Прорыв На Восток.
Солнце палило немилосердно, превращая броню единственного «Абрамса» на секторе в раскаленную сковороду. Его экипаж, укрывшись под наспех сколоченным навесом из досок и брезента, спасался от зноя. На столе, заваленном пустыми консервными банками, они лениво перебрасывались фразами о доме, о холодном пиве, о девчонках из родного городка. Их голоса сливались с жужжанием мух над стройплощадкой, застывшей в мертвой тишине. Громада недостроенных укреплений возвышалась неподалеку, похожая на скелеты исполинских зверей – работы явно застопорились надолго, возможно, до следующих Игр. Никаких рабочих не было видно.
Тишину разорвал нарастающий, злобный рев мотора. Из-за гребня большого, поросшего чахлыми деревьями холма на востоке, взметая клубы рыжей пыли и густого выхлопного дыма, вылетел, словно разъяренный шершень, французский колесный разведчик EBR 105. Он несся напрямик, к «Абрамсу».
— Тревога! – кто-то из экипажа сорвался с лавки. Все четверо вскочили как ошпаренные, хватая автоматы. Глаза вытаращились на несущийся на них призрак войны. EBR, подлетев на дистанцию в сотню метров, резко сбавил ход. Башня его с лязгом развернулась – не на танк, а в сторону штабелей ящиков, сваленных у подножия стены укреплений. Короткая вспышка выстрела – и грохот разорвавшегося снаряда смешался с грохотом взрывающихся ящиков с динамитом.
Взрывная волна швырнула экипаж «Абрамса» на землю. Одновременно, как муравьи из разворошенного муравейника, из домиков и укрытий стройплощадки высыпали перепуганные строители. Поднялась невообразимая какофония: крики, вопли, беготня. Но паника длилась недолго. Опытные бойцы «Абрамса» быстро опомнились и, отряхивая пыль, бросились к своему стальному убежищу. Люки захлопнулись с металлическим стуком.
Выше, на том самом холме, замаскированный кустами и сеткой, замер ИСУ-152. Его длинная, могучая дулообразная пушка была наведена на корму «Абрамса». Командир орудия, Фёдор, не отрываясь, смотрел в смазанный потом окуляр перископа. Его цель – уязвимая корма башни – была как на ладони. Секунда… Другая… Еще чуть-чуть, и «Абрамс» клюнет на приманку, развернется погоней за EBR, подставив спину…
Внезапно – тьма. Словно кто-то набросил черный мешок на прибор. Одновременно по броне корпуса ИСУ раздались тяжелые, торопливые шаги! Фёдор резко отдернулся от перископа, сердце колотилось как бешеное. Сквозь смотровые щели он увидел фигуры в серых комбинезонах – строители! Они набросили на машину огромное брезентовое полотно, пытаясь ослепить затаившегося хищника! Паника, злость и холодный расчет смешались в нем.
— Натан! Проблема! – Фёдор вцепился в микрофон рации, голос хриплый от адреналина. – Эти блядские строители! Нас ослепили, полотно натянули!
— Принял! Держись! – Голос Натана в рации был спокоен, как сталь.
Не прошло и десяти секунд, как из-за угла ближайшего недостроенного здания на полном ходу вынесся массивный ИС-4М. Натан, высунувшись по пояс из командирского люка, одной рукой держался за турель зенитного пулемета. Не целясь, длинной очередью он прошил пространство вокруг ослепленной ИСУ. Пули с визгом ударяли в камень, рикошетили, поднимая фонтанчики пыли. Фигуры строителей метнулись в укрытие, но две из них рухнули на землю, сраженные наповал.
ИС-4М резко затормозил рядом с ИСУ. Натан, ловко спрыгнув с брони, рванул к замершей самоходке. Ухватившись за край тяжелого, грубого брезента, он рванул изо всех сил. Полотно соскользнуло, обнажив смотровые приборы и грозный ствол. Свет снова хлынул в перископ Фёдора.
— Обзор открыт! «Абрамс» – прямо по курсу, уходит за EBR! – крикнул Натан, уже вскарабкиваясь обратно в свой танк. ИС-4М рыкнул мотором и рванул на позицию.
«Абрамс», клюнув на провокацию, уже двинулся по пыльной дороге, набирая скорость в погоне за улепетывающим EBR. Он подставлял свою спину – свою самую уязвимую точку.
В перископе ИСУ-152 корма его башни была видна как на учебном плакате. Фёдор прильнул к прицелу, пальцы легли на маховики тонкой наводки. Губы растянулись в оскале.
— Ну что ж, голубчик... – прошептал он, ловя в перекрестье прицела заветную цель. – Пора домой... Только не в свой.
Палец плавно нажал на спусковой крючок. Выстрел!
Снаряд, выпущенный из 152-мм чудовища, прошил тонкую кормовую броню башни «Абрамса» как консервную банку. На миг воцарилась звенящая тишина. Потом...
