоинством поправить галстук.
Ребекка, Елена и Кэролайн устроили из меня свою куклу Барби. Они таскали меня по детским магазинам, будто я — центр вселенной, а охрана из числа Первородных сопровождала нас, как будто мы участвовали в секретной миссии. И ладно бы я выбирала платья для малышек, но нет — при мысли, что пока я разглядываю пинетки, кто-то может попытаться меня убить, Клаус сразу отправлял полный набор телохранителей. Иногда я думала: «А не проще ли вообще закрыть весь магазин под нас?» Но с другой стороны — было весело наблюдать, как покупательницы падают в обморок при виде Элайджи с коляской.
Финн неожиданно проявил себя как мастер сервиса «24/7 удобство для беременной». То подушку принесёт, то плед подоткнёт, то стул подвинет. Я уже начала подозревать, что он тайком прошёл курсы «Как ухаживать за беременной женщиной и остаться в живых».
Кол, бедный мой Кол, страдал больше всех. Его любимая жена превратилась в бурю гормонов, капризов и внезапных желаний. Он мужественно терпел, но я видела: иногда он смотрел на дверь с тем самым взглядом «а если я сбегу прямо сейчас?». Но всё равно не отходил ни на шаг. Настоящий герой. Или безумец.
Марсель за эти месяцы пару раз пытался отобрать город, но каждый раз его план заканчивался так же предсказуемо, как очередное «я больше не буду, но...». Каждый раз он возвращался побитым и злым, и всё больше походил не на короля, а на соседа, которому вечно мешают шумные соседи-Майклсоны. В итоге все понимали: город придётся делить. Никто от этого не был в восторге, но альтернатива была одна — массовое кровопролитие.
Моника окончательно обосновалась у нас в особняке. Она жила там вместе с Марселем, и, как ведьма, постоянно наблюдала за моим состоянием и за малышками в утробе. Иногда она прикладывала ладонь к моему животу, и её глаза светились от магии. Честно, я иногда боялась, что она слышит, как близняшки переговариваются внутри.
И вот так прошёл месяц — в витаминах, истериках, книжных марафонах и пинетках.
— Кто там такой активный? — задорно спросил Кол, поглаживая мой живот, пока я с абсолютно серьёзным видом грызла яблоко, обмакнутое в майонез.
— Пинаются? — тут же оттолкнула его Ребекка и буквально вцепилась в меня руками, прижав ухо к моему животу, будто её вампирский слух внезапно решил уйти в отпуск.
В этот момент в гостиную вошли Элайджа и Клаус. У обоих был тот самый вид «мы тут случайно мимо проходили, но на самом деле нам очень интересно». Элайджа, как обычно, попытался скрыть своё волнение в любимой манере: поправил лацкан пиджака. За все месяцы совместного проживания я уже научилась считывать эти его мелочи — и знала, что внутри он волнуется, как школьник перед первым свиданием.
Элайджа с Клаусом подошли ближе. Ребекка закатила глаза и театрально отошла в сторону, будто сказать: «Ну вот, сейчас очередь этих двоих нюхать живот». Кол вообще встал и двинулся к креслу, не забыв театрально фыркнуть, хотя и сам минуту назад там сидел.
— Можно, — кивнула я Элайдже, макая яблоко в тарелку майонеза.
Он наклонился, осторожно дотронулся до моего живота, где девочки явно устраивали дискотеку под внутренний плейлист, и на его лице появилась такая мягкая улыбка, что даже я растаяла. Клаус же, стоящий рядом, выглядел так, будто брат только что украл у него корону.
— Тоже хочешь потрогать? — выгнула я бровь в сторону Клауса.
— Ещё чего, — фыркнул он.
Ага, щас. Сам себе противоречит. Хочет, но не признаётся.
— Подойди, пожалуйста, — отложила я яблоко и протянула руку.
Элайджа, с трудом скрывая довольную улыбку, отступил на шаг. Клаус недовольно закатил глаза, но шагнул вперёд. Я тут же схватила его запястье и резко дёрнула к себе.
Он, явно не ожидавший такого манёвра, вынужден был ухватиться второй рукой за спинку кресла, а та, что я держала, легла прямо на мой живот.
И тут же одна из девочек ударила ножкой.
