Любой ценой

— Располагайся. Не хоромы, конечно, но...

Мы забежали в один из жилых домиков, предназначенных только для женщин. Я с облегчением обнаружила, что кошек и чемодан уже доставили в Алину комнату. Маленький прямоугольник жизненного пространства, две койки, две тумбочки, шкаф и кусок зеркала, висевший на стене возле окна. Я тяжело вздохнула, пытаясь смириться с новыми условиями. Повезло, что кошачьи лотки я захватила из дома, а ещё у нас было два санузла на весь дом.

— Как пусто...

— А чего ты ожидала? В сложное время живём. 

Меня поражало то, с какой лёгкостью Аля приспособилась к новому миру. Их словно создали друг для друга. Меня же всё ещё мутило перед сном от воспоминаний о людях, которым не повезло встать между мной и продуктами. Обожжённые лица, пробитые колени, дыры в рёбрах, размозжённые черепа...

— Расскажи про Эда, — попросила я, желая отвлечься от подступавшей тошноты.

Рыжая бросила в мою сторону короткий заинтересованный взгляд, хмыкнула и развалилась на койке.

— Он странный, думаю, ты заметила. Все заметили. "Вознесение" — что-то вроде секты, но меня это не пугает. Эду плевать, веришь ли ты в его идеи,  главное выполнять порученные задания без халтуры. 

— Его идеи? — Спросила я, досадливо разглядывая явно перерытый кем-то чемодан. 

— Ну, он шизотерик. Верит, что мертвяки появились из-за перехода планеты в пятую мерность. Мол, они не осилили трансформацию и должны быть уничтожены. Ну, знаешь, вся эта мужская фигня про сегрегацию. Хорошо ещё, что лагерных не делят по национальностям, — процедила она сквозь зубы.

Я на секунду зависла с флисовой кофтой в руках. 

— Так почему ты здесь?

— Я хочу выжить. Любой ценой. Хочу доказать отцу, что не слабачка, — Аля насупилась и сложила руки на груди. 

Раздался настойчивый стук. Не дожидаясь ответа, незваный гость резко распахнул дверь. Я напряглась. Алла моментально вскочила и вытянулась по струнке.

— Вольно, —  скомандовал мужчина. 

Седые брови на моложавом лице вкупе с медной копной завитушек сбивали меня с толку. Я не могла определить возраст незнакомца, что-то между тридцатью и пятьюдесятью. Мясистое, шкафообразное тело в камуфляже грузно нависало над нами, заполняя собой всю комнатушку. Я сглотнула.

— Цела?

— Так точно, — ответила Аля, глядя строго перед собой.

— Остальные?

— Были отрезаны в Балашихе организованной группой противников, — отчеканила она.

Мужчина нахмурился и шумно вздохнул.

— Рад, что ты жива, — бросил он, поджав губы. — Завтра в три на полигоне.

Седобровый незнакомец развернулся и, не прощаясь, вышел на улицу. Я недоумённо уставилась на рыжую. 

— Здесь у всех аллергия на прощания?

Аля грузно осела на койку, опустив голову на дрожащие ладони. Я бросила перебирать вещи и присела рядом, мягко растирая окаменевшие плечи воительницы.

— Знакомься, мой батя, — глухо отозвалась она.

Я почувствовала, как поднялись брови и напряжение скопилось во лбу.

— Твой? В смысле... Очень тёплая встреча двух родственников, я сразу же догадалась. Логично, — затараторила я.

Она хрипло рассмеялась и посмотрела на меня покрасневшими глазами.

— Прощаться — плохая примета, — пухлые губы изогнулись в кривой ухмылке.

***

С трёх до шести вечера Борис Викторович гонял нас (меня, Алю, Лешего и ещё человек пятнадцать, чьи имена я даже не узнала, не говоря о запоминании) по полигону, крича на ухо каждому упавшему, что тот сгниёт в овраге, сожранный мертвечиной.

— Ты не говорила, что твой отец монстр, — задыхаясь прохрипела я.

После тренировки горели не только мышцы. Мне казалось, тело полностью состояло из огня. Жгла кровь, кожа, даже волосы полыхали. Никогда в жизни я не пробегала три километра за десять минут, не падала со стен и не харкала кровью. С почином.

Мы привалились к груде припорошенных снегом брёвен, пытаясь придти в себя. Аля не успела ничего ответить, рявканье отца заставило её через силу подняться и уйти по делам. Что-то случилось на стене. Я осталась в одиночестве, борясь с замёрзшей жестяной флягой. Пить хотелось неимоверно.

— Я помогу, — послышался тон, не терпящий возражений.

Эд материализовался из ниоткуда и, особо не церемонясь со мной, мягко забрал флягу. Сил сопротивляться я не нашла, хоть меня и пугал этот человек. Никто в здравом уме зимой не стал бы расхаживать по улице без пуховика. А он, как и вчера, спокойно стоял на морозе в белоснежной рубашке, закатав рукава по локоть. 

Когда Эд забирал флягу, меня обожгло тепло его рук. От него исходила сумасшедшая энергия. Казалось, даже снег под его ногами таял. Я тряхнула головой, пытаясь скинуть наваждение: живой человек не мог отапливать собою улицы.

— Пей, — сказал он всё тем же тоном.

Я осторожно приложила жестянку к губам и с удивлением обнаружила, что она не примерзала к коже. Вода внутри была комнатной температуры, хотя фляга три часа пролежала в сугробе. Я с жадностью глотала воду, игнорируя присутствие мужчины.

— Как прошла первая тренировка? — Спросил он, глядя прямо на меня.

Не дожидаясь ответа, Эд присел на корточки и приложил руку к моему лбу. Как и вчера, я ощутила невероятную лёгкость. Боль отступила. Тело больше не жгло и я прекратила задыхаться.

— Не сдохла и ладно, — оборонила я, закрывая флягу. Играть в гляделки сегодня не хотелось. 

— Боевой настрой — это хорошо, — Эд тепло рассмеялся, помогая мне встать. — Советую прогуляться до стены. Там сейчас будет зрелищно.

Он загадочно улыбнулся. Всего на мгновение я отвернулась, глядя в ту сторону, куда ушла Аля.

— А мне то что? — Спросила я у пустоты. 

Никого рядом не было.