Проданная Тьме [18+] «Связанные тёмными узами» Мафия

В ночи, где страх дрожит на стенах,
И шепчут тени про беду,
В огне чужих и в крови плена
Судьба плетёт свою строку.

Он шёл, неся в глазах отчаянье,
Сквозь гул шагов, сквозь боль и дым,
Где месть — не право, а признанье,
И выбор — жить или быть мертвым.

Она — как тишина сломавшись,
Уснула в доме, где нет снов,
В его объятьях, не сдавшись,
А доверившись без слов.

Не плакал он — ведь камень плакать
Не может, даже если мрёт.
Но в этот раз... в молчаньи знака
Его душа нашла оплот.

И тьма осталась за порогом,
Где враг падёт, неся вину.
А в этой комнате без Бога
Он стал собой... наедину.
_________________________________

Мотор машины гудел низко, как ворчание раненого зверя. Кахраман сидел на переднем сиденье, упершись локтями в колени, и смотрел вперёд сквозь лобовое стекло, будто бы мог разглядеть в темноте ответы. В салоне было тихо, только хриплое дыхание Эмре и лёгкий щелчок чёток в руке Явуза нарушали тишину. Они уехали с того склада, оставив за собой пустоту и тревогу. Кровавый кулон Хаят всё ещё лежал в ладони Кахрамана, его цепочка была запутана между пальцами. Тяжесть этой безделушки весила больше, чем все его грехи вместе взятые.

Машина мчалась по ночному городу, а внутри него бушевала буря. С каждой минутой, с каждым поворотом дороги его ярость превращалась в ледяную решимость. Он не кричал. Не швырял вещи. Это было уже за гранью. Всё его существо стало оружием. Холодным, точным, безжалостным. Его мысли вертелись в одном направлении — найти её. Неважно, где. Неважно, кто встанет на пути. Он перевернёт каждый камень, допросит каждого, кто хоть раз смотрел в её сторону. Он сотрёт с лица земли тех, кто осмелился прикоснуться к ней.

— Есть кое-что, — вдруг пробормотал Эмре, глядя на экран планшета. — Мы не заметили раньше. Запись с камеры возле старого тоннеля, буквально за несколько метров от склада. Здесь... — он увеличил кадр. — Вон тот мужчина. Видишь, как он выбрасывает какой-то пакет? Он нервничает. Слишком суетлив для обычного мусорщика.

Кахраман молча перегнулся вперёд и всмотрелся в изображение. Мужчина в тёмной куртке, с бородой, шапкой натянутой до бровей. Действительно, не мусор выбрасывал, а словно избавлялся от чего-то. Как будто хотел, чтобы это исчезло.

— Найдите его, — выдохнул Кахраман. — Прямо сейчас. Найдите, и пусть он расскажет всё, что знает. По-быстрому или с болью — не важно.

Спустя двадцать минут один из людей Кахрамана сообщил: мужчина найден. Работает сторожем на стройке через дорогу. Его уже везут в подвал, который служил местом допросов для тех, кто не понимал с первого раза.

Кахраман вошёл в комнату, как буря. Мужчина, крепко связанный к стулу, дрожал, будто лист. Запах пота, страха и дешёвого алкоголя наполнял помещение. Эмре стоял рядом, в руке — нож, но не использовал его. Пока.

— У тебя есть минута, чтобы рассказать, что ты выбросил у склада, — сказал Кахраман тихо. Так тихо, что казалось — ещё секунда, и тишина обернётся криком.

— Это был... это просто... одежда! Просто тряпки! Старые вещи!

Щека Кахрамана дёрнулась. Он не верил. Ни одному слову. Подошёл ближе. Приблизился вплотную. Его глаза были как ледяные капканы.

— Какого цвета?

— Что?

— Одежда. Цвет.

— Я... я не помню. Тёмная, может быть... красная... или чёрная...

Щёлк.

Кахраман вытащил телефон. На экране — фотография Хаят, сделанная до свадьбы, в красной тунике, на фоне пианино. Её глаза сияли, губы были приоткрыты, словно она вот-вот что-то скажет. Он показал фото.

— Такая?

Мужчина побледнел.

— Я... я не знал! Мне велели! Я просто убираю там по ночам... Один парень сказал выбросить, заплатил... Я не открывал! Клянусь!

Эмре шагнул вперёд.

— Кто он? Где он?

— Не знаю имени! Только лицо помню. Он... у него на руке была татуировка. Пламя. И... и шрам на шее. Глубокий. Как будто его резали.

Кахраман обменялся взглядом с Явузом. Он знал, кто это. Старый пёс Джавида. Один из тех, кто когда-то ушёл в подполье. И если он рядом, значит, и Дживад где-то рядом.

В пакете, который тот выбросил, действительно были вещи Хаят. Её платок. Её кофта. В крови. Они уже почти засохли, но запах... запах боли всё ещё витал в ткани.

Кахраман взял их в руки. Как святыню. И в этот момент что-то внутри сломалось. Как тонкий сосуд. Он не закричал. Не выругался. Только опустил голову и прошептал:

— Мы рядом... Я чувствую это.

Он встал.

— Я хочу каждого. Кто связан с ним. Каждую старую нору, где могли укрыться. Список всех мест, которые он когда-либо использовал. Звони нашим в Анкару, Стамбул и на побережье. Эта тварь не сможет спрятаться даже под землёй.

И снова — машина. И снова — ночь. Но теперь в его сердце что-то дрогнуло. Как будто её дыхание пронеслось мимо него. Как будто её боль, наконец, догнала его. И он поклялся — не просто спасти её. Нет. Он вернёт Хаят. Вернёт в свои руки. А потом... заставит этот мир гореть. За каждую её слезу. За каждый её крик. За каждую каплю крови.

Гудение моторов стихло, как только внедорожники остановились у обочины старого заброшенного здания. Утро было пасмурным — небо нависло низко, серое, будто само чувствовало тяжесть этого дня. Кахраман вышел из машины первым. Он не спал уже двое суток, но на нём это никак не отражалось — движения всё такие же точные, взгляд цепкий, шаг уверенный.

