Sonnenblume

Сколько он уже бежал? Несколько часов? Дней? Время летело мимо него. Да и возможности заметить его бег совсем не было. Лейтенант всё ещё болтался у него на плечах без сознания. Тяжёлый груз, но скинуть его и остановиться Кёниг не рискнул. Команда мертва. Начальство продало их за звонкую монету и бросило на произвол судьбы.

Опять.

Иронично, но, увы, не смешно. К сожалению, это не фильм, никто не воскреснет и время не пойдёт вспять. Погибла вся команда, все, кого Кёниг когда-либо знал. Чуда не случилось. Ну, почти.
Из них двоих Гоусту досталось больше. Схватил несколько пуль и мог быть уже мертв. Кёниг вытащил его в последний момент, когда уже никого не осталось. Взвалил едва живого на плечи и побежал в лес, молясь всем богам, чтобы пули обходили его стороной. Весёлое начало недели, ничего не скажешь. Лес наконец закончился, и Кёниг на всей скорости влетел в толстые и колючие стволы подсолнухов. Цветы ударили по лицу, заставив приостановиться. Он только заметил, что солнце почти село. Было жарко, ветер едва дул. Плечи болели, спина ныла, Гоуст, кажется, не дышал. — Кёниг… — Предположительный труп попытался спуститься с чужих плеч. — Oh mein Gott…[Ох, боже мой...]— Кёниг вздрагивает, спуская Гоуста на землю.
— Как вы, сэр? — Могло быть и хуже. — Он хватается за его руку, чувствуя, как болит и кружится голова. Всё тело ломило, будто по нему проехались танком.
— Сэр, нам нужна помощь, — Кёниг нервно тараторит, осматривая лейтенанта. Что делать? Куда идти, кого искать? Паника захлёстывала мозг, не давая думать. — Приди в себя, солдат,
— Гоуст ударяет его по плечу, щурясь от боли. — Помоги мне встать. Кёниг садится перед ним и взваливает себе на спину. — Es wird schneller sein. — Кёниг встаёт, чувствуя, как Гоуст вцепляется в его плечи, недовольно пыхтя, но молча соглашаясь с чужим решением.
Так будет лучше, чтобы он не сказал. Да и идти Гоуст навряд ли смог бы. Не долго и очень не быстро. Долгий поход сквозь цветы закончился, когда Кёниг наконец вышел на пыльную грунтовую дорогу. Спина болела от тяжести, раны давали о себе знать, идти становилось тяжело. Солнце уже почти село, когда впереди они увидели ферму. Небольшой дом, заборчик, загон с амбаром. Позади виднелось засеянное поле. — Wir sind gerettet! [Мы спасены!]  — Кёниг побежал вперёд, спотыкаясь о кочки.
— Нам нельзя к гражданским! — Гоуст ударил его ладонью по каске, чуть не падая с чужой спины.
— Вам нужна помощь! — Кёниг крепче перехватил его ноги, продолжая бежать. В палисаднике перед домом копалась девушка, проряжая цветочные клумбы под окнами.
— Помогите! — Кёниг подбегает к низкому заборчику. Девушка распрямилась и удивлённо осмотрела мужчин: в военной форме, с оружием, в масках. Один из них говорил взволнованно, с сильным акцентом.
— Мэм, нам нужна помощь! — он тараторит, путаясь в словах, игнорируя попытки Гоуста заткнуть его. — Он сильно ранен!

