Глава 20
Тело Тома Ли полегчало фунтов на сорок... а, может, и на все пятьдесят. Юноша становился на весы каждое утро под прицельным взглядом тренера, но почему-то каждый раз тут же забывал заветные цифры. Однако то, что вес уменьшился существенно, Роджерс ощущал по своей динамике: как и полагал старик, сушка позволила ему стать гибче и ловчее. Теперь, когда в строгой диете отпала необходимость, а с бейджа исчезла ужасная пометка «Не кормить!», Тому разрешили принимать пищу дважды в день. Белковый сублимат после первой тренировки и... белковый сублимат после второй. Ко второй порции также прилагался ломоть отрубного хлеба – такой вкусный, что юноша жевал свою краюху до самого отбоя, отщипывая от неё по крошке и тем самым растягивая удовольствие.
Унылые тренировки с бетонным блоком также позади. Как и обещал старик (впрочем, почему «старик»? Ведь у него же есть имя – Карло Фальконе! Сложное, не с первого раза запомнишь, ну да и Том на Скотобойне гостит не первый день), ровно через две недели мытарств Роджерс получил заветный молот... почему-то обвязанный мягкой резиной. «Это гуманизатор» – Фальконе со значением постучал пальцем по спелёнутому клюву. А позже пояснил, что новичкам боевое оружие выдавать не положено – только гуманизированное. То есть такое, которым нельзя нанести летальные увечья противнику во время спарринга. Том Ли робко возразил, что, к примеру, сабля с обвязанным лезвием – это да, это уже никакое не оружие. То ли дело молот! Им при желании можно не только изувечить, но и убить противника одной удачной атакой, и резина удар существенно не смягчит. «Значит, учись контролировать себя», – отрезал наставник. Как Тому уже было известно, затраты на лечение покалеченных рабов записывают победителю в счёт долга. За убитых могут наказать и похуже. А наживать себе ещё больше проблем, чем он уже получил, бывшему курсанту Роджерсу совсем не хотелось.
Базовые приёмы фехтования молотом Том Ли освоил легко, но половину из них применять в спаррингах побаивался. Атаковал в основном в ноги: они ведь далеко от головы – значит, случайно расколоть кому-то черепушку шанс невелик. А удачно клюнув под колено тяжёлым навершием, можешь радоваться очередной победе: одноногий противник – уже не боец. Нет, нога-то останется при нём... но ушибленные сухожилия – это, во-первых, очень больно, во-вторых, подвижность к суставу возвращается не сразу. Положить подранка на лопатки становится совсем простым делом.
Умелых, по-настоящему интересных противников Тому Ли пока не попадалось. Парни из Гетто, как и говорил Блэквуд, были лихими, нахальными, но очень посредственными бойцами. Выходя на спарринг, они бездумно бросались в атаку... и на этом поединок обычно заканчивался. Роджерс никак не мог понять, почему рабы – даже те, кто не первый месяц обретаются на Скотобойне – так и не сумели научиться здесь ничему полезному. Нападение в лоб – всегда проигрышная стратегия, если противник видит тебя и готов отразить удар. Медли, ищи бреши в его защите, улавливай каждое его движение, слушай его дыхание... Думай и оставайся спокоен. Контролируй. Так учили Тома, когда он был курсантом.
Иногда на тренировках присутствовал и сам Карло Фальконе: Том Ли сражался в эти дни особенно прилежно – так он надеялся быстрей получить путёвку в Лудус. Но старик пока помалкивал о переводе. Просто сидел в стороне и безмолвно наблюдал, поглаживая лежащую на его коленях шок-дубинку. Такие же дубинки были и у дежурных охранников: если кто-то из бойцов разбушуется до потери самоконтроля, солдаты всегда готовы охладить его пыл порцией электричества. Как ни удивительно, но случалось подобное часто. Том Ли недоумевал: неужели эти геттовские ребята настолько тупы, что наказания ничему их не учат?.. Нехотя выполняют команды, огрызаются... будто это хоть немного способно облегчить их участь! Один даже умудрился замахнуться гуманизированным кинжалом на охранника – вот же балбес! Человек, прошедший обучение в школе при Службе безопасности, и голыми руками способен обезвредить десяток таких как он. А если ещё и с шок-дубинкой... Палёная плоть пахнет очень неприятно. И орут рабы, получившие максимальный разряд, просто душераздирающе, но недолго. Ровно до момента, когда пятьсот вольт достигнут сердечной мышцы и остановят пульс.
