часть 9.
Конечно, продолжим мягко и атмосферно:
---
Глухой звук удара нарушил тишину, как трещина в стекле.
Дженна сначала не придала значения — она привыкла к ночным звукам дома. Но спустя несколько секунд что-то в её подсознании дёрнулось, будто что-то не так. Она подняла голову с подушки и насторожилась.
Тишина…
Но не та, обычная. Эта — тревожная.
Она встала, босыми ногами прошлась по прохладному полу, тихо направившись к кухне.
Свет был выключен. Только свет фонаря с улицы освещал часть комнаты.
— …Эмма? — тихо, почти шёпотом.
Но ответа не было.
Только силуэт на полу.
Дженна резко включила свет — и сердце сжалось.
Эмма лежала на боку, неестественно изогнувшись. На виске — тонкая полоска крови. Губы бледные. Глаза закрыты. Под глазами — тени, как от бессонных ночей. Тело казалось слишком лёгким, хрупким. Как будто она могла исчезнуть от одного взгляда.
— Чёрт… — Дженна подбежала и опустилась рядом. — Эмма… Эмма, очнись…
Она аккуратно потрясла её за плечо. Никакой реакции. Дженна приложила пальцы к шее, нашла пульс. Слабый, но стабильный. Слава богу.
Она быстро вытерла кровь с виска краем своей футболки и, приподняв Эмму, крепко прижала её к себе.
— Боже, ты такая дура… — прошептала Дженна, глядя на её безжизненное лицо.
Несколько секунд Дженна просто сидела с ней на полу, крепко обнимая, ощущая, как её хрупкое тело почти не сопротивляется. А потом аккуратно взяла её на руки.
Эмма была лёгкой. Слишком.
— Всё будет нормально, — прошептала Дженна, уже не зная, кому это говорит — себе или ей.
Она понесла Эмму в спальню, стараясь не встряхнуть её слишком резко. Положила на кровать, укрыла. Убедилась, что рана не серьёзная. Умыла её, обработала место удара. Пульс всё такой же слабый, но уверенный. Эмма просто... спала.
Дженна села рядом на край кровати. Не знала, что чувствует — тревогу, страх, злость или всё сразу. Но уходить не стала.
Эмма очнулась медленно, будто возвращалась из глубокой темноты. Глаза распахнулись — и тут же затуманились слезами. Её тело будто налилось свинцом, голова кружилась, всё внутри ныло. Но хуже всего было чувство...
пустоты. Беспомощности. Страха. Необъяснимого.
Сначала она попыталась сесть — но не смогла. Всё тело отказывалось слушаться. Вместо этого она издала глухой, еле слышный всхлип, а потом… заплакала.
Тихо, надломленно, как ребёнок. Она даже не поняла, почему — просто всё внутри разрывалось, будто слишком долго копилось, и теперь выливалось наружу.
Сквозь мокрые ресницы она почувствовала, как рядом кто-то сел. Тепло, тихое движение, лёгкий вздох.
Дженна легла рядом, не говоря ни слова.
Эмма, дрожа, потянулась к ней, нащупала её рукой и, как будто спасаясь от холода, прижалась.
Крепко, всем телом. Запрятала лицо в её плечо, продолжая тихо плакать.
— Ты живая, — тихо сказала Дженна, почти себе под нос. — И это главное.
Эмма всхлипнула сильнее.
— Я не знаю, что со мной… — прошептала она сквозь слёзы. — Я просто… не хочу быть одна…
Дженна ничего не ответила. Просто обняла её за плечи и прижала ближе. Нежно, но уверенно.
Эмма замерла в этом тепле, как будто оно было единственным, что держало её в реальности.
Прошло несколько минут. Слёзы постепенно стихли, только дыхание оставалось сбивчивым. Эмма слегка вытерла глаза и шмыгнула носом.
— Прости, — шепнула она. — Я не знаю, почему… просто… всё тяжело.
— Не надо извиняться, — наконец ответила Дженна, глядя в потолок. — Люди ломаются. Это нормально.
Они лежали молча.
Эмма медленно успокаивалась. И впервые за долгое время чувствовала, что не нужно ничего притворяться. Не нужно быть сильной. Не нужно быть никем, кроме себя.
Она только прошептала в темноту:
— Спасибо, что рядом.
И Дженна, не сразу, но всё же тихо ответила:
— Всегда.
Тишина в комнате больше не казалась тяжёлой. Она стала мягкой, почти уютной. Эмма медленно успокаивалась, прерывистое дыхание выравнивалось, а слёзы высыхали на щеках. Она лежала, тесно прижавшись к Дженне, будто та могла защитить её от всего мира. И вдруг ощутила, как по-настоящему важна эта близость — не физическая, а внутренняя.