Люки «Абрамса» взлетели в воздух, сорванные чудовищным внутренним давлением. Из всех отверстий – люков, смотровых щелей, технологических пробок – вырвался ослепительный шквал пламени, смешанный с клубами черного дыма. Казалось, внутри танка открылись врата самого ада. Затем последовал второй, еще более мощный взрыв – сдетонировал боекомплект. Башня «Абрамса», сорванная с погона, тяжело взмыла в раскаленное небо, перевернулась в воздухе и с оглушительным грохотом рухнула на землю в десятке метров от исковерканного, пылающего остова. Из корпуса, уже превратившегося в погребальный костер, продолжали вырываться все новые и новые языки адского пламени, пожирая сталь и все, что было внутри. Запах гари, горелой резины и смерти повис в раскаленном воздухе.
Натан стоял у гигантской пробоины в стене, как часовой на краю мира. Его фигура, очерченная багровым закатным светом, резко выделялась на фоне вырвавшейся свободы. Он махал руками, выкрикивая команды сквозь грохот моторов и лязг гусениц. Каждый танк, выезжающий из мрачного чрева арены в неизвестность, вызывал у него короткий выдох облегчения.
– ¡Niño loco! – хриплый голос Альфонсо разрезал шум. Его «Тигр II», покрытый свежими царапинами и копотью, остановился рядом. Испанец высунулся по пояс, снял потрепанный берет и вытер им сажу со лба. Глаза его, уставшие, но живые, смотрели на Натана с неожиданным уважением, смешанным с издёвкой. – Натан, твой план... ¡Por todos los diablos! Он сработал! Действительно сработал!
Натан коротко кивнул, не отрывая взгляда от потока машин:
– Проджето, Тигр 1... А? Да, сработал. А ты не верил... Маус, Першинг... – Его пальцы машинально отмечали проходящие машины на воображаемом списке. – Двигайся, Альфонсо. Место в колонне есть.
Испанец фыркнул, но скрылся в люке. Мощный «Тигр» рыкнул дизелем и влился в хвост уходящей колонны, его длинная пушка угрожающе качнулась на неровностях.
– Т-34-85... Тигр 2... Комет 1... – Натан вслух пересчитывал последние силуэты, исчезающие в сумеречной дымке за стеной. Сердце колотилось как набат. – Всё. Все проехали. – Он развернулся и прыгнул в люк своего ИС-4М, крикнув механику: – Уходим! Быстро! Следом за ними!
Стальной исполин взревел, тронулся с места и прошел сквозь пробоину. Арена осталась позади.
Но воздух за стеной не был сладок. Вместо ожидаемого ветра свободы в лицо ударило тяжелое, кислое зловоние. Запах гниющего мусора, дешевого мазута и человеческой нищеты. Они въехали в царство трущоб – «Палаточный Город». Картины мелькали, как кадры кошмара: вместо домов – грязные брезентовые купола, пропитанные дождями и отчаянием; горы мусора, по которым копошились тени; редкие, жалкие лавчонки с потухшими вывесками. Танки, громоздкие пришельцы из иного мира, медленно ползли по узкой улице. Люди в лохмотьях выходили из палаток, их глаза, широко раскрытые, отражали не радость, а животный страх и тупое изумление. Двое охранников в стоптанных ботинках и с древними автоматами замерли, увидев пулеметы на башнях. Они резко отвернулись, делая вид, что усердно рассматривают стену полуразрушенного сарая, и зашагали прочь, ускоряя шаг. Притворство было настолько грубым, что вызывало тошноту.
Они отъехали всего несколько сотен метров, когда сзади, со стороны арены, донесся протяжный, ледяной вой сирены. Он резал тишину трущоб, заставляя сжиматься сердца даже внутри стальных коробок. Тревога. Натан стиснул зубы. Строители. Крысы. Доложили. Это значило только одно: теперь за ними будет охота не патрулей, а целых бригад. Современные машины, вертолеты, беспилотники – вся мощь системы, которую они посмели обмануть.
Под покровом сгущающихся сумерек колонна свернула в гигантскую, мертвую промзону. Заброшенные цеха стояли как могильные плиты индустриальной эпохи. Они въехали в полуразрушенный ангар одного из заводов – огромное, темное пространство, пропахшее ржавчиной, маслом и пылью. Моторы один за другим затихли. Наступила гнетущая тишина, нарушаемая лишь каплями воды, падавшими с прогнившей крыши, да редкими шагами по бетону. Экипажи вылезали из люков, опустошенные и оглушенные. Кто-то тут же валился на мешки с песком у машин, впадая в тяжелый, беспокойный полусон. Кто-то молча курил украденные из магазинов арены сигареты, прислонившись к холодной броне, глядя в пустоту. Кто-то тихо переговаривался, делился тушенкой, но голоса были глухими, безжизненными. Взгляды многих были прикованы к темным стенам ангара – они видели там не ржавый металл, а далекие дома, лица близких, призраки прошлой жизни.
Натан, Фёдор и Альфонсо собрались у кормы ИС-4М. На капоте двигателя была разложена потрепанная карта города, освещаемая тусклым лучом фонарика. Натан водил пальцем по линиям улиц среднего района.