Глаза Клауса расширились так, будто он увидел привидение. Губы несколько раз открылись и закрылись — но слов он не произнёс.
— У него инсульт? — шепнул Кол, сложив руки на груди и наклонившись ко мне так, будто собирался фиксировать брата для скорой.
Ребекка прыснула в кулак. Элайджа в этот момент окончательно не выдержал и едва заметно усмехнулся, прикрыв рот рукой, чтобы скрыть эмоции.
А Клаус всё ещё стоял, будто его током ударило, и смотрел на мой живот с таким видом, словно внутри у меня билось не сердце ребёнка, а драгоценная корона, которую он наконец-то может потрогать.
— О, да, точно инсульт, — хмыкнула я, глядя на его растерянную физиономию. — Срочно, несите ему мятный чай и валерьянку.
***
Седьмой месяц беременности
— Как все достали со своей опекой, — бурчала я, натягивая капюшон толстовки почти до носа. Могла бы, конечно, просто попросить у кого-то шоколадку и тишины, но нет — всем непременно нужно сопровождать меня, под руку, как будто я вот-вот развалюсь пополам.
Я осторожно вышла через задний двор, обхватив живот ладонью. С каждым шагом через газон и забор чувствовала себя героиней боевика — только вместо «Миссии невыполнима» у меня «Беременность седьмого месяца». Прыжок через деревянный забор дался особенно «героически»: споткнулась, зацепилась и едва не застряла.
— А говорили, миссия невыполнима — хах, да я Том Круз в юбке, — хмыкнула я, отдышавшись и свернув за угол.
И вот тут-то меня что-то твёрдое встретило лицом к лицу. Удар был такой, что я бы наверняка улетела назад, если бы не чья-то рука, вовремя ухватившая меня за локоть.
— Боже! — я тут же схватилась за живот, проверяя, что малышки внутри спокойно продолжают свои танцы.
— Простите, я не хо... — начала незнакомка, но вдруг осеклась.
Я тоже замолчала.
Она уставилась на мой живот так, будто увидела в нём портал в Нарнию. На лице — смесь шока, ужаса и какой-то... странной тоски?
Блондинка. Волосы прямые, чуть вьющиеся на концах, лицо тонкое, выразительное. Голубые глаза — те самые, от которых веяло чем-то до боли знакомым.
Я машинально смерила её взглядом: обтягивающие джинсы, простая тёмная футболка, короткая куртка, ботинки на низком каблуке. Всё сидело так идеально, будто её только что сняли с обложки журнала. На контрасте я выглядела как беременный хомяк в спортивных штанах и растянутой толстовке. Плюс кеды, потому что в туфли мои опухшие ноги уже не помещались.
Я снова глянула на её лицо. Что-то цепляло, очень знакомое. Манера смотреть, овал лица, нос...
— Отлично, — пробормотала я себе под нос. — Либо у меня гормональные галлюцинации, либо я только что встретила чью-то зеркальную копию в блондинистом варианте.
Она всё так же сверлила мой живот, а я чувствовала, как по коже бегут мурашки.
— А, эм, — блондинка растерянно помотала головой, будто вырываясь из мыслей. — Не хочу показаться бестактной и подозрительной, но... ты не знаешь семью Майклсон?
Я моментально напряглась, сделав осторожный шаг назад. Никакой опасности от неё не чувствовалось, но вопрос был слишком прямым, чтобы я просто улыбнулась и пошла дальше.
— Не бойся меня, — вытянула она руку, словно хотела заверить, что не причинит вреда.
— Ты знакома с Майклсонами? — сузила я глаза.
— Они мо... — она осеклась, словно сглотнула камень. — Они моя семья. Братья. Сестра.
— Семья? — брови у меня поползли вверх. — Сколько же у них ещё родственников в шкафах заныкано?
— Значит, знакома, — тихо сказала блондинка, опустив руку. — Меня зовут Фрея.
— Кристина, — коротко кивнула я. — Жена Кола.
Глаза у Фреи расширились так, что я реально подумала: выпадут сейчас прямо на мостовую.
— Жена Кола?! — воскликнула она с каким-то странным сочетанием ужаса и удивления.
