Тенета любви

Солнечные лучи пробиваются сквозь тонкую ткань тюли, рассеиваясь и падая на туалетный столик, за которым сидит девушка. Она медленно водит расческой по волосам, задумчиво уставившись в свое отражение. В комнате стоит тишина, лишь тихий шелест расчески, проходящей сквозь темные длинные волосы, нарушает ее.

  Сонён думает о нем. О Чонгуке. Он поселился в ее голове и не хочет уходить оттуда с того самого благотворительного вечера, когда она впервые увидела его после учебы. Нужно быть слепой, чтобы не признать, насколько он похорошел за те годы. Высокий рост, стройная и подтянутая фигура, широкие плечи и, о боже, эти глаза... Такие мрачные, загадочные и вместе с тем притягательные. Они пьянили ее. На одной из встреч Сонён подметила, что Чонгук любит ментоловые сигареты. И с тех самых пор они стали ее любимыми. Ей до чертиков хочется потратить весь день, вдыхая этот терпкий аромат, хочется отравляться им вновь и вновь так, чтобы голова шла кругом. Все ее нутро неутомимо тянется к этому человеку, словно он — магнит...

— Сонён, — внезапный оклик выдергивает ее из потока мыслей.

  Увидев в отражении того, кто прервал ее размышления, Сонён откладывает расческу на стол, разворачиваясь.

— Должен предупредить тебя, что Игорь Вишневский пожелал посетить конное ранчо, — Гванджин заводит руки за спину, сложив пальцы в замок.

— Зачем ты ему сказал про ранчо? — Сонён зло шипит, нахмуривая брови. Она об этом не знала. Ее снова ставят перед фактом.

— Затем, что я буду иметь проценты с выручки. Мне нужно замолвить словечко, — Гванджину не нравится этот тон, хоть он и ожидал, что Сонён эта новость придется некстати.

— Так замолви хоть пятьсот своих словечек перед ним, но не через меня и моих лошадей, — она резко встает, отчего пуфик шумно падает на пол.

— Послушай, ты, мерзкая девчонка, — Гванджин грозно надвигается на племянницу, тяжело дыша. — Пока что я — глава этого клана. А ты — лишь мелкая пешка в этой игре. Лучше помалкивай и наблюдай, как взрослые умеют налаживать контакты.

— Какой же ты...

— Ах, и еще, — он не дает ей договорить, вздергивая уголок губы вверх, — не помешало бы позвать и Чона-младшего. Вы слишком мало видитесь.

  Он смотрит на нее в последний раз, смерив издевательски насмешливым взглядом, и выходит прочь, оставляя дверь комнаты открытой.

  Сонён впивается ногтями в ладони, стараясь сосредоточиться на боли. Сильно. На пол падает несколько капель крови.

  Позже, глубокой ночью, лежа на кровати, Сонён ищет его в социальных сетях, чтобы попросить личный номер телефона. Она молится всем богам, чтобы его не оказалось ни на одной площадке, но боги ее не слышат.

***

Стук в дверь. Уже такой знакомый, что Мишель, не спрашивая, открывает ее.

— Как ты? — Тэхен стоит, прислонившись к косяку, засунув одну руку в карман, а во второй держа большой букет полевых ромашек.

  Мишель, не обращая никакого внимания на букет, падает в объятия Тэхена, утыкается в грудь, вдыхая аромат его тела. Чем он пахнет для нее? Домом, спокойствием, тем самым мужчиной. Мужчиной, которого она так сильно полюбила.

— Сейчас ребра переломаешь, — он отшучивается, отстраняясь. Вытягивает руку вперед, даря букет, не переставая смотреть в ярко-голубые глаза Мишель. — Твои любимые, да?

— Ты запомнил, — она с нежностью принимает букет, впуская Тэхена внутрь.

  Он идет вслед за Мишель на кухню. В нос ударяет запах растворимого кофе. В углу жужжит старый холодильник, на тумбе начинает шипеть заварочный чайник.

— Еще не завтракала? — Тэхен садится за маленький угловой стол, ставя локти на стеклянную поверхность. Он неотрывно следит за действиями девушки. Они плавные, неспешные, притягательные. Хочется скинуть цветы с тумбы и посадить на нее Мишель. Ткань брюк между ног натягивается, отчего парень начинает ерзать.