— Что? — Девушка сняла перчатки, откидывая их к инструментам.
— Что происходит?.. — Мой товарищ ранен, нам нужна помощь! — Кёниг опустил свою ношу на землю, помогая ему стоять. Девушка хотела было снова что-то сказать, но ринулась к крыльцу. Солдаты пошли за ней. Гоуста усадили на диван в гостиной.
Девушка бегала по кухне в поисках аптечки. — Я сниму с вас снаряжение. — Кёниг стягивает с чужой головы шлем и начинает расстёгивать жилет. Гоуст сначала воспротивился, но противостоять чужому волнению не смог. Трясущимися руками с него снимали обмундирование. Девушка уже стояла рядом, отыскивая в ящике с красным крестом необходимые медикаменты. — Хватит, — Мужчина перехватывает чужие руки у своего лица, не давая снять с себя маску. Кёниг замирает, но быстро приходит в себя, отодвигаясь. Женские руки быстро и умело обрабатывали раны. Всё ныло, Гоуст шипел от каждого движения. — Пуля прошла навылет, — Девушка перевязывает раненую руку. — Вам повезло, что больше ничего не задело. — Во мне сейчас дырок больше, чем в сраном дуршлаге, ты уверена, что мне повезло? — Яд и злость кипели внутри, а уставшее сознание настигли воспоминания минувшего дня. Все погибли. Вся команда, все люди, которые хоть как-то, хоть когда-то были ему дороги, погибли. Даже чёртов МакТавиш, и тот коней двинул. Как он мог так облажаться? Подвести себя, команду? Навлечь на них такую беду! Как он мог не заметить такой простой ловушки и позволить всем погибнуть? Вина пульсировала в венах вместо крови, обжигая уставшие воспалённые нервы, не давая рационально думать, путая мысли между собой.

Ты виноват, ты виноват! Только ты виноват, чёртов идиот! Это только твоя вина! Из-за тебя всё погибли! Ты всех подвёл! Ты идиот! Слепой идиот!

— Сэр, — Голос Кёнига заставил вернуться в реальность. — Вы как? В порядке? Маска полностью скрывала его лицо, но глаза выдавали его мысли со всеми его потрохами. Парень волновался, попеременно кидаясь то в панику, то в тревогу. Кёниг не знал, что ему думать и что делать дальше. Не понятно, как действовать. Да ничего вообще не понятно, чёрт возьми! Как это случилось? Почему? Кто это допустил? Понятно было, когда он бежал по лесу, забыв о своих ранах, держа на плечах лейтенанта. Вот тогда всё казалось ясным, как день. Беги. Выживай. Спаси. Всё просто и примитивно. Выжить, найти помощь, получить помощь… Теперь же он совсем не знал, что делать. Как делать, с кем делать, когда? Мысли путались с воспоминаниями, пазл не становился понятным и не складывался сам по себе, а лишь сыпался на ещё большее количество частей. — Нет, я, блять, не в порядке! — Гоуст давит в себе желание ударить парня, дёргаясь от боли в ноге. Девушка кусает губы, вытирая кровь. — Пуля всё ещё в ноге, — Она поднимает глаза на лейтенанта. — Мне нужно достать её. — Так доставай, чёрт тебя дери! Всё казалось таким бешено громким, ярким. Будто его бросили в бассейн с мягкими кубиками, но сделаны они были не из поролона, а из грёбаного металла, ещё не остывшего после формовки. События проносились перед глазами со скоростью звука, воспринимать их здраво не получалось. Вот они на месте, вот всё зашумело, засвистели пули, ему попали в бедро, рядом падает Гас, потом Джонни, потом кто-то ещё, везде кровь, трупы, солнце нещадно жгло, ему попадают куда-то