— Да, — фыркнула я, на автомате скрестив руки на груди. — Видимо, вы с ними не так уж и близки, раз такие «мелочи» не в знаешь.
Фрея опустила взгляд, и в её глазах мелькнула такая боль, что на секунду мне стало... неудобно. Даже немного виновато. Хотя я обычно этим не страдаю.
— Поэтому я их и искала, — выдохнула она почти шёпотом.
— Эм... — я поджала губы, оглядываясь по сторонам. — Я бы тебя провела, но понимаешь... я только что сбежала от их гипер-опеки, чтобы хоть немного пройтись одной без «конвоя».
— Тогда, может, я просто пойду с тобой? — с надеждой подняла глаза Фрея. — Прогуляемся, а потом... вместе вернёмся к ним?
— Ну... — протянула я, не сводя с неё прищуренного взгляда. — Мы всё же не настолько знакомы, чтобы гулять за ручку.
Она тяжело вздохнула и отвела взгляд. На секунду её лицо стало таким одиноким, что я сама удивилась: во мне шевельнулась жалость. Ну спасибо, гормоны, я теперь ещё и Мать Тереза.
— Ладно, — буркнула я, подхватывая её под локоть и потащив в сторону улицы с кафешками. — Но за это ты должна мне всё рассказать. Откуда взялась, куда делась, и самое главное — как ты вообще поняла, что я связана с Майклсонами.
Фрея чуть заметно улыбнулась и сжала мою руку крепче, будто боялась, что я передумаю и сбегу.
— Договорились, — ответила она тихо.
Я хмыкнула и уставилась вперёд.
Выглядело это со стороны так, будто я выгуливаю потерявшуюся девочку. Только вот девочка явно была не из простых — и моя интуиция вопила, что впереди меня ждёт очередной хаос.
Кафе оказалось маленьким, с тёмными деревянными столиками и запахом свежеобжаренного кофе, который меня тошнил ровно через пять секунд после того, как мы вошли. Я плюхнулась в самый дальний угол, подальше от любопытных глаз, и натянула капюшон ещё ниже.
Фрейя, напротив, села прямо, руки сцепила в замок, и некоторое время молчала, словно собиралась с духом.
— Я сразу поняла, что ты связана с Майклсонами, — наконец сказала она, глядя на мой живот так, будто там светилась неоновая вывеска. — Я почувствовала магию... сильную, древнюю, и... очень знакомую. Она похожа на ту, что течёт в нашей крови, у ведьм семьи Майклсон. Твои малыши носят её в себе. Поэтому я рискнула и спросила напрямую.
Я сглотнула, машинально поглаживая живот через толстовку.
— Прекрасно, теперь моё пузо светится как маяк для каждой ведьмы в округе. Вот почему меня и пасут, как сокровище Форт-Нокса...
Фрейя слабо улыбнулась, но тут же её взгляд потяжелел. И она начала рассказывать.
Сначала осторожно — о матери, которая оставила её ещё ребёнком. Потом — про Далию, которая держала её в оковах, словно инструмент, а не человека. О том, как её магия стала не свободой, а клеткой. О том, как она мечтала о семье, и о том, как судьба отняла её ребёнка ещё до рождения.
Я пыталась держаться, но стоило ей произнести «мой сын умер ещё в утробе из-за яда», у меня ком застрял в горле. Через пару минут я уже размазывала слёзы по щекам и рыдала так, что бариста уронил ложку, когда услышал мой всхлип.
Я пыталась держаться. Честно. Даже закусила губу до боли. Но через пять минут уже размазывала тушь по щекам, уткнувшись в салфетки. Через двадцать — рыдала навзрыд, всхлипывая так, что на нас оборачивались пара студентов за соседним столиком.
— Всё... всё очень несправедливо... — выдохнула я, уже не разбирая слов, и схватила Фрейю за руку. — У тебя... у тебя же был малыш... и его... и его не стало...
Фрейя молча накрыла мою ладонь своей и гладить начала по пальцам, как мать ребёнка. В её глазах тоже блестели слёзы, но она держалась твёрдо, будто привычка сдерживать боль въелась в неё навсегда.
— Ш-ш, — тихо шептала она, словно укачивала меня, а не наоборот. — Ты сильная. Твои малыши сильные. Они уже дар для этого мира.