— Только сажусь. — Мишель, разобравшись с цветами и сняв с них обертку, ставит букет в вазу, не переставая улыбаться самой себе.

— Почему не сказала? Я бы что-нибудь привез тебе вкусное. Что ты хочешь? Круассан? Какой-нибудь сэндвич на свежем багете? Может, только что испеченный банановый хлеб?

Она смеется, но он ведь знает, что по щелчку его пальцев любое блюдо будет доставлено в ближайшее время с его ресторана. Все для его малышки.

— Успокойся, у меня есть хлеб и сыр. Этого хватит.

  Тэхен кривит губы. Он прекрасно понимает ее финансовое положение, прекрасно понимает, что она откажется от очередного предложения затарить холодильник битком всевозможными продуктами, но его выводит из себя от одной только мысли, что Мишель вынуждена урезать свои расходы. Упрямая. Такая же, как и он.

— Это тебе, — он достает из кармана пачку сто долларовых купюр и кладет на стол. Как только он одержал победу в покере, на следующее утро уже пошел разменивать фишки на реальные деньги, не забыв снять щедрую сумму, отправленную Чонгуком. Тот сдержал слово. — Завтра оплатишь проживание бабушки в клинике за следующий месяц. И еще хватит на лекарства. Если не хватит, то мой номер ты знаешь.

— Тэхен, — плечи Мишель опускаются, когда она разворачивается и видит деньги. Она так и застывает с ножом в руках, испачканном в плавленом сыре, бегая взглядом по лицу Тэхена. — Это уже слишком.

— Воу, — он шутливо поднимает руки вверх, — с ножом в руках, я бы предпочел остерегаться такой опасной девушки.

— Тэхен, это не смешно! — ее резкая перемена в настроении стирает улыбку с лица Тэхена. — Откуда у тебя столько денег?

— Я уже говорил тебе, — он устало потирает переносицу.

— Да-да, ты днями и ночами торчишь в букмекерской конторе, ставишь ставки и почему-то каждый раз выигрываешь! — с каждым словом голос Мишели повышается, она срывается на крик.

— Ну, я виноват что ли, если родился под счастливой звездой? — Тэхен беспомощно пожимает плечами, пытаясь разрядить обстановку, но делает только хуже.

  Мишель с силой кидает нож на пол. Тот громко падает, пачкая пол. Она тяжело дышит, испепеляюще смотрит на Тэхена. Горло начинает противно саднить.

— Ты мне лжешь, — она чувствует это. Чувствует эту блядскую ложь, которую Тэхен так изящно заливает ей в уши каждый раз, когда приносит ту или иную сумму денег. — Когда мы с тобой были на свидании в последний раз?

— Мишель, не начинай, — он тяжело вздыхает, закатывая глаза. Избитая тема, которая вновь и вновь возникает между ними, уже изрядно поднадоела. — Мы уже это обсуждали.

— Что? Стесняешься меня? — Мишель опасно надвигается на него, глядя исподлобья. — Что за тайну ты так упорно хранишь о себе? Откуда у тебя эти деньги? Такая большая сумма, а? Откуда ты пришел ко мне в тот день, когда на тебе не было живого места? Кто тебя так избил? Куда ты после пропал и не отвечал на звонки? Чем ты занимаешься? Кто? Ты? Такой?!

  Последнее слово она кричит ему прямо в лицо, не теряя контакта глаза в глаза. В его взгляде волнение оттого, что она подперла его к стенке. И при этом нескрываемый интерес: на что еще она способна? В его глазах — правда. Только написанная не на том языке, на каком умеет читать Мишель.

  Одним ловким движением Тэхен сажает ее на колени. Прижимается к ней лбом, схватив за затылок. Слышит, как она тяжело дышит, как бешено бьется ее сердце. Он мягко начинает массировать ей затылок, старается успокоить.

— Малышка... — он выдыхает ей прямо в рот, не больно кусая за нижнюю губу. — Есть вещи, о которых знать ты не должна.

— Почему? — Мишель умоляюще глядит в его глаза. Пытается установить зрительный контакт, но Тэхен отводит взгляд.

— Потому что я хочу, чтобы ты жила дальше, — он носом проводит по ее щеке, вдыхая. Она пахнет растворимым кофе...