выше, он падает, пытается подняться, какой-то человек снова валит его на землю, бьёт ножом куда-то под жилет, кто-то рядом кричит, как зверь, потом его хватают и как плюшевую игрушку поднимают с земли, будто ни он, ни его обмундирование ничего не весит, взваливают на плечи, бегут. Он ещё был в сознании, пытался целиться в неясные, расплывающиеся и теряющиеся за деревьями силуэты, а потом всё меркнет. Потом подсолнухи, напуганный Кёниг, боль, дорога, горячая сырая спина Кёнига, фермерский дом, девушка, её руки, кровь, бинты. Бешеная карусель крутилась, а он сидел на самой незакреплённой лошади и считал выкрученные болты. Башню срывало паникой и страхом, мозг не мог выйти из состояния погони. Девушка бросила пулю в жестяной поднос на полу и взяла салфетки. Боль в ноге наконец стихла, давая перевести дух. Кёниг крепко держал его со спины, не давая шевелиться. Постепенно паника наконец начинала отступать, давая место нечеловеческой усталости. Гоуст перестал видеть опасность в каждом чужом вздохе. Он откинулся на Кёнига, тяжело выдыхая. — Можешь уже отпустить меня, — Мужчина устало смотрит на своего спасителя. Тот лишь кивает, отпуская, позволяя ему развалиться на своём теле. Девушка старательно забинтовала ногу и принялась за раны на боку. Снова повезло. Выродок, пытавшийся его пырнуть, плохо знаком с работой холодного оружия, поэтому на боку красовались лишь длинные широкие царапины, органы остались невредимы. Невероятное везение, не иначе.
Гоуст устал удивляться своей жизни. — Ты тоже раздевайся, — Наконец убедившись, что Гоуст был в безопасности, девушка переметнулась к Кёнигу.
— Я осмотрю тебя. Тот послушно стягивает с себя снаряжение и одежду, демонстрируя ужасные шрамы и раны, которые совсем скоро дополнят коллекцию. Она осторожно обрабатывала увечья, прислушиваясь к чужому дыханию. — Вы ведь не местные, да? — Осторожный взгляд на лейтенанта. — Не слышала, что у нас началась война. — Нет никакой войны, — Кёниг мотает головой, наблюдая за её руками. — Просто попали в передрягу, ничего сильно нового. — В передрягу? — Девушка смеётся, зашивая рану. — Передряга, это когда не хватает на пиво в баре, а не когда в тебя выпустили целый магазин. — Передряги бывают разными, — Он усмехается, жмурясь от боли. — Как нам вас называть? — Сэм, — Она отстраняется, накладывая последний шов. — Надолго вы? — На пару дней, — Кёниг осматривает свое тело. — Мы уйдём завтра, — наконец подаёт голос Гоуст. Они оба должны понимать, что оставаться здесь нельзя. Это опасность и для них, и для их новой подруги. К тому же мозг рисовал весьма не радужные картины того, как Сэм сдаёт их. Заводит группу захвата домой и сдаёт их властям. Их выведут под конвоем, допросят. А потом вернут в страну, где их уничтожат их же власти. Или их найдут и тут, убьют Сэм, а потом разделаются с ними самими. Перспективы такие себе, одна хуже другой.
— Но, сэр, — Кёниг поворачивается к Гоусту.
— Нам нужна помощь. — Мы подвергаем опасности гражданских. Так не должно быть. Мы уходим завтра, и это не обсуждается. Девушка бросила на него осуждающий взгляд, но перечить не стала. Не её это заботы. — Здесь живёт кто-то кроме тебя? — Гоуст внимательно изучал Сэм взглядом, ища подтверждения опасности, но кроме недоумения в чужом взгляде, не находил ничего. — Нет.

