Глава вторая
Колин
Моя машина была очень старой. Внешне она не подходила под мой образ жизни и Дилан постоянно удивлялся моему стремлению сохранить в ней жизнь. Она была намного старше меня, но я купил ее на свои первые деньги в семнадцать лет и с тех пор с гордостью разъезжаю на ней по городу. Это похоже на первую любовь: ты влюбляешься беспамятства, боготворишь ее, но в какой-то момент ваши пути расходятся, а отпустить никак не получается.
Я бы мог позволить себе купить что-то более надежное, но тогда мне придется навсегда позабыть о своей малышке. Не могу поступить так с машиной, которая служила мне не только средством передвижения, но и домом в чрезвычайные моменты. Заезжая на территорию родительского дома, я поймал себя на мысли, что сюда она тоже никак не вписывается. Остановившись возле ворот, я слегка наклоняюсь вперед, рассматривая прежнюю картину.
Лужайка перед домой ровно подстрижена, повсюду расположены мамины клумбы, которые нисколько не изменились с моего последнего визита. Чего только здесь нет, мне и целого дня не хватит, чтобы перечислить все растения. Взять хотя бы розы. Мама выращивает их уже много лет, а теперь к ним добавились и другие виды. Потом мой взгляд устремляется на левую сторону от дома, туда, где тянется гравийная дорожка в небольшой парк. Там есть фонтан, и установлен шатер, в котором мы с сестрами в детстве устраивали пикники или отдыхали во время каникул, когда стали постарше. Каждая деталь напоминает мне о том, что когда-то было таким замечательным, но в один момент разрушилось, ударившись об глупые обстоятельства.
Это причиняет такую боль, что на мгновение я замираю и смотрю в одну точку, совершенно не замечая происходящего вокруг. Я приезжаю сюда три раза в год в один и тот же месяц, в остальное время я и близко не приближаюсь к этому месту.
— Колин, — говорит голос рядом со мной. Я вздрагиваю и поворачиваюсь на звук, обнаружив знакомое дружелюбное лицо. Его улыбка, озарившая постаревшие и слегка уставшие глаза, заставила меня наконец вздохнуть нормально.
Не могу поверить, он так сильно изменился. С нашей последней встречи его волосы стали еще более седыми, на лице залегли глубокие морщины, а тело словно иссохло. Кожа на руках растянулась и обвисла, хотя еще полгода назад он был в отличной форме. Что-то здесь не так.
Я вылезаю из машины, попутно хватаю подарочный пакет с книгами, и без слов прижимаю к себе мужчину, хлопая его по хрупким плечам. Он хрипло смеется.
— Рад вас видеть, мистер Эл, — сказал я, отстранившись.
— Слышал, ты вернулся сегодня рано утром. Каково же оно, быть таким знаменитым и объездить всю Америку?
Я улыбаюсь, чувствуя, как шею обдает жаром. Я так и не привык к похвале, а может быть, это просто необоснованная сдержанность. Прошло не так много времени с внезапной славы, обрушившийся на наши жизни. Но она довольно стремительно закрутила нас в этот увлекательный водоворот событий, и мы были в полном восторге.
— Замечательно!
— Здорово, здорово. А ты, смотрю, остался таким же немногословным. — С минуту мы смотрит друг на друга в полном молчании, и эта тишина восполняет огромный пробел. Она снова и снова заставляет меня прокручивать в памяти каждый мой приезд в этот дом, который еще никогда не заканчивался хорошо. Мистер Эл был единственным человеком, принимавшим меня таким, каким я на самом деле являлся. А ведь я никогда не строил из себя другого человека, тем, кем хотел видеть меня отец. Я принял от этого старика больше, чем от родного папы. Что-то действительно не меняется, я и вправду немногословен, но это не значит, что я не слышу и не могу говорить.
Во всяком случае, я отлично умею петь и могу видеть то, что дано не каждому человеку.