Каждая минута была на вес золота, и он чувствовал, что приближается. Он не мог этого объяснить, но нутром знал: Хаят где-то близко. Чутьё, холодное и упрямое, не отпускало. Его люди разошлись по зданию, а он сам направился к полуразвалившемуся коридору, в котором стоял стойкий запах машинного масла и гари.

Он шёл медленно, выискивая глазами хоть что-то. Любую деталь. На полу валялись обрывки бумаги, гвозди, какие-то пластиковые обломки. Всё — мусор, всё — пустое. Он уже хотел пройти мимо, когда вдруг его взгляд зацепился за нечто, едва видимое — клочок бумаги, будто специально вмятый между трубами у основания стены.

Кахраман присел, пальцы сжались на грязной бумаге, разворачивая её. Мятая, местами запачканная, но на ней явно был написан адрес. Почерк был неровный, почти срывающийся. Он читал строки, и по его позвоночнику прошёл холод.

— Это... — пробормотал он.

Он выпрямился, уже готовый скомандовать, как вдруг под его ногами хрустнуло что-то пластиковое. Он опустил взгляд — телефон. Разбитый, словно кто-то бросил его об стену, но экран всё ещё тускло светился. Кахраман быстро поднял его, щёлкнул кнопкой. Экран дрожал, но работал. Ни блокировки, ни пароля — просто открытое меню. Последний входящий звонок — за пятнадцать минут до того, как они прибыли.

— Нашёл что-то? — окликнул один из его людей.

Кахраман молча показал бумагу и телефон. У него внутри уже всё гудело — было ощущение, будто он держит в руках настоящий ключ. Адрес на бумаге — район на окраине, где почти никто не жил. Заброшенные постройки, старые склады, мусорные полигоны и автосервисы, о которых все забыли. Он слишком хорошо знал такие места. Там можно спрятать всё — и живое, и мёртвое.

Он вернулся к машине, передавая бумагу одному из охранников:

— Этот адрес. Едем туда. — Его голос был резким, почти металлическим. — Без сирен. Полная тишина. Если это ловушка — я хочу, чтобы они не услышали нас раньше времени.

Он снова взглянул на разбитый экран телефона. На нём мигало уведомление о пропущенной видеозаписи. Он открыл её, и экран замер. Лицо. Не Хаят — другой мужчина. Бледный, с кривой ухмылкой, говорящий что-то на турецком. Звук был искажён, но за спиной — кирпичная стена с потёками влаги, и... тень. Тень, похожая на женскую фигуру. Она двигалась. Пыталась.

Кахраман зажмурился на мгновение. Всё внутри него сжалось. Он больше не мог просто ждать. Не мог сдерживаться. Он уже не чувствовал усталости. Только огонь. Холодный, выжигающий изнутри.

— Мы едем. Сейчас. — повторил он. — Это её след. Мы почти там.

Моторы загудели. Колонна снова тронулась, вгрызаясь в асфальт. И в этот раз, Кахраман знал — их приближение не будет тихим.

Моторы загудели, и колонна машин вновь тронулась, несущаяся по пустынной дороге, с каждым метром приближаясь к той точке, где, как он чувствовал, скрыта его цель. Кахраман сидел в своём внедорожнике, не отрывая взгляда от телефона. Экран продолжал дрожать, но его внимание было приковано к последнему кадру. Он не мог позволить себе упасть в панику, но внутри него всё переворачивалось. Этот мужчина на видео... тот, что с ухмылкой, с искажённым лицом — он был знаком. Где-то в глубинах памяти Кахраман чувствовал, что видел его раньше. Всё это было не случайно.

Один из его людей, сидящий рядом, заметил его молчание.

— Ты что-то понял, босс?

Кахраман сжал челюсти и медленно положил телефон на сиденье. Он взглянул в окно, словно надеясь, что ответ найдёт сама тишина за стеклом.

— Этот парень на видео. Он один из старых врагов. И они знают, что мы идём. — его голос был напряжён, едва сдерживаемый. — Я не могу ошибаться. Это ловушка.

Его люди молча кивнули, поняв, что задача теперь не просто в том, чтобы найти Хаят. Задача заключалась в том, чтобы уничтожить всё, что стояло между ним и тем, кто пытался её забрать.

Время тянулось медленно, как старая лента киноплёнки, но Кахраман ощущал, что ещё несколько минут, и они будут там. Он закрывал глаза, представляя, как они подъезжают к этому месту. Заброшенные склады, забытые людьми, но полные тайн. Место, которое всегда служило укрытием для тех, кто хотел исчезнуть.

— Подъезжаем, — прошептал один из охранников, заставив его открыть глаза.

Сейчас, перед ними, было всё. Всё, что им нужно было найти. И, возможно, всё, что они могли потерять.

— Готовьтесь. — Кахраман в последний раз посмотрел на своих людей, уверенно направляя машину по извилистой дороге. — Когда мы окажемся внутри, действуем быстро. Без лишнего шума.

Машины с ускорением свернули в сторону, поднимая пыль и песок. Впереди уже виднелся тот самый район. Кахраман в очередной раз вздохнул. Он знал: для многих из них этот день станет последним.

Тишина. Только лёгкий шум моторов, стук колёс по неровному асфальту. Утренний холод пронизывал, но в сердце Кахрамана горел огонь. Он знал, что должен быть здесь, что каждый шаг приближает его к Хаят, и он не мог позволить себе ошибку. Место, куда они ехали, было забытым уголком города, будто само время не решилось пройти здесь. Стены зданий были покрыты трещинами, словно память о былых днях, когда здесь ещё кипела жизнь. Но теперь всё это было лишь тенью, сгинувшей в бескрайних пустых пространствах.

Они подъехали к одному из старых, полуразрушенных складов. Снаружи — только видимость покоя, но Кахраман чувствовал напряжение, нарастающее с каждой секундой. Внезапно всё было тихо, как если бы воздух сам затаил дыхание.