Она заложит вас! Сдаст! Сейчас вы уснёте, и она пойдет в ближайший участок полиции, а потом приведёт сюда группу захвата! Вас убьют! Уничтожат! Всё из-за тебя! Ты никчёмный идиот! Как ты мог такое позволить? Из-за тебя всё погибли!

— И как же девушка может содержать целую ферму совсем одна? — Тяжело, но я всю жизнь здесь живу, уже привыкла. Что за допрос? Максимум, что я о вас знаю, это страну, в которой вы служите. Я даже лиц ваших не видела. Я не опасна. — Опасен каждый человек. Нельзя знать точно, кто воткнёт нож тебе в спину, а кто нет. — Тогда тебе стоит пристрелить меня. — Сэм собирает остатки бинтов и окровавленную вату и выходит из гостиной. — Сэр, вам стоит успокоиться. — Кёниг обеспокоенно смотрел на Гоуста. — Она не опасна. Она всего лишь фермер, какая ей польза в том, чтобы сдать нас? Гораздо больше опасности в том, что за нами могут идти. Вы ищете проблему там, где её нет. — Не заставляй меня повторять дважды, — Гоуст понижает голос, опасливо поглядывая в сторону кухни. — Мы уходим завтра. — Куда? — Парень не сдерживает обречённого смешка. — Куда нам идти? У нас ни документов нет, ни денег. Нам не к кому обратиться. Нам нужна помощь и отдых. Вам то уж точно. — Ты думаешь нас здесь не найдут? — Herr, gib mir die Kraft, mit diesem Idioten fertig zu werden! — Кёниг встаёт с дивана, всплёскивая руками. — Я устал с вами спорить! Куда нам идти? В лес? Есть корни и ловить белок? И ждать, когда нас найдут и вернут на родину под трибунал? Или вообще расправятся в этом же лесу! — Вам действительно стоит остаться здесь, — Девушка вышла с кухни с подносом в руках. — Ваш друг прав, вас быстро найдут в лесу. Не скажу, что у меня очень безопасно, но вы сможете спрятаться. Сэм поставила поднос на журнальный столик. Аппетитно запахло мясом, овощами и ягодным сиропом. — Ешьте и ложитесь спать. Я принесу вам одеяла. Она вышла из гостиной и поднялась на второй этаж. Потолок тихо заскрипел от чужих шагов. Кёниг обречённо вздохнул, возвращаясь на диван. Гоуст приподнял маску и подвинул тарелку к себе. Тревога наконец начала отпускать. Действительно, куда он собирался пойти? Вернуться на место бойни? Вернуться на родину? Что он собирался делать? Он ранен, Кёниг тоже. Они оба устали. Им некуда идти. — Кроватей в доме больше нет, будете спать на диване.
— Сэм мыла тарелки. — Да и безопаснее вам будет — окна и двери в шаговой доступности, в случае опасности легко сбежать. — Диван лучше, чем корни в лесу, — Кёниг вытирает посуду полотенцем, осторожно глянув в сторону гостиной. Гоуст лежал на диване, отвернувшись от кухни. Он слишком устал, чтобы продолжать спорить и препираться.
— Спасибо тебе, — Вода наконец перестала шуметь, и Сэм отложила губку. — Если бы не ты, мы бы погибли где-нибудь в поле. — Да брось. Сами вы бы никогда не погибли. Такие, как вы, не пропадут. — Не в этот раз, — Кёниг вздыхает, поворачиваясь к гостиной и понижая голос. Кажется, она всё прекрасно понимала. И что их продали, что все погибли, что идти некуда, помощи ждать не от кого. Она понимала кто они и откуда, чем занимаются и как сюда попали. Видимо, именно это настораживает Гоуста. Понимание проблемы в его глазах приравнивается к измене, к опасности. Кёнигу же становилось легче. Он знал, что нельзя так беспечно разбазаривать военные тайны и взваливать на плечи
Сэм тяжёлое решение — спасти или убить. Воспоминания о произошедшем давили, вбивали в землю осознанием — все мертвы. Все до одного мертвы. И им самим осталось не долго. — Не всё так плохо, раз вы ещё живы, — Девушка убирает сухие тарелки в шкаф. — Пока живы, — поправил Кёниг. — Тебе пора спать. Не стоит перегружать себя с такими ранами. Я буду наверху. Если что-то понадобится или случится — зовите. — Извини, если нам придётся разбить окно ночью. — Всё в порядке, я понимаю. Если за вами придут — в прихожей на комоде лежат ключи от старой отцовской машины. Я на ней почти не езжу, но вам она может ещё пригодиться. Бензина в баке как раз должно хватить доехать до города. — Danke. Du bist unser Schutzengel, Sam. [Спасибо. Ты наш ангел-хранитель, Сэм.]