— Твой отец дома, Колин. Он не ожидает, что ты войдешь в эту дверь, — медленно тянет мужчина, указывая на самое дальнее окно в доме. Я тяжело сглатываю и с усилием натягивая улыбку.
— Я знаю, но мой визит совершенно с ним не связан. Мне просто нужно увидеть сестер и маму.
— Ты в порядке? — спрашивает мистер Эл. Его шершавая ладонь ложится на мое щеку, и он едва заметно хлопает по ней, будто пытается привести меня в чувство. На самом деле, этот приезд не похож на прошлые разы. Я только что вернулся из тура и меня переполняют эмоции, о которых я собираюсь поведать сестрам, если они захотят послушать. А еще я привез им кучу различных сувениров, от которых нет никакого толка, но я все время думал о них, об этой части своей семьи. Любящей семьи.
— В полном. Все отлично. Так, девочки дома?
— Да, и они жутко по тебе скучали. Иногда я нахожу миссис Вуд в твоей комнате плачущей. Сердце твоей матери до сих пор разбито, Колин.
Прошло четыре года, мам, думаю я.
И неожиданно она появляется на крыльце. Ее глаза быстро находят меня, рука непроизвольно прижимается к груди. Иногда я совсем не понимаю, каким образом эта необыкновенная и красивая женщина вышла замуж за моего отца? Они никогда не подходили друг другу.
— Мама...– шепчу я, ноги сами несут меня к ней. Она стремглав спускается по лестнице, ее длинное шифоновое платье струится позади из-за ветра. Подходя ближе, я замечаю слезы, забившиеся в ее глазах и не удержавшись, обрушиваюсь на нее как самый настоящий маленький ребенок. — Мама.
Ее всхлипывания что-то пошатывают внутри меня. Мягкие материнские руки обхватывают мою шею, гладят по волосам, губы целуют мои щеки и все это повторяется несколько раз, пока она не отпускает меня, чтобы посмотреть в глаза. Я вижу в них невообразимую печаль и мне кажется, что я единственный ребенок, который когда-то появился в ее жизни.
Однажды она сказала мне, что я достался ей с большим трудом. Она едва не умерла во время родов, и я должен был последовать за ней. Поэтому ее любовь была особенной. Мама оберегала меня даже тогда, когда я находился за тысячу километров от города, не говоря уже о том, что я не жил в родительском доме уже несколько лет.
Шесть месяцев — огромный срок. Обычно я встречался с сестрами и мамой хотя бы раз в неделю или сталкивался случайно, но в этот раз я не видел их слишком долго. Моя тоска достигла достаточно высокого предела, чтобы я изнывал от нехватки присутствия собственной семьи. Нет, я не обладал нежностью, но я уважал, дорожил и ценил время, проведенное с ними. К сожалению, это уже давно не относится к отцу.
— Мальчик мой, — плачет мама, рассматривая меня во все глаза. — Как ты изменился.
— Ничего, мама. Я все тот же Колин, что был и раньше.
Я улыбаюсь. Она решительно качает головой и даже смеется, несмотря на слезы. В этот момент я уверяюсь — моя любимая мама, возможно, счастлива.
— Почему ты не предупредил меня?
— Хотелось сделать сюрприз.
— Но ты же знаешь, с твоим отцом эти трюки не проходят.
— Мам, — я мягко хватаю ее за плечи, — мне наплевать на это. Я приезжаю к тебе и девочкам, остальное не важно.
Не удержавшись, она снова обнимает меня и выдыхает всю тяжесть, скопившуюся внутри ее сердца. Оно хранит в себе слишком много плохого, и я все больше беспокоюсь за ее ментальное состояние. Я знаю, как сложно жить с таким человеком, как Джек Вуд.
— Я заехал всего на пару часов, но потом вы можете поехать со мной в бар «У Райли». Мы с ребятами выступаем там бесплатно.
— Два часа? — ее огорченный тон убивает меня. — Это так мало, Колин. Может быть, ребята смогут выступить без тебя?