— Гормоны, — всхлипнула я, утирая нос очередной салфеткой. — Это всё мои гормоны! Я вообще обычно стерва, понимаешь? Я не плачу! Я максимум ору или угрожаю!
Фрейя чуть улыбнулась и кивнула.
— Даже самые сильные могут плакать.
Я фыркнула сквозь слёзы:
— Вот видишь, тебя жизнь сломала, а я реву из-за солёных огурцов в глазури... и твоей истории. Отличная компания для будущей старшей сестры, правда?
Фрейя впервые рассмеялась — тихо, хрипловато, но искренне. И от этого смеха мне стало ещё хуже — и я снова разрыдалась.
Так мы и сидели: я ревела, как потерянный котёнок, а она, старшая ведьма Майклсонов, утешала меня, будто именно я была её младшей сестрой, которую жизнь избила сильнее, чем следовало.
***
Просидели мы ещё час в кафе: я доедала уже третью порцию вафель с солёными огурцами и шоколадным соусом, а Фрея тихо смеялась над моими вкусовыми извращениями. Атмосфера даже стала немного лёгкой — до тех пор, пока в дверь кафе не влетели Кол и Клаус.
Они были как два урагана: Клаус с мрачным лицом, сжимающим челюсти так, что скулы побелели, и Кол — со взглядом, который одновременно был встревоженным и готовым убить любого, кто стоял между ним и мной. Даже через капюшон они меня вычислили моментально.
Я сжала руку Фреи, буркнув:
— Попадос.
И действительно, попадос был знатный. Кол сразу прижал меня к себе и начал отчитывать за «безответственный побег», Клаус злобно цедил сквозь зубы про «безрассудство» и «домашний арест». Домашний арест, Карл! Я что, котёнок, которого на цепь посадили?!
Но спорить было бессмысленно: муж и его старший брат были в режиме «папочек-охранников». Пришлось сидеть, молчать и слушать, как они почти синхронно вешают на меня ярлык «самой невыносимой женщины в истории Майклсонов». Ну да, конечно. Как будто они сами подарок вселенной.
Кол, впрочем, быстро переключился. Когда Фрея открыла лицо и назвала себя, он замер — явно что-то в чертах её лица или в магии показалось ему знакомым. Клаус же, естественно, тут же выставил вперёд паранойю и закатил глаза, будто ему подсовывают очередного самозванца.
Фрея, как и ожидалось, снова и снова рассказывала свою историю: в кафе, по дороге в машине Клауса, и ещё раз — уже в особняке, сидя в гостиной под перекрёстным допросом всего семейства. Третий раз за вечер её голос дрогнул, когда речь дошла до Далии.
— Если Далия узнает о существовании детей Кристины, она придет за ними как тысячу лет назад за мной, — обречённо произнесла Фрея.
Эти слова повисли в воздухе, как ледяной туман. Каждый напрягся: Элайджа сжал бокал так, что стекло почти треснуло, Финн замер каменной статуей, Ребекка прикусила губу, а Клаус только мрачно оскалился, будто уже видел, как рвёт кого-то на куски.
Я автоматически обхватила живот руками, прижимая своих малышек к себе, как будто это могло защитить их лучше любых магических барьеров. Кол тут же усилил хватку на моём плече, и в его пальцах была сталь, а во взгляде — ярость.
— Пусть только попробует тронуть моих малышек, — пробормотала я.
— Если это правда, — прошипел Кол так, что даже у Клауса в глазах мелькнуло уважение, — я лично убью нашу тетушку.
После этих слов решения принимались быстро. Меня, как особо ценное «достояние», заперли в особняке. Даже шагнуть за порог сада теперь было нельзя — Клаус установил барьеры (точнее, попросил Монику их поставить), Элайджа организовал расписание дежурств, а Финн так и вовсе проверял все окна и двери, будто я могла сбежать через камин.
Фрея тем временем пыталась завоевать доверие — то помогала Монике с защитными заклинаниями, то пыталась вести разговоры с братьями, убеждая их в том, что убить Далию необходимо. Никто ей окончательно не верил, но все слушали — слишком уж серьёзно звучала её угроза.
