Глава 7
Женщины-Псы – редкий товар, статусный. Достаточно дорогой, чтобы позволить себе такое приобретение могли лишь избранные. Девчонки плохо переносят дрессировку, большинство погибает ещё на начальных её этапах от физического и нервного истощения. А из тех, кто выжил, предельно трудно вытравить ненависть к мучителям. Перед теми же рабынями, кому и это удалось, предстаёт третья, самая трудная задача: выдрать с мясом из собственной души остатки человеческого и покорно влезть в тесную собачью шкуру. Мика – из тех великолепных творений живодёров Псарни, стоимость которых превышает даже цену лучших гладиаторов Колизея. Одна из немногих, кто справился со всеми испытаниями, чтобы стать несокрушимым щитом для будущего хозяина.
Мика – первый питомец, который появился у Амари: её подарил отец на день совершеннолетия. Просто в качестве шикарной игрушки на зависть сверстникам. О том, что Пёс должен выполнять функцию охранника, Блез Симон не думал... Ну что может угрожать наследнику Первого клана среди Верховных?.. А вот живая гуттаперчевая кукла, умеющая выгибать конечности под самыми немыслимыми углами, ходить колесом и стоять на голове – это воистину стильная вещица, которой не стыдно похвастать перед гостями. Рослая, поджарая, с ёжиком непослушных коротких волос и исполосованными шрамами жилистыми руками, Мика всегда носила чёрное и избегала смотреть кому бы то ни было в глаза. К своей новой участи – быть бесполезной игрушкой титулованного подростка – девушка относилась с тем же равнодушием, с каким и ко всему, что происходило в те годы в поместье Симон. Бархатный канцлер, гедонист до мозга костей, был охоч черпать из реки жизни полными пригоршнями. Жадность, с которой он поглощал запретные поды всех сортов, и щедрость, с которой он угощал ими своих подданных, могли бы погубить его раньше срока... но то произошло по иной причине. Весельчак Блез Симон позволил себе роскошь доверия – а уж этого канцлер, желающий прожить подольше, должен всячески остерегаться.
Возможно, потому Амари выделял Мику среди других своих питомцев, что она была подарком отца. Одним из множества, – и, конечно же, не самым дорогим – но ценность дара измеряется отнюдь не только деньгами. Мог ли предугадать Блез Симон, что бесполезная игрушка однажды сослужит ту службу, для которой её готовили – закроет хозяина от пули своим телом?.. То, что пуля предназначалась не ей, а Первому, вполне очевидно: кому принесла бы пользу гибель какой-то рабыни... Амари Симон выжил только потому, что верная Мика была рядом. Как и положено Псу. И, как положено Псу, в момент опасности она ни на секунду не задумалась о цене собственной жизни.
Для Пса собственная жизнь нисколько не ценна. Да и хозяева к своим элитным питомцам обычно не питают глубоких чувств: глупо привязываться к тому, кто в любой момент может погибнуть, защищая тебя. И всё же Мика слишком долго была рядом с Амари – достаточно долго, чтобы стать привычной частью его мира. Будто ребёнок, с бессильной яростью цепляющийся за любимую игрушку, которую чья-то крепкая, взрослая рука пытается отнять, канцлер готов был бороться до победного конца.
Мика ещё жива. Пуля, пройдя прямо под сердцем, ушла навылет. Лучшие врачи Гражданского госпиталя делают всё от них зависящее для спасения охранницы Первого. Насколько Амари известно, в этих стенах никто и никогда не лечил раненных Псов: любому владельцу проще, а, возможно, и дешевле, купить себе нового питомца. Кроме того, доктора не дают гарантии, что Мика сможет и дальше справляться с обязанностями телохранителя, даже если им удастся вырвать её из лап смерти. Но канцлер никого не хотел слушать. Для охраны у него есть Стэн, Крис и Эрик, а Мика – это Мика. Она уже выполнила свой долг перед хозяином. Сможет ли продолжать – не суть важно. Главное, чтобы жила.
А ещё заботы о пострадавшей охраннице отвлекали Первого от мысли, насколько близок он сам был к смерти. И ещё о том, что покушение может повториться. Но кому это нужно?.. Амари Симон слишком мало провёл в должности канцлера, чтобы успеть заслужить чью-то ненависть.