Колонна машин остановилась у входа в здание, поглощённое тенью обрушенных перекрытий и мраком, который здесь царил, несмотря на светлое утро. У машины Кахрамана стояли несколько человек, наблюдавших за окрестностями, но их шаги были тихими, почти незаметными, как тени. Они сливались с окружением, не давая своим присутствием ни малейшего намёка на опасность. Каждый знал свою роль, и все были готовы действовать молниеносно.

Он первым вышел из машины, почти не двигаясь, и взял в руки пистолет, не тратя ни секунды на лишние действия. Внимание было приковано к его рукам, его телу, его дыханию. Он чётко ощущал каждую деталь: как воздух становится холоднее, как глаза зацепляются за мельчайшие детали — трещины на стенах, сдвигавшиеся двери, перемещающиеся в воздухе тени.

Без слов, слажено, они начали движение. Кахраман пошёл первым, его шаги были лёгкими, но уверенными. Каждый звук казался оглушающим, но он не обращал внимания. Он знал, что должно быть тихо. Тишина — это был их союзник. Время не позволяло расслабиться.

Охранники с его команды, двое слева и двое справа, следовали за ним, постоянно сканируя пространство вокруг, их оружие было готово, пальцы — на курке. Они шли вдоль сгнивших конструкций, осторожно обходя ломкие конструкции и валявшиеся груды мусора. Внимание было сосредоточено на каждой детали — сдвигающихся тенях, на каждом отдалённом звуке, что мог бы выдать врага.

Коридор вёл в тёмное пространство, где, казалось, остановилось время. Стены были покрыты чёрными пятнами, в воздухе стоял запах гари и старой ржавчины, как напоминание о том, что здесь когда-то было не так пусто. Пальцы Кахрамана сжались вокруг рукояти пистолета. Он знал, что всё было подготовлено заранее. И он чувствовал, что это место хранит ответ.

— Сюда, — тихо прошептал он, поворачиваясь к своим людям. Охранники, как тени, без лишнего шума начали передвигаться вглубь, расставляя себя по периметру. Кахраман скользнул в одно из помещений, которое когда-то было складом, теперь пустым и безжизненным. Через пару секунд его люди оказались рядом.

Они занимали позиции. Все они знали, что этот момент будет решающим. Если они ошибутся хотя бы на секунду, последствия могут быть смертельными. Каждая мышца напрягалась в ожидании, каждый взгляд фиксировал малейшее движение в тени. Их действия должны были быть безошибочными, быстрыми и смертельно точными.

Кахраман сделал шаг вперёд и остановился, прислушиваясь. Было слышно лишь его дыхание и слабый шорох, который доносился из дальнего угла. Он знал, что здесь, в этих коридорах, прячутся не только его враги, но и те, кто собирался помешать его миссии. Тень женщины... Он чувствовал её. Хаят была близко, её присутствие наполняло это пространство, её страх и её боль были частью этой тишины.

Мгновение замедлилось, а сердце Кахрамана билось в такт тишине. Он поднял руку, давая сигнал.

В тот момент, когда воздух застыл в ожидании, из темноты вынырнули фигуры. Лишь несколько шагов, и они оказались на месте. В один момент каждый из охранников выскочил из укрытия, двигаясь с предельной скоростью, выстрелы прозвучали в тишине, как раскаты грома в пустой комнате.

Все было идеально слажено, как часы. Кахраман слышал, как его люди развернулись, расставляя прицелы, не давая врагу ни единого шанса на укрытие. В эти секунды, наполненные жутким напряжением, он знал, что в следующий момент может начаться всё, что он так долго ждал.

И когда он увидел, как из-за угла появляется фигура, склонившаяся, едва двигающаяся, его сердце сжалось. Это была она.

— Хаят... — прошептал он, но только он знал, как эта тень выглядела.

Как только Кахраман увидел её, всё внутри него сжалось. Он сделал шаг вперёд, его взгляд был прикован к её фигуре. Хаят. Это была она, даже несмотря на её слабость, даже несмотря на ту неясность, что окутывала её. Он увидел её — по ту сторону коридора, едва стоящую, но всё ещё пытающуюся двигаться, её силуэт казался призрачным в тени. Холод в его жилах сменился жаром. Он должен был подойти, взять её, и все эти мрак и страх уйдут.

Но не успел он сделать и шага, как вдруг из темноты, в самом конце коридора, прорезался свет — кто-то включил фонарь, и чьи-то глаза встретились с его взглядом.

— Чёрт! — вырвалось у одного из охранников, когда его внимание поймали — мелькнувшее лицо, которое мгновенно исчезло за поворотом.

Кахраман не успел ничего сделать, как раздался резкий, пронзительный сигнал тревоги. Это был звук, который словно отрезал его от реальности. Откуда-то сверху посыпались выстрелы. Кто-то успел поднять шум. Это не могло быть случайностью — кто-то заранее был готов к такому повороту.

— Похоже, нас нашли! — закричал один из охранников, и тут же раздался звук автоматной очереди, рикошетящий по стенам. Пули прошивали воздух, оставляя за собой громкие трески. Всё вокруг наполнилось яростным звуком. Кахраман инстинктивно прыгнул в сторону, укрываясь за ближайшей колонной, его тело сжалось, готовое к ответному действию.

— Все вниз! Сдвигайтесь к выходу! — приказал он, его голос, хотя и спокойный, был резким, как сталь. Он знал: неважно, кто на той стороне — они должны выжить, должны уничтожить всё.

Охранники мгновенно рассыпались по пространству. Каждый из них был как призрак, двигаясь в своих точках, укрываясь за металлом, за стальными остатками давно заброшенного склада. Но враг был не менее решителен — выстрелы раздавались с разных сторон. Звуки выстрелов, крики, командования — всё слилось в оглушительный хаос.

Кахраман не успел отреагировать, как в темноте из-за очередного поворота возникли силуэты, вооружённые до зубов. Они начали стрелять, а пули проносились в нескольких сантиметрах от его головы. В этот момент Кахраман почувствовал, как пламя внутри него растёт. Он не мог позволить им ускользнуть. Ни шагу назад.

— Каштан! Лево! — скомандовал он. Один из охранников, скрываясь за остовами разрушенной техники, поднялся и выстрелил в сторону светящегося окна. Оттуда раздался громкий взрыв — стекло вылетело, осыпая весь коридор.