— Дело не в выступлении, мам. И тебе об этом известно.
Она печально кивает, и мы медленно идем в дом. Я больше не нервничаю, когда приезжаю сюда. Хочется в это верить, однако, когда я вхожу в шикарную прихожую, по которой когда-то ходил сам, все мое тело сжимается в один огромный комок нервов. Мама проходит дальше в гостиную, а я осматриваюсь, надеясь сохранить внутри только самые лучшие воспоминания.
Правда? Тогда почему ты видишь капли крови на этом кремовом кафельном полу и лестнице? Почему ты видишь черный цвет перед глазами, если твой любимый — лавандовый?
— Черт. — Я сжимаю пальцы в кулак и закрываю глаза.
Все нормально, это просто неудачное воспоминание. Иди вперед, Колин. Иди за своей мамой и поздоровайся с девочками.
— Боже мой, ты и правда здесь.
Я оборачиваюсь. Маленькая Эмилия Вуд улыбается мне и качает головой. Она не плачет, как обычно это делают мама и Валери, и это говорить о том, что в этом доме есть еще один человек, умеющий противостоять отцу. К ней я рвался больше всего.
— С днем рождения, Эми. Прости, я не смог приехать пораньше, — говорю я, пожимая плечами. Она подходит ко мне и обнимает за талию, положив голову на мою грудь. От ее тепла становится уютно и хорошо. Я прижимаю сестренку к себе и поражаюсь, насколько взрослой стала эта девочка. Ей было двенадцать, когда я ушел из дома, но уже тогда я понимал, что Эмилия похожа на меня. Впрочем, как и наш отец. Мы похожи на него, именно поэтому столкновения были подобны ядерной войне.
— Замолчи, я рада, что ты вообще приехал. Хотя я совсем этого не ждала. — Она сжимает меня в своим крепким девичьих объятиях. Я глупо треплю ее по волосам, взъерошив строго уложенную прическу.
— Вот, — я достаю из пакета стопку книг из пакета и вручаю ей с короткой поздравительной песней. Пою я тихо, чтобы было слышно только нам обоим. Даже шепот доставляет мне удовольствие, а Эми восхищенно смеется, кружась и прижимая к себе книги. — Я люблю тебя, детка.
— И я тебя, Колин. Бог ты мой, это же подарочное издание Джейн Остен! — она громко визжит и подпрыгивает на месте. Не могу сдержать улыбки. Эми действительно сумела сохранить свет внутри себя, несмотря на нашу разрушившуюся семью.
— Рад, что тебе нравится. Как ты отпраздновала?
— Да разве я праздную свое день рождения? Папа устроил настоящий светский вечер, созвав половину города. Это просто глупость какая-то. Он и слышать не хотел возражений, но потом я сбежала вместе с Кайденом, и мы всю ночь шатались по городу.
— Сбежала?
Она слегка осеклась. Улыбка слетела с ее губ. Эми невольно приподняла руку, чтобы заправить за ухо упавшую прядку волос и мне совершенно случался открылся вид на темное пятно на внутренней стороне ее плеча. Я мигом остановил сестренку и вперился взглядом в этот чертов синяк.
— Колин, отпусти меня немедленно! — прошипела она, одернув руку. Что за чертовщина? — Ты этого не видел, слышишь меня?
— Что он сделал, Эмилия?
— Я сама виновата. Я ослушалась его. Не захотела следовать его указаниям и получила по заслугам. Сбежала из дома, понимаешь? Я никогда так не поступала.
— Нет, черт возьми. Не говори мне об этой ерунде.
— Говорю же, я сама ви...
— Ты ребенок, Эми. Ты не виновата, что наш отец больной ублюдок.
Я вижу это. Вижу, как ее губы начинают дрожать. В следующий момент она разворачивается и уходит в гостиную, и я следую за ней, не останавливая сестру, потому что не хочу видеть ее слезы. Только не ее. Это говорит только об одном — ее стержень медленно прогибается под напором отца. Он будет медленно убивать тебя до тех пор, пока человек просто не сдастся.
