Голодные игры: выживший - победитель

Всю ночь меня мучали кошмары. Правда они стали другими, заставляют сердце отбивать ритм быстрей, а разум за разом сходит с ума.

Вскакиваю с кровати в холодном поту из очередного кошмара, рукой вытираю испарину на лбу. Провожу языком по пересохшим губам. На нетвердых ногах направляюсь в ванну, где утоляю жажду, жадно глотая холодную воду под краном. Набираю в ладони воду и выплескиваю на лицо. Когда поднимаю глаза на зеркало, на минуту пугаюсь, но свыкаюсь с собственным отражением. Внешний вид не важнецкий: волосы сырые растрепанные от подушки, чуть заметные синие мешки под глазами, лицо будто помятое. Внешность дает желать лучшего.

Нет смысла отдаваться в лапы чудовищным сновидениям, поэтому из ящика достаю изрядно потрепанный блокнот, в дальнем углу пальцы добираются до искромсанного карандаша. Наугад пальцем тыкаю в темноте и попадаю на кнопку включения светильника, что тут же издает тусклый свет на желтый листок. Обломком делаю первые штрихи образа, тонкие чистые контуры лица и черные спадающие волной и обрамляющие острые скулы волосы. Рисовать ее вошло в безобидную привычку – ты можешь находится в своем мире, но руки помнят каждую ее линию, какова оттенка ее впалые щеки, насколько ярко горят серые грозовые глаза. Я люблю ее, сколько себя помню. Безустанно буду повторять себе, при смерти понабиться много усилий забыть ее имя, да и тогда не забуду. Настолько сильно чувство к ней, засевшее глубоко в сердце, что никто не в силах вычеркнуть ее образ. Особенно голос - когда она поет, у меня перехватывает дыхание, а птицы внимательно слушают.

Лучи солнца прорезаются через плотные шторы. Два с лишних часа пролетели без следствий, так незаметно. Ночная тишина сменяется на утреннюю суматоху. Эффи поднимает всех, носясь по коридору, выкрикивая подобное: «Подъем! Нас ждет важный-преважный день». Не раз возникал вопрос: эта женщина думает о чем нибудь другом? Какие мысли занимают в ночное время?

Прячу рисунок глубже в ящик за стопкой сменной одежды. Выудив махровое полотенце, прихватываю свободно-сидящие на бедрах штаны и просторную белую футболку и решаю принять бодрящий душ.

Настраиваю на контрастный душ, и прохладные струи приятно ласкают кожу, бодрят мигом. Одним нажатием кнопки вода сменяется не резко горячую. На верхней полке посреди с остальными неизвестными мне жидкостями стоит шампунь. Быстро намыливаю им голову и сразу смываю. Тоже проделываю и с телом. Только до меня доходит, что шампунь-то с запахом роз. Среди тюбиков ищу что-то отдалено похожее на запах мяты, но нет, все бутылочки с розами. В этом весь Капитолий. Куда не глянь в оранжереях за окном, на каждом шаге у бордюра цветут розы чисто белого цвета. Даже в столовой стоит мне выйти в вазе лежит стебелек этого цветка. А на запах не скажешь, что это настоящая, больше неаутентично выведенная роза.

Китнисс уже сидит за столом и жадно поглощает свой завтрак. Желаю ей доброго утра (но доброе ли оно?) и с Хеймитчем присоединяемся к поданной на стол еде. Ментор намерен на серьезный разговор, раз хмуро переводит взгляд то на нее, то на меня.

Как известно любому трибуту: готовят три дня, на четвертый каждый трибут индивидуально показывает свои умения. Это прекрасная возможность найти спонсоров и завоевать признание у распорядителей. Удивлено вскидываю брови при тянущейся руке к корзинке к булочкам, она уже которую уплетает за щеку. Но в этот раз Китнисс задумчиво крутит ее в руках и кладет обратно. Я представляю себе, какие у нее мысли: предстоящий день перед распорядителями Игр, а там недалеко до открытия арены, где по указу в живых останется только один из двадцати четырех трибутов. И я намерен воплотить свой план вплоть до мельчайшей детали. Нельзя допустить ни одну извилину, иначе все оборвется, и шансы тогда будут равны нулю.

- Итак... как же вас готовить? Вместе или порознь? – облокотившись на край стола, Хеймитч отпивает глоток вынутой из кармана жакета фляжки.

Здесь нужно решать сразу.

- Почему бы не вместе? – спрашиваю я, тем самым дав ответ.