Не успев отдышаться, Кахраман рванул вперёд, прячась за колонной, его пистолет уже был в руках. Он знал, что не может терять времени. Он был готов к этой схватке, знал, что здесь нет пути назад. Его охранники, сдавшиеся на мгновение, уже начали контратаку. Один за другим они выстреливали, меняя позиции, стреляя на лету, пробивая стены, в которых спрятались враги.

— Они уже здесь! Все на позициях! — крикнул ещё один охранник, и тут же раздался ещё один залп.

Каждая пуля летела с точностью, каждый выстрел был как удар молота. Кахраман метнулся в сторону, его движения были точными и быстрыми. Он не мог терять её, он не мог позволить этим мерзавцам взять её снова. Он видел её — она всё ещё стояла там, и его взгляд встретился с её глазами, наполненными страхом. Но в них горела и какая-то надежда.

— Не дай им добраться до неё! — Кахраман кричал своим людям, его голос звучал, как команда на поле битвы.

Пули просвистели над головой, стены содрогались от ударов. Все вокруг было в дыму и грохоте. От одного лишь зрелища напряжения воздух становился плотным, и это давило на грудь.

Кахраман проскочил в её сторону, укрываясь за обломками бетонных конструкций. Он был так близко, что мог уже ощутить её присутствие. Но как только он подошёл, из-за угла вылетел человек с автоматом. Не раздумывая, Кахраман выстрелил первым. Тело упало. В тот момент он уже знал: этот бой будет жестоким, и они не остановятся.

Но его мысли были ясны — они не смогут забрать её. Никто не заберёт её из его рук.

Выстрелы не стихали. Отдалённый гул пуль, будто музыка войны, сливался с тяжёлыми дыханиями и резкими командами, что сыпались со всех сторон. Стены вибрировали от постоянных взрывов, и едкий дым, подобно смогу, заполнил всё вокруг. Кахраман двигался, как тень, скользя между металлическими конструкциями, его оружие было всегда наготове. Он был как зверь, готовый сразиться до последнего, но в его груди была одна мысль, одна цель — не дать врагам забрать Хаят.

Один из его людей, крупный и мускулистый Джаник, падал прямо на его глазах. Пуля пробила его броню, и, несмотря на то, что он пытался бороться, выстрелив в ответ, он вскоре рухнул на пол, оставляя за собой только кровавый след.

— Джан! — вырвалось у Кахрамана, но он не мог позволить себе остановиться. Жизнь его людей, их потери, были неизбежной частью этой игры, частью того, что он принял, когда взял на себя ответственность.

Он метнулся в сторону, стремительно скрываясь за обломками стены. Пули свистели в воздухе, и ему пришлось прыгать за укрытие, чтобы избежать смертельного удара. Сердце колотилось в груди, но он не испытывал страха. Это был бой, который нельзя проиграть. Ни шагу назад.

Из тени выскочил ещё один человек с автоматом. Он выстрелил, но Кахраман успел уклониться, оказавшись за дверью одного из складов. Снаружи раздавались крики. Всё было на грани. Это место — этот старый заброшенный склад, где когда-то хранились грузы, сейчас стал эпицентром смертельной игры.

— Покрытие справа! — крикнул кто-то из его охранников, и Кахраман понял, что враг уже окружает их.

Тело одного из его людей, с которым он ещё недавно говорил, упало перед ним, а на его лице осталась неподвижная маска боли. Он выстрелил, уничтожив ближайшего противника, но в этот момент ему в лицо разрядили всю обойму. Он услышал, как кровь запульсировала в его ушах. Стремительным движением Кахраман оттолкнул обломки и бросился к своему товарищу, который лежал без движения. Его руки ещё тряслись от ран, когда он пытался встать, но Кахраман знал — он мёртв.

И его ярость в этот момент возросла. Никаких сожалений, никакой жалости. Он был готов завершить это.

— Прикрытие! За мной! — скомандовал он, и они двинулись в контратаку. Несмотря на потери, его люди продолжали сражаться, как единый механизм, не давая врагу ни секунды на передышку.

Но из-за угла вылетела ещё одна группа. Кахраман не успел их заметить. Из-за стеллажей, возле которых они укрылись, раздались очереди. И на этот раз двое его людей не смогли увернуться. Рикошеты пробивали их тела, кровавые пятна разлетались по полу. Это были жертвы, которые Кахраман не мог себе простить. Это было слишком близко.

— Отступаем! Но не даём им уйти! — его голос звучал без эмоций, он уже не воспринимал потери. Только цель, только месть. Они не уйдут. Не сегодня.

В этот момент один из врагов выскочил из-за угла. Увидев Кахрамана, он бросился на него с ножом, но тот, не колеблясь, выстрелил в него, и тело мгновенно упало. С каждым выстрелом его руки становились всё увереннее, а взгляд — холоднее. Он знал, что время играет против него. Время, которое он не мог вернуть. Жизни его людей он больше не мог вернуть, но этот бой надо было закончить.

— Не оставляйте никого! — повторил он, с каждым словом ощущая, как его сердце становится камнем.

Они продвигались, с каждым шагом выкашивая врагов, каждый выстрел был решением. Когда они, наконец, прорвали кольцо сопротивления, Кахраман выдохнул. Но только на мгновение. Он знал, что не все ещё было закончено.

В одном из укрытий оставался последний живой враг. Он был сильно ранен, кровоточил, его лицо искажалось от боли. Но он всё ещё был жив. Кахраман подошёл к нему, стоя в нескольких шагах, его пистолет в руке был направлен прямо на его голову.

— Ты нас не победишь. — голос Кахрамана звучал тихо, но в нём была такая угроза, что мужчина, не в силах сдержаться, задрожал.

— Кто... кто они? — с трудом проговорил враг, из его рта стекала кровь.

Кахраман не ответил. Он был готов уничтожить его. Но он знал: они не могли оставить его без ответов. Это был последний шанс.

— Говори. Почему ты здесь? Кто ещё с тобой? — сказал Кахраман, его голос был ровным, но убийственным.

