Я и моё отражение

Голова гудела так, будто внутри устроили вечеринку без моего разрешения. Еле разлепив глаза, я со стоном села, машинально потирая затылок. Хорошо же приложил, ублюдок...

И тут меня как током пробило — Элайджа. Воспоминания начали возвращаться: его лицо в окне, его появление из воздуха и... тьма. Он меня похитил! Ну шикарно. Просто замечательно. Клаусов цирк, билет в первый ряд, а я, видимо, главный клоун в его ритуальном шоу.

Окинула взглядом комнату — и поняла, что это точно не мой уютный ад в доме Дженны и уж точно не пансион Сальваторе. Тут было всё... слишком дорого. Слишком винтажно. Слишком по-богатому-вампирски.

Кровать — огромная, с простынями, которые кричали: «Я стою дороже, чем ты зарабатываешь за год». Мебель из тёмного дерева, как будто выдрана из особняка какого-нибудь викторианского психопата. Шторы тяжёлые, с замысловатыми узорами, окно — огромное, но за ним... третий чёртов этаж.

Конечно. Потому что даже если решу сбежать, пусть хоть сдохну красиво, прямо с балкона. Я встала, босыми ногами ступая по холодному полу, и подкралась к двери. Всё равно попробовать стоит. Потянула за ручку... Щёлк. Не поддаётся.

— Чёрт. — выдохнула я сквозь зубы, дёргая её с нарастающим раздражением.

— Ну конечно, а что я ожидала? Что тут кофе принесут и спросят: «Как вы себя чувствуете, мисс Гилберт?»

Всё. С меня хватит. Если меня и заперли, то точно не для чаепития. А если я и стану жертвой — то с пистолетом в руке и с фразой «Катитесь к чёрту» на губах. Чёрт, где пистолет?!

Я громко топнула ногой, потом ещё раз — чисто чтобы выразить весь спектр своего охреневания от происходящего.

Развернулась и демонстративно, с величайшей в мире обидой, швырнулась на кровать. Руки скрестила на груди, губы сжала в тонкую линию, и уставилась в потолок, как будто он сейчас мне всё объяснит и скажет: «Расслабься, это был пранк, ты дома».

Ну и что теперь? Что он хочет? Запер, утащил чёрт-куда — явно не для того, чтобы просто показать мне антикварные шторы. Зачем я ему вообще? Что у него за квест по коллекционированию Петровых?

Щелчок замка заставил меня резко сесть. Дверь отворилась, и в комнату вальяжно вошёл Элайджа, будто он тут у себя дома, а я — просто его дама сердца с утра пораньше. В руках — две чашки.

Мило, черт побери. Сейчас ещё круассаны достанет и подушку взобьёт.

— С добрым утром, — говорит он с той самой фирменной вежливостью, от которой хочется швырнуть в него чем-то тяжёлым. Желательно — дубовым.

— С добрым?! — взрываюсь я, вскакивая с кровати. — Ты меня похитил, придурок в дорогом костюме! Это утро далеко не доброе, если просыпаешься в золотой клетке!

Он, конечно же, не моргнул даже. Ни эмоции, ни капли раздражения. Только этот снисходительный тон, будто я — капризная принцесса, а он тут папочка года.

— Прошу прощения за варварский подход, но таковы были обстоятельства, — ровно выдает он, ставя чашки на кофейный столик и спокойно опускаясь в кресло. — Нам надо поговорить.

Ну конечно. «Варварский подход». Прямо в точку. Классическое «я не виноват, обстоятельства такие».

— А поговорить мы не могли без киднеппинга?! — фыркаю я, сжимая кулаки. — Может, ещё на чаепитие меня позовёшь с кексами и обещанием не убивать?

— Сомневаюсь, что твои друзья захотели бы диалога, — хмыкает он, откидываясь на спинку кресла с видом человека, которому вообще ни черта не страшно.

И он, к сожалению, прав. Особенно если вспомнить, как Деймон чуть не расцарапал ему лицо. Хотя... если бы расцарапал — может, стал бы чуть симпатичнее.

Я медленно подхожу к столику и смотрю на чашку. Кофе. Горячий. Ну хоть не яд. Хотя, возможно, в его стиле сперва кофе, потом ритуал со срезанием горла. Романтично до ужаса.

— Значит, говори. Только знай, если ты решил, что я тут по своей воле, то тебе нужна не Петрова, а психиатр, — я скрестила руки и смерила его ледяным взглядом, — и желательно, хороший. Хотя ты ж не лечишься, да? Вы, первородные, наверно, гордость глотаете вместо таблеток.

Элайджа лишь усмехнулся, как будто мои слова его не тронули вовсе. Конечно, такой весь из себя самоконтроль с человеческим лицом, только вот я не дура — за его вежливостью змея прячется. А я не из тех, кто отползёт в угол и будет молчать.

— И учти, я тебе не Кэтрин, — выдвинула я палец, как указку, прямо в его сторону и взяла чашку кофе. Горький. Прямо как моё утро. И настроение. И вся эта чёртова ситуация.

— Я заметил, — с тем же выражением «я знаю всё на свете» протянул Элайджа.

— Когда? Когда вырубил меня?! — приподняла я бровь.

— Когда ты открыла рот, — усмехнулся он, даже не извинившись за свою «джентльменскую» подачу.

— Ой, ну извини, что говорю не по сценарию! — фыркнула я, закатив глаза. — Ты, видимо, просто не общался с ней последние лет пятьсот. Или общался, но очень дозировано, чтобы не сойти с ума. Потому что нынешняя Кэтрин — это не просто вампирша с характером, это стихийное бедствие на каблуках.

Он отпил кофе, всё такой же спокойный, будто я тут просто спорю с ним про Шекспира.

— У неё изначально был характер, — как бы невзначай добавил он. Прямо так, будто это оправдывает всё.

— Ага. А ещё мания величия. — я усмехнулась, резко, по-своему. — Мало того, что она стерва, так ещё и безжалостная тварь, которая ломает чужие жизни, как дети ломают игрушки. Только дети по незнанию, а она со вкусом.