- Ну, скажем, у тебя есть секретный прием или оружие.

Мы с Китнисс переглядываемся. Она и так знает, что из меня никудышный боец, если только закидать врагов мешками.

- У меня нет никакого секретного оружия, - отвечаю просто. Дальше обращаюсь к Китнисс. – А твое мне известно, не так ли? Отец делился со мной немало подстреленными белками. Это ведь ты их подстрелила, верно?

Китнисс обдумывает пару секунд и говорит окончательное решение:

- Готовь нас вместе.

На что я согласно киваю. Хеймитча, похоже, ответ удовлетворяет.

- Теперь к вашим умениям. Какими навыками ты обладаешь парень?

- Я - ничего, - пожимаю плечами. Не говорить ему, что умею рисовать. Сам понимаю - художество не оружие против трибутов на арене. – Если только хлеб печь.

Хеймитч мотает головой из стороны в сторону.

- А ты, Китнисс? Я уже видел, как ты орудуешь ножом.

- Не так чтобы очень. Умею и стрелять из лука.

- Насколько хорошо? – ей удалось заинтересовать нашего ментора, значит и спонсоры будут у ее ног.

- Довольно хорошо, - уклончиво отвечает она.

- Да она великолепно стреляет, - встреваю я, не в силах сдерживать похвалу об этой девушке. – Каждый ее выстрел точно попадание в глаз.

Китнисс поджимает губы и одаривает одним из своих грозных взглядов. В замешательстве спрашиваю про себя: что я опять не так сделал?

- Зато Пит силен, - вдруг выпаливает Китнисс.

- Что?

Я не понимаю, что она имеет ввиду с своим «зато Пит силен». Оценка со стороны Китнисс застает меня врасплох, но это как показалось только начало.

- Я видела, как он легко забрасывает стофутовые мешки. Наравне со своими старшими братьями поднимает не меньшие тяжести.

Походу она следила за мной, раз откуда такие познания?

- Мне обязательно выдадут мешки на арене, и я ими закидаю врагов. По-твоему выходит так? Мешки – не оружие, сама понимаешь.

Но Китнисс не переубедить, если она начала, то ее уже не остановить. Не обращает внимание на мою колкость и продолжает говорить Хеймитчу о выдуманных навыках.

- В прошлом году он выиграл второе место в рукопашном бою и то, уступив старшему брату, – поворачивается в мою сторону. - При возможности, если нападут, ты можешь защитить себя. А у меня нет шансов, будь соперник ближе, на вытянутую руку.

- Ты можешь преспокойно сидеть на дереве и отстреливать врагов. А если на меня нападут – я труп, в любом случае.

На этом Китнисс успокаивает свой пыл, но я только набираю обороты.

- Знаешь, что моя мать сказала, когда пришла попрощаться?

Китнисс внимательно слушает меня.

- Она сказала, что в этом году наш Дистрикт сможет победить. Вот только она это не обо мне.

- Чушь! Конечно о тебе, ты же ее сын.

- Нет, Китнисс. Она говорила о тебе, то есть о победительнице. Разве я смахиваю на победительницу?

Пытаюсь разрядить обстановку шуткой, но выходит она вымученной.

Взгляд Китнисс падает на булочку в моих руках и еле заметно шепчет:

- Все потому что кто-то мне помог.

Перед глазами встает давняя картина: худощавая девочка, приникшая к яблоне, беспрерывный дождь безжалостно хлестал по лицу.

- Любой на моем месте так сделал.

Она отрицательно мотает головой. Что этим слабым движением она пытается сказать?

- На арене тебе тоже помогут. Уверен, что отбоя не будет от спонсоров.

- Не больше, чем у тебя.

Устало смотрю на Хеймитча, ища его поддержки.

- Она совсем не понимает, какое впечатление производит на людей.

И ухожу к себе, оставив предложение повисать над ними, а Китнисс осмысливать, о чем я имел ввиду.

Неделя наступает незаметно. День стремительно надвигается. Не успеешь глазом моргнуть, как стоишь перед распорядителем Игр и думаешь, как же его удивить.

За последние дни тренировок ментор дотошно расспрашивал о каждом нашем шаге. Работали мы на износе, в поте лица проделывали боевые приемы. Оставшееся время уделяли своим интересам.