Ненависть.
Её он видел вчера в глазах посланника Бездны. Ненависть фанатичную, горячечную, способную испепелить – и по-прежнему не понимал её причины. Впрочем... стоит ли думать об этом сейчас, когда верная Мика лежит перед хозяином совершенно беспомощная, подключённая к аппарату искусственной вентиляции лёгких?.. Уже почти сутки, как она не приходила в сознание. Глаза закрыты, лицо спокойное. Бледные губы вытянуты в одну напряжённую линию. Слышала ли она, находясь между миром живых и бесконечной пустотой смерти, как Амари Симон суетился над её бездыханным телом, пока не приехала реанимационная бригада?..
Тихонько скрипнул порог.
– Вы? – не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто стоит за спиной. Странно даже, что он не объявился раньше...
– Я, – согласился Алваро Боэно. – Не трудитесь указывать мне на дверь, Первый – я здесь лишь для того, чтобы сообщить: все необходимые меры по сокрытию покушения от общественности выполнены. На сим, – в его голосе зазвучал нисколько не скрываемый сарказм, – больше не смею мешать вам предаваться безудержной меланхолии.
– Постойте, Второй... хотя Амари и не горел желанием видеть Боэно у постели Мики, но вездесущий и всезнающий Верховный паблик-оратор вполне мог бы с большой долей достоверности подтвердить или опровергнуть его догадки. – Вы тоже считаете, что это было покушение?
– Как ясный день, мой мальчик, – Боэно, сочтя слова патрона приглашением, бесшумно скользнул в палату и притворил за собой дверь. – Как ясный день, – повторил он со значением и фамильярно хлопнул ладонью по плечу канцлера, отчего тот непроизвольно дёрнулся и шикнул.
– Мы не на работе, но всё же прошу вас соблюдать приличия, – с раздражением процедил Первый, и тотчас же устыдившись столь откровенного выражения эмоций, вернулся к светскому тону беседы. – Присаживайтесь, пожалуйста. Мне хотелось бы поговорить с вами об этом... щекотливом деле.
– О, вы можете не предлагать мне стул – сам найду, куда пристроить зад, – Боэно элегантно опустился в кресло сиделки. – О чае тоже не беспокойтесь: я уже распорядился, сейчас нам принесут всё, что необходимо для приятной беседы, – он покосился на лежащую Мику. – Пациентка немного портит картину, а так – почти что светский салон.
«И этот плут только что уверял меня, что заскочил всего на минуточку – а сам тут давно уже хозяйничает!..»
– Я остался жив благодаря этой женщине, – парировал канцлер. – Примите к сведению данное обстоятельство и проявите к ней хотя бы минимальное уважение.
Но Боэно протестующе замахал руками:
– Уж поверьте, сэр, вчера вам ничего не угрожало!
– Как это – «ничего»?! – Амари почувствовал, что вот-вот снова вспылит. Терпеть издёвки Второго, демонстрируя в ответ истинно аристократичную сдержанность, сегодня было как никогда сложно, – Очевидно же, что пуля предназначалась мне! Сами подумайте, ну кому выгодна смерть простой рабыни?..
– А кому выгодна ваша смерть? – вкрадчиво поинтересовался Второй. Что-то неуловимо изменилось в этот момент в облике Боэно... с него будто бы слетела привычная маска великосветского шута, обнажая пугающую суть. В колючем взгляде Верховного паблик-оратора метались молнии – и столь откровенной, столь неприкрыто вызывающей была эта угроза, что Амари почти физически ощутил холод пальцев Второго у себя на горле.
– Не имею понятия... – канцлер отвёл взгляд, силясь унять участившийся пульс и от всей души надеясь, что собеседник не заметил, какое неизгладимое впечатление он производит. – Я рассчитывал, вы проясните для меня данный вопрос.
В дверь деликатно постучали, прогоняя наваждение. Стюард, извинившись, вкатил в палату тележку с чайным набором. Подождав, пока прислуга покинет помещение, Боэно заговорил. Теперь уже просто старый добрый Алваро Боэно, верный слуга своего государя, его опора и по совместительству его же вечная головная боль.
