«Сангу»

     Когда в очередной раз пучок влажных веток — розги — с треском и с огромной скоростью дотронулись до оголённой спины младшей сестры Энтони — Мии, за то что она в свои семь лет не собиралась вести себя женственно и носить платье, которое ей совсем не к лицу, мальчик понял: надо что-то менять. Он не может больше терпеть вечных избиений то самого его, то любимой сестры. Он не может больше подчиняться своим родителям, которые действуют только по воле Высшего. Высшего... Какое громкое, но бесполезное слово. Энтони давно понял, что никакого существа, заправляющего по словам всем миром, не существует. А если же он и есть, то слишком жесток для этого мира, раз позволяет вводить такие правила, и раз позволяет себе смотреть на всю жестокость и грязь во Вселенной.

     Сестра захлёбывалась в своих слезах, пока лежала на какой-то небольшой скамейке с приподнятой вверх чёрной кофтой с длинным рукавом, оголяя спину. Кофта, которую ей категорически нельзя было надевать, ведь не соответствовало женской натуре. На спине уже красовалось несколько царапин и огромное красное пятно, продолжающее разрастаться по коже дальше. Мия дрожала.

      Мать удерживала Энтони за плечи. Лишь бы он не вырвался и, как уже было, не набросился на отца с кулаками.  Мальчик кричал отцу: "Отпусти её! Хватит! Она вся дрожит, видишь?!" — за что получил сильную пощёчину от матушки. Во-первых, из-за того, что обращается к своим родителям — которые, между прочем, дали ему жизнь! — не на "Вы"; а во-вторых, из-за того, что прерывает столь важный и единственный рабочий, по их мнению, воспитательный процесс. 

     На глазах Энтони уже начали появляться кристаллики слёз, которые намеревались перерасти в истерику. Он готов был сам разреветься, смотря на мучения сестры. Из-за какой-то поганой кофты! Снова удар розгами. Мия вскрикнула и потеряла сознание из-за сильной боли. Она слабая, она не привыкла терпеть боль в таком количестве. Она маленькая, в конце концов. Отец окунул ветки в небольшую ёмкость с водой, наклонившись.

      — Отец... Мия потеряла сознание! Мне кажется, с неё хватит. Пожалуйста, оставьте её... — Энтони старался говорить с уважением, хоть и понимал, что они не заслуживают абсолютно никакого уважения в свою сторону. Они заслуживают только боль и такие же страдания, которые причиняют своим детям и другим. — Прошу вас! —  крикнул Энтони, когда заметил, что отец даже не повёл бровью и собирался снова ударить сестру. Какой от этого толк? Какой толк бить человека без сознания?!

      Отец послушался. Но вдруг он резко уставился в глаза мальчика. На его лице — о, господи! — стал читаться искренний ужас, смешанный с удивлением. Беловолосый мужчина, одетый в белую рубашку и свободные коричневые штаны, подошёл поближе. Его золотой крест, висевший на веревочке на шее, блестел на свету из окна. 

       — Срочно идём в церковь, — строгим голосом произнёс тот. Энтони же недоумевал: что случилось? С чего такое резкое решение? Ведь обычно в церковь они ходят по понедельникам и четвергам, а сегодня была пятница. 

      Мать наклонилась к Энтони и повернула его голову на себя. И ужаснулась даже больше, чем сам отец. Она перекрестилась и прошептала какое-то послание Господу. 

      — Что произошло? — решил спросить мальчик, перед этим нервно сглотнул. — П-почему вы так заглядываете в мои глаза? Что с ними?

      — Они стали красными. Небось, из-за ваших с Мией проделок, сам Дьявол заявился в наши хоромы! Господи... — отец положил руки на грудь, сцепив их в замок и склонив голову. — Спаси и сохрани душу мою грешную! — грешная? Серьёзно? Он смеет называть себя грешным, хотя ведёт себя как самая послушная собачка этого "Высшего"?! — Ничего... Милая, отпусти его, после церкви я его тоже воспитаю как следует! — отец ушёл, что-то на последок бубня. Наверняка, опять свои молитвы или про то, какие все в этой семье грязные и грешные...