Девушка улыбается, выходит из кухни, тихо пробирается через гостиную и поднимается к себе. Кёниг гасит свет и на ощупь двигается к дивану. Он ужасно устал. Тело гудит, мышцы ноют от каждого движения, ноги и спину сильно ломило. Долгий марафон с тяжёлой ношей давал о себе знать. Старый и жёсткий пружинистый диван казался королевским ложем, хоть и был достаточно тесным для них двоих. Кёниг повернулся к лейтенанту спиной и ткнулся в подушку, устало вздыхая. На душе будто кошки скребли, мысли в голове шумели, не давая расслабиться. Было страшно. И больно. И тошно. Что будет завтра? Доживут ли они? Что теперь делать? Гоуст проснулся от шевеления рядом. Вокруг темно, подушка жёсткая, старые пружины так и норовили порвать обивку и впиться острыми концами в бок. На секунду показалось, что он снова на базе, на привычной жёсткой койке. И всё в порядке. Глаза быстро привыкли к темноте и приятная иллюзия развеялась, давая место головной боли, тревоге, разочаровании в себе, вине и усталости. И чему-то безумно горячему сзади. Он только сейчас заметил, как близко лежит Кёниг. Большие крепкие руки обнимали его, как мягкую игрушку.
Какого чёрта? Гоуст было хотел возмутиться и скинуть Кёнига с дивана, но остановился. Парень спал. Он нёс его добрых несколько часов на спине, обхаживал, как мог, сам попал под огонь. Он спас его. Стоило ли будить ради такой мелочи? Ответом стал тяжёлый вздох. Он тоже слишком устал, чтобы заниматься такими пустяками. Да и не мешали ему эти объятия. Было тепло, уютно и внутри от утраты всё болело не так сильно. Утро началось с крика петухов во дворе. Сэм уже колдовала на кухне у плиты, Кёниг сидел рядом и чистил апельсины. Может, всё это было страшным сном? Он ушёл в отставку, теперь живёт на ферме с молодой женой, Кёниг приехал навестить старого друга, а через час приедут остальные, привезут пиво, замаринуют мясо и вечером они будут жарить его во дворе, пить и вспоминать прошлое. Но раны вернули в реальность пульсирующей и неприятной болью. Где-то за лесом лежат его товарищи, на кухне сидел раненый Кёниг и спасительница-Сэм. И никакого пива и барбекю на заднем дворе.
— Мы вас разбудили? — Кёниг отложил дольку апельсина в тарелку. Гоуст стоял в дверном проёме, не понимая, зачем встал. Голова болела, раны тоже, в глаза будто соли насыпали. Усталость никуда не ушла, а наоборот усилилась. — Петухи. — Он сел за стол, осторожно вытягивая больную ногу. — Да, с непривычки тяжело здесь спать. — Сэм достала тарелки из шкафа. — Надеюсь, вы не против яичницы на завтрак? — Не против, если она не с беконом. — Не любите бекон? — Девушка разложила завтрак по тарелкам и поставила их на стол. — Налить вам кофе? — Чай, — Гоуст поднял маску и принялся есть. За окном шуршали курицы, пели птицы, тёплый ветер задувал в открытые форточки, пахло апельсинами. Было спокойно и умиротворённо, будто так и нужно. Кёниг с аппетитом ел яичницу, поминутно поправляя маску. Сэм быстро закончила с завтраком и встала из-за стола.
— Я пойду во двор, кормить куриц. Зовите, если что-то нужно. — Может, вам помочь? — Кёниг отрывается от еды. — Нет, не нужно. Лучше отдыхайте, я сама справлюсь. Да и опасно вам пока выходить. Она надела соломенную шляпу и вышла из дома, оставляя солдат наедине. — Как вы себя чувствуете, сэр? — осторожно интересуется Кёниг, поднимая глаза, облизывая жирные от бекона губы. — Нормально, — Гоуст вырезает желток вилкой и отправляет в рот, закусывая поджаренным тостом. — Как твоя спина? — Всё хорошо, — оживляется Кёниг, заканчивая с трапезой. — Спасибо, сэр. — Что нам теперь делать? — Кёниг складывал их обмундирование в аккуратную стопку рядом с диваном, приставляя оружие к подлокотнику. Гоуст наблюдал за ним, пристраивая подушки и одеяло в углу дивана. — Я не знаю, — честно отвечает лейтенант. Помощи им ждать было не от кого. Теперь, скорее всего, их подразделения расформированы, по новостям объявили об измене и вынужденных мерах. А может и вовсе ничего не объявили, лишили всех званий, сожгли все документы и сбросили тела в яму в карьере. Чем всё кончилось оставалось только гадать. — Как вы? — осторожно спрашивает Кёниг, садясь рядом на диван.
— Ты уже спрашивал. — Я беспокоюсь о вас.
— Со мной всё в порядке. — Гоуст продолжал гнуть своё, не понимая, зачем он лжёт. Всегда лгал. Ничего не было в порядке. Никогда не было. И никогда больше не будет. — Когда тебя это вообще стало волновать? — Когда вы вправили мне мозги, сэр. — под маской Кёниг, вероятно, улыбался, но увидеть этого Гоусту не доводилось. — Соуп неплохо научил тебя действовать мне на нервы.
— Он закатывает глаза, откидываясь на спинку дивана. Когда это произошло? Два года назад? Три? Он не помнил, сколько прошло лет с того дня. Обычный ничем не примечательный вечер. Солдаты уже лежали по койкам, начальство складывало бумаги в ящики и отправлялось спать. Всё как всегда. Гоусту не спалось. То ли от холода, то ли от шума вьюги за окном, то ли от недостаточной усталости, но спать не получалось.