– У меня есть кое-какие соображения на этот счёт, но выводы делать пока рано, – он небрежно плеснул в чашку густо-янтарную жидкость, исходящую ароматным паром. – Однако я хочу обратить ваше внимание на один важный нюанс... Судя по всему, стрелял снайпер. Дьявольски меткий снайпер – тому свидетельство филигранная точность выстрела: пуля прошла в миллиметре от сердца бесстрашной охранницы. «Почему же стрелок не попал прямо в сердце, раз он так хорош?» – спросите вы. А я отвечу: потому что у него и не было цели убивать вашу рабыню. Никому в этом мире нет дела до чужих рабов! Никому их смерть не приносит выгоды. Зато канцлеры мрут от рук наёмных убийц так часто... на моей памяти подобное случалось аж дважды. Ни старине Блезу, ни его стальному предшественнику не помогла бы и целая армия Псов. Иными словами, если бы снайпер хотел вас убить, эта милая девушка не сумела бы так удачно подставиться под пулю. Он не стрелял бы в канцлерского телохранителя. Он стрелял бы в самого канцлера, улучив момент, когда тот останется в одиночестве и будет беззащитен как младенец. В спальне. В ванной комнате. А ещё лучше – в уборной... Человек наиболее жалок и уязвим именно в тот момент, когда на нём нет штанов. «Почему же я до сих пор жив?» – снова спросите вы. А я отвечу: потому что тот, кто подослал к вам убийцу, и вас не собирался убивать. По крайней мере, пока. Считайте рану своей Псицы... предупреждением. Кому-то вы здорово мешаете дышать полной грудью, дорогой мой Первый. И этот загадочный «кто-то» решил деликатно попросить вас не зарываться.
«Кто-то... для кого я представляю угрозу. Чьим планам я могу помешать осуществиться. Линдберг? Нет, не мог он отреагировать так радикально. Даже если Папаша на старости лет ослеп от собственного величия, он по-прежнему достаточно умён и не стал бы объявлять мне войну без особых причин. Не считать же достаточной причиной тот факт, что я позаимствовал у него ассистента?.. Вряд ли Киттон так незаменим, как ему самому кажется... А кроме того, никто ведь не знает, что он у меня...»
– С этим надо что-то делать, – растерянно произнёс Амари, запутавшись в собственных мыслях. – Вы уже выяснили, из чего был произведён выстрел?
– Нарезная винтовка «кракен», – Боэно уверенно кивнул, – двенадцатый калибр. Хорошая, но довольно старая модель: ни в одном из армейских арсеналов таких уже давно нет, – он доверительно наклонился к самому уху Первого и выдохнул шёпотом, – безопасники вне подозрений.
– А что насчёт арсенала Бездны? – также вполголоса поинтересовался канцлер.
– Увы, не в моей компетенции устроить там качественный обыск прямо сейчас... – Второй выпрямился, шумно хлебнул из своей чашки и уже чуть громче добавил. – Но по данным моих осведомителей, «кракенов» нет и там.
«Когда же вы всё успеваете?..»
– А силовики Министерства морали?
– У наших на вооружении только именной огнестрел. Совершать покушение на первое лицо города из персонального оружия стал бы только сумасшедший – а в наших силовых структурах служат бойцы исключительного ума и сообразительности.
Невозмутимость Второго выглядела слегка деланной... однако канцлер, подумав, решил, что тот не врёт.
– Значит, под подозрением остаются лишь частные владельцы. Уверен, таких в Иммортал-сити немного...
– Совсем немного, вы правы. Из тех, кто легально владеет «кракенами» – человек, пожалуй, тридцать. А сколько на руках у наших сограждан нелегального огнестрела, не знаю даже я, – он отставил чашку. – Кого из подозреваемых будем допрашивать первым? Может, меня?
– Вас?! – кажется, Амари выпалил это слишком громко.
– Я, как вы уже знаете, заядлый охотник. И у меня чисто случайно есть нарезной «кракен»... именно такой, как мы ищем. Но вы же не станете всерьёз подозревать старого друга и самого преданного вашего подданного? – верховный паблик-оратор обезоруживающе улыбнулся.
