ПЕРФОРМАНС

Вход обозначен крестом, и возле этой метки стоит резкий запах свежей краски. На пороге я мнусь не дольше минуты. Не найдя звонка, аккуратно тяну за ручку.

Открыто. Хоть какое-то облегчение.

Я не знаю, угадала ли со временем — сама себе назначила. Ничего тогда не успела спросить, потому что оказалась вдруг в чёрном списке, а диалог исчез. И это странно.

Ещё одна странность: больше здесь никого и ничего, одни стройматериалы вперемешку с мусором. Я захожу в помещение, похожее на склад: стены голые, в углу составлены деревянные поддоны. Везде валяются длинные обрезки пластиковых труб. Мебель призрачная, обтянутая плёнкой. Безликая, одни стеллажи. О том, что это игровая зона, говорит только горящая под потолком красная подсветка камеры.

Всё это смахивает на дурацкий пранк. На проверку, прибегу ли я по первому свисту? А я прибежала, не могла не. Ну, как прибежала. Специально пришла гораздо позже, чем собиралась.

Двигаюсь дальше, к черноте необрамлённого прохода. Фонариком смартфона освещаю дорогу. Пол расчерчен, так что эту комнату наверняка ещё поделят. Следующая обставлена намного лучше — забита старыми мониторами и проводами. Это явно элементы антуража, потому что на экранах мерцает одинаковая глитчевая заставка.

Здесь я забываю об окружении, потому что слышу мелодичное насвистывание — мотив знакомый. Получается, я тут всё-таки не одна, даже лучше: меня ждут. Тестовая игра оказалась предлогом, но я расслабляюсь окончательно. Стучу по стене, обрывая свист.

Высокое кресло у мониторов поворачивается, в нём сидит человек. Он кладёт на стол позади себя странную вещь, назначение которой мне неизвестно. Проволока с двумя ручками на концах?

Приветливо (?) мне машет. Я недоверчиво его осматриваю.

Ни единого сантиметра голой кожи: мешковатый чёрный комбинезон, берцы и перчатки, что-то вроде тактической маски с непрозрачной линзой визора под натянутым капюшоном. Выглядит очень киберпанково. Яркая деталь — область рта на маске заклеена серебристой полоской скотча. Моток той же ленты висит у него на ремне.

Насладившись произведённым эффектом, он с усилием поднимается и медленно, как-то дробно подходит ко мне. Изучает, заглядывая с обеих сторон и неестественно поворачивая свою голову без лица. Движения такие угловатые и разбитые, как будто части его тела изолированы друг от друга. В детстве я любила танцевальные шоу с выступлениями хип-хоп команд. Это чем-то мне их напоминает.

— Привет. Я не знала, ко скольки, так что прости, если заставила себя ждать...

Вместо ответа он опускает голову и плечи, чуть пошатывается и замирает неподвижно. Типа, выключился. Типа, "забей"? "Мне пофиг, я не настоящий"? Потом оживает и протягивает мне руку. А когда разжимает кулак, на ладони лежат три маленьких кубика: зелёный, жёлтый и красный.

— Обкатываешь персонажа? — негромко спрашиваю я.

Свободной рукой он изображает, будто застёгивает себе рот.

— Персонаж немой, — понимаю.

Актёр показывает мне большой палец — "Молодец" — и потрясает ладонью с кубиками.

Заметно, что роль сегодня другая. Пластичная, со странным чувством юмора. Что жутковато сочетается с абсолютной бесстрастностью "лица" и молчанием. Но движения выразительные, я всё легко понимаю.

Из кубиков я выбираю красный, всегда его беру. Красный кубик — моя тема, дайте два. А он прячет кубики по многочисленным карманам и отодвигает пальцем отворот моей куртки. Жестом посылает её в сторону.

Окей, куртку я снимаю, и, немного подумав, вешаю на спинку кресла. А в следующий момент вдруг отрываюсь от пола.

Актёр несёт меня дальше. Я чувствую, как глубоко под одеждой безупречно работает его тело. Двигаться так ломано — ещё и с утяжелением! — явно непросто, но походка у него пружинящая, уверенная. Он в хорошем настроении. Наверное, потому, что нам здесь никто не мешает. За нами не следят оператор и другие игроки. Только камеры. А это зачем, кстати, нужно?