Мужчина, поблёскивая глазами, начал говорить. Его слова были полны страха. Он рассказал о том, кто их нанял, о планах, о том, как они собирались заманить Кахрамана в ловушку, выведя его на это место. Но его слова не принесли Кахраману облегчения. Это было лишь частью игры, частью разрушенной реальности.

Когда все ответы были получены, Кахраман поднёс пистолет к голове этого человека и выстрелил, не колеблясь. Это был конец. Но не конец для него. Он знал, что борьба продолжается.

Кахраман быстро прошёл через здание, его шаги были твёрдыми и уверенными. Внутри всё горело, но его лицо оставалось каменно спокойным. Он не мог позволить себе эмоции, особенно перед людьми, которые сейчас были рядом. Никаких слабостей, никакой растерянности — только результат.

Он преодолел ещё несколько длинных коридоров и выскочил в открытое пространство. И тогда он увидел её.

Хаят лежала на грязном полу, почти без сознания, её тело было покрыто кровавыми пятнами и синяками. Каждое её движение сопровождалось болью. В её глазах не было той уверенности, которую он знал. Они были пустыми, испуганными.

Её одежда была разорвана, и всё вокруг неё было пропитано кровью. А это... кровь между её ног, её выражение, её тихие стоны, всё это врезалось в его разум, как удары молота.

Что-то сжалось в груди. Он подошёл к ней, наклонился, осторожно приподняв её лицо. Хаят едва открыла глаза, и её взгляд не сразу зафиксировался на нём.

— Хаят, смотри на меня, — голос Кахрамана был твёрдым, но нежным, не таким, как обычно. В его тоне не было страха, только решимость. Он не мог позволить себе слабость. Она не должна была почувствовать её.

Он поднял её на руки, осторожно поднимая её тело, которое было как будто лишено сил. В её состоянии он мог чувствовать, что она не в состоянии защититься, что она как-то была лишена всего, что когда-то давало ей силу. Кахраман почувствовал, как его руки сжались, удерживая её. Он не позволял себе терять время.

— Не думай о боли, — произнёс он, глядя в её лицо. Он видел, как она изо всех сил пыталась сдержать слёзы. Но он не был тем, кто поддавался эмоциям. И ему не нужно было, чтобы она видела его слабым. Он осторожно прижал её к себе, ощущая, как её тело дрожит от холода и боли.

Пока он её нес, в голове прокручивались только вопросы. Что с ней сделали? Что она пережила? Он не мог позволить себе думать об этом слишком долго, но знал, что каждый ответ на эти вопросы будет тянуть его в ещё более глубокую пропасть. Он ощущал, как её кровь пропитывает его одежду, и на мгновение задумался, что её жизнь — эта жизнь, которую он пытался защитить, теперь висит на волоске. Он знал, что ничего не будет прежним.

Когда они оказались в безопасном месте, Кахраман осторожно положил её на кровать. Он не мог отвести взгляд от её тела, но её страдания ещё больше укрепляли его решимость. Он был её защитником. Никаких жалоб, никакой слабости. Она была его целью, его смыслом. Всё, что он мог сделать сейчас, — это разобраться в том, что произошло, и наказать тех, кто причинил ей боль.

Он присел рядом, его рука лёгким жестом приподняла её подбородок, заставив смотреть в его глаза. Это было важно — он должен был, чтобы она знала, что её боль не остаётся без последствий.

— Ты не одна, Хаят. Мы найдём тех, кто это сделал, и они ответят за всё. — Его голос был твёрд, спокойный, без малейшего намёка на панические мысли, которые рвались наружу. Он был готов к мести, он был готов к войне.

Но рядом с ней, среди всех этих жестоких мыслей, он не мог позволить себе быть грубым. Его отношения с ней всегда были сложными, но сейчас, когда она лежала перед ним, вся в крови, вся в боли, он не мог позволить себе быть жёстким. Она была его слабостью. И в этом было нечто гораздо более опасное, чем любое оружие.

Он аккуратно сжал её руку, не давая ей возможности отстраниться. Она нуждалась в поддержке, и он был готов быть этим, несмотря на то, что всё внутри него кипело. Месть за неё была неизбежной.

Когда они, наконец, добрались до безопасного места, Кахраман сразу дал распоряжение вызвать врачей. Он не мог рисковать, оставляя её без профессиональной помощи. Эти люди, которые служили ему верой и правдой, должны были быть рядом, как бы поздно это ни было. Он не знал, что с ней произошло, но одно было ясно — она нуждалась в лечении. Сколько бы времени ни прошло, он не мог позволить себе забыть о её состоянии.

На вызов приехали не обычные врачи, а те, кто служил лично ему и его семье. Каждый из них был тщательно подобран и обучен. В их руках было множество возможностей, но в тот момент всё, что им оставалось — это работать с тем, что есть.

Когда врач вошёл, Хаят лежала на кровати, совершенно без сил. Она выглядела как сломленная, не в силах держать себя в руках, её тело дрожало, как будто вся боль мира сгустилась в ней. Кахраман стоял рядом, наблюдая за каждым движением, за каждым шагом этого человека. Он знал, что сейчас не место для ошибок. Врач быстро подошёл к ней, но, как только он прикоснулся к её руке, она резко вздрогнула и едва не вскинулась.

— Нет! — Хаят вскрикнула, её глаза наполнились паникой, а тело дернулось назад, как если бы её огонь обжёг. Всё её тело напряглось, словно она пыталась убежать, но силы были на исходе.

Кахраман сразу оказался рядом. Его рука мягко, но уверенно легла на её плечо, пытаясь успокоить её. Он не был мягким, не позволял себе проявлять слабости, но в этом моменте, рядом с ней, он был готов на всё, лишь бы она успокоилась.

— Тихо, Хаят, спокойно, — его голос был как ледяная вуаль, скрывающая под собой пламя. Он сказал это мягко, но всё-таки твёрдо, не позволяя ей вырваться. Её пульс бился слишком быстро, её дыхание сбивалось. Она пыталась что-то сказать, но слова застревали в её горле, прерывались рыданиями, которые вырывались сами по себе.