– Не думаю, что я могу доверять вам полностью, – Амари Симон вздохнул. – Однако также пока не вижу оснований обвинять вас в причастности к этому делу. Кроме того... мне кажется... – он запнулся, – первым номером в списке тех, кто желает мне зла, следует обозначить никак не вас... а Линдберга и его приспешников.
С таким трудом высказанное признание, казалось, не произвело на Боэно никакого впечатления.
– Линдберг?.. Да с чего бы?.. – он снова понизил голос. – Уверен, Папаша не видит в вас никакой угрозы своим хтоническим исследованиям. Ведь об утечке информации ему ещё ничего не известно, – Второй вдруг нахмурился. – Или известно? У старого прохиндея тоже везде уши... – он резко вскочил со своего стула и навис над канцлером, гневно сведя густые брови. – Амари, сынок, ведь ты не успел натворить чего-нибудь непоправимого?!
– Я... да нет же!!! – Первый вскочил следом. – Ну что я такого мог натворить?!! – и вдруг сам всё понял.
«Может ли так статься, что Линдберг мстит за похищение своего любимчика?.. Как ни называй это, а задержал я его незаконно... и зря, наверное. Из-за моего любопытства пострадала Мика»
– Может, вы проболтались об откровениях нашего гостя из Бездны... кому-то недостойному?.. Впрочем, нет, – опроверг Боэно сам себя. – Уж в чём, а в излишней болтливости вас трудно упрекнуть... А знаете, Первый? Вот что я вам теперь посоветую в связи с нашей непростой ситуацией.
Он многозначительно замолчал. Пауза неприлично затягивалась.
– Что же? – с раздражением, которое уже устал скрывать, прорычал Амари. Мимолётный порыв желания покаяться Второму в похищении Киттона сам собой сошёл на нет.
– Вам необходимо срочно жениться и родить наследника.
Что угодно готов был услышать Амари... но это?! Какую логическую связь видит Боэно между женитьбой и покушением?..
– Возможно, в скором времени ваш тайный недоброжелатель решит расквитаться с вами окончательно... поверьте, очень плохо будет, если Первый дом полностью прекратит своё существование. Не оставив законного прямого наследника, вы обречёте городскую знать на мучительную междоусобицу. Каждый – уж не сомневайтесь! – каждый из глав восьми Верховных домов будет претендовать на опустевший престол. Даже я. А я уже немолод, и предпочёл бы провести остаток своих дней в покое и благоденствии.
– Насколько мне известно, вы тоже не женаты. И у вас нет наследника, – съязвил канцлер, понимая, но отказываясь принять простую истину: Боэно прав. Прав, как всегда.
– О, вы ошибаетесь. У меня есть наследник. Дочь моей младшей сестры, моя племянница. Очень способная девочка. Когда я решу покинуть свой пост, то уйду, нисколько не сомневаясь, что оставляю Министерство морали в надёжных руках.
– Ваша племянница? – Амари попытался вспомнить, о ком же речь – но тщетно. – Как её имя? Мы знакомы?
– Боюсь, нет. Чезара бесконечно далека от светской жизни. Все её помыслы и устремления отданы исключительно Министерству морали. Кстати, – он многозначительно выгнул бровь, – моя дорогая племянница пока не замужем.
«Намёк предельно ясен, скользкий ты прощелыга... Минуту назад решил меня женить – и вот уже невеста нашлась. Конечно же, твоя родственница – как иначе?».
– Позвольте мне самостоятельно выбрать женщину, которая станет матерью моего наследника, – прошипел Амари, отчего-то ощущая лёгкое удушье.
– Выбирайте, мальчик мой. Выбирайте кого хотите! Но с моей племянницей всё же познакомьтесь. Завтра пополудни вы свободны?
– Что?.. Конечно, нет!
– Свободны. Вот и славно. Я сообщу Чезаре, что вы ожидаете её визита, – Алваро Боэно подмигнул канцлеру левым глазом, и, не дожидаясь категорического отказа, тут же скрылся за дверью.