      Мама ушла переодеваться в свою одежду, в которой она обычно ходит в церковь: белое платье ниже колен и такой же белый платок. Белый цвет считался самым чистым и невинным! В этой семье нельзя было носить тёмные оттенки... Особенно чёрный и красный, ведь это приманивает нечистые силы. Ведь красный — как кровь. Чёрный — как смерть.

       А у Энтони радужки глаз переняли красный оттенок! Горе, беда, печаль и депрессия в семье, ведь к ним, сто процентов, пожаловал тот самый Дьявол! Мальчик усмехнулся, подумав о том, что родители могут его утопить или сбросить с горы, раз он нечисть приманивает. Но сейчас не время для смеха... Подбежав к лавочке, где лежала Мия, он сел рядом с ней на колени и смотрел в её заплаканное и, казалось бы, безжизненное лицо. Она медленно дышала. Но радует, что хотя бы не валялась полноценно мёртвой. 

      — Мия... — прошептал тот. — Я обязательно помогу нам.

      Вместе с этими красными глазами у Энтони появилось желание мести. Желание свершить правосудие... Устроить собственный суд над врагами! Желание доказать, что религия — пустая трата времени. Выдумка. Ложь. 

      Желание убить. Желание пролить чужую кровь. Желание искупаться в чужой крови! Нет, Дьявол тут не причём: желания были и до этого, только стали уже более серьёзными и сильными. Теперь мальчик готов им доказать, что их Господь-Бог не поможет!

*   *   * 

День спустя. 

     Вчера поход в церковь всё-таки состоялся: но никакой батюшка не смог изгнать "Сатану" из Энтони. Как бы не пытались — то проводили ритуалы, то поливали с ног до головы святой водой, то ещё творили всякую чепуху — бесполезно. Всё семейство ломало голову. Кроме Мии. Про неё родители забыли, оставили на той же лавочке и даже не соизволили перенести на мягкую кровать! 

     Но Энтони про неё никогда не забудет. Он всегда будет защищать её. Всегда будет стоять на её стороне. Всегда будет мстить её обидчикам! Первая его жертва — ненавистный отец. Вторая — такая же ненавистная мать. Да свершится суд! 

      Мия очнулась только под утро. Она была истощена. Родители итак  её не кормили почти, ссылаясь на то, что у девушки должно быть худое телосложение. Когда девочка прошла в кухню и собиралась взять хотя бы яблоко — её прогнали, грозясь снова побить розгами. И Энтони это всё слышал. Терпение постепенно лопалось. Точнее, лопнуло оно уже давно, сейчас даже последние частички терпения начали распадаться. Скорее бы ночь! К слову, розгами его так и не побили. Забыли, видимо. Но это же к лучшему, верно?

      — Сегодня мы избавимся от них, — говорил Энтони, пока собирал вещи в небольшой потрёпанный жизнью кожаный рюкзачок. — Я их убью! — он со злостью запихнул туда дополнительную одежду. Одежду, которую он с Мией прятал в комнате. Одежда, которая была удобная. Они накапливали деньги и покупали комфортные для себя вещи, в крайнем же случае приходилось воровать. Что не сделаешь для собственного удобства. Пока они воровали или покупали, постоянно завидовали другим, потому что они могут так  просто позволить себе удобные вещи, и им не приходилось выкручиваться различными способами. 

      Мия слушала брата, также собирая свои вещи в другой рюкзачок. 

      — Ты правда это сделаешь? — спросила она. Мия одета в свое единственное любимое голубое платье, а ее белоснежные, как у брата, волосы были распущены. — И что с твоими глазами? Я с утра заметила. 

     — Да, сделаю, — на вопросе про глаза тот задумался. — Я не знаю. Но, полагаю, это знак. Знак, что надо бороться за свободу! Слушай, ночью ты берёшь свой и мой рюкзак и выбегаешь из дома. А я остаюсь внутри, иду к родителям и свергаю их, поняла? Потом я выпрыгиваю в окно. 

      — А зачем в окно? Ты же можешь через дверь сбежать, — не поняла девочка.