А меня сторожили все, кому поручили: Кэролайн приносила сладости и закатывала глаза на мои причуды, Елена приносила чай и выглядела вечно уставшей, Джереми с книгами усаживался рядом, Аларик включал «режим дедушки», проверяя витамины и подушки, а Моника ставила защитные чары в каждой комнате, словно в особняке поселилась целая армия убийц.
И, честно говоря, при всей моей привычке бурчать и саркастически огрызаться — впервые за долгое время я чувствовала себя в безопасности. Даже если эта самая Далия и придёт... она найдёт меня не одну.
***
Девятый месяц беременности
— Итак, выпьем же за победу, — торжественно поднял бокал Клаус.
Все дружно поднялись из-за стола, кроме меня. Ну да, конечно. Всем весело, все сияют, а я — с пузом размером с хороший арбуз (даже два), только без возможности его хотя бы разрезать и съесть. Даже попытка подняться могла бы закончиться трагикомедией: «охотница на вампиров погибла, пытаясь выбраться из-за стола».
Клаус сиял, как будто лично победил всю вселенскую тьму, а не просто зарезал одну психованную тётку с комплексом «всевидящей». Восседал во главе стола, как император, которому не хватает только лаврового венка на голове и фанфар в фоновой музыке.
Слева от него Финн с Еленой. Идеальная картинка: он — вечный джентльмен с лёгкой кислинкой мизантропии на лице, она — вечно уставшая, но героическая. С другой стороны — Элайджа и Кэролайн. Идеальная пара для рекламного буклета «как быть безупречным даже во время апокалипсиса».
А на другом конце стола сидел мой дорогой муженёк. Кол, который то и дело кидал на меня взгляды в стиле «ты хоть понимаешь, что я ещё больше переживаю, чем ты?» Да, понимаю. Но, дорогой, я всё ещё та, кто носит внутри двух маленьких барабанщиц, которые устраивают репетиции каждую ночь.
Напротив меня Моника и Марсель. Отличный дуэт: ведьма, которая вечно язвит, и вампир с комплексом недоделанного императора Нового Орлеана. Иногда мне казалось, что их подколы — это какой-то особый язык общения, сродни брани на кухне.
Посередине по обе стороны — Давина, с которой я познакомилась три месяца назад. О да, её от меня прятали, будто я маньяк-вербовщик в клуб тёмных ведьм. Ну а что? С моей любовью к сарказму и её невинной улыбкой мы были бы просто адской смесью. Рядом с ней Джереми, с которым они нашли общий язык через холсты и краски. Ах, как трогательно: он рисует, она колдует (и сама тоже рисует). Через пару лет будет артхаусная выставка «Магия мазков».
Напротив них — Аларик, Фрея, Ребекка и Стефан. Аларик уже вжился в роль «дедушки-на-дежурстве», выглядел так, будто сейчас достанет фотоальбом и начнёт всех заставлять смотреть, как «Кристина в шесть месяцев впервые кинула в Кола яблоком». Ребекка выглядела прекрасно, как всегда, а Стефан... ну, Стефан вечно со своим героическим видом. Вернулся недавно (его давно небыло в городе) и гордо сообщил, что Деймон с Бонни катаются по Америке. Молодцы, что я могу сказать. Одни ищут приключений, другие — таскают живот, в котором устроили вечеринку «диско без сна».
Я сидела, глядя на всё это веселье, и думала: конечно, у всех праздник. А я как трофей — «беременная охотница, которую спрятали в замок». Победу отпраздновали без меня, но зато я получила главный приз — ночные танцы малышек и невозможность нагнуться, чтобы поднять собственные тапочки.
— А я подниму этот стакан сока за семью, — торжественно заявила я и подняла бокал клубничного сока, который на фоне вина и шампанского смотрелся слегка комично.
Все разом повернули головы в мою сторону. Их взгляды смягчились, и даже Марсель с Моникой на пару перестали фыркать ровно на три секунды. Я же, не торопясь, погладила живот — как будто напоминая: «Вот где главный трофей этой победы».