У камина я вижу маму. Эмили проскальзывают мимо дивана и усаживается в одно из кресел. Не знаю, что именно случилось, но все изменилось в этой атмосфере. Еще двадцать минут назад мне казалось, что все стало другим, а теперь я уверяюсь в обратном. Что-то происходит в этом доме, и никто не хочет говорить об этом.
— Где Валери? — спрашиваю я, обращая внимания на себя. Две пары женских глаз устремляются на меня с одной и той же эмоцией. Страх.
Порой мне хочется, чтобы вместе сестер у меня были братья. Хотя я не могу утверждать, что парни смогли бы быть сильными. По крайней мере, мама была бы под мужской защитой, а раз уж их нет, я постоянно нахожусь под напряжением, думая о женской половине своей семьи.
— Где Валери? — спрашиваю я громче.
— Валери у себя в комнате, она плохо себя чувствует, — отвечает мама и тотчас подходит ко мне, когда я разворачиваюсь в сторону лестницы. Она берет меня за локоть и молча качает головой. — Он там, в одной из комнат. Не стоит туда ходить. Ничего не случилось.
— Что тут происходит, мам? Почему у Эми синяк, а Валери плохо себя чувствует? Просто скажи мне, что, черт возьми, происходит в этом доме?
Я чувствую, как ярость охватывает каждую клеточку моего тела, пока я смотрю на маму. Видимо, за время моего отсутствия здесь все изменилось. Они никогда не расскажут мне об этом, но я всегда смогу увидеть это наглядно. Когда-то я сказал маме и девочка, что, если в доме начнут происходить ненормальные вещи, я заберу их всех и у меня будет возможность обеспечить их до конца жизни. Я стремился к этому с тех пор, как осознал свой талант и применил его в действие. В детстве я делал это ради удовольствия, но теперь к этому прибавилась другая цель.
— Колин, пожалуйста, успокойся. С нами все в порядке.
— Зачем ты обманываешь себя? — строго говорю я, оглушая их обоих этими словами. Эми вздрагивает, захлопывает книгу и подходит ко мне. Теперь она не скрывает своих красных глаз.
— Да, мам, зачем ты обманываешь себя?
— Эмилия! — восклицает она. Будто только что предала ее. Почему мама все еще заступается за отца?
— Что? — беспристрастно говорит сестренка с ужасно опустошенным взглядом. Я и не думал, что ее эмоции могут так быстро меняться. Или она просто научилась контролировать их? — Мама, я больше не могу. И Валери тоже не сможет.
После этого я срываюсь с места и бегу на второй этаж, не обращая внимания на крики матери. Пожалуйста, пусть с ней все будет в порядке. Эти слова крутятся в голове, словно мантра и я начинаю шепотом повторять их, пока иду по длинному светлому коридору в сторону комнаты своей сестры. Остановившись перед ее дверью, я прислушиваюсь к тишине на той стороне и мне невольно становится не по себе.
Тишина окрашивается в темные оттенки. Я не люблю ни эти цвета, ни эмоции, которые чувствую внутри. Прямо сейчас я хочу прикоснуться к клавишам на фортепиано и заиграть мелодию, чтобы видеть что-нибудь теплое. Что-нибудь, что заставило бы холод внутри сердца исчезнуть. Я бы с удовольствием забыл о существовании прошлой жизни, но если забыть о нем, то, значит, навсегда вычеркнуть из головы маму и сестер.
Ты должен забрать их!
Я стучу по двери несколько раз. В ответ — тишина. Тогда я дергаю ручку, но она не поддается.
— Валери, открой дверь! — кричу я, надеясь, что она услышит меня.
Позади меня стоит мама. Я вопросительно смотрю на нее.
— Валери! Открывай эту дверь, иначе я снесу ее к чертовой матери!