***
– Роджерс.
Кажется, сегодня Фальконе подал голос впервые. Хороший знак!
– Да, сэр? – Том подбежал к нему, предчувствуя отличные новости.
– Тебе тут не скучно? Некогда скучать? – старик усмехнулся.
– Что вы, тут очень интересно! – и, демонстративно не замечая неодобрительного улюлюканья за своей спиной, добавил. – Я счастлив получить новые навыки боя. А когда учишься тому, для чего предназначен, нужно отдаваться делу всей душой. Как тут соскучишься?..
Теперь не только рабы, но и даже охранники принялись ворчать что-то насмешливое. Но они не в счёт – Роджерс был уверен, что наставник поймёт его правильно.
– Вот как? – тот улыбался вроде бы вполне дружелюбно. – Значит, ты решил остаться с нами насовсем?
– Нет! То есть... – Том смутился. Кажется, он опять ляпнул что-то не то.
– Я сейчас выберу тебе трёх противников. Если выстоишь против них, будем говорить о твоём переводе в Лудус.
«Ура!»
– Ты и ты, выходите на ковёр, – Фальконе наугад ткнул в сторону двух мужчин.
– А третий? – удивился Том Ли.
– А третьим буду я, - верховный инструктор Скотобойни отложил в сторону свою дубинку, встал и забрал у одного из рабов гуманизированный меч. Немного подумав, сорвал с него резиновую обмотку. Элегантно отсалютовал и тоже встал на ковёр.
Вот так поворот... Том Ли вдруг поймал себя на мысли, что до этого дня всегда видел наставника только сидящим, а теперь оказалось, что он довольно-таки высок и, не смотря на почтенный возраст, умудрился сохранить стать профессионального бойца. Безупречно ровная спина, безмятежно расслабленные плечи – он уж точно не из тех, кого слепая ярость способна лишить разума. И... меч. Полуторный фламберг с узким волнообразным клинком и длинной гардой. Настоящий боевой меч, острый, негуманизированный. В умелых руках – опасное оружие. Хах, вот это интересно! За возможность посмотреть на мастерство опытного фехтовальщика в деле, и пара-тройка ран – невелика плата!
– Я готов, сэр, – Том Ли глубоко вдохнул, чтобы вернуть ритм пульса в норму, и вышел перед своими противниками.
Слева раб с тяжёлыми нунтяку, справа – с волчаткой. Оба оружия – ударно-дробящего типа, как и молот Тома Ли. Гуманизируются резиновой обмоткой довольно-таки условно, и по убойности вполне сопоставимы. Молот имеет перед ними всего одно преимущество: длинное древко, позволяющее не подпускать противника вплотную. Лезвие фламберга, впрочем, тоже длинное, но старик вряд ли первым кинется в бой. Опасаясь оказаться на линии атаки своих союзников, он, скорее всего, будет оставаться на шаг-два позади них или попробует обойти Роджерса со спины. Держать круговую оборону в этом случае станет сложновато – лучше уж постараться такого манёвра не допустить. Всё это пронеслось в голове Тома Ли за долю секунды между свистком тренера и одновременным, на удивление слаженным ударом всех трёх противников. О грамотной контратаке в первые секунды боя не могло быть и речи: молотобойцу оставалось лишь сдерживать напор атакующих, уворачиваясь и блокируя удары со всех сторон разом. И всё-таки один из противников оказался за его спиной – но не старый мечник, а раб с волчаткой. Неловко раскрывшись, он тут же получил тычок в солнечное сплетение тупым концом древка, замешкался, силясь справиться с болью, и следующий удар в горло отправил его на ковёр.
Стоило бы проверить, не разбил ли Том ему кадык, но нет времени. Цепь нунтяку захлестнулась вокруг клевца, однако вырвать молот из рук бывшего курсанта рабу не удалось. Нет уж, Роджерс охотнее с собственной головой расстанется, чем с молотом! Рывок – и нунтяку отлетели куда-то за пределы ковра. Обезоруженный противник отступил... и вот Том один на один со своим учителем. Старик Фальконе добродушно усмехается, целя прямо в грудь ученика смертоносной сталью. Быстрый и неожиданно сильный выпад Роджерсу с трудом удалось отвести в сторону ценой потери равновесия. Он припал на одно колено, тут же ловко вскочил, уходя от следующего удара. Попытался подрубить наставнику ноги, как делал это сотни раз на тренировках, но тот изящно отступил, пропуская навершие молота мимо себя.