Когда все снова уселись, картинка за столом сложилась прямо как из дорогой рекламы «идеальной семьи» (ну, с поправкой на то, что половина — вампиры, парочка ведьм, люди и я с пузом до небес). Кэролайн наклонилась ближе к Элайдже, её ладонь легла на его плечо так легко, будто она делала это тысячу лет. Елена, без малейшего стеснения, прильнула к Финну и выглядела так, словно нашла новое уютное кресло. Ребекка со Стефаном уставились друг другу в глаза так преданно, что я на секунду подумала — вот-вот начнётся мыльная опера «Любовь сквозь века». Рик сиял своей добродушной улыбкой, Джереми и Давина синхронно кивнули, будто репетировали заранее.
А вот Моника с Марселем, конечно, остались верны себе: оба закатили глаза так синхронно, что я едва не хлопнула им за технику исполнения. И только Фрея смотрела на меня по-настоящему тепло, будто видела в моей речи не пафос, а что-то настоящее.
— Мы не образец семейной идиллии, — сказала я, обводя их всех взглядом. — Мы скорее сборище всех возможных сверхъестественных видов плюс пара случайных людей, которые застряли в этой мозаике. Но именно здесь я чувствую себя дома.
Я позволила себе секунду паузы и посмотрела на Клауса.
— И возможно, я ненавидела его за то, что он принёс столько боли и смертей в мою жизнь... но если бы не он, я бы никогда не встретила своего мужа. И отца наших детей.
Кол, сидящий рядом, выдохнул почти неслышно. Его пальцы сжали мои так крепко, что я почувствовала, как дрожь пронеслась по его руке. Когда я заметила блеск слёз в его глазах, он мгновенно моргнул и стёр их резким движением — будто никто не успел заметить. Ну да, конечно, «никто».
— За семью! — разом воскликнули все, и хруст бокалов прокатился по залу.
А я сделала глоток сока и едва не прыснула: «Ну вот, теперь я тоже выгляжу частью этого парада алкоголиков».
Но стоило всем поставить бокалы обратно на стол, как раздался звук плескающейся воды. Он был настолько не к месту, что все замерли.
— Кто-то бокал опрокинул? — подняла я бровь, пытаясь отыскать виновника.
Тишина. Ни один бокал не перевёрнут, ни одна тарелка не пострадала. И только я заметила, что все взгляды вампиров — от Финна до Ребекки — подозрительно уставились на меня.
— Что?.. — вытянула я губы в недовольную линию и медленно покосилась вниз.
И вдруг ощутила холодную влагу, стекающую по ногам. Сердце ухнуло вниз. С трудом отодвинувшись от стола — с моим-то животом это целая операция — я заглянула под себя. Там красовалась самая натуральная лужа.
— О нет... — выдохнула я, и глаза полезли на лоб. — У меня кажется... воды отошли.
Моментально поднялась паника. Ребекка среагировала первой, взвизгнув так, будто её кто-то ударил током. Кэролайн тут же кинулась подушку подсовывать мне за спину, словно это могло чем-то помочь. Элайджа схватил салфетки со стола (как будто ими можно остановить роды). Финн растерянно хлопал глазами, будто сейчас должен был сдать экзамен на акушера.
Клаус замер с каменным лицом, но по его глазам было видно, что он тоже в панике. Кол... Кол встал так резко, что стул с грохотом полетел назад, и схватился за голову:
— Чёрт, нет-нет-нет, я не готов! Я же ещё даже не дочитал книгу «Будущий отец для чайников»!
А я сидела, прижимая ладони к животу и нервно усмехалась:
— Великолепно. Победили Далию, отпраздновали, подняли тост за семью... и вишенка на торте — мои девочки решили, что пора выходить в свет прямо сейчас.
Комната моментально превратилась в логово паники.
— Быстро! Надо ехать в больницу! — завизжала Ребекка, хватаясь то за мою руку, то за подушки.
— В какую больницу? — резко оборвал её Клаус, сверкая глазами. — Мы её туда повезём, а врачи даже не поймут, что делать с детьми, в жилах которых течёт наша кровь.
— Значит, рожаем дома! — уверенно выдал Финн, и все на секунду замолчали.
— Ты с ума сошёл?! — в один голос выпалили Ребекка и Кэролайн.
В это время Кол бегал вокруг стола, как бешеный, хватаясь то за телефон, то за салфетки, то за бутылку вина:
— Господи, где тут инструкция?! Мне нужен план! Кто-нибудь достаньте план!!