Китнисс пошла в секцию по вязанию узлов, я решаю посетить секцию маскировки. Исподтишка наблюдаю за сгорбившиеся фигурой над завязанным канатом. Китнисс с нахмуренными бровями стирает пальцы в кровь, покуда не добивается желаемого результата. В такой момент хочется запечатлеть на холст ее выражение лица: не прикрываемая гордость и блеск детской радости в глазах. Вот она движется в мою сторону, я в свою очередь торопливо прячу глаза, делаю вид будто заинтересован проделанной работой.

- Как ты это сделал? – девушка искренне дивится, во все глаза рассматривает мою левую руку.

- Смотри, - подхожу к ближе стоящему стволу дерева и прикладываю ладонь к коре. У Китнисс вырывается вздох удивления. Такое чувство сделал что-то несовершенное.

- В пекарне, было дело, торты украшал. Может пригодиться перед смертью?

Перевожу разговор в шутку, но Китнисс видимо не до смеха. Она укорительно смиряется меня одним из своих грозных взглядов и готова сказать что-то едкое. Я прерываю ее мысли еще на полуслове одним замечанием за ее спиной.

- У тебя хвостик завился.

Девушка оборачивается, но за спиной никого уже нет. Она догадывается, кто мог это быть.

- Кажется, ее зовут Рута.

Зато у Китнисс дружелюбие пропало напрочь – отвечает резче, чем обычно, даже бывав в дурном настроение.

- И что с того? Что ты хочешь предложить?

Не обращаю на проскользивший холод в голосе.

- Ничего. Просто поддерживаю разговор.

- Не нужно. Зачем притворяться наедине.

И вправду тренировочный зал опустел, и остались только мы одни.

После неважного общения мы больше не начинали попытки завязать разговор ни на публике, ни наедине.

И вот сейчас мы сидим в практически пустующей столовой, стремительно уходят строго по одному трибуты и обратно не возвращаются.

Сижу, склонившись над коленями, заламываю руки от нарастающего волнения. Искоса вижу, как Китнисс нервно трясет ногой. У самого сердце подпрыгивает в ожидании услышать свое имя, усилено бьется об грудную клетку, и вот-вот она разорвется. Идут секунды, медленно перетекают в минуты, а вокруг царит полная тишина, прерывающиеся на краткие вздохи. Тянущие ожидание.

- Пит Мелларк, - доносится грубый голос из динамиков.

Пришла моя очередь. Поднимаюсь со скамейки, бросаю взгляд на Китнисс – она несколько секунд обдумывает, лишь затем выпаливает:

- Выложись по полной.

- Так и сделаю, - дарю ей несмелую улыбку и следую туда, откуда доносился голос из громкоговорителя.

Толкаю железную дверь вперед. Зал оказывается просторным: множество секций, все необходимое для показа. Наверху, в выступе располагаются статные люди от спонсоров до распорядителей.

Меня охватывает чувство отчаяния, ведь они слишком долго ждали и вряд ли у меня что-нибудь выйдет. Привлечь их внимание не так легко, как может показаться. Если учесть, что я не профи как Катон или взять Марвела. Не такой проворливый как Рута и не умен как девушка из 5 Дистрикта. Не владею стрельбой из лука как Китнисс. В рукопашном бою мне ничего не светить, если все парни превосходят меня по силе и массе. Я не охотник. А напросто пекарь из дальнего Дистрикта. Правильно тогда сказал мне Том – я и мухи не обижу.

Прогоняю сомнения прочь и твердым шагом направляюсь к грузам на стойке.

Поочередно кидаю шары разной тяжести, при этом самые малые сменяются на все крупнее и тяжелее.

С какой силой я бы не кидал шары, распорядители не собираются почтить меня своим вниманием. Их фаворитом сегодняшнего вечера располагается жареный поросенок с яблоком во рту. Они увлечены беседой, не обращают внимания. Им нет дела до простого трибута! Через пару дней меня ждет гибель, а они поглощены процессом поедания чертовой свинины! Это сильно бьет по самолюбию.

Единственный оставшийся шар привлекает мое внимание. Он намного больше по диаметру в отличие от всех остальных, что я кидал, отчего руке непривычно держать такую тяжесть. Раскачиваю из стороны в сторону и затем перекидываю через плечо, как можно дальше. Звучит противный писк предвещающий завершение моего показа. Ни одной реакции с их стороны.

Главный распорядитель счел поощрить меня своим вниманием.

- Благодарим, мистер...

- Мелларк. Пит Мелларк. Дистрикт 12.

- Можете быть свободным.

В порыве гнева быстрым шагом удаляюсь из зала.