Сделала ещё глоток. Горечь так и тянулась по горлу. Отличный кофе, между прочим — если игнорировать факт, что я пью его в плену.

— Если ты рассчитываешь, что я похожа на неё хоть в чём-то, — медленно добавила я, опустив чашку, — разочарую тебя. Я не прячусь. Я не бегаю от проблем. Я их решаю. Особенно если они в костюме и думают, что могут просто так схватить меня и заточить в комнате с люстрами за миллион.

— Я не собираюсь держать тебя здесь вечно, Кристина, — протянул Элайджа, резко сбрасывая маску любезного джентльмена и становясь таким серьезным, что воздух в комнате будто сгустился. — Я хочу предложить сделку.

— О, ну слава Богу, — язвительно выдохнула я, — а то я уже почти привыкла к этому отелю с похищениями и антиквариатом. Только прислуги не хватает. — Я встала, сложив руки на груди. — Итак... теперь ты хочешь заключить со мной сделку?

— Да, — спокойно подтвердил он.

— Интересно... первородный вампир, который вырубает меня по затылку и тащит чёрт знает куда, теперь говорит о сделках, — я театрально покачала головой, будто обдумывая абсурдность мира. — Давай, удиви меня, Элайджа. Что ты хочешь предложить?

— Тот вампир, что убил меня — Деймон — жив только потому, что защищает тебя. — Голос стал жёстче. — И это именно то, что мне нужно. Чтобы ты была под охраной. Как и твоя сестра под охраной его брата. Без этих двоих... я бы просто забрал вас и запер, пока всё не закончится.

— Мило, — фыркнула я, подходя ближе и садясь на край кровати. — Во-первых — как ты вообще жив, если Деймон тебя убил? Во-вторых — на кой чёрт тебе наша «сохранность»? И в-третьих — при чём тут сделка?

— Меня нельзя убить обычным деревом, — невозмутимо ответил он.

Так. Заметочка: не обычным. Это уже плохо.

— Я хочу, чтобы вы жили, но не мешались. Я не хочу, чтобы Клаус пока узнал о вас, — спокойно сказал он, делая ещё один глоток кофе и ставя чашку на стол. — Я не хочу, чтобы Клаус провёл ритуал.

Пауза. Тишина. Я выгнула бровь, медленно вставая с кровати.

— Серьёзно? — я не выдержала. — Ты больше не в его фан-клубе?

Он посмотрел на меня прямо, спокойно, но в глазах загорелся огонь.

— Я хочу его убить.

— Что?! — я чуть не поперхнулась собственным сердцебиением. — Ты хочешь убить Клауса?!

Вот это поворот. Только я собралась сбежать, а тут, оказывается, революция назревает.

— Именно, — устало подтвердил Элайджа, будто каждый мой вопрос — это иголка под ноготь. Ну извини, дорогуша, я не из тех, кто молча хлопает глазами.

— А почему ты его до сих пор не убил? — прищурилась я. — Ой, не говори. Ты просто не знаешь, где он, да?

Лицо у него стало таким каменным, что я бы поклялась — вот сейчас треснет. Но молчание, напряжённое и многозначительное, подтвердило мою догадку.

— О, отлично, — фыркнула я, поднимаясь с кровати. — То есть ты хочешь его выманить. А я с Еленой — такие себе живые куски мяса на крючке? Только давай уже без игры в загадки, я устала. Говори, в чём смысл этой чёртовой сделки. Или я ломаю тебе дверь и ухожу. Без «до свидания».

Он встал с кресла, сложил руки за спиной и сделал пару шагов по комнате. Аристократ хренов.

— Просто живите своей жизнью и не пытайтесь умереть. Особенно твоя сестра, которая с упрямством бешеной овцы лезет в пасть Клаусу, — он бросил на меня оценивающий взгляд. — Ты же не хочешь умирать, если я правильно понял?

— В ближайшие лет пятьдесят — точно нет, — фыркнула я, скрестив руки.

— Вот и прекрасно, — он кивнул. — Ты следишь за Еленой, чтобы она не играла в жертву. А я ищу Клауса. Когда найду — убью. Вы свободны. Мы расходимся как в море корабли.

— Слышь, кораблик, — я выгнула бровь, — почему я должна тебе верить?

— У тебя нет выбора, — без тени эмоций бросил он.

Ну, конечно. Классика. Я — наживка в его игре. Бесит.

— Почему ты хочешь убить Клауса? — продолжила я, прищурившись. — Кэтрин говорила, что вы с ним типа в одной лодке плывёте.

— Это неважно, — оборвал он с такой резкостью, будто я ткнула в старый шрам. — Так ты согласна?

Я молча смотрела на него. Каждый миллиметр его лица. Хладнокровие. Сдержанность. Самодовольная уверенность. Он что угодно может пообещать — и сдать нас в момент, когда ему это будет удобно.

— А у меня есть выбор? — пробурчала я.

— Нет, — он натянул на лицо фальшивую улыбку. И почему-то стало холодно.

Я перевела взгляд в сторону окна. Где-то там была свобода. Или очередная ловушка. Я не верю людям. Вампирам — тем более. Даже родным я не доверяю на сто процентов. В каждом вижу потенциального предателя. И может, я параноик. А может, просто взрослая. Но всё же, не дрогнув ни на миллиметр, я медленно кивнула.

— Окей, — выдохнула я. — Сделка.

Но только в моих мыслях добавилось: Пока мне это выгодно.

— Условия такие: я с Еленой сижу на попе ровно, а ты — не трогаешь моих друзей, — выдала я, скрестив руки на груди и пристально глядя на него.

— Ты теперь торгуешься? — приподнял бровь Элайджа, на губах мелькнула тень усмешки.

— А почему нет? Надо же взять от сделки максимум, — отзеркалила я его тон, и даже голосом подчеркнула иронию. — И не просто «не трогаешь», а ещё и в случае чего помогаешь. Да, я требовательная штучка, привыкни.

— С чего бы мне соглашаться на это? — чуть склонил голову он, будто действительно взвешивал.