Элайджа, конечно, пытался держать видимость хладнокровия — поправлял манжеты и делал вид, что контролирует ситуацию. Но стоило мне застонать, он побледнел сильнее, чем после трёх литров крови натощак.
Моника, в отличие от всех, действовала спокойно: в два движения расчистила диван, подложила подушки и щёлкнула пальцами — загорелись свечи и защёлкали какие-то магические символы.
— Успокойтесь, паникёры, — фыркнула она. — Я справлюсь. Это не первая беременная с магическим бонусом, которую я принимаю.
— Магическим бонусом?! — взвыл Кол. — Это наши дочери, а не какая-то лотерея в стиле Гарри Поттера!
Марсель, сидевший всё это время с видом «а я тут при чём», встал, хлопнул в ладоши и ухмыльнулся:
— Ну что ж, похоже, у нас тут вечеринка. Я сбегаю за кипятком и полотенцами, как в старых фильмах?
Я закатила глаза и схватилась за живот, чувствуя новую волну боли:
— Боже, если вы не прекратите эту суету, я рожу прямо на этом столе между бокалом Клауса и тарелкой с оливками!
Мгновенная тишина. Даже свечи будто перестали трепетать.
— Всё, — жёстко сказала Моника. — Никто не орёт, никто не бегает. Работаем.
И тут же: Кол подал воду, Элайджа подложил подушки, Кэролайн взяла меня за руку, Ребекка держала вторую, Клаус мрачно стоял над всеми, словно собирался разорвать первого, кто мне сделает больно.
А я, тяжело дыша и кусая губу, усмехнулась:
— Ну вот и семейная идиллия в действии. Одни визжат, другие командуют, третий угрожает, четвёртый рыдает... а я рожаю.
Стоило начаться схваткам, как Кол первым делом... грохнулся в обморок. Причём прямо рядом со мной, так что его пришлось оттаскивать, чтобы не мешал.
— Вот это поддержка, муж года, — процедила я сквозь зубы.
Клаус тут же рявкнул, что «если с его племянницами что-то случится, он перебьёт всех врачей, даже если их здесь нет». Элайджа попытался остудить ситуацию, но сам нервно потирал руки и выглядел так, будто готовился читать надгробную речь.
Ребекка то держала меня за руку, то пыталась командовать:
— Дыши! Дыши, говорю! Не так! О, Боже, да я сама рожу быстрее!
Кэролайн держала вторую руку и вжималась в спинку дивана вместе с Еленой:
— Я не знаю, что хуже — твои крики или лицо Клауса.
Моника была единственной, кто реально что-то делал: контролировала схватки, бормотала заклинания, чтобы снять боль, и шипела на всех:
— Если ещё кто-нибудь пикнет, я сделаю так, что будете рожать вместо неё!
Марсель принес таз с водой и полотенца и ухмылялся:
— Никогда не думал, что увижу Клауса, который боится собственной невестки.
А я... я вопила так, что стекло в окнах дрожало:
— КОЛ, ВСТАВАЙ, ТВОИ ДОЧКИ ВЫХОДЯТ, А ТЫ СПИШЬ, КАК УБЛЮДОК!!!
Рик, как самый разумный (как оказалось) человек в комнате вытолкал всех мужчин за дверь, даже Кол очнулся, когда его потянули за ногу на выход.
Елена металась между диваном и миской с водой, то промакивала мне лоб, то суетливо поправляла подушки. У неё дрожали руки так, что полотенце чуть не упало мне прямо на лицо.
— Елена, если ты ещё раз ткнёшь мне полотенцем в нос, я тебя убью, — простонала я сквозь зубы, сжимая пальцы Ребекки так сильно, что та зашипела.
— Господи, Криси, у меня уже пальцы хрустят! — взвизгнула Ребекка, но руку не отдёрнула.
Кэролайн с другой стороны выглядела так, будто вот-вот упадёт в обморок, но держала меня крепко.
— Дыши! Вдох-выдох! — командовала она.
— Да я дышу, Кэр! Не видишь? Я вообще пока жива чудом! — заорала я, выгибаясь от боли.
Давина сидела прямо на полу с раскрытой книгой (откуда взялась только?) и шептала заклинание, от которого воздух в комнате дрожал.