– Рановато меня списывать со счетов, верно? – недоуменное выражение, возникшее на лице юного раба, явно веселило Фальконе.
– Вы великолепны... – прошептал тот, переходя в режим применения Воли.
Быстрые рубящие удары слева, справа, сверху, снизу – отчего-то Том был уверен, что ни один из них не достигнет цели, что навершие молота не увязнет в плоти учителя. Карло Фальконе хорош в обороне, необычайно хорош! Однако под напором молотобойца ему приходится отступать. Шаг, ещё шаг. До края ковра осталось всего-то пять шагов или шесть... ну, может быть, восемь. Вытеснив его, Том Ли получит вожделенный перевод в Лудус и новый статус. Гладиатор! Как звучит-то!.. Гладиатор...
Внезапная боль обожгла рёбра. Как так получилось?! Изогнутое лезвие серебристой змеёй ужалив исподтишка, оставило после себя рваную рану в ладонь длиной. Хитрый, практически незаметный выпад... По боку обильно заструилась кровь. Теперь счёт пошёл на секунды: если Тому не удастся одолеть учителя в сей же миг, вскоре он ослабеет от кровопотери и проиграет поединок. Пара отчаянных тычков куда-то в пустоту, размах... всё. Боевой раб Роджерс рухнул на ковёр во весь свой рост, и уже даже не пытался подняться.
– Мне нужна перевязка, – натужно выдохнул он, зажимая рану ладонью. – Простите меня. Я был недостаточно прилежен и пока недостоин стать гладиатором.
– Увы, – согласился старик. И кому-то в сторону: «Вызовите медика».
Холодно и хочется пить.
– Не отвечают, сэр.
Больно. Но боль – не проблема. Боль закаляет. А вот накатывающаяся слабость раздражает по-настоящему. Отвратительное ощущение...
– Как так? Хм... ну, тогда сам метнись в медблок.
Повернув голову на звук, Том Ли увидел, как один из охранников отпер дверь, но не успел шагнуть за порог, как ввалился обратно с пробитой головой. Помещение внезапно наполнилось людьми. Кто они такие?.. Кажется, ребята из соседнего зала. Одни вооружены историческим холодняком с сорванными гуманизаторами, у других шок-дубинки... как шок-дубинки?! Они же не работают в чужих руках! Да как они вообще попали в чужие руки?..
Охранники среагировали раньше, чем ослабевший от раны Том Ли успел додумать эту мысль. Треск электричества потонул в воплях горящих заживо людей, но численный перевес был явно не на стороне солдат, и задавить бунт в зародыше им не удалось. Завязалась потасовка. Да что там потасовка – настоящая бойня! Озверевшие от ярости люди, не жалея себя, бросались под смертоносное шоковое оружие, чтобы получить хоть малейший шанс дотянуться сталью до ненавистных надсмотрщиков. Трупы павших топтали ногами, перепрыгивали через них, бесстрашно напирая на охранников Скотобойни, и где-то в этой вакханалии – Том Ли мог бы поклясться, что это ему не показалось! – ясным бликом сверкнул клинок Карло Фальконе.
Том Ли Роджерс сам не понял, как оказался на ногах. Он не видел людей перед собой – он видел цели. Мишени, которые следует поразить быстро и точно. Атакуй и убивай с одного удара – получишь высший бал в этом зачёте! Руки, привыкшие к тяжести люцернского молота, теперь почти не чувствовали его веса, упругое древко срослось с ладонями, а клевец, обагрённый кровью, летал над побоищем, гвоздя чьи-то головы, шеи, тела, превращая плоть в багряное месиво. Холодная ярость солдата против беснующейся орды, в которой где-то там, за лицами, спинами – учитель. Жив ли ещё?.. Старик Фальконе не из тех, кто легко даст себя убить. Хочется верить. Вера даёт силы поднимать и опускать молот, снова и снова, позабыв о собственных ранах. Он будет сражаться, пока сам не упадёт мёртвым, пока последняя капля крови не вытечет из жил – так учили курсанта Роджерса, а у него ни разу в жизни не было причин усомниться в мудрости руководства и святости приказа. Его воспитали для этой битвы – ведь, лишившись браслета гражданина, Том Ли Роджерс не перестал быть солдатом.
Подмога пришла, когда её уже не ждали. В поредевшую толпу бунтарей мощным клином врубился новый отряд охраны, играючи сминая сопротивление. Мундир капитана Джагер, густо забрызганный кровью – это последнее, что видел Том Ли перед тем, как свет померк в его глазах.