Она чуть подалась вперёд и уткнулась носом в шею Дженны, оставляя там еле ощутимый тёплый выдох. От кожи Дженны пахло спокойно — чем-то холодным, как свежий воздух ночью, и чуть пряным. Эмма замерла, не дыша, боясь, что та отстранится… но Дженна не шевелилась. Только веки чуть дрогнули.
Эмма была так близко, что чувствовала биение её пульса. Она аккуратно обняла её рукой за талию, осторожно, сдержанно, будто спрашивая: можно? Дженна не ответила словами — но не отодвинулась. Это было довольно.
Молчание окутало их, и в нём рождалась странная, но тёплая связь. Ничего не требующая, не обязывающая. Просто — быть рядом.
— Так хорошо… — шепнула Эмма еле слышно, скорее в пустоту, чем Дженне.
Она прижалась ещё сильнее, нежно, как котёнок, зарываясь в тепло. Вся её прежняя хрупкость, вся боль — будто бы отступали.
Дженна не ответила. Лишь медленно провела пальцами по спине Эммы, лениво, почти рассеянно. Но этого хватило, чтобы Эмма снова почувствовала себя живой.
Спустя пару минут тишины Дженна вдруг тихо сказала:
— Тебе надо поесть. Ты ешь как птенчик… такая худая.
Эмма приоткрыла один глаз, посмотрела на неё и слабо улыбнулась. Не споря, просто кивнула. Дженна встала, пошла на кухню и начала что-то готовить. Эмма последовала за ней — тихая, всё ещё немного сонная. Она подошла сзади и крепко обняла Дженну за талию.
— Ты никогда не обнимаешь меня в ответ, — пробормотала она, чуть нахмурившись.
Дженна на секунду замерла, а потом, не оборачиваясь, положила руки поверх Эмминых и тоже её обняла. Просто, спокойно.
Улыбка Эммы стала шире, глаза засверкали. Ей было достаточно.
Позже они сели за стол. Эмма ела молча, но с аппетитом. Когда закончила, отодвинула тарелку и сказала:
— Это было очень вкусно… правда.
Она посмотрела на Дженну с мягкой благодарностью, тихо и по-настоящему.
Эмма лежала на кровати, укрывшись тёплым одеялом, и смотрела в потолок. Всё было спокойно, но внутри — странное волнение. Она вспоминала, как Дженна приносила ей еду, как обнимала, как её холодный голос всё равно умел быть мягким.
Эмма вздохнула и прикрыла глаза. Где-то в груди щемило.
— Я что… влюбилась? — прошептала она сама себе.
Чем больше думала, тем яснее всё становилось. Да, она влюбилась. В эту замкнутую, строгую, но заботливую Дженну. И как теперь с этим жить? Какой же надо быть глупой, чтобы влюбиться в Дженну Ортегу…
Конечно, вот переписанная версия — с более плавным, мягким признанием Эммы:
---
Эмма лежала, уставившись в потолок, и не могла уснуть. Сердце будто не давало покоя. Она снова и снова прокручивала в голове моменты, проведённые рядом с Дженной — её спокойный голос, сдержанные прикосновения, взгляд, который порой становился чуть мягче, почти тёплым.
Она тихо встала, накинула мягкую кофту и босиком пошла по дому. Дверь в комнату Дженны была приоткрыта. Та сидела у окна, в свете ночника. Спокойная, почти как всегда.
Эмма постояла у порога, потом робко заговорила:
— Дженна… можно?
Та обернулась, кивнула.
Эмма подошла, немного неуверенно, и остановилась рядом. Она закусила губу, будто подбирая слова.
— Я… не знаю, как это сказать правильно, — тихо начала она, глядя в пол. — Просто… последнее время мне слишком хорошо рядом с тобой. По-настоящему. Ты как якорь. С тобой я спокойна… и жива.
Она подняла глаза, в них светилось смущение.
— Я… думаю, что влюбилась в тебя.
Повисла тишина. Дженна смотрела на неё, как будто пыталась понять, насколько это серьёзно. Потом медленно подошла ближе. Глаза у неё были всё такие же спокойные, но в них появилась искра.
— глупая, это взаимно, — сказала она.
Она осторожно взяла Эмму за руку. Эмма вздохнула с облегчением, сдерживая слёзы. Дженна наклонилась и аккуратно, несмело поцеловала её в губы. Поцелуй был мягким, тёплым, долгим — как будто они говорили друг другу всё без слов.
И впервые за долгое время Эмма почувствовала, что её сердце по-настоящему спокойно.
конец. (дальше лень писать.)