— Ещё немного, ещё чуть-чуть... держись, Кристина, — бормотала она, и от её голоса мне стало хоть чуть спокойнее.
А за дверью творился отдельный театр.
— МОЯ ЖЕНА РОЖАЕТ! — орал Кол, громыхая в дверь так, что петли скрипели.
— Кол, сядь и замолчи, — зарычал Клаус.
— Если ты не заткнёшься, я выброшу тебя в окно, — сухо добавил Элайджа.
— Пусть меня хоть в окно, но я зайду! — взвыл Кол, и я невольно скривилась.
— Кол! — заорала я так, что даже окна дрогнули. — ЕСЛИ ТЫ СЕЙЧАС ВОРВЁШЬСЯ, Я ЛИЧНО ПРИШЬЮ ТЕБЯ К СТЕНЕ!!!
В коридоре повисла гробовая тишина.
Моника между тем спокойно, почти холодно давала указания:
— Тужься. Давай, ещё раз. Сильнее. Ты же охотница, Кристина, а ноешь, как соплячка.
— Я охотница С ПЕРЕРЕЗАННЫМ НИЗОМ!!! — завопила я, сжимая зубы и толкаясь изо всех сил.
Боль была такой, что я готова была разнести весь особняк к чёртовой бабушке, но когда услышался первый тоненький крик — у меня внутри всё перевернулось.
Слёзы сами потекли из глаз, и я хрипло рассмеялась:
— Она... она здесь... моя девочка...
Моника аккуратно передала младенца Елене, та вся в слезах прижала малышку к груди, пока я готовилась ко второй.
— Криси, держись, вторая идёт, — твёрдо сказала Ребекка.
Я только выдохнула:
— Да хоть третья! Только быстрее!
И через несколько мучительных минут второй крик заполнил комнату.
Я закрыла глаза, вся в поту и слезах, и прошептала:
— Моих девочек... дайте мне моих девочек...
Две крошечные девочки, одинаково крохотные и тёплые, с едва заметными кудряшками и огромными карими глазами, недовольно сопели и подвывали, когда их осторожно положили мне на грудь. Я, вся в слезах и дрожи, прижала их к себе, уткнувшись носом в их мягкие волосики. Мир будто исчез — остались только их дыхание, крошечные пальчики, цепляющиеся за край моего пледа, и чувство, что моё сердце теперь бьётся в двух маленьких грудках.
Моника заботливо накинула поверх нас одеяло, словно укутывая не только тела, но и всю эту магию момента.
И в этот миг дверь распахнулась. В комнату ворвались все сразу — и застыли.
Кол первым шагнул вперёд. Его обычно хитрое лицо скривилось, он прижал ладонь к губам, и слёзы сами потекли по его щекам. Он рухнул на колени рядом со мной, целуя меня в виски и шепча сквозь рыдания:
— Мои... мои девочки... мои...
Рик, впервые официально ставший «дедушкой», стоял с таким ошарашенным видом, что если бы не дрожащая улыбка, я бы решила, что он сам вот-вот рухнет. В его глазах блеснули слёзы, он потерял весь свой профессорский пафос и просто смотрел, не в силах произнести ни слова.
Клаус... даже Клаус. Его холодные глаза увлажнились, он отвернулся на секунду, будто хотел скрыть эмоции, но потом всё же позволил себе улыбку. На его лице впервые за долгое время было не зло, не надменность, а настоящая, почти детская радость.
Элайджа стоял, сдерживая дрожь в губах, и его руки, обычно такие безупречно собранные, слегка дрожали. Он едва заметно кивнул, как будто подтверждая самому себе: «Да, это и есть смысл семьи».
Финн смотрел иначе — не плакал, но в его взгляде было столько тепла, что, казалось, он готов растечься прямо на месте. Он сжимал руки за спиной и, кажется, впервые за всё время выглядел... умиротворённым.
А вот Джереми — бедняга — завалился прямо на пол, хлопнувшись в обморок, когда услышал крики новорождённых. Давина прыснула со смеху, прикрывая рот ладонью.
А Марсель... ну, он свалил.
И всё это время я сидела с двумя крохами на груди, и только прошептала, сквозь слёзы и смех:
— Добро пожаловать в этот сумасшедший дом, мои девочки.