***

  Конное ранчо, принадлежащее клану Тенета, располагается неподалеку от их особняка. Нужно пройти буквально несколько метров, и взгляд утыкается в высокий зеленый забор, на конце которого торчат острые пики.

  Войдя во двор, можно увидеть большой въездной портал, увенчанный величественной золотой подковой, которая красиво поблескивает под последними летними лучами солнца. Роскошная аллея, усыпанная белыми камнями, ведет к основным постройкам ранчо. Фасад так же, как и крыша, украшен изысканными резьбой и панелями из темно-красного дерева.

  Лошадиный ржач слышится совсем близко. Кони всех мастей и видов — от элегантных барокко до грациозных андалузских — являются гордостью всего Сеула, эталоном изысканности и превосходства.

  Это любимое место Пак Сонён. Здесь она проводит время, когда ей плохо и хочется побыть одной. Здесь она проводит много, чересчур много времени, подолгу разговаривая с лошадьми, зная, что те ее не осудят и непременно поймут. Здесь она может сидеть до утра, когда выпивка уже закончилась, а давящие мысли еще не покинули голову. Этим ранчо и этими лошадьми Сонён дорожила, как символом умиротворения, оберегая свою тихую гавань. Но тут появился Игорь Вишневский.

  Птицы с деревьев разлетаются в разные стороны, словно почувствовав угрозу, когда два внедорожника, черный и белый, подъезжают к воротам.

  Она молчит. Видит, как из машин выходят двое. Одного она рада видеть неимоверно, а второго не хочет видеть от слова совсем.

— Пак Сонён, рад безумно видеть тебя. Для меня честь быть твоим гостем здесь, — фамильярность Игоря вызывает возмущение.

  Он берет ее за руку и оставляет влажный поцелуй. Сонён старается скрыть отвращение. Хочется вымыть руку в кислоте, чтобы избавиться от ощущения прикосновения его мерзких губ. Боже, лишь бы не вырвало прямо тут.

— Киса, привет, — Чонгук говорит тихо, когда Игорь проходит внутрь ранчо вслед за конюхом, который решает провести небольшую экскурсию по местности.

  От теплого нежного голоса Сонён расслабляется и инстинктивно тянется к Чонгуку, словно ища защиты в его фразе. Но внутренне одергивает себя, приводя себя в чувство. Только не сейчас.

— Спасибо, что приехал, — она выдавливает из себя улыбку, делая шаг назад, чтобы восстановить безопасное для Чонгука расстояние. Так-то лучше.

— Ты написала мне сообщение в час ночи, — Чонгук достает свой телефон, сверяясь с перепиской. — Думаю, когда девушка пишет о чем-то поздно ночью, — это для нее пиздец, как важно.

— Да, может быть, — она слегка морщит нос с непривычки. Хоть Сонён и не была ханжой, но резкие бранные слова являлись своего рода легкой пощечиной.

  Пара заходит в загон, присоединяясь к Игорю, который, скрестив руки, делает вид, что внимательно слушает конюха в смешной ковбойской шляпе.

— ...наша ласточка, любимица Сони — арабская чистокровная девочка. Была подарена на ее совершеннолетие, — мужчина с улыбкой рассказывает о рядом стоящей лошади, поглаживая гриву.

— Соня, я так понимаю, это ты, — Игорь оборачивается на подошедшую девушку. Оценивает своими светлыми глазами, прожигая.

— О, это домашнее имя Сонён. Мы ее так стали звать после того, как учитель по английскому не мог запомнить ее имя и просто переделал на свой лад, — конюх наклоняется, слегка обнимает девушку за плечи. Мужчина ведет себя достаточно мило. Наверное, он просто хочет держать лицо перед почтительными гостями, либо пытается невербально расслабить свою хозяйку, чувствуя иголки, которые она выпустила.

— Соня... — Чонгук проговаривает это имя одними губами, пробует их на вкус. Нет, киса звучит куда лучше. Он поднимает глаза на лошадь, которая гордо стоит возле конюха, терпя на себе чужие взгляды.

  Арабская чистокровная... Она великолепна, грациозна, величественна. Ее вороной окрас лишь добавляет ей изящества, заставляет задержать дыхание от изумления. Заставляет усомниться в своем зрении, задать себе вопрос: а такое разве может существовать на Земле? Если бы была возможность, то Чонгук непременно записал бы эту лошадь как восьмое чудо света.