Он молча лежал в постели, сложив руки на груди, смотря на трещинки на потолке, едва освещаемыми светом фонаря снаружи. Ветер завывал, просачиваясь в щели под подоконником. От холода сводило зубы, никакая одежда и одеяла не помогали. Даже обогреватель у кровати не спасал. Отопление накрылось ещё утром, а сантехники и слесаря на помощь ехать не очень спешили. Спасались как могли: кто сбивался большими компаниями в одной комнате, кто обставлялся обогревателями и укутывался в сто слоёв одеяла. Гоуст же лежал в своей комнате, полностью одетый, спрятавшийся под одеяло чуть ли не по макушку. Холод пробирал до костей, несколько чашек горячего чая перед сном согреться не помогли. Оставалось лишь лежать и ждать, когда проклятая железяка у кровати прогреет комнату. Из размышлений о том, насколько ужасна смерть от переохлаждения, его вывел шум снаружи. Кто-то кричал, угрожал стрелять. По коридору послышались торопливые шаги и разговоры: солдаты сбегались на крики на плацу. Интерес победил лень и раздражение, и Гоуст выполз из-под одеяла и направился к двери. Солдаты бежали по коридору с оружием, застёгивая жилеты и каски на ходу. Что происходит? Лейтенант направился за общим потоком солдат, отправляя спать любопытных, но не успевших выйти из комнат, вояк. Снаружи уже было два-три десятка человек.
— Что происходит? — Гоуст подходит к Прайсу, придерживающему свою неизменную шляпу на голове, дабы ту не сдуло ветром. Мужчина в ответ лишь кивает вперёд, на что-то указывая. Впереди, окружённый солдатами, готовыми выпустить к него целую обойму, стоял Кёниг. Гоуст был наслышан о нём: живой танк, сворачивающий головы и срывающий двери с петлей почти голыми руками. Дурная слава чёрным знаменем развевалась над его именем, бросающим в дрожь любого. Но сейчас он стоял перед ними, бросив оружие себе под ноги. Кёниг бегал глазами по толпе, явно кого-то выискивая. Его взгляд остановился на Гоусте. Он хорошо знал этот взгляд. Слишком хорошо. Отчаяние, смешанное со страхом и ненавистью ко всему на свете. Кёниг не сводил с него глаз, будто что-то говоря. Гоуст не понимал. Ни чего хотел Кёниг, ни как он сюда попал. Арестовали его без усилий, хотя, если бы австрийцу потребовалось, он мог бы перебить половину присутствующих и в наручниках. Но он добровольно протянул руки для заключения и спокойно пошёл за солдатами, не задавая вопросов. Он знал, на что шёл. Допроса не потребовалось. Кёниг сам выложил им всё, стоило двери в импровизированной допросной закрыться. Гоуст хорошо запомнил его слова в ту ночь: «Я не хочу служить предателям». Приживался Кёниг у них тяжело и долго. Солдаты относились к нему настороженно, следили за каждым его шагом. Но через время обстановка перестала быть такой напряжённой и тяжёлой. А теперь они здесь, на далёкой ферме где-то в глубинке Аризоны, совсем одни, без шанса на нормальную жизнь.
— Сэр, — Кёниг осторожно похлопал его по плечу, обращая на себя внимание. — Я в норме, — Гоуст отбрасывает его руку, убирая воспоминания подальше. Сейчас не время думать об этом. — Я приму душ. — Он встаёт с дивана. — Но ваши швы. — Кёниг почти поднимается за ним, но под серьёзным взглядом садится обратно. — Я буду осторожен. Сэм заскочила домой только на обед и вернулась во двор. Кёниг из окна наблюдал за тем, как она хлопотала на ферме. Гоуст изучал дом.

Старый паркет, давно требовавший лака, диван, служивший им кроватью, шкаф с сервизами и хрустальными вазами, лёгкие клетчатые накидки на креслах, сломанные часы на стене. Обычный фермерский дом, которому не хватало крепкой мужской руки.

На второй этаж забираться получилось не сразу. Нога и бок болели, лестница давалась с трудом. Под ощутимым надзором Кёнига он всё же осилил последнюю ступень.

Второй этаж был меньше, всего на две комнаты: спальня Сэм и кладовая, заставленная аккуратными башенками подписанных коробок и ящиков. Ничего подозрительного или интересного