Я подошла к окну и, глядя в серое стекло, усмехнулась:

— С того, что у тебя выбора нет, милый. — обернулась на него через плечо. — Или ты соглашаешься, или Клаус узнаёт, что мы всё это время были у тебя под носом.

— Тебе самой это невыгодно. Чем быстрее он появится — тем меньше у тебя шансов выжить, — спокойно, но с нажимом бросил Элайджа.

— Риск — дело благородное, — пожала я плечами. — Пока ты будешь ему лапшу на уши вешать, и пытаться его убить, мы с Еленой уже будем пить маргариту в Майами. Вы даже не заметите.

Он опустил голову и едва слышно усмехнулся, как будто только что увидел котёнка, который думает, что он лев. Ага, очень смешно.

— Это всё условия? — поднял на меня взгляд.

— Нет, — медленно протянула я, всё ещё опираясь на подоконник. — Я хочу, чтобы ты заставил Кэтрин вернуть мне воспоминания.

— Воспоминания? — нахмурился он. Видимо, неожиданно было.

— Да. Она проболталась о каких-то вампирах в Дьюке и сказала, что мы с ней это ещё обсудим. А я этого не помню. Зато подозреваю, почему — кто-то стер мне память. И если это всплывает в её разговорах, то, будь уверен, стерла её милость Пирс. — Я даже фыркнула, вспоминая эту королеву драмы.

— Хорошая дедукция, — признал он, сунув руки в карманы.

— Спасибо, Шерлок, польщена, — усмехнулась я. — Так вот: заставь её вернуть мне память. Ты ей вроде как не в радость, так что используй это. А я буду аплодировать в сторонке.

— Я понял, — кивнул он. — Ты говорила, она в гробнице? Знаю где это. Просто не счёл нужным навещать... до сегодняшнего дня.

— Будь моя воля, я бы туда и не совалась, но, увы... — скривилась я, закатывая глаза. — Жизнь — боль, особенно если ты Петрова.

Элайджа усмехнулся тихо, по-своему даже тепло, как будто я его развлекала. Да пожалуйста. Я и шутить умею.

***

Оказывается, у Элайджи водятся не только двойники в спальнях, но и ведьмаки по вызову. Доктор Мартин — или как он себя там величает — местный колдун-спец по взлому магических замков. Именно он должен помочь Элайдже снять заклятие с гробницы, если Кэтрин вдруг решит притвориться пыльной мумией и никуда не выходить. Элайджа, конечно, готов вытащить её за шкирку — мило, правда?

Но стоило нам переступить порог проклятой гробницы, как я чуть не подавилась воздухом.

— Стефан?! — прошипела я, уставившись на знакомую фигуру. — Что ты здесь забыл?

Он поднял на меня глаза с границы невидимого барьера.

— Кристина?.. — удивился он, будто увидел привидение, хотя скорее это я должна была так выглядеть.

— Что ты здесь делаешь?

— Джереми полез к Кэтрин за лунным камнем, попал в беду, я полез спасать... и вот, — он виновато развёл руками, будто это всё звучало нормально. Хотя, я не особо поняла ситуацию.

— Господи, вы можете хоть один день прожить без приключений? — простонала я, прикрывая лицо ладонью. — То Елена с идеей «пожертвую собой», то ты с героизмом. Что дальше — Дженна на шабаш пойдёт? — я на секунду задумалась. — Хотя не исключено...

— Лунный камень у Бонни, — добавил Стефан, будто это должно меня утешить. — А ты-то что здесь делаешь? — наконец поинтересовался он.

Но отвечать мне не пришлось — за спиной возник Элайджа. И тут же вся уверенность Стефана рухнула, как карточный домик на сквозняке. Он напрягся, взгляд у него стал такой, будто он сейчас грудью на невидимую стену ляжет, лишь бы отгородить меня от первородного.

— Я пришла поговорить с Кэтрин, — обернулась я к нему, пожав плечами. — Но раз уж ты тут... теперь у меня появилась дополнительная миссия — спасти тебя.

Я скрестила руки на груди и повернулась к Элайдже:

— Поможешь?

Он кивнул и исчез так быстро, как будто у него под ногами был телепорт. А я, оставаясь спокойной, снова повернулась к Стефану.

— Ну что, герой, кажется, ты сегодня на моём попечении. Не знаю, как ты туда вляпался, но вытащу, раз уж ты мне нравишься живым больше, чем в ловушке с Кэтрин. — Я усмехнулась и шагнула ближе к барьеру. — Только пообещай: больше никакого «я спасу всех». В этом городе один человек с синдромом спасателя — уже достаточно.

— Разве мы не убили Элайджу? — понизил голос Стефан, словно если говорить шёпотом, первородный внезапно потеряет вампирский слух.

— Он не "простой вампир", его "простым деревом" не убить, — скорчила я рожу, делая воздушные кавычки пальцами. — Так он сказал, между прочим. С пафосом и всей этой своей «я выше всех» интонацией.

— Но что он тут делает? — Стефан хмурился, будто собирался на месте написать научную статью о странном поведении древних вампиров. — С тобой?

— Ну, мы заключили сделку... Хотя перед этим он меня похитил, но это не так важно, — я отмахнулась, будто речь шла не о похищении, а о том, что он не открыл мне дверь.

— Сделку?! — его голос стал резче. — Ты с ума сошла?

— Стеф, дорогой, а как, по-твоему, остаться в своем уме, когда вокруг сплошной цирк с вампирами, ведьмами, древними проклятиями и жертвоприношениями? — Я обвела руками пространство, будто показывая весь этот бардак в одной пантомиме. — Мне уже не психолог нужен, а психотерапевт с утренними таблетками. Или сразу путёвку в психиатрическую клинику, с видом на лес и мягкими стенами.

Он тяжело вздохнул, но промолчал. Умный мальчик.

— Так вот, он пообещал защитить меня и моих близких, — продолжила я уже спокойнее, скрестив руки. — Если я прослежу за Еленой. Чтобы она, цитирую, "не полезла в неприятности". В замен, он не сдает нас Клаусу.