Теперь мы в морозильной комнате с блестящими стенами. Просторно, никакого хлама. И из всех уже знакомых мне видов перемещения этот самый приятный. Ровно до того момента, пока комната не начинает кружиться точно карусель. Меня вертят, как родители иногда развлекают своих маленьких деток. Вау, это даже весело! Хочется кричать или смеяться, но я только аккуратно всхлипываю, когда вдруг возвращаюсь на ноги.

Сердце, напротив, оглушительно колотится. Готова поклясться, что я уже раскраснелась, ладони, по крайней мере, вспотели ужасно.

Два острых зубчика впиваются мне в плечо. Оборачиваюсь и рефлекторно дёргаюсь. Это, что, шокер? Он отстраняет устройство и нажимает на кнопку — то выплёвывает электрический треск и короткие голубоватые вспышки.

— Эй, от такого можно и отъехать.

Он кивает и нажимает ещё раз.

Ну, ладно, это вот действительно страшновато. Я предпринимаю забавную попытку бегства. После испытания вестибулярного аппарата бегу я, как полная идиотка — все стены мои.

Это никак не походит на настоящую погоню. Он идёт следом, пока я спотыкаюсь и расставляю руки, чтобы удержать равновесие. Если бы не эта игра в молчанку, мы бы наверняка смеялись.

Постоянно оборачиваюсь. Углубляемся в лабиринт полумёртвых синих помещений.

Наконец, путь остаётся только один: в конце очередной комнаты есть какой-то лаз, прикрытый завесой из лентами нарезанной плёнки. Я подлетаю к нему и опускаюсь на корточки, торопливо забираюсь внутрь. Только вот это не лаз, а просто очень глубокая ниша... По крайней мере, пока. Устраиваюсь внутри, облокотившись на фанерную заслонку.

Отодвинув прозрачные полоски, он клонит голову набок.

— Я в домике, — заявляю я.

Неожиданно это срабатывает, он отпускает полоски и уходит. Обнимаю колени руками.

Какое-то время его нет, затем возвращается... с ломом. Ладонью прикрывает заклеенный рот — упс, кажется, с домиком покончено. Глумливый, блин. Я глупо улыбаюсь и уже не протестую, когда он тоже забирается внутрь и застывает надо мной. Тяжело и прерывисто дышит, а я теперь умею только ждать.

Он вдруг задирает свою немую маску, что, наверное, делает его слепым, зато открывает нижнюю часть лица. И... целует меня.

Сначала мне кажется, что я жую сигареты. Интересно, сколько он выкурил?.. Но его язык не позволяет надолго отвлечься. Острые зубы грубо ловят меня и тут же отпускают невредимой. Пахнет он не столько табаком, сколько вообще дурным районом или заброшкой: сыростью, дымом, застарелой кровью, какой-то химией. Грубая ткань комбинезона царапает, как наждак. Ощущение веса его тела лучшее в мире.

Коленом разводит мне ноги — эй, грубовато. Расстёгивает мою кофту. Вот и нет больше кофты...

Он горит так, что жар от него, как от печки, а дышать всё быстрее становится нечем. Кажется, что пол под нами проваливается, и мы мчимся туда, где нам самое место — в ад. Шокер брошен в другом помещении, но электричество всё равно прошивает насквозь, потому что мы — целое, несмотря на оставшиеся слои ткани.

И я легко могу представить, как это было бы без них.

Спутанные волосы липнут к лицу и лезут в рот, я пытаюсь их убрать, но ему это безразлично. Наконец, устав от моей возни, он прерывается и, подняв голову, чтобы хоть что-то видеть, собирает все пряди, прячет их мне за уши.

К этому моменту он растерял все свои жуткие замашки и стал похож на нормального парня. Как будто даже на щеках проявляется румянец. Или так кажется из-за подсветки? Подставляя огню шею, я запрокидываю голову — прямо над нами светится красный огонёк видеонаблюдения. Я лихорадочно соображаю.

Он максимально обезличен, анонимизирован и упрощён. Похож на тень или невидимку. Что от него останется на записи? Силуэт пустоты, аккуратно вырезанный контур. Что останется от меня? Его инверсия — мутная белая область, #ffffff кожи и волос? Или вполне различимые лицо и тело?