— Как зовут ее? — Игорь тянется рукой к лошади, чтобы прикоснуться, но она вскидывает морду, уходит от прикосновения и недовольно фырчит.

— Осторожно, — конюх немного пугается, дергая ту за поводья. Не хватало еще, чтобы обычная экскурсия закончилась травмами. — Фортуна достаточно своенравна и признает только Соню.

— Мне хочется ее оседлать, — Игорь улыбается, обнажив свои местами золотые зубы.

  Чонгук сжимает губы в тонкую линию, понимая, как нелепо и двояко звучит эта фраза.

— Она моя и кататься на ней имею право, опять же, только я, — Сонён скалится, наклонив голову и предостерегающе глядя на Игоря. Начинает пахнуть жареным.

— Неужели не дадите гостю покататься на лошадке? Это ведь просто поездка вокруг ранчо, не более, — Вишневский одним пальцем хватается за колечко на поводьях и легонько тянет его вниз. Фортуна, почувствовав дискомфорт, широко машет головой из стороны в сторону, толкая конюха.

— Т-ш-ш-ш, спокойно-спокойно, — мужчина в ковбойской шляпе принимается успокаивать разнервничавшуюся питомицу, двумя руками пытаясь поймать ту за морду. — Господин Вишневский, вы можете выбрать любую другую. Конное ранчо семьи Пак славится широким ассортиментом, и любой, даже самый привередливый ценитель конного спорта, найдет лошадь по душе.

  Чонгук давится накалившейся обстановкой. Было видно невооруженным глазом, что Игорь просто забавляется, играется с Сонён, действует той на нервы, ведь он чутко почуял ее слабое место, словно хищник, услышавший запах крови. Игорь переводит взгляд на Сонён. Она смотрит на него, стоящего напротив, так, будто хочет раздавить под прессом.

— Идемте-идемте, я покажу вам других, — конюх, чувствуя неладное, уводит Игоря внутрь конюшни, натягивая самую миролюбивую улыбку из всех, что у него были.

***

Чонгук отчетливо чувствует каждый мускул лошади, на которой сидит. С непривычки такая высота кажется опасной, а поведение животного нестабильным. Нужно выдохнуть и просто привыкнуть. Волнение, которое Чонгук сейчас испытывает, простительно — все-таки он давно не катался верхом. Лошадь протестующе ржет, когда Чон натягивает поводья сильнее необходимого.

— Ну, тихо ты уже, — он старается не показывать напряжение, вспоминая уроки по верховой езде. Лошади — довольно чуткие создания. Они чувствуют неуверенность наездника и могут скинуть его, посчитав себя главнее.

— А ты молодец, — Сонён уже сидит верхом на своей Фортуне, ожидая мужчин у пастбища, которое находится в конце конного ранчо. — Чуть расслабь руки, не натягивай так поводья, ей больно... Вот так. Дополнительные занятия не прошли даром, а?

— Я ходил на них только ради того, чтобы набрать необходимые кредиты для закрытия семестра, — Чонгук равняется с Сонён, ухмыляясь.

  Вот так, сидя на лошади, Сонён кажется ему довольно... Соблазнительной?

— Ты неисправим, Чон Чонгук, — она наклоняется ближе к его лошади, гладя по густой гриве. — Это Буран, и он очень строптивый. Будь осторожнее.

— Волнуешься за меня? — он тянет уголок губы вверх, толкая коня чуть левее, чтобы они столкнулись.

— Волнуюсь за свою лошадь, — Сонён недовольно цыкает, отворачиваясь. Она слегка надавливает шенкелем на бок Фортуны. Та послушно ускоряется, переходя на рысь.

  Чонгук провожает Сонён взглядом. Улыбается ей вслед, подмечая, как она превосходно справляется с ролью наездницы. Экипировка, что так элегантно сидит на ней, прямая ровная осанка, высоко поднятая голова — она будто с рождения только и делала, что занималась конным спортом. Сонён — прирожденная наездница. Ему хочется догнать ее и вместе с ней продолжить путь, но боковым зрением он улавливает, как к ней приближается Игорь, сидевший верхом на такой же лошади, как у Сонён, только белого окраса. Кажется, у бедного животного от большого веса Игоря сейчас подогнутся конечности и сломаются. Сам Вишневский весь покрыт испариной, стараясь удержаться на коне. Ну уж нет, Чонгук не оставит их наедине.