— И ты ему веришь? — спросил Стефан, глядя на меня так, будто сейчас провалит через пол от разочарования.

— Стеф, я иногда и себе не верю, особенно с утра, когда вспоминаю, с кем проснулась... — я закатила глаза. — Но выбора у нас нет. А я, как ты знаешь, всегда играю с краю. И, поверь, если он хоть пикнет что-то не то — я ему в это "непростое дерево" засажу что-нибудь потверже. Только подожду, когда отвернётся. — Я усмехнулась и, пожав плечами, добавила: — В любом случае, я настороже. Как всегда.

— О, малышка Криси пришла, — раздалось из темноты, и вот она — Кэтрин собственной персоной. Надменная, дерзкая, но... сжавшая плечи чуть больше, чем обычно. Ага, напряглась. Боится. И, уверена, не меня.

— И тебе привет, бабуль, — фыркнула я, скрестив руки. — Как там артрит, не скрутил?

Она усмехнулась, но вышло как-то слабо. Видно было — старается держать лицо, но когда рядом Элайджа, никакой «фейс-контроль» не спасает.

— Решила снова меня навестить? Только в этот раз с моим старым приятелем? — выдала она с фальшивым весельем в голосе. Прямо-таки играет свою паршивую сцену «я ничего не боюсь». Только вот глаза бегают. Глупо. Элайджу твоими фокусами не впечатлить.

— Соскучилась по своему "приятелю"? — приподняла я бровь, подходя ближе, — он, кстати, тоже скучал. Правда, Элайджа?

Сзади воздух чуть дрогнул, и голос первородного раздался спокойно:

— Безгранично.

Я только хмыкнула. Приятно, когда у тебя в тылу не просто союзник, а первородный вампир с внушающим баритоном и навыком ломать кости одним взглядом.

— Стефан, ты свободен. Выходи, — добавил он, уже даже не смотря в сторону Сальваторе.

— Я... смогу? — неуверенно спросил Стефан, будто боялся, что сейчас получит разряд током, если сделать шаг в сторону.

— Сможешь. Я снял заклятие, — уверенно ответил Элайджа, как будто только что отменил дождь или заставил планеты выстроиться в ряд.

Стефан рискнул. Один шаг. Второй. И вышел. Живой. Целый. Чуть ошарашенный. Я уже хотела поаплодировать, но решила, что это будет лишним.

Он подошёл ближе, и я уже хотела что-то сказать... как вдруг, естественно, Пирс решила устроить свой фирменный побег. Только вот нет. Элайджа в долю секунды оказался перед ней, как теневой демон на ускоренной перемотке. Кэтрин отскочила, как испуганная кошка, глаза расширены, губы приоткрыты.

— Ты не выйдешь, пока я не разрешу, — сказал Элайджа с самой мерзкой ухмылкой, какую только можно представить на его королевском лице.

— А она не сбежит? — спросила я, хоть уже догадывалась.

— Не сможет. Она под внушением, — ответил Элайджа, спокойно проходя мимо меня.

Я хлопнула ресницами, как будто впервые слышу слово «внушение» и вижу волшебство.

— Подожди... ты можешь внушать вампирам? — прищурилась я. — Боже, это так круто. Можно тебя на пару часиков оставить у нас в городе? У меня там список: Кэтрин, ну и Деймон... в кое-чём бы не помешало внушение. Например не дать козлом.

Уголки губ Элайджи дрогнули. Кажется, даже ему стало весело. Стефан встал между мной и Элайджей, будто своим телом мог остановить первородного. Мило, конечно. Даже трогательно. Но абсолютно бесполезно.

— Стефан, не будь героем, — успела прошипеть я, прежде чем Элайджа сам подошёл и резко дёрнул меня за локоть. Я споткнулась и едва не впечаталась в его грудь. Великолепно. Осталось только шепнуть: «О, спасай меня, о великий древний...»

— Ты свободен. Можешь идти, — холодно бросил Элайджа, не глядя даже. Будто Стефан — это просто неприятный сквозняк в комнате.

— Я без Кристины никуда не уйду, — сжал челюсть Сальваторе, глядя на него снизу вверх. Принц на белом коне, только вот конь споткнулся, а принц против мифического чудовища.

— Иди домой. Пока он не передумал и не превратил тебя в декоративное пятно на полу, — выдернула я руку и подошла ближе, глядя ему в глаза. — Он всё ещё зол за свою «смерть». Серьёзно, ты хочешь умереть?

— Я не могу оставить тебя одну с... — он скосил взгляд на Элайджу и Кэтрин.

— Всё под контролем. Я в безопасности с Элайджей, — произнесла я так спокойно, что даже сама чуть не поверила. Почти.

Он всё ещё колебался. Тогда я пошла в наступление:

— Если не уйдёшь, я попрошу его внушить тебе уйти. — Пауза. — И он сделает это с удовольствием, поверь.

Стефан сжал губы в тонкую линию. Прекрасно знает, что я не шучу. Упрямый, но не тупой.

— Будь осторожна, — тихо сказал он и положил руки мне на плечи. Тепло. Надёжно. Слишком по-доброму.

— Я всегда осторожна. Ну, почти. Ладно, нет. Но я справлюсь, — закатила глаза, скинула его руки и лёгким толчком направила к выходу. — Шуруй, герой.

Он всё ещё оборачивался, как пёс, оставляющий хозяйку у ветеринара, но всё-таки ушёл. Растворился во тьме гробницы. А я осталась. С первородным. И с Кэтрин, которая выглядела так, будто ей очень хочется снова умереть — но, увы, не в её власти.

— Ну что, Элайджа, давай, — махнула я в сторону Кэтрин, будто отправляла её на казнь. Впрочем, идея была бы неплохая. Но пока мне нужно кое-что другое.

Кэтрин отступила на шаг назад, её улыбка начала трещать по швам. Она понимала — её сейчас заставят сделать то, что она не хочет. А Кэтрин ненавидит, когда ей приказывают. Особенно когда не она держит поводки. Но Элайджа спокойно подошёл и... угадайте что? Схватил её за локоть. Да что с ним такое? У него фетиш, что ли, на локти?