— Колин? — едва слышно раздается с той стороны. — Что ты здесь делаешь?
— Я хочу видеть тебя прямо сейчас, — говорю я с напором и дергаю дверь. Она трясется, но никак не хочет поддаваться. Слышу, как она подставляет что-то под нее, отчего я больше не могу дергать ручкой. Конечно, она пытается скрыться от меня, потому что им всем известно — я не смогу контролировать себя.
— Уходи, прошу тебя. Я плохо себя чувствую, но это пройдет, обещаю.
— Я тебе не верю, Валери...
— Вы только посмотрите, какие люди пожаловали.
Я мгновенно закрываю глаза и делаю медленный вдох, после чего сжимаю кулаки и выдыхаю. Мне очень хочется сохранить все свое самообладание, но даже его противный голос выводит меня из себя. Обернувшись к отцу, я встречаю его самодовольное лицо и ухмылку, и меня тотчас посещает желание стереть ее с него.
— Что ты с ними делаешь? — грозно взревел я.
— Ты не можешь просто так заявиться в мой дом, мальчик.
Я делаю шаг к нему навстречу, как вдруг мама становится передо мной и останавливает, положив руки на мою грудь. Эми стоит неподалеку и со страхом наблюдает за мной. Папа выглядит так, будто ничего плохого в этой жизни не произошло. Мне даже кажется, что он смотрит на меня, но нисколько не видит. Или просто не хочет видеть. Боже мой, а ведь когда-то я хотел равняться на него, хотел быть похожим на него.
— Ты сделал это со мной. Нет, ты делал это со мной много лет. И я выдержал все. Вопрос только в том, смогут ли также девочки? Господи, Эми всего шестнадцать лет. Чего ты от нее ожидаешь?
— Мерзкий поганец, какого черта ты позволяешь себе говорить со мной в таком тоне? — кричит отец и точно также сжимает кулаки. На меня сразу накатывают воспоминания. Их так много, что я не сразу могу вернуться в реальность. В висках пульсирует от боли, в груди что-то отчаянно стреляет и все, чего мне хочется — это ударить его. Ударить так сильно, чтобы его мозги наконец встали на место.
— Валери! — я принимаюсь колотить по двери и дергаюсь ща ручку что есть мочи. — Открывай!
— Колин, не нужно. Пожалуйста, прекрати это!
Я отчетливо слышу ее плачь. Я даже могу видеть, как горько она плачет, держась за последние остатки здравого смысла. Вдруг меня пронзает осознание — Валери отважная. Если бы она не плакала, я бы воспринял это как проигрыш. Подумал бы, что она соглашается на все, что требует от нее отец.
— Валери, милая, — начинает Эми, подходя ко мне. Она аккуратно кладет руку на дверь и прислоняется к ней лбом. — Хватит бояться... Господи, Колин!
Я вздрагиваю, когда отец толкает меня в стену. Ноги путаются между собой и не удержав равновесие я падаю на пол, упираясь в него руками.
— Папа, прекрати! — кричит сестренка, когда он идет на меня. Я вскакиваю с пола и отталкиваю его от себя. Он сильнее, но мне больше не семнадцать лет. Однажды я уже ударил его в лицо, и это был единственный раз, когда я по-настоящему разозлился и испугался. Папа был ужасным человеком, я понял это еще будучи подростком, но мама с детства прививала мне уважение. Потому я не могу больше поднимать на него руку.
Хотя уверенности было слишком мало.
Папа хватает меня за ворот рубашки. Едва он заносит кулак в сторону, я наклоняюсь вниз, ныряю под его руки и заламываю их сзади, придавливая мужчину к стене.
— Какого хрена ты творишь, больной ублюдок?
До меня доносится запах алкоголя. Я чуть приближаюсь к его лицу и кривлюсь от аромата, которым он одаривает от меня.
— Колин. Колин!
Я смотрю вперед. Валери подбегает ко мне, обхватывает мою руку своей маленькой ладошкой и смотрит прямо в глаза.