— Всё будет хорошо, — его слова почти не касались её, но они звучали как обещание. Он почувствовал, как она сжала его руку, её пальцы были холодными, но отчаянными. Он аккуратно провёл пальцами по её виску, пытаясь облегчить её страдания, но её глаза не отпускали его взгляда. В её глазах была боль, страдание, и какая-то дикая, неосознанная агрессия к тому, кто причинял ей эту боль.

Кахраман видел, как её тело продолжает сопротивляться. Он знал, что она не сможет справиться с этим сама. И когда врач снова подошёл, готовый продолжить осмотр, он взглянул на него и кивнул.

— Сделайте что-нибудь, чтобы успокоить её. — Это было короткое, твёрдое указание.

Врач сразу взял шприц, его рука была быстра, уверена, и Хаят, похоже, даже не заметила, как игла прошла сквозь её кожу. Лекарство вошло в кровь, и за несколько мгновений её тело расслабилось, её дыхание стало ровнее, хотя взгляд всё ещё оставался потерянным.

Хаят продолжала смотреть на Кахрамана, но уже с меньшей яростью, с меньшим страхом. В её глазах не было того отчаянного сопротивления. Она просто закрыла их, и через несколько минут её тело стало неподвижным. Она уснула, её дыхание стало более ровным и глубоким.

Кахраман остался рядом с ней, даже не думая отойти. Он чувствовал, как её тёплая кожа теперь стала мягкой, и, несмотря на весь кошмар, который они пережили, он был тем, кто обещал ей защиту. Её дыхание стало тише, и только в этот момент Кахраман позволил себе облегчённо выдохнуть.

Он не был мягким человеком, но в этот момент, рядом с ней, даже его железное сердце не могло не ощущать напряжения. Он понимал: как бы сильно он не старался быть железным, этот момент, эта ситуация, они не позволяли оставаться безучастными.

Когда гинеколог, женщина средних лет с серьёзным выражением лица, вошла в комнату, она взглянула на Кахрамана и его людей, а затем спокойно, но твёрдо сказала:

— Выйдите все, кроме Кахраман бея. Я должна осмотреть её наедине. — Её голос был строгим и не терпел возражений.

Кахраман лишь кивнул, не задавая лишних вопросов. Он понимал, что её присутствие было необходимым, а его собственное вмешательство могло бы лишь навредить. Он вышел в коридор, не отходя далеко от двери, и затаил дыхание, ожидая, что будет дальше.

Врач заняла место рядом с Хаят. Она начала с поверхностного осмотра — аккуратно, но уверенно проверяя синяки и порезы на её теле. Каждый её жест был профессиональным и быстрым, но Хаят не могла скрыть своего страха и боли. Каждый её вздох был слышен в комнате, а её тело всё ещё дрожало, хоть снотворное уже начинало брать верх.

Через несколько минут гинеколог сделала паузу, глубоко вздохнув, и осторожно начала осматривать её в более деликатных местах. Хаят напряглась, но её движения стали слабее, почти отсутствовали — снотворное всё сильнее брало её под контроль.

Когда врач закончила осмотр, она подняла взгляд, и в её глазах мелькнула лёгкая обеспокоенность. Она подошла к двери, открыла её и, не обращая внимания на людей, стоящих там, тихо позвала Кахрамана.

Он вошёл, стоял на пороге с напряжённым лицом, в ожидании чего-то невыразимо тяжёлого.

— Не было прямого насилия. — Она начала, не скрывая своего опыта и точности в словах. — Её девственность не была нарушена. Но... что-то другое было сделано. На месте её внутренних органов видны следы жестоких манипуляций. Это не было обычным актом насилия. Я подозреваю, что это было что-то, направленное на сломить её не физически, а морально.

Эти слова ударили Кахрамана, как холодный дождь. Он стоял неподвижно, пытаясь осознать, что именно ему сказали. От этой новости его сердце сжалось, но внешне он оставался спокойным. Ни одно движение, ни одна эмоция не выдали того, что творилось в его душе. Это не был просто акт насилия — это было нечто более изощрённое, нечто, что оставило неизгладимый след.

Он молча кивнул, не зная, что сказать. Она продолжила:

— Я сделаю всё, что могу, чтобы помочь ей, но нужно больше времени. Возможно, понадобится дополнительное обследование, чтобы понять, какой ущерб был нанесён.

Кахраман понял, что время — это не то, что у них сейчас было. Он снова взглянул на Хаят, которая теперь, кажется, совершенно потеряла способность реагировать. Тело её было настолько расслаблено, что она едва открывала глаза. Но он знал: за этим всем стояло не только физическое насилие, а ещё и психическая травма, которую нужно будет лечить.

— Что мне делать дальше? — спросил он сдержанно, снова сосредоточив взгляд на женщине. Голос был твёрдым, не дающим места сомнениям. Он не собирался позволить, чтобы её страдания остались без наказания.

— Нужно дать ей время. Она не в состоянии сейчас воспринять даже самое простое лечение. Мы займёмся её восстановлением, но вы должны понимать: этот процесс может быть долгим и болезненным.

Кахраман молча кивнул. Он не был готов смириться с тем, что произошло, но, как всегда, знал, что сейчас важно другое — действовать.

Когда врачи завершили свою работу, они тихо покинули комнату, оставив на прикроватном столике несколько упаковок с лекарствами, мазями и перевязочными материалами. Всё было аккуратно, с профессиональной точностью: нужные препараты, средства для снятия воспаления, антибактериальные мази, всё для восстановления её тела. На это требовалось время. Она была в глубоком состоянии, слабая, но всё же её тело постепенно начало восстанавливаться. Врачи уверили, что с её физическим состоянием справятся, но моральные раны могли быть куда более сложными.

Как только они ушли, Кахраман набрал свой телефон. Ещё не успев закрыть глаза, он уже отправил сообщение в семейный чат, кратко уведомив о том, что Хаят найдена. Его пальцы на мгновение замерли, думая о том, сколько ещё нужно сделать, чтобы закончить то, что они начали. Стук в дверях его комнаты нарушил тишину, но он был не готов смотреть на других людей — его мысли были только о Хаят.