— Сними внушение с Кристины, — спокойно, но с таким тоном, что даже камень бы покорился. Взгляд у Кэтрин сразу затуманился. Значит, и правда было внушение. А я-то сомневалась в себе... наивная.

Я сделала шаг вперёд. Она посмотрела прямо мне в глаза, и что-то в этом взгляде было странно мягким... будто она даже жалела, что делает это. Только жалость Кэтрин — это как фальшивые бриллианты: блестит, но не стоит ничего.

— Вспомни вечер седьмого мая, — проговорила она, и в тот момент всё пошло к черту.

Будто нож прошёлся по моим вискам. Голова разрывалась, как будто мозг решили выкрутить, выжать и поджарить заживо. Я заорала. По-настоящему. Не от страха. От боли. Картинки. Образы. Лица. Звуки. Всё всплывало в хаосе. Как плёнка, которая проигрывается в бешеном темпе. Воспоминания вгрызались в мою голову, и каждое словно удар током.

Ноги подогнулись, и я уже почти падала, когда сильные руки подхватили меня. Запах... это был Элайджа. Конечно. Опять он. Почти нежно прижал меня к себе, будто не первородный убийца, а чёртов спаситель. Сознание уплывало, но я успела подумать: Седьмое мая... какого чёрта там произошло...?

Потом — темнота.

***

7 мая 2009 год.

Я шла по улице, в голове всё ещё гремела злость, словно отголоски той идиотской вечеринки, на которой меня высмеяли. Пальцы по привычке теребили браслет на запястье — жест, который всегда держит меня в тонусе, когда не хочу кому-то врезать. Хотя, честно? Хотелось. Желание заехать Марте по лицу не прошло даже после того, как я выдрала клок её дорогих волос и оставила красную полоску на щеке. Слишком мило для того, что она заслужила.

Ну и дура же я. Решила завести подругу. Размякла, ага. Вот прям представила, как кто-то может хотеть со мной дружить не из-за корысти или из жалости. Ага, держи карман шире. Типа "бедная девочка, мама умерла, папаша вечно в разъездах, одна как перст". Они даже не скрывали, как наслаждались, разглядывая мою реакцию, когда с меня срывали маску доверия. Аплодисменты, суки.

А ведь я правда старалась. Дала себе шанс. Позволила кому-то войти в мой мир, открыла дверь. А они срали туда грязными сапогами, как в дешёвой драме. Неудивительно, что я не люблю людей. Неудивительно, что я доверяю только себе. И то не всегда.

Ветер дёргал волосы, уличные фонари размывались в глазах. Отчасти от слёз, отчасти от злости. Но я уже не плакала — просто шла вперёд, будто каждый шаг выжигал за спиной эту вечернюю хрень. Копы разогнали тусовку, но меня гнала не сирена — гнала ярость.

Марта думала, что может смеяться надо мной? Глупая. Пусть радуется, что копы пришли раньше, чем я успела всерьёз разозлиться. Пусть запомнит этот вечер. И если кто-то думает, что может вытереть об меня ноги и уйти невредимым — зря.

Пошла она.

Я шла, как обычно, поздно и одна — стандартный сценарий фильма ужасов, только без режиссёра и каскадёров. После той чёртовой вечеринки я была не в настроении, злость бурлила в груди, но когда за спиной послышалось:

— Хей, красотка! — я сразу поняла — вечер, блин, только начинается.

Не сбавляя шага, я мысленно нащупала пистолет в сумке. Надеялась, что обойдётся, но чуйка уже орала в уши: нет, детка, не сегодня.

— Мы не обидим! — орали в спину, но я знала, что эти слова всегда значат ровно наоборот.

Уже собиралась свернуть за угол, как вдруг меня грубо толкнули обратно. Прямо в грудь. Передо мной встал он — в типичной бандитской манере: самодовольно, ухмыляясь, с каплями чужой крови на подбородке. Блондин, ростом выше меня, но это не мешало мне презрительно смотреть на него сверху вниз.

Вампиры. Ну зашибись.

— Отвали, — огрызнулась я, пробуя проскользнуть мимо. Он толкнул сильнее.

— Не груби, детка, — сказал он, и когда вышел на свет, я заметила — зрачки расширены, губы в крови. И судя по глазам — наркоман с клыками. И не он один. За ним ещё четверо. Среди них — девчонка. Все в крови и с оскалом, как из проклятой рекламы «ужин с доставкой». Только ужин — это я.

Я рефлекторно потянулась за пистолетом, который всегда ношу с собой. Верная железка в сумке — как продолжение руки. Но не в этот раз. Кто-то с вампирской скоростью вышиб сумку у меня из рук, и она полетела куда-то в темноту. Отлично. Просто великолепно.

— Мы не сделаем тебе больно, — усмехнулся ублюдок за спиной и толкнул меня в объятия другого. Тот тут же вцепился мне в плечи, будто я — его вечерний трофей. Пальцы сдавили плечи до хруста. Ухмылка у него была та ещё, мерзкая, как у крысы, дорвавшейся до еды.

Но пока мой мозг паниковал, тело сработало автоматически. Как учил папа — не важно кто перед тобой: человек или вампир — по яйцам бей всех одинаково. Я всадила коленом в пах так, что у него глаза закатились. И хоть вампиры теоретически не такие уж и чувствительные, физиология сдала — он отпустил меня, завывая и сгибаясь.

— Сучка! — зашипел, но это было самое сладкое, что я слышала за вечер.

Я уже хотела воспользоваться моментом, но не тут-то было. Второй тварь схватил меня и швырнул в стену, как куклу. Голова встретилась с кирпичом, и в глазах всё вспыхнуло фейерверком боли. Не успела я выдохнуть, как меня уже взяли за шиворот и вмазали затылком в ту же самую стену, как будто хотели выдавить из меня все воспоминания за раз.