Господи, Валери. Моя маленькая сестренка.
Хочу закрыть глаза. Хочу отвернуться от нее и не видеть этот ужас. Хочу просто сбежать из этого дома. Но я не могу. Я могу лишь смотреть на свою сестру и поражаться ужасу, происходящему в наших жизнях. Огромный кровоподтек красуется на левой стороне ее щеки, глаз слегка затек и весь синел. Губа треснула. Валери заклеила ее лейкопластырем, но он полностью пропитался кровью, так что никакого толку от него нет. А ее руки — маленькие худые руки — были покрыты следами от его пальцев. Мне достаточно было одной минуты, чтобы сопоставить множество различных обстоятельств и понять одну очень важную вещь.
— Как же я тебя ненавижу! — кричу я на отца и со всей силы ударяю его тело об стену. — Ты все всегда портишь! Боже, ты же реально больной на всю голову!
Я снова и снова ударяю его, все мое тело трясется от гнева и ярости. Кто-то пытается оттащить меня от него, но я не поддаюсь и кидаю отца на пол. И наконец вижу — он боится меня. В чего глазах читается самый настоящий страх. Я рывком наклоняюсь к нему, хватаю за подбородок, сжимая его что есть мочи и почти замахиваюсь, чтобы как следует ударить его, когда женская рука отталкивает меня назад.
— Остановись. Остановись, Колин! Он же пьян! Это не папа сделал, я все объясню, пожалуйста, прекрати!
Я глубоко и часто дышу, глядя на него. Он повторяет за мной, руки лежат по обе стороны от его головы. Последний раз, когда мы так пристально смотрели друг на друга, выдался таким же ужасным. Сейчас он и впрямь боится меня, хотя до сего момента такого не происходило. Это останавливает меня, но злость внутри продолжает бушевать, подобно шторму. Я поднимаюсь на ноги и оглядываясь по сторонам, замечая девочек.
— С возвращением, Колин, — бурчу я про себя. — Собирай вещи, Валери.
Она трясется при упоминании своего имени. Пока мне сложно смотреть на нее, поэтому я гляжу на Эми и маму.
— Вы тоже. Даю вам пятнадцать минут. Если кто-нибудь из вас не выйдет, я не смогу этого не понять. Честное слово, я подумаю, что вы такие же больные, как и он.
Я прохожу мимо них, едва не толкая, сбегаю вниз по лестнице и врываюсь на улицу. Свежий прохладный воздух бьет мне прямо в лицо и приводит немного в себя. Я бреду по каменной дороже, а сердце в груди стучит как ненормальное, тепло трясется так, что готово разорваться на части. С трудом превозмогаю желаю упасть на колени и завыть от горя, и добираюсь до машины.
— Я слышал крики, — замечает мистер Эл, когда я прохожу мимо него. Сначала я захлопаю дверь и пару минут сижу с закрытыми глазами, пытаясь совладать с собой, после чего позволяю мужчине проскользнуть внутрь и усесться рядом со мной.
— Он бьет их. Вы знали об этом?
Я мог и не спрашивать его о таком. Мистер Эл, уверен, догадывался об этом еще с тех времен, когда я жил здесь.
— По-хорошему, я бы велел тебе забрать девочек. Но Лилиан ни за что не уедет отсюда.
Я поворачиваюсь к нему.
— Почему вы так решили?
— Лилиан — жена мэра.
— Это ничего не значит, — фыркаю я, чувствуя, как горлу подкатывает противный ком.
— Люди уважают его, и каким бы отвратительным человеком он не был, Джек делает хорошие вещи для своего города.
— Зато он медленно убивает свою семью. Должность мэра лишь прибавила в нем гадости. Папа слетел с катушек и это факт. Потребность контролировать все и вся глубоко в нем засела. Это погубит их. Зачем вы работаете здесь, мистер Эл.
— Разве я когда-нибудь говорил, что делаю это потому что хочу?