Кахраман знал, что в такие моменты нельзя медлить, потому что события развиваются слишком быстро. Он набрал номер Явуза, его младшего брата, а затем Эмре, и сразу же начал давить на них, не теряя времени.

— Явуз, Эмре, — его голос был строгим и решительным. — Отправьте одну бригаду охраны в этот дом, пусть оставят охрану вокруг и обеспечат полный контроль. Пока Хаят не придёт в себя, она будет здесь, в безопасности. Я не могу позволить, чтобы кто-то нарушил её покой или нарушил наш контроль.

Он сделал паузу, не давая им времени для вопросов. Это было не время для обсуждений. Он знал, что нужно действовать с полной уверенностью.

— Убедитесь, что вокруг дома полный контроль. Даже если это нужно будет делать ночами, не позволяйте кому-либо приближаться. Всё, понял?

После его слов, Явуз и Эмре кивнули в трубке, подтверждая, что они поняли задание и примут меры. И хотя все они были склонны к действию, Кахраман чувствовал, что в этот раз ситуация может стать куда более сложной, чем обычно.

Несколько часов спустя, когда ночь уже подкралась к дому, Кахраман всё ещё сидел рядом с Хаят. Он наблюдал за её состоянием, стараясь не терять бдительности, несмотря на усталость. Тело его было напряжено, но ум не переставал работать — ему нужно было подготовиться ко всему. Он не знал, сколько времени займет её восстановление, и знал, что ему предстоит много работы, чтобы всё вернуть в порядок.

Хаят, всё это время находившаяся под снотворным, постепенно начала приходить в себя. Первые её движения были неуверенными, словно её тело ещё не осознало, что оно может двигаться. Глаза её открылись, и первое, что она увидела, был Кахраман, сидящий рядом, напряжённый, но спокойный.

Она некоторое время просто смотрела на него, и Кахраман заметил, как её взгляд постепенно начинает фокусироваться. Он сидел неподвижно, ожидая, когда она сама решит, что делать дальше. Однако то, что произошло далее, застало его врасплох.

Не успев вымолвить ни слова, Хаят внезапно сильно обняла его. Её руки обвили его шею, и в этот момент она сильно заплакала. Эти слёзы были неожиданными, почти дикими, и, кажется, она не осознавала, что делает. Всё, что было в её душе, теперь вырывалось наружу, не имея никакого контроля над этим.

Кахраман остался неподвижным на мгновение. Его взгляд немного потемнел от непонимания, что произошло, и что он должен делать в этом моменте. В её поведении было что-то болезненное, и даже пугающее. Он никогда не видел её такой слабой, не такой, какой она была раньше. Но Кахраман был тем, кто никогда не поддавался первым эмоциям. Он знал, что сейчас главное — не сделать резких движений, не создавать напряжения, не показывать ей, что его эта сцена как-то пугает.

Он лишь слегка прижал её к себе. Это было не столько утешение, сколько поддержка. Он знал, что сейчас ей нужно было не слова, а просто физическое присутствие. Он не говорил ничего, не пытался утешать словами. Просто оставался рядом, давая ей возможность быть слабой, когда это было нужно.

Хаят продолжала рыдать, не сдерживая своих эмоций. Кахраман, ощущая её руки, крепко обвившие его, снова подумал о том, как далеко они зашли. Он мог бы многое сделать, но сейчас всё, что ему оставалось — это подождать. Ждать, когда она сама придёт в себя.

Его рука, инстинктивно, легла на её спину, не сжимающим жестом, но давая ощущение присутствия. В этот момент не было важны слова или обещания. Всё было так, как должно быть: его спокойствие и её слёзы, её отчаянная потребность в поддержке.

Хаят продолжала крепко держаться за него, её тело дрожало от слёз, и дыхание прерывалось рыданиями. Она пыталась что-то сказать, её губы двигались, но слова не сходили с них. Её голос был едва слышен, прерываемый всхлипываниями, но Кахраман уже понимал: она что-то пытается рассказать, только слова никак не укладывались в голове. Каждый её вздох был полон боли, и Кахраман молча терпел это, ожидая.

В какой-то момент, когда её рыдания стали немного слабее, она, будто случайно, произнесла имя. Она едва сдержала слёзы, но эти слова всё равно прорвались.

— Джавид... — прошептала она.

Кахраман почувствовал, как всё внутри него замерло. Это имя, которое он знал слишком хорошо, теперь прозвучало, и он понял, что за этим стояло. Джавид— человек, которого он не мог забыть. Лицо этого человека появилось в его голове, как тень, пугающая и знакомая одновременно. Он не ошибался. Это он. Всё это было его работой.

Его глаза сузились. Кахраман инстинктивно зажмурился, когда его разум начал перебирать всё произошедшее. Джавид был давно в их поле зрения, но никто не мог предположить, что он будет столь дерзким. Он знал, что подлый замысел был за ним. Всё это похищение, вся эта боль, всё, что случилось с Хаят — это его руки, его распоряжения.

Он почти не двигался, сидя с ней на кровати. Он знал, что теперь ему нужно действовать быстро. Джавид не мог остаться живым. Он должен был ответить за всё, что сделал.

— Хаят, — его голос был низким, холодным и решительным, как всегда, когда он решал важные вопросы. — Я тебе обещаю. Ты не переживай. Это закончится. Ты будешь в безопасности.

Его слова звучали уверенно, но в его голове уже начинала вертеться другая картина. Вопросов не было. Это не была просто месть — это было нужно для их выживания. Джавид пытался подорвать всё, что он строил, и он точно не собирался оставлять его в живых. Но сейчас, когда Хаят была рядом, ему нужно было быть сильным, хотя бы для неё.

Хаят слабо кивнула, и её слёзы продолжали капать на его плечо. Она была далеко от того, чтобы быть готовой к этому всему, но Кахраман знал: ей нужно время. Время, чтобы восстановиться. А пока... он будет делать всё, что в его силах, чтобы найти Джавид и стереть его из этой игры раз и навсегда.