      — Так быстрее будет. Да и ты можешь уже ждать меня как раз рядом с окном, — Энтони закончил со своими вещами и решил осмотреть комнату: повсюду были эти проклятые иконы! А также крест над дверью. Сжечь бы это всё... Стоп, а это идея! — У меня есть ещё один план, — воодушевлённо протянул мальчик. 

      Мия ничего не ответила, лишь вопросительно вскинула бровь и посмотрела на Энтони, который встал с пола и, казалось, засиял от счастья.

      — Смотри, ты берёшь спички, и перед тем как выйти из дома — поджигаешь его! Я же, по старому плану, убиваю родителей и выпрыгиваю в окно. Круто я придумал? 

      — Вау... — та вздохнула. — А нам ничего за это не будет? И... Где мы жить будем?

       — Придётся на улице. Если хорошо прятаться от людей, то они нас не найдут и, следовательно, ничего не сделают. Тебе точно всё понятно?

       Мия кивнула.

*   *   *

      Время текло очень медленно. Энтони с нетерпением дожидался ночи и наконец-то дождался её. Небольшие настенные часы с кукушкой пробили полночь, и он с сестрой переглянулись: пора начинать. Сестра вскочила с кровати и, схватив один рюкзак в руку, а второй повесив себе на спину, побежала в кухню за спичками. Энтони достал спрятанный под подушкой клинок, который они ещё давно нашли на улице, воткнутым в стену. Странным для Энтони показалось только то, что на его рукояти было искусными буквами вырезано какое-то неизвестное для него слово: "Сангу". Но не время думать об этом, сейчас цель совершенно другая!

      Дойдя до спальни родителей, он медленно прикоснулся к дверной ручке и отворил массивную дубовую дверь. Мальчик услышал небольшое потрескивание огня, который уже начинал разъедать дом, состоящий полностью из дерева. Времени не так уж и много!

      На цыпочках подкравшись к кровати, тот услышал тихий скрип половицы под своими ногами и невольно прищурил один глаз. Не нужно, чтоб родители проснулись раньше времени. Шоу ещё не началось!

      Покосившись на своего отца, Энтони расплылся в улыбке. Наконец-то... Он вознёс кинжал остриём вниз над своей головой, держа его в обеих руках. С силой опустив руки, кинжал вонзился в грудь отца и тот вскрикнул, проснувшись. Кровь начала пачкать его ночнушку, а Энтони продолжал повторять движения, вонзая оружие всё громч

      Мама проснулась и в страхе смотрела на происходящее. Она начала горько плакать, наблюдая за безжизненным мужем и за брызгами крови, которые запачкали Энтони, саму мать, стены, одежду и мебель. Всё было в крови!..

      — Энтони... — дрожащим голосом произнесла она, встав с кровати и попятившись к окну. Мальчик перевёл на неё свои красные глаза и улыбнулся ещё шире, вытаскивая кинжал из груди отца с мерзким чавкающим звуком.  — Господи... 

      — Опять ты надеешься на своего "Господа", — с отвращением произнёс Энтони, подходя всё ближе. — Его нет. Он не собирается вам помогать. 

       Дым от огня уже проник в комнату и становилось тяжело дышать, время кончалось! Энтони резко приблизился к матери и вонзил кинжал ей прямиком в лёгкие. Она хрипло крикнула, закашлялась, отплёвываясь от крови, и упала на пол. Глаза матери медленно закрывались, а вот глаза Энтони становились прежнего голубого цвета. Конец. Вытащив остриё, тот встряхнул им, смахивая лишнюю кровь. То, что смахнуть не удалось, он слизал. 

      — Конец... — он снова вспомнил об огне. Подойдя впритык к подоконнику, тот распахнул шторы ,  положил кинжал на него и упёрся руками, подтягиваясь и залезая на подоконник. Окно находилось достаточно высоко, даже несмотря на то, что это был первый этаж. Если говорить проще – в целях безопасности; защита от всяких плохих людей. Но родители не подозревали, что не они защищают свой дом от людей. А дом защищает людей от них. От этих... Фанатиков религии! 

Встав на ноги, он полностью открыл окно и, захватив кинжал, спрыгнул. Его уже ждала сестра.