Стриминг был моей мечтой, но целый год после того, как собрала компьютер и докупила всё необходимое оборудование, камеру я не включала.

Я тогда ещё не разобралась, как в Питере получать товары по почте, и за многим ходила в оффлайновый магазин. Вебку я тоже там присмотрела — это была ошибка.

Выбрала не из дешёвых, для хорошей картинки. С автофокусом, оптическим зумом и всем таким. А консультанты уже запомнили меня, без конца слоняющуюся по рядам или сидящую в отделе выдачи.

И вот я на кассе. Ровно в тот момент, когда товар был пробит, и сдать заднюю стало уже неудобно, двое работников зала переглянулись с противными улыбками, а до меня донеслось слово: "Вебкам".

Конечно, я догадывалась, что это. Пару раз натыкалась, когда искала работу. Но в моём мире приватные шоу в видеочатах по-настоящему даже не существовали.

И в тот момент открытие как я выгляжу со стороны, стало для меня ударом. Чуть позже я поняла, что любая девушка-стример в глазах подобных людей точно вебкам-модель. Даже если на Твиче, а не на Чатуре. Даже если тема — игры, а не игрушки. Всё равно раздевается, продаётся. Выезжает чисто на интересе противоположного пола.

Потом я познакомилась с ребятами и как-то незаметно стала-таки проводить эфиры, без вебки. Парни тогда постоянно допытывались, почему я не хочу использовать свой козырь. Я рассказала. И поначалу сильно об этом пожалела. В основном Ромка, но и Артём, бывало, тоже, стали подшучивать над этой темой, затем всё ощутимее издеваться. Короче, они выстебали меня по полной. Даже общаться с ними уже не хотелось. Но кое-что это дало: злилась я уже сильнее, чем боялась. И в очередном эфире всё-таки показалась, назло. Себе, ребятам и консультантам.

Это разбило убеждение, что меня вообще не должно быть в кадре.

Это укрепило убеждение, что меня не должно быть в кадре в таком контексте.

Происходящее мне настолько нравится, что я даже готова этим убеждением поступиться. При условии, что героиней возможного компромата буду не одна.

Я тянусь к его задранной маске, намереваясь снять её окончательно — но только дотрагиваюсь до матовой поверхности, как он опускает маску в нормальное положение и хватает меня за руку. Затем находит вторую и, придерживая их, снимает с пояса катушку скотча. Обматывает мои запястья крепко прижатыми друг к другу и отбрасывает связанные руки прочь, мне за голову.

Урок усвоен, но маска остаётся надетой полностью. Видно, я не оправдала доверие и поцелуев больше не получу.

— Сними пожалуйста.

Молчаливое "Нет". Он занят молнией на моих джинсах. Всё это начинает меня серьёзно напрягать.

— Тогда я ухожу.

Никакой реакции.

Я забрасываю связанные руки влево и, кое-как оперевшись на один локоть, подбираюсь до сидячего положения, выскальзываю у него из рук. Он ещё сильнее ожесточается: пытается выпрямить мои ноги и своим весом удержать их в таком положении. От былой симпатии и следа нет. Это уже походит на реальную борьбу.

— Эй, хватит, ясно? Остановись! Стоп...

На секунду он и впрямь замирает, выражение у маски такое внимательное. Но это поздно, потому что я уже замахнулась. Я пинаю его в живот со всей дикостью, на какую способна. Его немного отбрасывает, он сгибается, совершенно, похоже, обескураженный, но не произносит ни звука.

Я выползаю прямо по нему, с облегчением выкатываюсь наружу. Едва коснувшись холодного пола, вскакиваю на ноги и несусь обратно, ко входу. На бегу хватаю свою куртку. Я уже вижу свет уличного фонаря, когда что-то падает у меня за спиной. Слышится топот ног.

The game crashed.

Ох, только не это.

The crash report...

Вход обозначен крестом, и возле этой метки стоит резкий запах свежей краски. Нафига я сюда вернулась? Голова болит просто ужасно.

На пороге я мнусь не дольше минуты. Не найдя звонка, разворачиваюсь и ухожу.