— Не показывай здесь характер, красавица, — прорычал мне в лицо. Его холодные пальцы подняли мой подбородок, глаза в глаза. — А теперь стой и не двигайся.

Он пытался внушить, я это почувствовала моментально. Его голос зазвучал внутри черепа. Но он не учёл одного: на мне браслет с вербеной, придурок.

Вместо покорного взгляда я схватила его за шиворот, резко дёрнула на себя и вмазала ему лбом в нос. Глухой хруст. Кровь. Он отскочил, зажав лицо, как будто я ему жизнь сократила. Хотя ощущение такое, будто у меня самой череп треснул от этого удара — всё плыло, ноги подкашивались, а во рту стоял металлический привкус злости и адреналина.

— Ах ты дрянь! — заорала вампирша, и прежде чем я успела даже моргнуть, её кулак впился мне в живот так, что в голове вспыхнули звёзды. Воздух вышибло из лёгких, как из проколотого мяча.

— Она на вербене, — сквозь кровь на губах прошипел тот, чьему носу я так «ласково» помогла сменить форму.

Но на этом веселье не закончилось. Вампирша схватила меня за лямки платья и бросила к остальным, как мешок с мясом. Я глухо ударилась о землю, и тут же один из них врезал мне ногой в живот — так, что перед глазами всё побелело. Кажется, я зашлась в беззвучном крике, потому что голос пропал. Слёзы катились сами по себе, и не от страха — от злости. Злости на себя, на них, на весь этот чёртов мир.

Меня били. Пинали, били по лицу, по рёбрам, по животу. Кто-то с хрустом вывернул мне руку, и я почти не почувствовала боли — видимо, мозг начал отключаться от перегрузки.

И где-то между ударом в челюсть и швырком в стену я поймала себя на мысли, что всё — вот она, смерть.

Но нет. Я не сдохну здесь. Не дам им такого удовольствия. Когда меня, обессиленную и в крови, отбросили в сторону как использованную игрушку, они отошли — переговариваясь, закуривая, хихикая. Плевали они, что я ещё дышу. А я дышала. Еле. Но дышала.

Моя сумка. Лежала в метре от меня.

Я повернула голову, словно в замедленном кино, и увидела её разорванную. Там был пистолет с вербеновыми пулями. Моя последняя надежда.

Я медленно, незаметно, стараясь не дышать громко, поползла к сумке. Каждый сантиметр тела горел адским огнём, но я тянулась. Пальцы наконец коснулись оружия. Тепло металла — как объятие старого друга.

«Раз... два... три...» — мысленно отсчитала я. И резко перевернулась на спину, вскинула руку и нажала на курок.

Ба-бах. Ба-бах. Ба-бах.

Двое взвыли от боли — пули попали в колени. Женщина-вампир согнулась, схватившись за живот — пуля вошла глубоко. Ещё двоим досталось в плечи. Они отшатнулись в шоке, даже не сразу поняв, что случилось.

Я смотрела на них с полуулыбкой. Вы хотели жертву? Получили охотницу.

Я сплюнула кровь, красная струя оставила след на подбородке, но мне было плевать. Вампиры, сбитые с ног, корчились, матерились, восстанавливались. Они были бессмертны, но не неуязвимы. А я — смертна, но злая. Очень злая.

Тело болело так, что хотелось кричать. Кажется, лодыжка треснула, правая рука ныла, наверное трещина в кости, а по лицу кровь, пот, пыль. Всё пульсировало, все органы сжались в один сплошной узел боли. Но я заставила себя встать, опершись на стену. Нельзя останавливаться. Не сейчас.

Они встанут. Скоро. И тогда второй шанс у меня уже вряд ли будет.

Я рыскала взглядом по окровавленному переулку — искала хоть что-то. И заметила: у мусорного бака — ржавая, но прочная проволока, свернутая кольцами.

Прекрасно. Не пули — так задушу.

Я хромая подошла, схватила проволоку, обмотала её вокруг ладоней, оставив между ними петлю. Примитивная гаррота. Работает безотказно. Особенно если ты злая как черт и наполовину в шоке от боли.

Первым пришёл в себя блондинчик, тот самый, которому я уже делала больно. Он пошатываясь встал, вампирские глаза горели злостью. Он пошёл на меня, угрожающе, но шатко.

— Сейчас я тебя разорву... — прошипел он, хромая на одну ногу.

— Попробуй, — прошипела я в ответ, вцепившись в проволоку.

Он сделал шаг — и получил удар в живот здоровой ногой. Не так сильно, как хотелось бы, но достаточно, чтобы он упал на колени, задыхаясь. И в ту же секунду я оказалась у него за спиной.

Петля проволоки — на шею. Один рывок. Второй. Он дергался, царапался, рычал — ногтями впивался мне в плечи, оставляя порезы. Но я тянула. Изо всех сил.

— Или ты их... или они тебя... — гремел в ушах голос отца.

Я. Только я.

Металл начал врезаться в плоть. Потом в мышцы. А потом — резкий хруст. Голова соскользнула с плеч. Один готов. Остались четверо. А я всё ещё дышу. И я, чёрт возьми, не сдамся.

Руки пылали огнём — кожа на ладонях была вспорота проволокой до мяса. Каждое движение отзывалось тупой, липкой болью, но останавливаться было нельзя. Иначе трупом стану я. Или, что хуже, игрушкой в их руках.

Я быстро огляделась, с трудом фокусируясь на том, что перед глазами. Четыре дышащие туши всё ещё ползали по асфальту, шипя и чертыхаясь. Где-то за их спинами в пыли лежала ржавая металлическая пластина — кусок обшивки от кондиционера или старой двери, неважно. Главное — тяжелая и острая.

Я проковыляла к ней, прихрамывая на изуродованной ноге, как будто каждая кость в ней протестовала. Только успела схватить железяку — меня ударили в спину. Я рухнула на асфальт с таким звуком, что аж уши заложило. Надо мной навис тот самый урод, которому я попала в ногу — теперь его лицо перекосилось от боли и ярости.