– Вот здесь, – его голос был низким, напряженным, – слишком плотная застройка. Улочки узкие, как щели. И народу – тьма. Пробка, паника, стрельба... Мы там застрянем как мухи в паутине. Надо обходить.
Фёдор, склонившись, прищурился, тыча толстым пальцем в другую точку:
– Хмм... А глянь-ка сюда. Широкая магистраль. Прямая как стрела. Разгонимся – и шмыгнем насквозь!
Альфонсо резко фыркнул, закуривая самокрутку. Искра на секунду осветила его изможденное, скептическое лицо.
– ¡Estás loco, Fédor! – прошипел он сквозь дым. – Прямая дорога? Это расстрельный полигон! Нас либо танки с флангов накроют, либо вертушки с неба разнесут в щепки, пока мы мчимся по этой дурацкой прямой! – Он ткнул в карту. – Нам нужно не быстро, а тихо. И незаметно. Что-то... – он поискал слово, – извилистое. Как змея. Чтоб теряли след.
Натан кивнул, его взгляд скользил по карте, ища компромисс между скоростью Фёдора и скрытностью Альфонсо:
– Альфонсо прав. Прямота – смерть. Но и петлять бесконечно – тоже. Надо найти маршрут... – он провел пальцем по сложной сети переулков, – вот здесь. Достаточно места для маневра, но не открытый прострел. И выходы есть на случай засады. А по гражданским стрелять они наврядли будут. Проверяем танки и готовимся морально. Поездка будет долгой.
Фёдор, хмурясь, начал что-то бормотать про "извилистости да колдобины", а Альфонсо, плюнув окурок на бетонный пол, пошел проверять свой «Тигр», бросив через плечо: – ¡Revisad bien los mapas, no nos perdamos como idiotas! – Его голос эхом отозвался под сводами ангара.
Натан остался один у карты. Тусклый свет фонарика поймал лишь пыль, витающую в воздухе. Он резко сложил карту, шершавая бумага хрустнула в его руках. Взгляд его скользнул по ангару. В полутьме застыли причудливые тени танков. Кто-то тихо стонал во сне, кто-то кашлял, приглушенно. У «Тридцатьчетверки» сидела молодая девушка, и уставившись в стену, бесшумно плакала, смахивая грязь и слезы рукавом. Запах страха, пота и мазута висел плотно, как туман.
Отвернувшись, Натан с внезапной яростью пнул ближайший штабель старых, прогнивших мешков – то ли с песком, то ли с мукой времен еще до Игр. Пыль взметнулась столбом. Он вцепился руками в грубую ткань, чувствуя, как под пальцами рассыпается ветхая пенька, и в несколько резких движений вскарабкался наверх. С высоты в три человеческих роста открылся вид на все их хрупкое убежище: стальные громады, спящие фигурки экипажей, редкие островки тусклого света от фонарей или костров в жестянках.
Тишина ангара, прерываемая лишь храпом и каплями с крыши, обрушилась на него. За стенами все еще выла сирена арены, но здесь, наверху, звук был приглушенным, далеким, как вой зверя из другого мира. Он обхватил колени, уткнув подбородок в колени. Мысли, которые гнал от себя весь день, навалились тяжелым камнем.
Свобода. Слово, которое горело в них всех, как факел. Что оно значило здесь, за стеной? Не бескрайние поля и синее небо из детских книжек, а эти зловонные трущобы, эта промзона-кладбище, эта вечная погоня. Они сломали клетку, но вырвались в другой мир – мир, где их тоже ненавидят, боятся или просто хотят сдать за пайку. Мир, где нет места старым танкам и их экипажам. Где они – изгои, вне закона, дичь для охоты.
А что дальше? Проскочить через Средний район? А потом? Пересечь границу? И... что? Чужая страна, чужие законы, чужие лица. Жизнь в подполье вечно? Или медленное угасание в каком-нибудь заброшенном лесу? Мечты о доме, о тишине, о простом хлебе без страха – казались теперь наивными, детскими картинками.
Он сжал веки, пытаясь прогнать образы: лицо отца, такого же командира танка, но из другой эпохи, другой войны. Его жесткие руки, поправляющие фуражку. Его слова из детства: "Сын, главное – не подвести своих. Если друзья доверили б тебе, значит они верят в тебя"
Горло Натана сдавило. Он почувствовал невероятную тяжесть – тяжесть всех этих жизней, доверившихся его безумному плану побега. Фёдор, Альфонсо, эта плачущая девушка у Т-34, Дима на своем скоростном гробу... Они вырвались. Но выживут ли?
Сквозь стиснутые зубы, так тихо, что даже капли на крыше заглушали его голос, прорвался шепот, обращенный не в пустоту ангара, а куда-то дальше, сквозь время и расстояние, к тому строгому лицу на пожелтевшей фотокарточке:
– Я не подведу их, пап... Не подведу...
Он остался сидеть на мешках, маленькая темная фигурка на вершине пыльного острова, глядя в темноту ангара, где спали его люди – его ответственность, его последняя надежда и его величайший страх. За стеной выла сирена, напоминая, что обещания в этом мире даются не отцу, а самой Смерти, и она всегда требует расплаты