— У тебя прекрасные лошади, Сонён, — Игорь старается отдышаться, когда он все-таки догоняет Сонён. — Глядите, я выбрал, как у тебя.

— Я вижу, — она учтиво улыбается, глазами говоря лошади Игоря, что обязательно угостит ее чем-нибудь вкусным после такого испытания.

— Почему ты так их любишь? Причина? — Сонён про себя отмечает, что ей не нравится то, как он тянет гласные звуки. Да и вообще, Игорь Вишневский ей мало импонирует.

— Они животные. А я люблю животных больше, чем людей.

— Почему это?

— Потому что с ними можно договориться, — она заглядывает Игорю в глаза, качаясь в такт Фортуне.

— Ты со мной тоже можешь договориться, — он слащаво улыбается.

  У Сонён мерзко что-то ерзает в ребрах от такой улыбки. Она слышит сзади топот копыт Бурана, на котором сидит Чонгук. Он едет вслед за ними. Вслед за ней. Это успокаивает.

— О чем мне с вами договариваться, господин Вишневский? — она стреляет вопросом, вскидывая на Игоря черные глаза.

— В моем мире, девочка, можно договориться обо всем, о чем захочешь. Что бы ты хотела? — он наклоняется к ее лицу, стараясь одновременно балансировать на седле. Запах табака, исходящий от него, заставляет Сонён отпрянуть, уводя Фортуну вправо. Он не ментоловый.

— Она бы хотела стопроцентную выручку с ежемесячной продажи кокаина, — Чонгук грубо, но так вовремя встревает, протискивая Бурана вперед. От Чонгука не может скрыться облегченный выдох Сонён.

— Это невозможно! — Игорь смеется, разочарованно мажет взглядом по Сонён. Ублюдок.

— Предлагаю дать круг, — Сонён хочется перевести тему. Она вскидывает руку, показывая путь. — И вернуться обратно. Скоро закат, и лошадям нужно вернуться в стойло.

— Езжайте пока без меня. Я хочу сделать перекур, — Игорь устало слезает с лошади, тяжело дыша.

— Курение вредит здоровью, господин Вишневский, особенно при вашем весе, — с ехидной улыбкой говорит Сонён, ускоряя Фортуну.

  Она уже находится далеко и не слышит, как Игорь зло шепчет, глядя в две удаляющиеся фигуры:

— Сука.

  Первое время пара скачет в молчании, любуясь видами. Так как особняк находится на окраине Сеула, то им открывается величественный вид на безграничные луга, укрытые зеленым одеялом. Уходящие в закат солнечные лучи играют на зеленой траве, создавая блики. О чем-то поют птицы высоко в небе.

  Чонгук впускает в легкие побольше свежего воздуха, наслаждаясь мгновением.

— Сонён, — произносит он, когда они уже возвращаются обратно,  — держись подальше от Вишневского.

— Волнуешься за меня? — она возвращает ему его же фразу, игриво смотрит.

— Сонён, — он цедит сквозь зубы, чувствует, как раздражение начинает кипеть в венах. — Держись. От него. Подальше.

— Господи, он такой же, как все мы — вор, бандит, находящийся вне закона. Просто с другой страны, от этого и кажется опасным. — Признаться честно, ей самой не нравится этот Игорь, но ее возмущает до глубины души, что Чонгук пытается нарушить ее границы. Она к такому не привыкла.

— Ты не понимаешь, — он заглядывает ей в глаза. Напрягается, как струна. — Этот человек не просто предводитель мафии. Он тот, кто играет подло и грязно. Игорь...

— А ты сам? — Сонён перебивает, строго глядит на Чонгука. Теперь ее очередь. — Ты сам как играешь? Не грязно? Всегда честно и открыто?

— Сонён...

— Не ты ли довел Хосока до самоубийства? Что произошло между вами, что ты такого сделал, что парень не нашел другого выхода, как затянуть на себе петлю? Прежде чем пытаться осуждать других и учить их уму-разуму, взгляни сначала на себя, Чон Чонгук, — она не выдерживает, больно ударяет по Фортуне и уносится прочь.