Он прыгнул, рассчитывая придавить меня своим телом. Но не на ту нарвался. Я перекатилась в сторону, грязь и пыль впитались в кожу, но я вскочила как могла и с рывком вонзила пластину прямо ему в шею.

Глухой хрип. Он захлебнулся собственной кровью, расплескав её мне на грудь. Я выдернула пластину с хрустом. Он попытался сбежать, но я толкнула его, уронив на спину, и села сверху, как судья на казни. Глаза застилал туман, дыхание рвалось из груди, как у зверя.

— Не ты — так я, ублюдок... — прошипела я, и ударила.

Один. Пластина вошла в горло. Второй. Кровь брызнула в лицо. Третий. Четвёртый. Пятый. Я больше не считала. Я рубила, пока шея не лопнула, пока голова не скатилась в сторону и тело перестало дергаться, оставив меня в лужице крови и отчаяния.

Я захлебнулась воздухом, словно только сейчас вспомнила, как дышать. Грудь ходила ходуном, руки дрожали, лицо горело от злости, боли и бешенства.

Они думали, что я слабая. Что я просто девчонка. Но теперь их головы — мои трофеи. И я ещё не закончила.

Я поднялась с трупа, как будто вынырнула из ада — только с его запахом на коже и звоном в голове. Руки дрожали, железная пластина была вся в крови, пальцы липли к ней, как будто сама смерть не хотела меня отпускать.

Подобрав пистолет, я вытерла лоб грязным рукавом. Две пули — две судьбы. И обе мне не нравились. Я хромая подошла к тем двоим, кто уже начал приходить в себя — вампиры всё же. Один открыл глаза, но не успел моргнуть, как я выстрелила ему в лоб. Второй заорал, но не от боли — от ужаса, потому что следующая пуля вышила ему висок. Тишина. Только моё дыхание.

Я повернулась к вампирше. Та ползла, цепляясь пальцами за грязь, истекая кровью, дрожа как припадочная. Глаза на мокром месте, губы дрожат. От страха. От боли. От осознания. Она посмотрела на меня снизу вверх, словно я — сама Кара.

— П-пожалуйста... не надо, я... я не знала... — бормотала она, захлебываясь, — прости... прости меня... пожалуйста...

Я смотрела на неё без эмоций. На секунду. Всего одну. И вот ярость, прорываясь через боль и отвращение, снова взяла верх. Слёзы не вытрут следы их пинков. А извинения не сотрёт вкус крови во рту. Я медленно подняла окровавленную пластину. Ненавижу вампиров...

— Поздно, детка, — прохрипела я.

Она закричала, но это был не крик — это была мольба вперемешку с паникой. Но всё, что услышала — это звонкий удар металла о плоть. Один. Два. Три. Голова не сразу отделилась. Но когда откатилась в сторону — тело почернело.

Кровь стекала по вискам, сбивалась в уголках губ. Тело болело в каждом суставе, но я стояла. Живая. Опустошённая. Я глядела на тела — или, вернее, то, что от них осталось — и не чувствовала ничего. Только пустоту и лёгкий металлический вкус на языке, смешанный с горечью.

Вампиры. Монстры. Папа был прав. Они не люди. Они — хищники в человеческой шкуре. А я? Я просто стала той, кто охотится на охотников.

Я подошла к последним двум. Временная смерть от пули в голову — это всего лишь отсрочка. И я, скрипя зубами от боли, прошлась по ним с железякой, как судья с приговором. Один. Второй. Головы покатились. Серые, бесславные, без имени. Когда всё было кончено, я облокотилась о стену и тяжело дыша посмотрела на свою сумку. Оборванная, грязная, заляпанная чужой кровью.

— Чёрт, она стоила триста баксов, — процедила я и с отвращением швырнула её в мусорный бак. Туда же — и окровавленную железяку. Память об этой ночи могла отправиться туда же.

Я уже сделала шаг, развернувшись, чтобы уйти и забыть, что сегодня я убивала, как услышала хлопки. Медленные, размеренные... и звук каблуков по асфальту. Я резко повернулась, сердце забилось в висках. Из переулка выходила тень. Чёткая. Жутко знакомая.

— А ты не так проста, Кристина Петрова, — прозвучал голос. Мой голос. Я замерла. — ...или какая у тебя фамилия? Гилберт? — ехидно добавила тень.

— Кто ты? — прошептала я, всматриваясь.

Тень приблизилась — и я увидела себя. Абсолютную копию. Только без крови, синяков, с идеальным макияжем и хищной улыбкой на лице. Какого, блин, черта?

— Я твоя дальняя родственница, Криси, — проговорила "я", делая ещё шаг вперёд.

Я не успела даже вымолвить ругательство — она мгновенно оказалась передо мной, будто воздух сам её поднёс. Она сорвала браслет с вербеной. И прежде чем я поняла, что происходит — её пальцы сжали мою шею.

— Ты забудешь всё, что произошло вечером седьмого мая, — ровным голосом сказала она, глядя мне в глаза.

— Ты просто нарвалась на хулиганов. Они тебя побили... и ограбили.

— ...и я пошла домой, — эхом откликнулся мой голос, уже не мой.

Темнота. Холод. Асфальт. Я очнулась, лёжа в переулке. Одна. Раненая. С потерянным взглядом. Ночь всё ещё стояла вокруг меня — липкая, зловещая. А я не помнила... ничего. Только глухое ощущение, будто кто-то забрал кусок меня... и оставил пустоту.

Я приподнялась на локтях, каждое движение отзывалось вспышками боли. Плечо пульсировало, нога — как будто насквозь прострелена. В груди жгло, а во рту — металл и кровь, как напоминание о том, что я ещё дышу. Я оглянулась, медленно, как будто голова была наполнена гвоздями.

— Точно, меня избили и обокрали, — хрипло выдохнула я и всхлипнула, больше от злости, чем от боли. — Какого чёрта вообще случилось?

Провал в памяти. Чистый лист. Только грязь под ногтями и ощущение, будто по мне проехал грузовик. И смех... где-то на краю сознания, будто эхо. Женский. Мой? Нет... чужой. Или нет? Я встала. Медленно. Упрямо. Сквозь боль. Как всегда. Хромая, шатаясь, я пошла вперёд. Домой. Куда ещё?