Хаят постепенно успокоилась, её дыхание стало более ровным, хотя слёзы продолжали катиться по щекам. Она совсем не заметила, как в какой-то момент её тело расслабилось, и она, как дитя, прижалась к нему. В её голове был невыносимый хаос, но когда она почувствовала его тёплую плоть рядом, странное чувство безопасности охватило её. Она не понимала, как это произошло, но инстинктивно обняла его, закрыв глаза.

Кахраман сидел неподвижно, не зная, что делать. Его ум пытался осмыслить происходящее, но что-то в нём было сломано. Он был в недоумении. Хаят, которая только что так сильно боялась прикосновений, теперь сама прижалась к нему, обвив его руками, будто не в силах держаться на ногах.

Его взгляд оставался на её лице, на её мокрых от слёз щеках. Он всё ещё не мог поверить в происходящее. Ведь буквально несколько часов назад она едва ли могла вынести прикосновение врача, боялась чужих рук. Он был уверен, что её травма не позволила бы ей чувствовать себя в безопасности в его присутствии, тем более позволить так близко подойти.

Но она доверяла ему. Он почувствовал это. Это было не простое молчаливое признание, а нечто гораздо более глубокое. Тот факт, что она прижалась к нему, что она обняла его, даже несмотря на всю боль, что она пережила, говорил о многом. Он не ожидал такого. Это был момент, когда она, наверное, впервые почувствовала, что он действительно здесь, рядом, не для того, чтобы причинить боль, а чтобы защитить.

В его груди сжалось что-то тяжёлое, почти болезненное. Он чувствовал ответственность за неё — как никогда прежде. Он, который был готов на всё ради мести, ради контроля, в этот момент осознал, что Хаят стала чем-то большим, чем просто частью его планов. Она стала частью его жизни, и он не знал, сможет ли он когда-либо отпустить её.

Когда её дыхание выровнялось, и её тело расслабилось ещё больше, Кахраман не решился её тронуть. Он остался сидеть с ней, его спина прямо прижалась к спинке кровати, чтобы не нарушить её сна. Всё вокруг было тихо. Он слушал её дыхание и чувствовал её близость, но не знал, что делать с этим. Он привык быть решительным, но сейчас его решение было простым: оставаться рядом. Тишина в комнате была наполнена не только её присутствием, но и тяжёлым осознанием того, что он не может быть жёстким, как всегда. Он был чем-то большим, чем просто мужчиной, который мог бы быть её защитником. Он стал её опорой.

Хаят, несмотря на всё, что произошло, доверяла ему. И это доверие было тем, что держало его на ногах.

Кахраман долго сидел, удерживая её в объятиях, будто боялся, что если отпустит — она исчезнет. Но она уже крепко спала, её дыхание стало ровным и спокойным, хоть лицо всё ещё хранило следы боли, которую она пережила. Он смотрел на неё и не узнавал себя. Ни один из его бойцов, ни врагов, ни партнёров по мафии не видели в нём такого. Даже братья. Он всегда был камнем. Нерушимой скалой. Но сейчас... сейчас он боялся пошевелиться, чтобы не потревожить ту, что лежала на его груди.

Он аккуратно, почти не дыша, приподнял её, стараясь не разбудить. Её тело было лёгким, почти хрупким, особенно на фоне его сильных рук. Осторожно переложив её на постель, он заметил, как неестественно выглядела её одежда — разорванная, испачканная в крови и пыли, с торчащими нитками и разрезами. Она не должна оставаться в этом, ни секунды.

Он опустился рядом, вглядываясь в её лицо. Она не проснулась, но тихо, слабо застонала, когда он едва коснулся края ткани. Он замер. А потом продолжил. С невероятной деликатностью, так, как, возможно, никогда в жизни ни к кому не прикасался, он избавлял её от грязной одежды. Движения были неторопливыми, как будто каждое из них он предварительно обдумывал. Он снимал ткань, не касаясь кожи больше, чем было нужно, и каждое прикосновение отдавалось в нём глухим эхом. Он сам не знал, почему это так трогает его. Но знал точно: ни одной случайной грубости, ни единого лишнего жеста.

Когда она осталась под лёгким покрывалом, он открыл шкаф, достав оттуда одну из своих кофт — простую, чёрную, с лёгким запахом его парфюма. Её размер терялся в ней, но это и было нужно. Он натянул её на Хаят как можно осторожнее, поддерживая её, когда нужно было приподнять. Она даже не проснулась. Только один раз, на секунду, слабо шевельнулась, будто потянулась к знакомому запаху, и снова успокоилась.

Закончив, он окинул её взглядом — теперь она была в чистом, в чём-то, что пахло им, а значит, должно было дать хоть малую иллюзию защищённости. Она лежала на боку, поджав колени, словно желая спрятаться от всего мира, свернувшись тихо и безмолвно.

Кахраман прошёл в ванную. Там он стоял под ледяной водой, даже не чувствуя холода. Его руки были в чужой крови, на его коже — отпечатки бойни, в голове — крик Хаят, её взгляд, её тело, окутанное страхом. Он стиснул челюсти. Боль внутри его выжигала изнутри, но он не имел права дать ей выйти. Он должен был быть стойким. Ради неё. Ради того, чтобы защитить.

Он вытерся, переоделся и вернулся в комнату. Свет он не включал — только мягкое тёплое освещение из коридора просачивалось внутрь. Хаят спала. Всё так же, свернувшись маленьким комочком, будто надеясь стать незаметной. Его кофта скрывала её почти полностью, только пряди волос выбились на подушку. Он смотрел на неё в полутьме, и в груди что-то стянулось тугим узлом.

Он лёг рядом. Осторожно, не касаясь. Просто оказался рядом. И тогда, сам не понимая почему, не обдумывая, просто склонился ближе — и поцеловал её в лоб. Без лишних чувств, без драматизма, без слов. Это не был жест жалости. Не был жест любви. Это был жест чего-то другого — глубокого, безмолвного, только между ними.

А она всё так же спала. Спокойно, тихо. Рядом с ним.

____________________________________

ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ ЗА ЗАДЕРЖКУ ГЛАВЫ! 😭 (не бейте меня)