Первая трещина.
Иногда зло улыбается.
Оно прячется в знакомых лицах, живёт в шепчущихся голосах, в одобрительных взглядах, вежливых поклонах и фальшивом смехе, который раздаётся в коридорах школы. Его не отличишь сразу — оно маскируется под доброжелательность, под интерес, под дружбу. А когда ты наконец распознаешь его — оно уже внутри, прочно, как яд, пропитавший кожу.
Кан ДаЫль давно это поняла.
И, пожалуй, именно поэтому она не переносила понедельники.
Это не было банальным раздражением по поводу окончания выходных или началом занятий. Это было куда глубже — понедельник означал возвращение в мир лицемерия, в школу, где за улыбками скрывались острые зубы. Где каждый раз приходилось заново натягивать маску безразличия и собирать себя изнутри, словно после крушения. Там, где всё вокруг было шумным, ярким, и при этом — пугающе пустым.
Этим утром она проснулась раньше всех, как всегда. Свет ещё только просачивался сквозь шторы, наполняя комнату мягким серебром. Она сидела на краю кровати, медленно приходя в себя, чувствуя, как сердце будто уже знает — впереди снова понедельник.
Но когда она спустилась на кухню, её встретила сцена, от которой что-то дрогнуло внутри.
Аромат риса, кимчи и жареного тофу окутал её тонким облаком уюта. Мама суетилась у плиты в своём тёплом халате, а папа — впервые за долгое время — сидел за столом с газетой в руках. Он был дома. Они оба были дома.
Это был редкий момент. Обычно утро в доме проходило в тишине и спешке. Мама уходила ещё до рассвета, папа — чуть позже, но тоже раньше, чем ДаЫль успевала сказать им «доброе утро». В такие дни она завтракала одна, с телефоном в руках, слушая тиканье часов.
Но сегодня они были рядом. Вместе.
Пусть и ненадолго, пусть всего на несколько минут — но этого хватило, чтобы в ней зародилось странное чувство: не счастье, но нечто ему близкое. Тихое, тёплое. Почти забытое.
— Ты не опоздаешь? — спросила мама, не оборачиваясь, протягивая ей аккуратный ланчбокс, обёрнутый в светлую ткань.
— Нет, всё нормально, — тихо ответила ДаЫль, принимая коробку. Голос её звучал ровно, но в сердце отпечатался этот миг — запах еды, шелест страниц, тепло домашнего утра.
⸻
Школьное здание встретило её привычным гулом голосов, звонком, топотом ног, перекличкой сплетен. Всё шло, как обычно: громко, суетливо, утомительно.
Но в одно мгновение всё стихло.
Он вошёл.
Гым Сон Джэ.
Как тень, ставшая реальной, он перешагнул порог холла — и весь шум будто бы сжался, приглушился, исчез. Его шаги не были громкими, но в них чувствовалась неотвратимость, как у прилива: спокойные, но беспощадные. В его походке, в осанке, во взгляде не было ни показной силы, ни театральной угрозы — он просто был. И этого было достаточно, чтобы в воздухе повисла напряжённая тишина.
Ученики расступались. Кто-то отворачивался, кто-то делал вид, что завязан в разговор. Даже учителя избегали встречаться с ним взглядом. Он не просил внимания — он отнимал его. Без усилий.
Кан ДаЫль стояла в стороне, наблюдая.
Она видела его и раньше — мельком, на расстоянии, слышала разговоры, сплетни, предостережения. Но сегодня... сегодня он прошёл рядом.
И в этот момент их взгляды пересеклись.
Никакой магии, никаких громких эффектов — просто взгляд. Но в этом взгляде было всё: тьма, сила, боль, опасность. В нём было что-то, от чего сердце невольно сбилось с ритма.
Она не почувствовала страха. Нет. То, что сжалось в груди, было другим.
«Он... опасный. Это ясно. Но почему я не могу отвести глаза?»
Что-то внутри неё будто шевельнулось, как дремлющее предчувствие. Тихое. Тягучее. Необъяснимое. Как будто её мир, выстроенный из осторожности и осторожного одиночества, только что получил первую трещину.
И эта трещина вела прямо к нему.