На улицах было тихо, как будто город знал — сейчас не стоит лезть мне под руку. В голове пыталась собрать пазл, но он разваливался снова и снова. Как будто кто-то намеренно вырвал нужный фрагмент и сжёг.

— Возможно, меня просто приложили башкой об стену... — пробормотала я. — Или по голове проехались, для верности.

А может, и не только. Но пока я не вспомнила, виноваты будут все. И я найду того, кто за этим стоит.

***

Воздух. Мне нужен воздух. Сейчас. Сию секунду. Как будто всё вокруг сжалось в тугую удавку.

Я распахнула глаза — резко, судорожно, как будто только что вынырнула из ледяной воды, и реальность обожгла кожу. Сердце колотилось, как будто пыталось вырваться наружу. Я вскочила на кровати, взгляд метался по комнате. Своя. Безопасная. Знакомая. Но всё во мне орало: опасность. Всё вроде бы на месте, всё правильно — но внутри всё не так. Не так. Я всё ещё там. В переулке. В крови. Сломанная. Униженная.

Седьмое мая. Дьюк. Кровь. Боль. Крики.

Тело помнило. И выдавало меня с головой.

— Хей, ты как? — раздался голос.

Я вздрогнула. Деймон. Он стоял слишком близко. Слишком вампир. Слишком не тот, кого я могу сейчас видеть. Я рванула назад, будто в меня снова выстрелили. Стены будто сдвинулись, воздуха стало меньше.

— Не подходи! — моя рука взлетела между нами, как щит. Глупый, беспомощный щит. Но лучше, чем ничего.

Он остановился. С его фирменным нахальством в глазах — только теперь в них была тревога.

— Это я, Криси. Деймон. Всё хорошо. —

Нет. Ни черта не хорошо.

— Пожалуйста, не подходи, — голос дрогнул, а глаза предательски наполнились слезами. Я вцепилась пальцами в волосы, будто пыталась выдрать из головы всё, что сейчас вспоминалось. Но не получалось. Только хуже становилось. Он снова сделал шаг. Коснулся плеча. Я ударила. Сильно. Резко.

— Я сказала НЕ ПОДХОДИ! —

Мой крик разорвал воздух, и с ним — остатки самообладания.

Дверь распахнулась. Елена. Спасательный круг в шторме. Подбежала, обняла. Я хотела оттолкнуть, но руки сами вцепились в неё, будто от этого зависела моя жизнь. И, возможно, зависела.

— Что ты с ней сделал?! — её голос, дрожащий от гнева и страха.

— Ничего! — отрезал Деймон.

— Деймон!

— Я сказал, ничего! — уже злой, обиженный. Но мне всё равно.

Я лишь всхлипывала, пряча лицо в плече сестры. И шептала:

— Пусть он уйдёт...

Пусть он просто уйдёт. Деймон ушёл. Я это почувствовала. Только тогда позволила себе разреветься. Без границ. Без пауз. Без стыда. Как девчонка, которую порвали на части. Потому что, может, я и была сильной. Но не сегодня.

***

Пансион Сальваторе напоминал поле боя. Под ногами хрустели стекла, пахло спиртом и гневом. На полу валялись разбитые бутылки бурбона, какие-то подушки, и чья-то кожаная куртка, подозрительно похожая на ту, что была на Деймоне утром. Свет в гостиной едва горел, словно сам дом боялся потревожить вампира, развалившегося на кресле с новой бутылкой в руке.

Он пил быстро. Жадно. Как будто пытался утопить не только разум, но и всю боль разом. Что даже не заметил приближение брата.

— Что с тобой? — раздался голос Стефана.

Деймон не повернулся. Он просто отхлебнул ещё, упрямо глядя в одну точку на стене.

— Ничего.

Стефан оглядел комнату — хаос, как в голове у того, кто её разгромил.

— Это точно не «ничего», — спокойно бросил он, делая шаг ближе. — Ты разнёс гостиную. А вино на потолке — это новый дизайн?

Деймон молчал, стиснув челюсть. Стефан подошёл ближе, положил руки на плечи брата и заставил его обернуться.

— Деймон. Что случилось?

— Отвали от меня! — рыкнул тот и с силой сбросил его руки. Бутылка звякнула, но удержалась в руке. И тут сорвалось: — Просто моя девушка, с которой, чёрт возьми, всё было хорошо — вдруг начала смотреть на меня как на проклятого монстра! Боится. Ненавидит. Выгнала!

Он выдохнул резко, тяжело, с болью, от которой даже стены вздрогнули.

— Я два дня пытаюсь её увидеть, поговорить. А в ответ — закрытая дверь и её голос из-за неё: «Уходи». Ни объяснений. Ни шанса. А этот Джон, её папаша — как гвоздь в гроб моей терпимости. Он теперь всё время рядом. Наблюдает. Травит. И будто рад, что я снова «просто вампир-убийца».

Стефан сжал губы, взгляд стал серьёзным.

— В каком смысле она начала бояться и ненавидеть?

— В прямом, Стефан, — Деймон повернулся к нему, в голосе — усталость и отчаяние. — Она всё время говорит, что вампиры — зло. Опять. Как будто мы вычеркнули всё, что было. Как будто её снова программируют. А ведь... она уже начала верить нам. Мне. Верить в нас.

Тишина. Даже капающий где-то кран замер. Стефан опустил взгляд, и вина ударила в него, как молот. Он знал, кого оставил с Кристиной. И знал, кто мог это сделать.

— Она была с Элайджей и Кэтрин, — хрипло сказал он. — Я должен был догадаться. Не надо было оставлять её там одну.

Деймон бросил на брата тяжёлый взгляд.

— Если они что-то с ней сделали... я вырву им сердца. Обоим. Сначала за то, что тронули её. А потом — за то, что сломали меня.

В этот момент Стефан понял: всё, что у Деймона было — это Кристина. И её потеря — разрушила его изнутри.