Я молча пожимаю плечами.
— Моя жена больна, Колин, а твой отец платит мне хорошие деньги. Я могу оплачивать все, что необходимо для нас с женой.
— Что? — глухо произношу я, не веря своим ушам. — Мне очень жаль. Что случилось?
— Лейкемия.
— Почему вы не сказали мне? Я звонил вам регулярно!
— Ты молод и проживаешь лучшее время, Колин. Я не хотел тревожить тебя нашими проблемами.
— Знаете, мистер Эл, вы мне намного больше семья, чем то, что я имею в реальной жизни. Я обязательно навещу вас в ближайшее время, хотите вы этого нет.
Он кивает и хлопает меня по плечу. Следующие минуты мы сидим в полном молчании в ожидании моей мамы и сестер. Я не думал, что за время моего отсутствия изменится так много вещей.
Свет на веранде включается и быстро выключается. Я вижу три маленькие фигурки, спешащие к машине и выскакиваю из нее, встречая их. Валери бросается ко мне и рыдая, обнимает, кидая сумку к моим ногам. Она шипит от боли, слегка отстраняется, зажмуриваясь, затем снова льнет ко мне, словно мечтала об этом все время. Я пытаюсь успокоить ее, но сестра, кажется, зашлась в настоящей истерике и трясется, как осиновый лист то ли от холодного ветра, то ли от страха.
Я без слов усаживаю ее на заднее сиденье. Она полностью укладывается на него от бессилия и закрывает глаза. Положив сумку в багажник, я поворачиваюсь к маме и Эми с выжидающим выражением лица.
— Почему вы без ничего?
— Я не смогу, Колин. Прости меня, но я не могу так поступить с ним, — отвечает мама.
— Ну, конечно, — я мрачно смеюсь, глядя на нее. — Поступить так не сможешь, но жизнь свою губить — это в легкую. Ты терпишь это большую часть своей жизни, мама, и ни разу не получила ничего хорошего в свой адрес. Поверить не могу, что ты продолжаешь жить с этим...
— Колин, это мой выбор, но ты мой сын...
— Мы все твои дети, однако это ничего не меняет, — я грузно выдыхаю и жестко тру лицо. — Хотел бы я понять тебя, мам, но раз уж ты делаешь такой выбор, то так тому и быть. А ты, Эми? Ты поедешь со мной?
Она пожимает плечами. Я вижу в ее глазах желание сорваться с места и бежать без оглядки, но что-то останавливает ее. Эми смотрит то на маму, то на меня и эта дилемма, кажется, разрывает ее на части. Ей едва исполнилось шестнадцать, видимо, она хочет быть рядом с мамой. Я хотел бы уговорить сестру поехать со мной, но не имею права выбирать за нее. Она достаточно взрослая, чтобы принимать решения.
— Я не могу, — коротко отвечает она.
— Почему?
Больше Эми ничего не говорит. Она уходит прочь даже не оглядываясь, а мама следует за ней, снова оставляя меня без веских причин. Мистер Эл исчез. Я сажусь в машину с огромной дыркой в сердце и несколько раз отчаянно бью кулаками по рулю, проклиная своего отца за все, что он нам сделал.
— Эми не оставит маму одну. Она так и сказала. Либо уеду я, либо она.
— А мама оставила бы вас одних, если бы папа решил уехать. Любовь к этому уроду сильнее, чем к нам, Валери. Давно пора было понять.
— Я знаю, — рыдает она. — Но мне хотелось верить, что мама сможет увидеть его настоящее лицо. Эми просто слишком наивна.
— Она ребенок.
— Сильный ребенок. Придет время, она сама попросит увезти ее, Колин. А пока увези меня, я не выдержу и секунды в этом дерьмовом месте. Я ненавижу его за то, что он позволил всему случиться.
Я зажигаю двигатель и уезжаю из родительского дома.
В свой музыкальный сон, где могу спокойно дышать.